Олег Васильевич Северюхин
Космонавта никто не ждал. Спорные тайны
– Я согласен, – почти крикнул я.
– Вот и славно, – сказал мой учитель, – отгуляете свой первый офицерский отпуск, а в предписании будет сказано, куда вам нужно будет явиться для дальнейшего прохождения службы.
Пять лет учебы пролетели незаметно. Еще недавно я был неопытным первокурсником, а сейчас мой наставник разговаривает о моей офицерской судьбе.
Выпускная церемония отработана десятилетиями и ничего особенного собой не представляет. Никаких таинственных посвящений в особую касту. Построение в парадной офицерской форме. Выдача дипломов. Рукопожатие. Напутствие. Официальный банкет и его продолжение в ресторане.
В мое время в рестораны дозволительно было ходить и курсантам. Позволительно по положению и по деньгам. Сейчас в рестораны можно ходить только с большими деньгами.
Постоянной женщины у меня не было. В ресторане я познакомился с ослепительной женщиной чуть постарше меня. Как вам описать ее? Опишу просто – королева. Какого царства? Любого. Любым царством командовать сможет. На конкурс красоты? На любой и будет мисс любого уровня. Какие-то крылья подняли нас, понесли и принесли в ее квартиру.
– Дышала ночь восторгом сладострастья, – сказал бы поэт.
У меня не было слов. Но под утро я проснулся от женских рыданий.
– Что с тобой, – обнял я ее за плечо.
– Ну, почему же я не могу найти себе принца или дворянина, – плакала она. – Вот ты офицер в блестящей форме с золотыми погонами, а трахаешься точно так же как водопроводчик или милиционер…
Я был в некотором недоумении, считать это оскорблением либо простой констатацией факта? Остановился на втором варианте.
Рядом с настоящей королевой и мужчина будет настоящим королем. Сусальное золото является золотом до тех пор, пока к нему никто не притрагивается. А как начнешь его трогать, и вся позолота стирается. Так и с чувствами. Нельзя их подвергать трению бесконечное количество раз. Вероятно, и этой женщине была уготована судьба быть женой или любовницей водопроводчика.
Дома восторги по поводу приезда офицера. Первым в роду стал офицером и получил высшее образование. Это событие.
Нашел время и наведал в домик, где жил ведун. Он был еще жив.
– Пришел, соколик, – приветствовал он меня, ставя чай и наливая янтарный мед в блюдечко. – Я знал, что ты появишься. Офицером вот стал. Стал и настоящим мужиком, который кровушки понюхал и женщину познал. Пора делом заниматься, а не приключения искать. У тебя вон пушки на петлицах, а ведь недавно ты был в синей форме летчика, поэтому и путь у тебя в космонавты.
– Я всего лишь инженер по ракетам, – сказал я, – и космос буду наблюдать со стороны.
– Ты слушай, чего старик тебе говорит, и не перебивай меня, – сказал ведун. – Учись всему, что тебе под руку подвернется. Бесполезного знанья не бывает. И никогда не сомневайся в своих силах и возможностях. Мечтай. И полетишь в космос. Еще там Аэлитку подцепишь и будешь скучать по ней.
– Оно бы хорошо, – улыбнулся я, – да вот только нет нигде населенных планет, чтобы лететь туда. Да и к нам никто не прилетит.
– Искать нужно, – сказал старик. – Бог вездесущ и поэтому люди не одиноки. Кто в Бога не верит, тот не верит в то, что мы не одиноки во Вселенной. Вот тебе крестик медный. Носи и не снимай его. Он тебе поможет.
Ведун засмеялся и погладил меня по голове.
МНС. Младший научный сотрудник
Москва встретила приветливым солнцем и какой-то домашней суетой. Институт находился в Подмосковье. Нашел быстро. Отдел кадров. Представление начальнику института.
– Товарищ генерал-майор, – чеканил я, – лейтенант Снежинин для дальнейшего прохождения службы прибыл.
Любой рапорт напоминает грамматическую форму персидского языка: можешь говорить что угодно, а вот глагол в именной и временной форме будь добр поставить в конец предложения.
– Так-так, Снежинин говоришь? – генерал-директор НИИ встал и обошел вокруг меня. – Снежинин. Смотри, нашим барышням глаза не запороши и стул подо мною не пили, а не то я загоню тебя туда, куда Макар телят не гонял и не увидит история нового Эйнштейна. Понял?
– Понял, товарищ генерал-майор, – отчеканил я.
– А раз понял, – сказал генерал, – то желаю тебе удачи на первом месте службы. Надеюсь я на нашу молодежь и нисколько не боюсь за свой стул, достойного сам посажу в него. А сейчас иди, твой начальник лаборатории уже заждался тебя.
Я четко повернулся и вышел. Настроение боевое и хорошее. Где тут горы, и в какую сторону их нужно сдвигать? Хотя, я русский, а русский в гору не пойдет, русский гору обойдет. Хотя вот в Китае был один мужик по имени и фамилии Юй Гун. Построил он себе дом под горой и через несколько лет вдруг заметил, что гора загораживает от него солнце. Солнце он не мог передвинуть, поэтому решил передвинуть гору. Несколько поколений Юй Гунов копали гору и землю в корзинках переносили в другое место. И все-таки перенесли гору. Вообще-то, они быстрее бы разобрали дом и перенесли его в другое место, но сам факт передвижки горы говорит о том, что китайцы могут нас догнать и перегнать, поэтому и нам самим нужно двигать горы, чтобы быть во всем впереди.
– Ну-с, с прибытием на Большую землю, сынок, – приветствовал меня мой учитель. – Вот твоя лаборатория, вот твои коллеги, вот твой стол. Осваивайся. Знакомься с людьми, входи в курс дела.
– А что я буду делать? – спросил я.
– Пока не знаю, но займись вот этими часами. Осмотри их и скажи свое мнение, для чего они нужны и стоит ли заниматься ими дальше, – сказал подполковник с оружейной фамилией Федоров, но с необыкновенными способностями видеть то, что не видит никто.
– А чем мы здесь будем заниматься вообще? – спросил я.
– Трудно сказать, – ответил учитель, – мы находим непознанное, познаем его и отдаем людям. Мы – Прометеи, забираем у Богов то, что они прячут от людей. Не часто удается что-то взять и поэтому начальство клюет нашу печень, требуя составления планов, отчетов, взятия повышенных обязательств и вызова на соревнование соседних лабораторий по изготовлению того, не знаем чего. Не торопись все узнать. Если кто-то спросит, чем мы здесь занимаемся, поверти пальцем у своего виска и от тебя отстанут с расспросами. Моя конторка вот там, заходи, как возникнут вопросы. Крупные вопросы. С мелочами тебе помогут коллеги.
И я окунулся в науку. Начал с часов. Сел и стал смотреть, как устроен механизм и что здесь может быть странного. Часы как часы. Тикают. Отделка хорошая. Не уступят никаким элитным швейцарским. Часами занимался в училище, часами стал заниматься и здесь. Что-то в этих часах есть, раз учитель поручил их мне. Неужели мне нужно было оканчивать высшее военно-инженерное училище по ракетному профилю только для того, чтобы стать часовым мастером в офицерских погонах? Нет. Это мой профессиональный экзамен, экзамен на инженера и на ученого, поэтому я должен дать полную характеристику этим часам, чтобы зарекомендовать себя специалистом и получить настоящее научное задание по специальности.
Сотрудникам лаборатории я был представлен перед обеденным перерывом. Начальник лаборатории собрал всех офицеров, численностью четырнадцать человек и представил меня – пятнадцатого.
– Очень приятно, – молча сказали они мне, – потом познакомимся, что ты за снежинка, упавшая нам на голову.
В своем письменно-рабочем столе я нашел тетрадь амбарного типа, разграфленную на строчки и колонки. Стандартная – сто листов, листы проколоты по центру ближе к корешку и прошиты толстой суровой ниткой, связанной узлом, приклеенным бумажкой к форзацу. Понятно. Тетрадь для секретных записей. Придет начальник канцелярии, поставит штамп с грифом секретности, штамп с инвентарным номером, еще один штамп сзади у приклеенной бумажки и впишет, что в данной тетради пронумеровано, прошнуровано и скреплено печатью 100 (сто) листов. Распишется и даст мне расписаться в книге выдачи, чтобы я каждый день сдавал ему эту тетрадь, и каждый день получал ее для работы.
– Серьезная организация, – подумал я, – но это завтра, а сегодня я буду заниматься порученным мне делом, делая записи для памяти.
Мне не сказали, можно или нельзя разбирать эти часы. Но раз эти часы делал не я, а часы исправны, поэтому нет надобности разбирать их, благо и крышка часов прозрачная, как у современных дорогих часов. Мне поставили задачу изучить часы, но не разбирать часы. Если человек изучает человека, то он же не разбирает его на части. Он общается с человеком, гладит его, осматривает и делает свои выводы. И механизм тоже можно считать живым существом, пока он действует, поэтому и мы будем изучать его визуально.
Часы были странны тем, что на циферблате были двух- и трехзначные цифры. 12, 111, 102, 93, 84, 75, 6, 57, 48, 39, 210, 111. Математические действия с цифрами результата не дали и не показали каких-то закономерностей. Как будто кто-то собрался использовать циферблат слева направо, то есть по часовой стрелке и справа налево – против часовой стрелки и поэтому цифры двухзначные, – где противолежащие значения часов однозначные и трехзначные, где значения однозначные и двухзначные. Общие значения 12 и 6. Может быть, мой вывод был и не таким правильным, но какое-то чувство исследовательской гордости я уже испытал.
При осмотре механизма первое, что мне бросилось в глаза, и о чем я сделал первую запись в книге – у часов отсутствовала заводная головка. То есть не было механизма завода часов и перевода стрелок. А вот почему так? Вы-то сами как думаете? Пришли в магазин, и продавец предлагает вам товар без механизма завода часов и перевода стрелок?
– Да, – скажет он, – такому механизму эта ручка без надобности, потому что часы заводятся один раз и на весь век, а точность такая, что из Москвы будут звонить узнавать, сколько времени, чтобы настроить эталон часов.
А ничего другого в голову и не приходит. Самый глупый вывод, но я его записал. Не всегда глупый вывод бывает глупым. Если вы чего-то не знаете, то не воображайте себе то, что этого быть не может. Может. Еще как может. Вот, вспомните, например, барона Мюнхгаузена и тот случай, когда он вытащил из трясины лошадь и себя тем, что начал тащить себя за волосы вверх. Смешно? А почему никто не смеется над тем, что когда велосипедист подъезжает к тротуару, то тянет велосипед за руль вверх, колесо поднимается и он въезжает на тротуар? Так что и Мюнхгаузен не сильно врал про свое чудесное спасение.
Смотрим дальше. Если нет ручки подзавода, то какой же двигатель часов, который управляется сам по себе? Что это за вечная пружина, которая задает импульс маятнику? Двигатель я нашел, но пружины у двигателя нет. Я как-то не особенно понял, как работает двигатель, но были какие-то смутные подозрения, что я имею дело с электроникой, причем с такой электроникой, которая может работать сама по себе в течение длительного времени. Только эту электронику я никак не мог найти. Маятник продолжал крутиться, делая рабочий поворот точно за секунду и точно шестьдесят раз в минуту.
На часах есть рычажок, который переводит вращение стрелок в обратную сторону, то есть, как это ни странно звучит, против часовой стрелки. В принципе, ничего странного в этом нет. Мне приходилось видеть часы, у которых стрелки идут в обратную сторону или в обратную сторону вращается циферблат.
Когда я учился в школе, мы всем классом ездили в ознакомительную поездку в одну южно-уральскую область, где делают знаменитые карманные часы с цепочкой. Часы с обратным ходом стрелок и циферблатов делали на экспорт по заказу капиталистических и социалистических стран. Я человек по натуре любопытный, сунул свой нос дальше, чем нам позволяли, и увидел часы с гербами и портретами президентов других стран на откидных крышках. И еще увидел раскрашенные часы. На циферблате нарисован гусар с усами. Вот он подносит руку к усам, а у него из штанов вылезает кое-что. А в это время прекрасная пейзанка нагибается для сбора крупных ягод клубники. Он руку опускает и это тоже исчезает. И пейзанка разгибается. Работает как маятник, но меня быстро усмотрел работник завода, и вывел из запретной для простых смертных зоны. Я слышал, как он говорил кому-то, что это спецзаказ для Германии.
Мне никто не мешал проводить мои исследования, и никто как бы не обращал на меня внимания, но все с готовностью предоставляли нужные для работы приспособления и измерительные приборы.
Вечные часы
Следующий день исследований был посвящен рассматриванию всех деталей с помощью микроскопа. Молодые глаза хорошо. Часовая лупа еще лучше. А вот микроскоп мне сказал больше, чем я думал. Я нашел шестерню, которая обеспечивает движение стрелок в обратную сторону. Тонкий механизм, без преувеличения можно сказать – часовой. И только микроскоп мне открыл глаза на то, что подшипниками скольжения для шестеренок и анкеров являются не рубины. По стандарту, камнями, используемыми при изготовлении часов, являются природные или искусственные рубины и сапфиры, гранаты, а также алмазы. Здесь, как мне показалось, либо алмазы, либо кристаллы кварца. Если есть кварц, то в качестве двигателя используется кварцевая колебательная система с определенной частотой колебаний. Нашел и источник питания, но только таких элементов я никогда не видел. Что же, исследование закончил. Электронно-механические часы с частотой колебания маятника 60 поворотов в минуту.
Стараясь быть скромным и пряча распирающее меня чувство собственного достоинства, я вошел в кабинет учителя. Доложил. Сказал, что исследование элемента питания делать не стал, так как не специалист в этом вопросе, но года полтора часы буду идти хорошо.
– А если они будут идти дольше? – спросил подполковник.
– Могут протянуть и два года, но затем нужно менять батарейку, – бодро ответил я.
– А если они лет сорок или сто без остановки пройдут, ты это себе можешь представить? – спросил меня учитель.
– Если будет атомное питание, то они могут идти и дольше, был бы механизм целый, – согласился я.
– Резонно, – сказал начальник лаборатории, – а что еще странное ты увидел при проведении исследования?
– Больше ничего, товарищ подполковник, – как-то с расстановкой сказал я, лихорадочно соображая, что же я мог пропустить. Вас, может быть, удивит, что я к учителю обращаюсь как-то обезличенно, как будто у него нет ни имени-отчества и фамилии. Есть все, но тогда молодые офицеры не обращались к старшим по имени-отчеству, а потом наступили те времена, когда имя начальника оказалось засекреченным и остается засекреченным и до сегодняшнего дня.
– А что изображено на крышке часов? – спросил учитель.
– Снежинка, – ответил я и покраснел. Неспроста эта снежинка оказалась там. А я на нее обратил внимание только как на простое украшение или как на какой-то фирменный знак.
– Так вот, лейтенант Снежинин, – сказал учитель, – это ваш личный знак. Эти часы вы будете носить на руке постоянно, и проводить дальнейшие исследования над ними. Питание пока не прошло апробацию, но по расчетам оно не должно закончиться и через пятьсот, и через тысячу лет, потому что теоретический период полураспада заключенного там изотопа измеряется десятками тысяч лет, просто не было времени подтвердить этот расчет на практике. Часы изготовлены из особопрочных материалов, снять их не удастся, они изготовлены персонально для вас и даже кварц генератора рассчитан на частоту вашего сердцебиения – шестьдесят ударов в минуту. На эту вашу особенность я давно обратил внимание. У вас сердце тренированного человека, хотя вы не злоупотребляете физическими занятиями и откровенно ненавидите бег в любой форме. Врачи говорят, что в этом нет ничего страшного. Стабильный организм, а стабильность в нашем деле важное качество. Вы должны слиться с часами и должны работать в унисон. Не бойтесь, явления резонанса не произойдет. Ваш организм этого не допустит, но нам нужно смотреть, что будет происходить с вашим организмом.
– Сколько же лет будет продолжаться этот эксперимент? – спросил я.
– Те, кто придут на смену мне, продолжат это дело. Не волнуйся, ты не останешься без внимания, – улыбнулся мой начальник.
– Так я постоянно буду под колпаком? – Мое удивление граничило с возмущением.
– Никто за тобой следить не будет, – успокоил меня подполковник. – Пока еще не разработана система, которая позволяла бы определять местонахождение человека на местности. Для этого нужно иметь много спутников, аппаратуру, поддерживающую связь со спутником и передающую информацию о местонахождении. У американцев есть достаточно перспективные разработки. Наши партия и правительство поставили нам задачу работать в этом же направлении. Но для тебя есть особая задача. Ты, как мне помнится, мечтал стать космонавтом. Мечта еще сохранилась?
А я уже не знал, хочу я стать космонавтом или не хочу. Стать космонавтом, значит – обеспечить себя на всю жизнь. Будет положение, квартира, зарплата, карьерный рост и все такое прочее. Если меня не пустили в летное училище по здоровью, то как меня возьмут в космонавты? Отказаться тоже глупо. А вдруг это не шутка и я откажусь от своего шанса. Поэтому я и сказал бодро:
– Так точно, товарищ подполковник, готов в любой момент.
– Добро, – сказал начальник, – давай сюда руку. – Он взял часы надел мне на руку и защелкнул замок браслета. – Вот ты и обручился с космосом. Поздравляю тебя. О нашем разговоре никому. Ты переводишься на особый режим жизни. Будешь проходить подготовку и жить нормальной жизнью. Дам один совет. Не заводи семью. Общение с женщинами не противопоказано. Но не доводи дело до женитьбы и до скандалов. Неприятно быть на заседании партийной комиссии, а тебе как кандидату в члены партии нужно быть образцом поведения и работы. Давай, иди. И постарайся приобрести себе энциклопедические знания.
– Как это энциклопедические знания? – удивился я. – Все знать невозможно.
– Конечно, все знать невозможно, – согласился учитель, – но эрудированный человек должен знать понемногу обо всем и все о немногом. Так вот, это немногое должно быть несколько шире, чем у просто эрудированного человека. Ты должен уметь и знать все.
– Как все? – я еще не улавливал сути вопроса.
– Да так, все, – мой бывший преподаватель не терял своего терпения в беседе со мной. – Например, скакать на коне, летать на самолете, прыгать с парашютом, водить всю движущуюся технику, знать иностранные языки, уметь общаться с людьми, выживать в одиночку во всех условиях, драться, стрелять, да и мало ли еще чего должен знать человек. Быть ученым в любой отрасли и образцом во всем…
– Это что, вы меня будете готовить в разведку? – спросил я.
Центр подготовки космонавта
– Стоять, – сказал начальник лаборатории, – я и так сказал тебе много лишнего. Иди отсюда и забудь все, о чем мы говорили.
Перед обедом меня вызвали в отдел кадров и сказали, чтобы я зашел в первый спецотдел. Неужели из этого первого спецотдела мне не могли позвонить сами и пригласить к ним? Какая-то дурацкая конспирация. Неужели началось то, о чем мне говорил учитель. Слово учитель я не пишу с большой буквы, потому что главным моим учителем была Жизнь, которая учила меня на каждом шагу в рядах ВЛКСМ, Всесоюзном ленинском коммунистическом союзе молодежи, а сейчас в КПСС, Коммунистической партии Советского Союза, и в трудовом коллективе.
Первый спецотдел являлся самой секретной организацией, в которой работали люди, напускающие на себя таинственность и знание чего-то такого, до чего не допущены простые смертные в нашем научно-исследовательском институте. Самое интересное, что все секреты были у нас, но мы не надевали на себя шпионские маски и, вообще-то, достаточно халатно относились к тем секретам, за которыми гоняются все разведки мира.
В спецотделе проверили мои документы, завели в маленький уголок, где стоял столик размером шестьдесят сантиметров на шестьдесят сантиметров, старый стул с коричневым дерматиновым сиденьем и инвентарным номером на спинке, и положили передо мной на стол бумажку, где было написано, что это подписка и подписывающийся, имея допуск по форме номер два (что это такое, я даже сейчас не представляю), обязуется хранить в тайне все ставшие известными мне сведения секретного и совершенно секретного характера и что я несу за них ответственность по всем статьям Уголовного Кодекса.
Прочитал. Расписался. Отдал бумажку начальнику первого спецотдела. Тот взял ее, зачем-то просмотрел на просвет и положил в красную сафьяновую папку с золотым тиснение «На доклад».
– Того, кто нарушает эту подписку, выносят ногами вперед. Шутка, – и начальник отдела громко расхохотался.
Чуть более пятнадцати лет прошло с тех пор, как прекратились расстрелы несогласных. Сейчас их держат в лагерях и в лечебных заведениях закрытого типа, приписывая им вялотекущую шизофрению. Разве может нормальный человек усомниться в правильности курса коммунистической партии?
Вечером, в конце рабочего дня, состоялось внеочередное партийное собрание цеховой партийной организации нашей лаборатории. Повестка дня: утверждение моей партийной характеристики. Все в недоумении, в том числе и я.
– Ты что, за границу собрался? – спрашивали коллеги.
Мне только оставалось пожимать плечами.
Характеристика была славная, хоть в разведку, хоть в космонавты.
На следующий день меня вызвали к начальнику института. В кабинете было три человека: начальник института, мой учитель и я.
– Лейтенант Снежинин, – торжественно начал начальник института. Я встал. – Садись, – начальник махнул рукой. – Мы решили доверить вам выполнение задания необычайной важности. Считайте, что вся ваша жизнь будет посвящена выполнению этого задания. Можно сказать, что вы должны пожертвовать всю свою жизнь ради этого. Мы не даем вам времени на раздумья. Вы должны сказать, да или нет?
– Товарищ генерал майор, – спросил я, – а в чем заключается это задание?
– Скажу одно, – сказал генерал, – это длительный полет в космос. Все. Остальное после того, как вы решите с принятием или непринятием нашего предложения.
– Я согласен, – твердо сказал я. Как все удачно складывается. Мне в этом году исполнится двадцать три года. Еще через год я получу старшего лейтенанта. Космический полет. По возвращению я уже майор. Это как бы аксиома. Академия. Моей карьере могут только позавидовать.
– Вот и славно, – сказал начальник института. – Вот предписание об откомандировании вас в другую часть. Больше мы ничего не можем сказать вам. Вряд ли мы с вами встретимся в ближайшее время. Хотя, ваш начальник будет периодически навещать вас. Желаю успеха. Не подведите нас. – Начальник встал и пожал мне руку. Тоже сделал и мой учитель. – Никому не говорите о том, куда и зачем вы едете. Это – государственная тайна, которая доступна не всем нашим руководителям.
Новое место службы оказалось недалеко. Ехал на машине начальника института. В гражданской одежде, как написано в предписании. «Волга» легко прошуршала километров около ста и в небольшом леске подъехала к забору с вывеской какого-то института прикладной психологии и психоанализа, воротами и охраной в гражданской одежде. Я вышел и показал документы. Меня пропустили. Машина развернулась и уехала, а я с чемоданом с вещами пошел в направлении административного здания, видневшегося среди сосен.
Все как обычно. Вошел. Доложился. Но меня сразу остановили:
– Молодой человек. У нас здесь все люди гражданские. И вы гражданский человек. Так что, будьте любезны перейти на общечеловеческий язык.
Меня поселили в отдельной комнате-квартире. Вернее, это как двухкомнатный номер в гостинице. Условия жизни отличные. Тишина. Я и не понял, чему меня здесь поначалу учили, но в космос меня точно не готовили.
Как всегда, начали с марксистско-ленинской подготовки, с материалов 24 съезда КПСС, который проходил с 30 марта по 9 апреля 1971 года. Мы его начали изучать еще в училище и продолжили по программе командирской подготовки.
Все понятно. Придется сталкиваться с чуждой идеологией, и я должен быть на высоте как член коммунистической партии Советского Союза. Если женщинами будут соблазнять, то я их должен проигнорировать. Два раза. Или три.
Отчетный доклад изобиловал разными цифрами, из которых можно понять, что СССР за период с предыдущего съезда увеличил свой экономический потенциал, то есть ВВП, валовой внутренний продукт, упрочились политические основы социализма, повысилось благосостояние народов, получили развитие культура и наука.
В СССР создано развитое социалистическое общество. Успешно развивается новая историческая общность людей – советский народ.
Съезд провозгласил установку на повышение эффективности общественного производства, перевод народного хозяйства на интенсивный путь развития, соединение достижений научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйствования, всемерное развитие присущих социализму форм соединения науки с производством.
На основе коллективных мер укрепилась Организация Варшавского Договора. Успешно развивается экономическое сотрудничество стран-участниц СЭВ – Совета Экономической Взаимопомощи.
Съезд подтвердил линию на восстановление и укрепление отношений между СССР и Китаем, подтвердил готовность восстановить нормальные отношения с Албанией, расширять и укреплять связи с революционно-демократическими партиями молодых национальных государств.
Честно говоря, чем больше изучаешь материалы съездов, тем больше возникает вопросов, на которые никто не может ответить и все эти вопросы переходят в разряд антисоветских. Может, сторонников коммунизма было бы больше, если бы их не изнуряли пропагандой коммунизма, а занимались практическими делами.
Вранье в отношении загнивания капитализма создало целый слой населения, для которых коммунистические лозунги воспринимались как юмористические придумки.
Коммунизм сам уничтожал себя. Он всесилен тогда, когда уничтожает своих противников. Но как только коммунизм приобретет демократические формы, он закончится. Так думал не только я. Так думали миллионы коммунистов, которым приходилось сидеть на партсобраниях, разгадывать кроссворды или предаваться мечтаниям о том, что вместо партсобраний начнется реальная экономическая реформа.
Все знали старый анекдот, но делали вид, что политических анекдотов никто не знает.
Секретарь парторганизации спрашивает младшего инженера НИИ:
– Почему вы не пришли на последнее партийное собрание?
– Если бы я знал, что это последнее партийное собрание, я бы привел всю свою семью, – ответил инженер.
По марксистско-ленинской подготовке у меня всегда были положительные оценки. Проверили мои знания по марксистско-ленинской философии и научному коммунизму, и оставили в покое. Зато поставили в моей комнате сильный радиоприемник, и я должен был в течение не менее часа в сутки слушать разные радиоголоса и составлять сводку основных событий, как в нашей стране, так и за рубежом.
– Вы должны ухватывать основное в информации и сразу же делать аргументированный анализ политической ситуации, – внушал мне преподаватель по информации и аналитике.
Ежедневно по два часа со мной индивидуально занимались английским языком. Вот и вся разгадка, почему воспитанники гувернеров в дворянских семьях свободно шпрехали на любых иностранных языках, а мы после шести лет изучения иностранного языка в школе и пяти лет в институте знали в основном только это – дую пиво эври дэй или с неба вассер поливассер.
Физическая подготовка.
Обязательное утреннее плавание в бассейне. Все хорошо, но постоянно красные глаза от хлорированной воды. Зато никаких простудных заболеваний, постоянно тренированные мышцы и бодрое настроение.
Спортивные игры.
Хоккей один на один с инструктором – раз в неделю.
– Зачем мне это? – спрашивал я, стоя на подгибающихся в щиколотках ногах.
– Для укрепления ног – раз. Для тренировки выносливости – два. Вдруг придется играть в хоккей – три, – коротко отвечал инструктор и продолжал гонять меня по площадке. Зато как приятно после этой тренировки снять форму, помыться в горячем душе, выйти в махровом халате в холл и посидеть на мягком диване перед телевизором.
Большой теннис – три раза в неделю. Тогда ракетки не держали двумя руками, а только придерживали, показывая высокое мастерство игры. В тот период эта игра считалась аристократической, и ей обучали только сотрудников дипломатических ведомств, чтобы показать, что и в нашей стране живут вполне даже современные люди. Об участии в международных турнирах речи не шло, а получение огромных гонораров приравнивалось к подкупу и измене родине. Любой спортсмен или сотрудник международной организации – гражданин СССР всю наличную валюту сдавал в посольство, получая сумму, кратную размеру его заработной платы дома, влача нищенское существование за рубежом и получая характеристику сквалыги от коллег по совместной работе. Сейчас такими же советскими людьми остались только северные корейцы.
Самозащита. Обучение уличной драке и поединку без правил. Ох, и получал я тумаков по всем частям тела и частенько ходил с фингалами и расквашенным носом, вызывая улыбки и преподавателей по другим дисциплинам. Зато потом начал становиться бойцом, как-то равняясь со своим инструктором, который не особенно и жалел меня.
– Я тебя пожалею и погублю, – говорил он, – но ты должен быть лучшим, ты должен быть самым ловким, тогда сможешь выжить. Даже если тебя сбили с ног, используй все, чтобы остаться в живых, выбрать момент и снова вцепиться в противника, нанося ему непоправимый ущерб. Никогда не надейся на благородство соперника. Его нет. Весь спорт, мягко говоря, далек от рыцарства, когда речь идет о пьедестале. Только некоторые нормы приличия удерживают спортсменов от того, чтобы не вцепиться в горло счастливчика, выигравшего сотую долю секунды.
Инструктор по дракам был инструктором и по карточным играм. Ну и жулик. Он научил меня всем хитростям и премудростям игры так, чтобы выиграть, но, чтобы никто не обвинил тебя в шулерстве. Он показал мне приемы шулеров и научил, как быть в такой ситуации. Но главное внимание уделялось развитию памяти и подсчету карт.
– Главное – береги голову, – говорил он, – не подставляй ее под удар. Сотрясение мозга очень нехорошая штука. Последствия непредсказуемые. Знаешь, чем заканчивают большинство знаменитых боксеров? Паркинсоном.
Летная подготовка и парашютно-десантная подготовка. Прыгать с парашютом я отказался категорически. Не буду и все тут. Хотя теоретическую подготовку прошел полностью.
– Хорошо, – сказали мне, – не хочешь, не прыгай. Просто поставим в ведомости, что программу прослушал, а от прыжка отказался. Но нужно выполнить все формальности. Отказ должен прозвучать в самолете перед прыжком. Надевай парашют.
