Олег Мушинский
Кронштадтский детектив
Откуда-то сбоку выскочил дворник с лопатой. Купец бежал прямо на него. Дворник замахнулся лопатой. Купец вырвал ее из рук дворника и врезал ею ему по лбу. Тот рухнул на землю, а Золотов побежал дальше. Я прибавил шагу. Городовой догнал купца и повис у него на плече. Тот продолжал бежать.
Кто-то в синем костюме, оказавшийся впоследствии таможенником, бросился купцу под ноги. Тот со всего маху грохнулся о мостовую. Городовой покатился дальше. Купец начал подниматься на ноги, но таможенник крепко ухватил его за ноги и старательно мешал беглецу. Потом подоспел городовой, за ним я, а потом еще пара дворников, прибежавших на свист.
Всей этой компанией мы дружно навалились на купца и с грехом пополам связали его портупеей городового. Задачка оказалась та еще. Тумаков отхватил каждый, не говоря уже о словесных оскорблениях. Матерился купец однообразно, но уж очень громко. Как из пистолета в ухо стрелял.
Наконец, мы его скрутили. Я присел на купца, вытирая пот со лба. В голове еще слегка звенело. Рядом тяжело дышал городовой с шашкой в руке. Портупею пришлось пожертвовать для общего дела, и он вертел оружие в руках, не понимая, куда его теперь девать. Мне б его заботы!
– Куда бежали, Артем Поликарпович? – осведомился я.
Тот прохрипел снизу что-то недоброе. Я вздохнул. Вокруг начал собираться народ. Послышались вопросы: что, мол, тут творится средь бела дня?
– Задержан преступник, – оповестил всех городовой.
– Подозреваемый, – поправил я его. – Хотя сопротивление властям тут налицо.
– Точнее, на лице, – фыркнул кто-то.
Послышался смех. Я осторожно потрогал левую щеку.
Она вся горела. Похоже, остряк был прав. Чиновного вида старичок с пенсне на носу затребовал доказать, что я тут «власть». Пришлось предъявить документ.
– Сыскная полиция, – прошелестело по рядам. – А дело-то серьезное.
И нет бы людям успокоиться на этом и разойтись. Куда там! Толпа прирастала как на дрожжах. Когда я попросил городового найти коляску для перевозки арестанта, ему уже пришлось проталкиваться.
Люди, нисколько не смущаясь, переговаривались в полный голос. Версии о возможных грехах пойманного купца сыпались как из рога изобилия. Кто-то помянул утреннее самоубийство, и я навострил уши, но ничего интересного для следствия не услышал. Даже имя покойного, и то переврали. Другой остряк с претензией на юмор громко строил догадки на предмет того, куда я поскачу на этом борове, если сумею его обуздать.
Затем кто-то признал меня, кто-то купца – Кронштадт город маленький, – и остроты стали более адресными. Мол, нашел Ефимка замену воздушному шару и сейчас на этом нечистом полетит прямиком в Санкт-Петербург, с докладом к самому государю императору. Одни просили и их в докладе помянуть, другие просто зубоскалили. Купец подо мной взбрыкивал и щедро осыпал проклятиями всех вокруг.
К счастью, тут подкатила коляска, и мы на ней, если быть честным, попросту сбежали.
– НЕ БУДУ СПРАШИВАТЬ, раскрыл ли ты дело, – фыркнул Семен, когда я ввалился в приемную. – Всё прямо на лице написано.
– Ну хоть ты не язви, – попросил я. – Я эту шутку сегодня раз сто в разных вариациях слышал. Лучше запри вот этого вот, – я кивнул на купца. – В камеру. И не в службу, а в дружбу, съезди за Маргаритой Викторовной.
Поникший было купец снова стал кричать и брыкаться, но у нас и не таких буянов по камерам расселяли. Справились. Семен пообещал быть «одной ногой здесь, а другой уже там» и добавил:
– Да, совсем из головы вылетело. Тебя только что инспектор спрашивал.
Значит, не судьба мне передохнуть. Впрочем, какой-то лимит времени мне свыше всё-таки выделили. Инспектора в кабинете не оказалось. Заварив себе кофейку, я устроился за столиком у окна. Своего помещения для простых агентов не выделили, так что отчеты мы писали тут же, под бдительным оком начальства.
Туман в голове малость рассеялся, и я отчетливо увидел всё дело: преступление и преступника, мотив и средство. Да, действительно всё просто. Вздохнув, я отставил кружку и начал аккуратно переносить мысли на бумагу. Дошел примерно до середины, когда в кабинет зашел инспектор.
– Я так понимаю, всё готово и можно передавать дело в суд, – сказал он таким тоном, словно бы ни на йоту не сомневался в положительном ответе.
Не отрываясь от бумаги, я кивнул. Кивок отозвался ноющей болью в голове, заставившей меня поморщиться.
– Сейчас, Вениамин Степанович, – пообещал я. – Рапорт закончу, и будет всё.
Инспектор прошелся по комнате и остановился у самовара. На какое-то время его внимание полностью поглотило священнодействие заваривания чая, а я практически закончил отчет.
– За Маргаритой Викторовной вы Семена послали? – спросил инспектор. – Ладно, пусть прогуляется. Кстати, купца-то за что арестовали?
– Да буянил он не в меру, – пояснил я и осекся. – Погодите, Вениамин Степанович, только не говорите, что вы и без моего рапорта знаете, кто убийца.
– Мне всё было ясно с самого начала, – спокойно ответил инспектор. – Это, как говорил Шерлок Холмс, дело на одну трубку, – и, заметив мой недоуменный взгляд, добавил: – Он имел в виду, что пока выкуривал трубку – раскрывал подобное дело. Вы не читали рассказы сэра Артура Конан-Дойля?
– Нет.
– Напрасно. Его даже в Китае читают, предпочитая собственным авторам, а это кое-что да значит. Китайцы – народ замкнутый. До них не так-то просто достучаться.
Я хмыкнул. Не знаю, как там этот Холмс, а я, пока бегал туда-сюда, весь на табачный дым изошел. Скоро рассеиваться начну.
С улицы донесся стук копыт. Я выглянул в окно. Семен привез Маргариту в наемном экипаже. Это правильно. Дождь опять закапал, да и вообще погода к прогулкам не располагала. Не в нашей же карете с решетками ее везти. Хотя инспектор вряд ли думал так же. Наперед могу сказать, что Семен включит двадцать копеек в расходы, а Вениамин Степанович их оттуда вычеркнет. Забегая вперед, скаажу, так оно и случилось.
– Маргарита Викторовна приехала? – спросил он.
– Да, Вениамин Степанович.
– Пригласите ее сюда, и купца тоже.
– Слушаюсь.
Пребывание в камере пошло Артему Поликарповичу на пользу. Он больше не ругался и не размахивал руками. Когда мы с Семеном доставили его в кабинет, инспектор задумчиво изучал рисунок с аркой, который был найден в кармане Андрея, а Маргарита Викторовна, сидя на стуле, бросала на него встревоженные взгляды из-под бровей. Купцу достался табурет. Семен присел за столик рядом, а я прошел к своему столу. Купец злобно зыркнул на меня, потом на Маргариту Викторовну.
– Ну что же вы, Артем Поликарпович, – заговорил инспектор. – Общественный порядок нарушаете, сотрудников полиции бьете. Они ведь при исполнении.
– Спужался я, – нехотя признал купец. – Пошел посмотреть, где Андрей утоп. Мне ж Маргарита рассказывала про его фантазию с маяком, вот я и решил пойти самому глянуть. Ваш-то, – тут он снова злобно глянул на меня. – Под меня копал. Только вышел к мосту, а он уже тут как тут.
– Быть может, не зря копал, – тихо сказала Маргарита Викторовна.
Купец побагровел и начал было подниматься, но вовремя одумался. Сел обратно сам.
– Наверняка не зря, – заметил инспектор. – Теперь мы знаем, что Артем Поликарпович Золотов к хулиганству и рукоприкладству склонен. Но сейчас мы занимаемся убийством Андрея Викторовича Золотова, в смерти которого обвиняется присутствующая здесь Маргарита Викторовна.
Барышня вздрогнула и вскинулась.
– Я, Ефим, с вашим рапортом ознакомиться не успел, – продолжил инспектор. – Так что вам слово.
– Как?! – вскинулась барышня. – Неужели вы, Ефим Родионович, верите в то, что я могла убить своего брата?!
– Думаю, не могли, – сказал я. – Иначе избавились бы от него как-нибудь попроще. Без легенды про Петровскую арку и без вот этой композиции, – я указал на рисунок в руках инспектора. – Это ведь вы нарисовали?
– Вы можете это доказать? – вопросом на вопрос ответила барышня.
– Конечно, – сказал я. – О ваших уроках рисования мне рассказал Артем Поликарпович, и вряд ли это ваш единственный рисунок. Найдем их, найдем вашего учителя, подключим экспертов, и, уверен, они установят авторство. Вот только они сделают экспертизу не бесплатно, а мы, в свою очередь, вчиним это вам в иск.
Барышня кивнула.
– Не нужно. Это я нарисовала. Как запомнила легенду, так и нарисовала, – в ее глазах на миг мелькнуло «что, съел?», но тотчас исчезло, уступив место кроткому недоумению. – Но ведь рисование – это не преступление.
– Само по себе – нет, а вот как часть преступного замысла – уже да, – продолжал я. – Так же и с легендой. Можно приукрасить сказку ради красного словца, а можно – ради убийства.
– Скажите на милость, и как же я его совершила?
– Сейчас расскажу, – ответил я, моментально оказываясь в центре внимания. – Не знаю, когда вы решили избавиться от брата, но полагаю, случилось это, когда он проиграл в карты тридцать тысяч. Наследство, как я понял, у вас общее, и хотя карточный долг…
– Сколько?! – проревел купец так, что стекла задрожали. – Убью!
– Успокойтесь, Артем Поликарпович, – сухо бросил инспектор. – Его уже убили.
– Так ведь он и убил, – тотчас вскинулась барышня. – Своими придирками.
– Ах ты тварь!
Сжав кулаки, купец рванулся было к ней, но Семен был начеку. Удар по затылку вернул буяна на место. Барышня, быстро встав, отступила к стене.
– Садитесь, Маргарита Викторовна, – сказал инспектор. – Противоправных действий мы не допустим. Вас будут судить исключительно по закону.
– Простите, Вениамин Степанович, – сказала она, вновь опускаясь на стул. – Но я пока не услышала – судить за что?
На дядю она даже не взглянула. Тот застыл, выпучив глаза и открыв рот.
– Разумно, – согласился инспектор. – На чём мы остановились? Итак, деньги промотаны, легенда рассказана, рисунок нарисован. Дальше, Ефим.
– Один момент, – сказал я. – Деньги не промотаны. Мартын отобрал у шулера расписки Андрея и отдал их Маргарите Викторовне. Однако, судя по моему сегодняшнему разговору с Катериной, до Андрея они так и не дошли.
– Катерина Фролова? – уточнил инспектор.
– Она самая, – ответил я. – Оба Золотовых были к ней неравнодушны. Младший мог бы стать фаворитом, не будь он без гроша за душой. Катерина откуда-то знала, что он всё проиграл.
– Откуда? – сразу спросил инспектор. – Такими вещами обычно не хвастаются.
– Пока не знаю, но обязательно спрошу, – ответил я. – Может, проболтался, а может, и подсказал кто. Так или иначе, дела у Андрея последнее время шли неважнецки. Как недавно заметил Клаус Францевич, на жизнь ему жаловаться было рано, но что-то предпринять – уже пора. Однако был он не «предприниматель» – вон, купец, когда в Москву собрался, все дела на Маргариту Викторовну оставил, – так что наверняка просто плыл с печальной миной по течению, пока на горизонте не появилась легенда, способная одним махом решить его проблемы. Думаю, убедить его на этот трюк было не сложно.
На словах «не сложно» Маргарита Викторовна криво усмехнулась и едва заметно покачала головой. По всей видимости, тут я был категорически не прав. Однако перебивать меня барышня не стала.
– Так или иначе, он согласился на дополненный вариант легенды, – акцентировался я на главном.
– Дополненный? – переспросила барышня.
– Оригинал легенды купания не предполагал, – сказал я.
– Андрей считал иначе, – ответила барышня.
– Разумеется, – согласился я. – Иначе бы он в канал не прыгнул.
– То есть вы утверждаете, что прыгнул он всё-таки сам? – вкрадчиво, будто кошка, уточнила барышня.
Инспектор внимательно посмотрел на меня. Семен оторвался от своих записей и вопросительно изогнул бровь, сигнализуя: мне это записывать?
– Да, я полагаю именно так, – твердо сказал я. – Прыгнул он сам. Сил скинуть его в канал у вас, Маргарита Викторовна, не хватило бы. Заставить вы его тоже вряд ли сумели бы. Тут ведь сразу возникает вопрос – как? Пригрозить пистолетом? Даже если бы он у вас был, не факт, что вы стали бы стрелять там, где выстрел наверняка услышат, да и пугать легкой смертью человека, чтобы он решился на смерть куда более страшную – это не самое разумное предприятие. Остается легенда.
Последовал утвердительный кивок, после чего барышня со знанием дела возразила:
– Тогда, Ефим Родионович, какая же я убийца? Лгунья – возможно. Можете меня за это отшлепать.
– Я бы с удовольствием, – ответил я. – Но мы будем действовать по закону.
– А по закону, – барышня чуть закатила глаза и процитировала: – Согласно «Уложению о наказаниях», статье 491, я, будучи свидетелем опасности для жизни другого лица и не доставив ему должной помощи, подлежу аресту на срок не более одного, заметьте, Ефим Родионович, всего одного месяца, или же штрафу не более ста рублей. Да и простите, какую помощь может оказать такая бестолковая барышня, как я? Ну, кроме как метаться и взывать о помощи? Что я, кстати, и делала.
Инспектор покачал головой.
– Это не всё, – не сдавался я. – Вы не просто свидетель. Именно вы привели брата к каналу. Вы отшили нищего, дав ему двугривенный, чтобы он поскорее убрался, вместо того чтобы попросить о помощи.
– Я… Я просто боялась, что кто-то узнает о глупом поступке брата, – вывернулась барышня.
– О нём уже весь город знает, – сказал я. – Что, полагаю, вам и требовалось, иначе бы Андрей нырял в другом месте. Вот это, – я указал на рисунок в руках инспектора. – Форменная липа. Или, если хотите, художественный вымысел. Потому как маяку здесь не место. Он должен быть на берегу, но там утром практически никого, а здесь вот рядом Андреевский собор. Прихожан на службу собирается много, особенно когда служит отец Иоанн.
– Так не многовато ли свидетелей для убийства? – с едва уловимой полуулыбкой спросила барышня.
– Кто-то же должен был вашего брата из канала вытаскивать, – сказал я. – Вряд ли он согласился бы на самоубийство. Нет, он наверняка рассчитывал увидеть «правильный путь» в жизни. Судя по рисунку, ему всего-то предстояло проплыть или даже пролететь, если хорошо оттолкнуться, буквально метр-два, однако из канала без посторонней помощи не выбраться. Поэтому вы прихватили с собой веревку.
– Мы? – переспросила барышня.
– Уверен, что принесли ее вы. Впрочем, чего гадать? Веревка не маленькая, в кармане не спрячешь. Нищий, которому вы денег дали, тащился за вами по всей Екатерининской и, конечно, успел ее заметить. Сейчас он сидит у Мартына, проедает мой гривенник и проигрывает ваш двугривенный. Мы привлечем его как свидетеля и…
– Хорошо, – барышня кивнула и задумалась. – Как я помню, статья 489 об оставлении в опасности…
– Можно подумать, что это вы учились на юриста, – хмыкнул я.
– Да уж не дурака валяла, – бросила в ответ барышня.
– Не пойдет, – сказал инспектор. – Я понимаю, куда вы клоните, но там есть специальное разъяснение…
– Нет, – возразила барышня и улыбнулась.
Улыбка получилась хищная, но твердая: мол, меня на мякине не проведешь.
– Есть, – столь же твердо парировал инспектор. – Оно относится к предыдущей редакции уложения, но всё еще в силе. И оно прямо говорит, что если оставлением в опасности была цель лишить жизни, то в данном случае речь идет об убийстве, и нам следует смотреть статью 453. Ведь так, Ефим?
Я со всей уверенностью подтвердил, что так, хотя, по правде говоря, лично мне бы пришлось по каждому номеру лазать в томик уложения и читать, чего там понаписано.
– И как обстоит дело с оставлением в опасности с целью убийства? – спросил инспектор.
– Тут я могу только предполагать, – честно ответил я. – Но уверен, что предполагаю верно. Итак, Маргарита Викторовна, сигналом к прыжку послужил ваш крик о помощи. Он должен был привлечь внимание первого же замеченного вами прохожего. Дальше прохожий слышал плеск в канале, героически бросался на помощь и вытягивал Андрея с помощью веревки. Вот только крикнув раз, вы сразу замолчали, да и веревка, не угляди ее матрос, так бы и осталась валяться на углу канала, где ее быстренько присвоил бы какой-нибудь нищий. Так?
Барышня молча смотрела в пол. Семен старательно скрипел пером. Купец очухался и заозирался.
– А? Что? – пробасил он.
– Помолчите пока, Артем Поликарпович, – попросил инспектор, продолжая разглядывать барышню.
Та подняла голову, собранная и готовая к бою. Я вновь восхитился ею, но на этот раз не внешностью, а умением держаться.
– Суд может и не поверить в вашу версию, – сказала она.
– Но может и поверить, – парировал инспектор. – Вы хотите сделать заявление?
– Да. Если я правильно помню, статья 462 или 463…
– Думаю, 463, – сказал инспектор. – По первой из них регламентируется только наказание за доставление средства к самоубийству, тогда как по второй – подговор к оному лица, не достигшего двадцати одного года, и опять же содействие. Максимальное наказание, конечно, сурово, но оно же равно тому минимуму, который полагается за убийство.
– Подговор еще надо доказать, – задумчиво протянула барышня, явно соображая на ходу. – А за одно только содействие плюс чистосердечное признание и раскаяние максимума, полагаю, не должно быть.
– Это верно, – сказал инспектор. – Правда, статья всё равно будет 463.
Барышня кивнула, принимая информацию к сведению. Я хмыкнул. Тело утопленника лежало у нас в холодной, прямо под нами. Согласен, наша профессия предполагает изрядный запас цинизма, но такое жонглирование цифрами над трупом лично мне представлялось уже откровенным перебором.
– Маргарита Викторовна, – сказал я. – Не для протокола. Семен, не пиши. Вам брата хоть немного жалко?
– Очень жалко, – кивнула барышня.
– Но упустить возможность прибрать к рукам полмиллиона было бы еще жальче, – уточнил инспектор.
– Полмиллиона? – переспросил я.
Барышня мелко кивнула, опасливо косясь на дядю, но тот, похоже, и сам пока не понял.
– Смерть брата приносила ей лишних двадцать пять тысяч, – пояснил вместо барышни инспектор. – Которые можно было бы получить и проще, прижав брата через посредника долговыми расписками. А вот если бы мы арестовали Артема Поликарповича за доведение до самоубийства лица, оставленного на его попечение, или если бы он, с его-то импульсивностью, прослышав про следствие, подался в бега, то Маргарита Викторовна могла бы распоряжаться всем его предприятием.
– Паскуда, – зарычал купец. – Я ж на тебя все бумаги оформил.
– С седьмого октября? – спокойно уточнил инспектор.
– Ага. Что?! Уже в моих бумагах порылись?!
Вместо ответа инспектор показал ему подпись под рисунком. О том, что самая сила арки должна была наступить именно седьмого октября. Барышня не теряла времени попусту.
Купец рыкнул и бросился-таки на нее. Одну оплеуху она словила. Потом мы с Семеном его скрутили. Пришлось даже разок табуреткой приложить.
– Теперь вы видите, что этот человек опасен для общества? – сказала барышня, потирая щеку ладошкой.
– До вас ему еще далеко, – строго возразил инспектор. – Семен, отправьте его в камеру. Пусть там в себя приходит. Потом гоните в шею. Нечего казенное место занимать. Ну а вам, Маргарита Викторовна, придется задержаться у нас до суда.
– В хорошей компании отчего ж не задержаться, – очень спокойно ответила она.
Потом встала и в сопровождении Семёна отправилась в камеру.
КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ МЫ молчали. Инспектор пил чай и читал мой рапорт. На его лице застыла гримаса отвращения. Час назад я бы с интересом гадал: это потому что чай остыл, или это я там чего-то эдакого понаписал. Сейчас же мне было всё равно. Я просто сидел на стуле, пытаясь сознать, как вышло, что ангел небесный обернулась сущей дьяволицей. Мысль эта в голове не укладывалась.
– О чём задумались, Ефим? – раздался голос инспектора.
Отложив рапорт, он смотрел на меня.
– Да так, ни о чем. Скажите, Вениамин Степанович, а как вы сразу сообразили, что это убийство?
– Логика, Ефим, – последовал ответ. – Логика и знание жизни. Начнем с утопленника. Он прожил в Кронштадте четыре года, а плавать так и не научился. Значит, действительно воды боялся. Это бывает. Особенно если чуть не утонул, как нам Маргарита Викторовна рассказывала. Видел я такое, и не раз. Но только если он воды боялся, то должен был страх свой преодолеть, чтобы в канал прыгнуть. А что такое самоубийство? – он щелкнул пальцами и сам же ответил на свой вопрос: – Это, Ефим, бегство от трудностей. Если он себя смог преодолеть, какие после этого трудности могли его испугать? Да никаких. Нет, будь юноша слаб духом, он бы в петлю полез или яду наглотался. На несчастный случай тоже не похоже. Юноша разделся, рядом заблаговременно приготовлена веревка. Хорошая веревка, такая долго бы не завалялась. Плюс картинка с указанием на сегодняшнюю дату как день силы.
– Ну, это уже мистика, – сказал я.
– Это чушь, – строго поправил меня инспектор. – То есть, конечно, в данном деле она – важная деталь, как причина, побудившая жертву пойти на поводу у преступника, но сама по себе вся эта мистика не существует. За каждой тайной стоит вполне реальный человек, который не хочет делиться своими секретами. В нашем случае секрет заключался в том, ради чего стоило седьмого октября отправить юношу в канал. Тут были возможны варианты, но даже сама по себе эта дата говорила о том, что купание в канале не было случайным или, скажем, совершенным под влиянием душевного порыва. Оно было подготовлено загодя. С учетом того, что плавать юноша не умел – это было убийством.
– Логично, – признал я.
– Конечно, поведение Маргариты Викторовны могло быть следствием глупости, а веревку мог очень кстати обронить проходивший мимо торговец, но, как я вам уже говорил, за всякой случайностью прячется своя закономерность, которую необходимо отыскать, – инспектор покачал головой. – Должен признать, преступление у нее получилось почти идеальным. Жертва сама прыгает в канал, сама тонет, и даже с тем фактом, что к каналу эта парочка пришла подготовленной – доказать в суде именно убийство будет не так-то просто.
Раздался стук, и в дверь заглянул Семен. Инспектор поднял голову.
– Прошу прощения, Вениамин Степаныч, – сказал дежурный. – Ефим, там по твою душу бабка пришла.
– Какая бабка? – не понял я.
– Фролова Фекла Ильинишна. Говорит, пришла каяться.
Инспектор взглянул на часы.
– Как раз вовремя, – проворчал он так, что и не поймешь: рад или не рад он, что старуха сама в полицию пришла. – Ну что встал? – фыркнул он на Семена. – Зови, коли пришла. Чего старого человека в коридоре держишь.
Дежурный тотчас исчез. Дверь распахнулась, пропуская согнувшуюся старушку. Видать, радикулит так и не отпустил. Фёкла Ильинична тяжело опиралась на палку.
Инспектор уступил ей своё мягкое кресло, предложил чаю, а каяться переориентировал на меня. Мол, вот он всё запишет, что вы сочтете нужным сказать. Бабка первым делом рассыпалась в извинениях, что не сразу пришла в полицию, да так многословно, что пришлось ее прервать.
– Фекла Ильинишна, – попросил я. – Ваше раскаяние отмечено и будет учтено. Про ваши ночные поиски с лопатой мне тоже всё известно. Давайте уже по самому факту кражи.
Бабка выпучила на меня глаза.
– Это ж откуда тебе известно, милок?
– Работа такая, – кратко ответил я.
Бабка опять запричитала. Мол, конечно, молодой да грамотный, куда ей за мной угнаться. Кое-как я всё-таки направил беседу в более конструктивное русло.
Как оказалось, в ту ночь бабка мало того что видела вора, так еще и опознала его. Это был приказчик из лавки купца Золотова. Купец, как и его молодой племянник, не только через забор беседы беседовал. Катерина их и ближе допускала. Тайком – так она думала! – по ночам впускала то одного, то другого к себе, а рано утром провожала. Дело, как говорится, житейское, молодое, но той ночью влюбленные ненароком спугнули вора.
На профессионала он, по мнению бабки, никак похож не был. Видать, решил за молодым хозяином пошпионить, да как влез в дом – не удержался пошарить по полкам. Тут мы с инспектором переглянулись. По всей видимости, Артем Поликарпович либо знал, либо догадывался о том, что он – не единственный кавалер у Катерины, и установил за племянником слежку.
Соблазн прикарманить кое-что оказался слишком велик – тем более что работая в посудной лавке, приказчик вполне мог сбыть краденый товар покупателям за его полную стоимость – но в ту ночь гость не задержался. Катерина его через дверь на кухне выпускала, вот вор и заметался, а заметавшись – малость нашумел.
Бабка, выглянув на шум, увидела, как вор на цыпочках выскочил из кухни, держа в руках большущий сверток. К дверям он уже не успевал – там были Катерина с Андреем – и выскочил в окно. Свет луны, очень вовремя выглянувшей из-за тучи, позволил разглядеть его лицо. Торопливо натянув на себя одежду, бабка с кочергой выскочила из дому – вот ведь не робкого десятка оказалась! – и увидела вора на улице уже без свертка. Тот тоже ее увидел и со всех ног бросился бежать. Угнаться за ним старуха, конечно, не могла, однако смекнула, что вор припрятал добычу где-то во дворе. Сказала бы сразу, и дело с концом. Мы бы обшарили двор и нашли пропажу.
Ан нет! На девяносто шестом году жизни бабка надумала поиграть в Пинкертона! Сама преступника разоблачить решила, и ночью, едва стемнело, засела в сенях в засаде. Вор, однако, за добычей не вернулся. Бабке стало скучно, и она полезла сама сверток искать, вобла вяленая! Весь двор перерыла, только к дровяному сараю подходить опасалась.
– Чую, батюшка, бес там затаился! – вещала она треснутым голосом. – И на меня из темноты зыркал. А ну как затащил бы в сарай и что срамное сотворил?!
Инспектор бросил на меня ехидный взгляд из-под бровей. Я его проигнорировал…
ПРИКАЗЧИКА МЫ ВЗЯЛИ тем же часом. Бедняга так устал бояться, что, едва завидев меня с Матвеевым, сам во всем покаялся. Спрятал он добычу в сарае, в дровах, во втором ряду, под самым потолком. Получается, я всю ночь на ней и пролежал.
БАРЫШНЮ И ПРИКАЗЧИКА судили в один день.
Нищий действительно видел в то утро веревку у Золотовых, и это, вместе с долговыми расписками Андрея, найденными в шкатулке Маргариты Викторовны, основательно укрепило позиции обвинения, однако те по-прежнему были далеки от идеальных. Да еще Артём Поликарпович подсуропил. Не иначе как из вредности пригласил лучшего адвоката. Не самого Плевако, конечно, тот на наше счастье как раз от дел отошел, но одного из его учеников!
Говорят, прокурор после суда выглядел как Наполеон после Ватерлоо. Впрочем, он тоже был не лыком шит, и совсем отвертеться от наказания Маргарите Викторовне не удалось. Однако приказчику за кражу ложек и то больше досталось.
Сам я на суде не был – всё-таки простудился, и две недели провалялся в постели.
