ЗАО «Издательство «ЭКСМО», 1999 г.
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
– Открыто! – заорал я что есть мочи, лежа на диване в гостиной.
Наконец перестали звонить, и в коридоре, ведущем из прихожей в зал, послышались шаги. В дверном проеме показалась седая голова моего приятеля, журналиста Леонида Борисова.
– Ты что, теперь свою толстую жопу даже до двери донести не можешь, чтобы впустить гостей? – спросил он.
– А мне лень! – ответил я и, нацедив в свой рот несколько последних капель пива, отшвырнул банку в сторону. – У меня экзистенциальный кризис!.. Кстати, ты выпить что-нибудь принес? – напряженно посмотрел я на Седого.
Так звали Борисова за его седую голову.
Он вынул из пакета банку «Хольстена» и бросил ей в меня. Я поймал банку и удивленно произнес:
– Что, и это все?
Седой скорчил презрительную рожу, залез рукой в пакет и потом швырнул в меня еще одним «Хольстеном».
– На, подавись!
– Мог бы что-нибудь и покрепче взять, – обиженно сказал я, вскрывая банку.
– Нечего нажираться! Еще только полдень! – назидательным тоном сказал Седой. – И вообще, кончай умничать и пугать народ терминами типа «экзистенциальный кризис». Бедняга Дынин, когда вчера с тобой по телефону поговорил, целый вечер справочник по психиатрии читал – искал, какая болезнь тебя поразила…
– Ты бы этому менту перевел: мол, у него кризис – в жизни. Объяснил бы ему…
– Так он определил, что у тебя, как минимум, маниакально-депрессивный психоз.
– Поэтому он не пришел, а прислал тебя как видного психиатра?
– Нет, я сам… зашел, – смутился Седой. – Узнать, как дела…
– Надоело все! – заявил я и отхлебнул большой глоток пива. – Представляешь, лень даже за выпивкой в магазин спуститься…
– Да ну? – ужаснулся Седой. – Тогда дело серьезное… Чтобы Мальков бросил пить?!
– Нет, пить я не бросил. Просто лень сходить.
– Все равно это нечто страшное… Слушай, а может быть, тебе жениться? Может быть, у тебя все это на почве хронической сексуальной неудовлетворенности?
Я скептически покачал головой.
– Я вполне удовлетворен. А жениться не могу по чисто экономическим соображениям. Мои доходы не позволяют мне одновременно пить дорогие виски-джины и содержать жену. У меня, между прочим, двое детей, которых я кормить должен.
– Да-а, – протянул Седой. – Как представишь, что по твоей квартире шляется каждый день какая-нибудь бабешка и порядки свои наводит… Все переставит, все переложит, потом ничего не найдешь. Вот у меня, например, была…
Седой оживился, подался вперед, сидя в кресле.
– …все время что-то перекладывала с места на место, с места на место! И кроме этого, ни хрена ничего не делала. Только и слышишь весь день: «Леня! Ленчик! Сделай то, сделай это!» Тьфу, бл. дь, за. бала! А как пожрать попросишь, так она не успела, весь день уборкой занималась. Я после этих уборок даже с ее помощью свои трусы два дня искал! Так что не надо тебе этой всей туфты.
– Ну, может, она здорово работала в постели? – высказал я свое предположение. – У каждого ведь свое предназначение…
– Да! – Седой откинулся в кресле и закрыл глаза, предавшись, видимо, воспоминаниям. – Трахались мы с ней славно… Не надо было на ней жениться, надо было ее в любовницах так и оставить. Когда мы с ней просто дружили, она для меня больше делала… Нет, Вова, тебе нужно просто любовницу завести!
Я отмахнулся от него, как от назойливой мухи:
– Есть у меня телефоны старых подруг, которым я звоню в случае необходимости…
– Это та виолончелистка из филармонии? – скептически посмотрел на меня Седой. – Так она же всегда на концертах, когда у тебя возникает необходимость! Впрочем, когда у тебя необходимость, они не могут, а когда они могут, тогда у тебя нет ни-ка-ко-го желания!! Или дел полно… Так что на баб особой надежды возлагать точно не стоит…
Седой замолчал. Видя, что я разговор не поддерживаю, немного погодя он подал еще одну идею:
– Ну, тогда уйди в запой!
– Я не алкоголик, я просто пьющий, – сказал я.
Седой с сомнением на меня посмотрел и развел руками:
– Тогда я не знаю, что тебе посоветовать! Брось пить вообще и займись каким-нибудь делом.
Я посмотрел на Седого так, что он засмущался.
– В этом случае общение с тобой, Леня, сделается невыносимым!
– Скажите, пожалуйста! – Седой обиделся, встал с кресла и подошел к окну.
После минутного любования городским пейзажем он повернулся и решительно сказал:
– Ну вот что! Работать тебе надо! Ты же врач по профессии! Иди устройся в какую-нибудь больницу…
Я тяжело вздохнул, поднялся, сел на диван и откупорил вторую банку пива.
– Кем идти устраиваться-то? Гинекологом-любителем, что ли? Какой из меня, на х…, врач, если я уже столько лет не работаю по специальности!..
– Да, действительно, врач ты хреновый, – согласился Седой. – Не дай Бог такому попасться… Ты, наверное, пульс будешь в области паха искать!
– Заткнись, умник! При желании пульс можно и в области паха найти. Просто я не хочу работать медиком, это слишком ответственно, малоденежно и, в общем, очень скучно. К тому же я привык пить каждый день. А там какой-нибудь заведующий отделением будет за мной следить… А тебе хорошо известно, что последние годы я зарабатываю себе на жизнь совсем другим делом. Но вот уже четыре месяца, как у меня, частного детектива, нет никаких заказов…
– Как это нет! – возмутился Седой. – Я же тебе предлагал бабку, для которой надо было найти собаку! Ты отказался, не стал этим заниматься. Ты же у нас великий!
– Не великий, – возразил я. – Просто искать ее собачонку я считал делом совершенно бессмысленным. Что я, мальчик, чтобы за ней бегать по городу?
– Ты не бегай, а используй свои методы и вычисли место, где она находится…
– Тьфу, е..! – у меня кончилось терпение. – Я что, телепат или экстрасенс? Как я тебе вычислю местонахождение – по фотографии собаки, что ли?
– Но тебе же, когда ты пьян, приходят видения во сне, на основании которых ты и вычисляешь всех убийц и воров!
Сегодня Седой, видимо, решил меня достать…
– Сколько можно объяснять?! – вскричал я. – Все эти видения – плод работы моего ума. Просто открытия ко мне приходят именно таким образом. В трезвом состоянии мой ум закрепощен и не может просчитать всю информацию, которая у меня имеется. Когда же я выпиваю, а особенно когда выпиваю много, то ум освобождается от оков сознания и спокойно считывает ту информацию, которая накопилась в мозгу, и выдает правильное решение. Кто-то из великих сказал, что наш ум более проницателен, нежели последователен, и охватывает больше того, что может объяснить. Так вот, в состоянии опьянения мой ум дает то, что не может объяснить в трезвом состоянии…
– Хватит этих лекций! – ворчливо сказал Седой. – Тогда регистрируйся как частный детектив, получай лицензию, открывай офис. Будешь сидеть в кабинете, как Филип Марлоу, попивать свой джин, и тебе будут делать заказы всякие расфуфыренные дамочки…
– Ага! Чтобы я следил за их мужьями… Или, наоборот, какой-нибудь импотент захочет узнать, с кем из его друзей спит жена… Блестящее применение моим способностям! Ты же знаешь, что оперативник из меня никакой… Для этих целей есть Дынин и ты.
– Ну спасибо, всю жизнь мечтал быть мальчиком на побегушках у знаменитого детектива, – сказал Седой и отвесил мне поклон. – Может, еще за пивком сбегать? – Седой принял угодливую позу.
– Это еще не выпили, – равнодушно ответил я. – Между прочим, твое ерничание не имеет под собой серьезного основания. От каждого проведенного мною дела дивиденды имели все – Дынин получал благодарности от начальства и повышение в звании, а ты писал разгромные статьи, отчего становился популярнее и богаче…
– Ладно, ладно! Я разве что говорю?! – примирительно сказал Седой. – Кстати, о статьях… Не хочешь ли ты сам заняться?
– В каком смысле? Писать о наркомафии и организованной преступности?
– Нет, – усмехнулся Седой. – Для этого у нас есть более крутые люди. Я вчера говорил с редактором, он мне вскользь бросил фразу о том, что нашей газете необходим медицинский колумнист.
– Это как? – поразился я.
– Ну, будешь вести регулярно колонку на медицинскую тему…
– И что в ней писать?
– Осенью и весной будешь советовать людям беречься от насморка и гриппа, летом будешь рекомендовать, как правильно загорать, а зимой – как не отморозить себе кое-что, если заснул пьяным на льду…
– Понятно. Веселуха еще та…
– Но это ведь хоть какое-то дело! – возмутился Седой. – Ты вот здесь сидишь и пиво сосешь.
– Я лежу! – уточнил я.
– Тем более! Скоро уже больше центнера весить будешь… А так хоть развеешься, с людьми пообщаешься. Люди у нас там, – Седой закатил глаза, – интересные до жути! Необъятное поле для психиатров и любителей созерцания жизни. Если я буду писать мемуары, боюсь, что идиотам от газетного мира придется посвятить, как минимум, треть книги!
– Заманчивое предложение, черт возьми! Мне вообще нравится сегодняшняя профилактика моей психики в твоем исполнении. Сначала что-то предложит, а потом все раскритикует, хотя говорит, что это мне подходит. Приглашает поработать, пообщаться с коллективом и тут же сообщает, что там одни ненормальные.
– Нет, люди они хорошие, интересные, – возразил Седой. – Я думаю, тебе там понравится. Работа, конечно, не очень денежная, но, я думаю, для тебя это не главное. Так что давай, соглашайся!
– Ну, уговорил, – сказал я, вставая с дивана. – Пойдем пожрем чего-нибудь.
Седой протянул мне пакет и сказал:
– Вот тебе продукты, иди готовь, а я пока своему главному позвоню, чтобы вакансию для тебя забить…
И, взяв трубку радиотелефона, Борисов решительно пошел вместе со мной на кухню.
– Алле, Василий Борисович? Это я, Леонид… Ты мне сегодня говорил насчет колумниста – так я нашел тебе новую рубрику и человека, который будет ее вести… Какую? Медицинскую… В нашей газете в самый раз… Нет, я не шучу. Есть профессиональный медик, сейчас без работы… Но по крайней мере медицинскую рубрику он может вести вполне, – Седой посмотрел на меня с усмешкой. – …Нет, ему много не надо. Семьсот рублей в месяц платить будешь – и хватит. Его согласие я получил… Хорошо, договорились, завтра он приедет.
Седой попрощался с начальником и положил трубку на стол.
– В общем, завтра в три часа подруливай к нам, – сказал он. – Шестой этаж, я сижу в кабинете шестьсот пятом. При входе вахтеру назовешь мою фамилию.
Я кивнул и поставил на стол яичницу с беконом. Открыв две банки джина с тоником, которые стояли со вчерашнего дня в холодильнике, мы приступили к трапезе.
– Слушай, а у меня получится? – спросил я. – Я ведь никогда ничего не писал.
– Все у тебя получится, – ответил Седой, запихивая в рот большой кусок яичницы. – Во-первых, чтобы делать колонку, не обязательно быть журналистом. Это скорее работа для узкого специалиста, который пишет о том, чего другие не знают. Главное – писать ясно, доступно.
– А во-вторых?
Седой прожевал кусок яичницы.
– В журналистику вообще идут те, кто не нашел своего места в жизни. Иными словами, всякий сброд. Работа журналистом же окончательно превращает их в инвалидов умственного труда. Это как в жизни – один умеет излагать свои мысли красиво, другой – однообразно. Но в газетах пишут и те и другие.
– А как же талант писателя?
– Писатель – одно, а журналист – другое. Написать книгу может не каждый, а написать статью может практически любой. В космонавты же не всех берут, а в автомобилисты практически всех, даже инвалидов… Так что журналист – не профессия, а скорее стиль жизни, – закончил Седой.
– Спасибо, Леня! Просветил… – сказал я, приканчивая свою яичницу. – Значит, я с завтрашнего дня могу причислять себя к тому сброду, который занимается журналистикой.
– Угу, – сквозь пережевывание буркнул Седой. – Но ты особенно-то не огорчайся. Я вот, например, давно к этому сброду принадлежу – и ничего, живу… Порой даже весело.
– Вот давай за это и выпьем! – сказал я, поднимая баночку с джином. – За веселую жизнь…
– Поехали! – сказал Седой и залил в себя джин.
После обеда Борисов откланялся, напомнив мне о том, что я завтра должен быть как штык в три часа у него в кабинете.
Остаток дня я провел в размышлениях о целесообразности этого шага. Я же все-таки уже не мальчик, чтобы начинать заниматься чем-то новым, неизвестным, к тому же тем, к чему меня никогда в жизни не тянуло. Но я уже настолько утомился от зимнего сидения дома, что попасть в новую среду, пусть и незнакомую, для меня все же было, несомненно, полезно. В конце концов я же оставляю за собой право в случае чего покинуть работу, хлопнув дверью… Ради справедливости надо бы сказать, что в своей жизни я делал это несколько чаще, чем нужно.
И все же в конце вечера я однозначно решил, что попробовать силы в новом деле и проветриться для меня будет полезно. Ведь и работа детектива, которой я зарабатывал на жизнь в последние годы, когда-то тоже была новым делом. Никто и представить себе не мог, что такой обычный человек, как я, в чем-то даже ленивый, мог достичь на этом поприще определенных успехов.
Я вспомнил, как проходили мои первые дела. Все начиналось с расследования каких-то малых, на первый взгляд, незначительных вещей и заканчивалось громкими разоблачениями – была обнаружена подпольная типография, где печатали фальшивые деньги, раскрыта сеть пиццерий, в которых продавали пиццу с наркотиками… Немало убийц понесли заслуженное наказание. И что особенно приятно – удалось доказать невиновность многих людей, и с них были сняты обвинения. Кто бы мог подумать, что такой осторожный домосед, как я, попадет по доброй воле в экстремальные ситуации, связанные с риском для жизни.
На этой мажорной ноте своих воспоминаний о славном прошлом я и погрузился в сон.
Утро следующего дня было обычным. Май вовсю царствовал в городе, и улицы окрашивались в яркие зеленые тона, дачники потянулись на природу, на свои огороды.
Никогда не понимал этого идиотского увлечения дачами! Если когда-нибудь я и ездил туда, то только для того, чтобы выпить с товарищами ящик пива или чего покрепче…
Неспешно сделав все привычные для себя утренние процедуры, как-то: умывание, завтрак, просмотр газет и утренних новостей по спортивному телеканалу, – я вышел в полдень из дома, погулял, а около трех часов дня очутился возле восьмиэтажного стеклянно-бетонного здания, где в прежние времена размещался «Советский пропагандист», а теперь это превратилось в Издательский дом «Дело».
Войдя в вестибюль, я по своей старой привычке совершенно не замечать вахтеров отправился внутрь помещения. Вахтерша, которая в этот момент приканчивала свой обед, решила не портить себе аппетит дурацкими вопросами о том, куда и зачем я направляюсь, и проигнорировала мое появление в стенах здания.
Поднявшись на лифте на шестой этаж, я быстренько отыскал комнату шестьсот пять и, постучав, зашел внутрь. В принципе, я мог бы и не стучать, так как в комнате был лишь один Седой. Он занимал один из двух столов, стоящих у окна. Всего же в кабинете насчитывалось три рабочих стола. В момент моего появления в кабинете Борисов активно стучал пальцами по клавиатуре компьютера, набивая, конечно, свою очередную журналистскую «нетленку». Содержание «нетленки», видимо, сводилось к тому, как важно, чтобы почта работала бесперебойно, или к описанию того, какие блестящие перспективы откроются у нашего города, если он согласится принять у себя межрегиональную выставку овощных и бахчевых культур.
Заметив меня, Седой кивнул головой на стоящее рядом с ним кресло и сказал:
– Посиди пока… Мне надо срочно материал добить в верстку, а то меня уже целый час Савраскин за яйца дергает.
Я уселся в кресло и, оглядевшись, заметил на столе рядом с собой список сотрудников газеты. Фамилию Савраскина я нашел в строке, где было написано: ответственный секретарь.
– А что, в обязанность ответственного секретаря входит стимуляция сотрудников к работе таким варварским способом? – спросил я.
– Угу, – ответил Седой, не отрываясь от работы. – И еще он целыми днями должен изображать из себя человека, на котором в газете держится все.
– Это на самом деле так?
Седой бросил на меня мельком насмешливый взгляд и сказал:
– К счастью, далеко не так. Иначе здесь бы все давно рухнуло. А вообще, – Седой, видимо, вспомнил, что перед ним сидит начинающий журналист, и заговорил более серьезно. – Ответственный секретарь вообще должен делать газету. Он отвечает за размещение всех газетных текстов по полосам, на так называемых оригинал-макетах.
– Как это?
– Ну, скажем, вот эту статью о развитии паркового хозяйства в нашем городе я отнесу ему, – Седой ткнул пальцем в компьютер, – а он уже даст распоряжение верстальщикам, каким кеглем ее поставить.
– Куда поставить? И как понимать «поставить кеглем»?
– Статью поставить в полосу… А кегль, попросту говоря, определенный размер шрифта… В общем, потом все объясню, – Седой повернулся снова к компьютеру и затарахтел клавишами.
– А верстальщики ставят, значит, эту статью, как он скажет?
– Угу. Но на самом деле верстальщики ставят так, как она поставится, – пробубнил Седой, продолжая стучать по клавиатуре.
– А они что, его как бы не слушаются, что ли?
– Слушаются.
– А почему же тогда не ставят?
– Потому что не ставится!
– А почему не ставится?
– Да потому, что этот мудак сроду рисует такие хреновые оригинал-макеты, в которых ничего не ставится! – не выдержал Седой. – А рисует он такие оригинал-макеты потому, что не знает, какие ему принесут материалы! А материалы ему приносят в последний момент, потому что их часто поздно заказывают и вообще постоянно меняют одни на другие! А меняют потому, что это привычка редактора – постоянно что-то менять, причем тоже в последний момент!
– А почему все делается в последний момент?
Седой так удивился, что перестал стучать по клавишам и повернулся ко мне.
– Как почему? Потому что это газета!
Будто иллюстрируя объяснения Седого, в кабинет влетел невысокий худощавый мужчина с интеллигентной бородкой и в очках.
– Так, у тебя готово?
– Нет, – ответил Седой. – Осталось несколько строк, потом последняя читка.
– Сколько можно?! – взвился бородатый. – Мне нужна небольшая заметка в подвал третьей полосы, а ты пишешь ее уже час! Ты что там – историю парков расписываешь по полной программе? Вечно чикаешься!
– А ты бы еще за полчаса до выхода газеты мне заказывал! – парировал Седой. – Откуда я знал, что у тебя дыра на третьей полосе?
– А я откуда знал, что Капитонова напишет такой «дуст», что его придется снять и править целую неделю?
– Ну и поставил бы туда какой-нибудь гороскоп…
Савраскин, а по всему видать, что это был он, отчаянно вздохнул и закрутился на одном месте.
– По-твоему, у нас на каждой полосе должен быть гороскоп?! У нас на шестнадцатой уже есть один…
– Ну, тогда поместил бы советы для новобрачных или какие-нибудь тесты на импотенцию… И вообще, если ты оставишь меня в покое, через десять минут получишь материал…
И Седой отвернулся к компьютеру. Савраскин сверкнул глазами, сунул руки в карманы, потоптался на месте, порываясь что-то сказать, но все же смолчал и вышел из кабинета. После него в кабинете была какая-то наэлектризованная атмосфера. Я решил помолчать до того времени, пока Леонид не закончит свою статью, поскольку в этой ситуации вполне мог оказаться крайним со своими неуместными вопросами.
Через десять минут Седой закончил свою заметку, пробежался по тексту глазами, вынул дискету из компьютера и бросил мне на ходу:
– Сиди здесь. Если придет Капитонова, скажи ей, что она полная жопа и при этом моя должница.
Я подумал, что для высказывания столь категоричных суждений я должен знать женщину хотя бы в лицо. Но, однако, спросить у Седого я не успел. Он стремительно вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Через пятнадцать минут, в течение которых никто в кабинете не появился, вернулся Седой.
Он плюхнулся в свое кресло и устало спросил:
– Ну, что у тебя?.. Ах да! – тут же вспомнил он о цели моего визита. – Пошли. Главный, видимо, уже приехал с обеда.
Мы отправились по коридору к двери, на которой было написано: «Главный редактор». За столом в крохотной приемной сидела средних лет женщина, она ела яблоко и читала газету.
– Приятного аппетита, Ирочка, – сказал Седой. – Василий Борисович у себя?
– Нет еще… Обедают-с… Сиди жди…
Седой, видимо, терпеть не мог никакого рода отказов и тут же съязвил:
– А ты по-прежнему обедаешь исключительно яблоками? Смотри не растолстей!
Ирочка не осталась в долгу и с ехидной улыбкой заметила:
– Не твое дело, Ленчик!
– Может быть, мы в коридоре подождем? – предложил я, пока разговор не принял более напряженный характер.
Седой, с улыбкой глядя на секретаршу, кивнул мне головой.
– Ирочка, мы в коридоре пока покурим… Как только главный приедет – мы к нему первые.
Но секретарша уже выпустила Седого из зоны своего внимания, уткнувшись в газету.