Коль скоро мы заговорили о еде, давайте и дальше о ней. Я больше никогда не пойду есть в „Макдоналдс“. В субботу ездил в Солнечногорск на допрос по делу Кашина-Яшина (по доброй традиции, следователь неделю вызванивал меня по мобильному, наконец уговорил приехать – приезжаю, а его, конечно, нет; так я и остался не допрошенным). На каком-то этапе захотелось есть, а Подмосковье тем и отличается от нормальных русских областей, что там в каждом райцентре имеется „Макдоналдс“. Поел, вернулся домой – а там любимая женщина ни с того ни с сего (раньше с ней такого не бывало) говорит: „Хочу в „Макдоналдс“. Пришлось идти второй раз, а два раза по три гамбургера – это, я вам доложу, кошмарный удар по желудочно-кишечному тракту. Уже вон сколько дней прошло, а я без содрогания о „Макдоналдсе“ думать не могу и, полагаю, не смогу еще долго. Поэтому, когда поеду в Солнечногорск или еще куда и проголодаюсь, есть пойду в какое-нибудь менее одиозное заведение – слава Богу, таких на Руси сейчас много.
У всех них разные названия (чем дальше от Москвы, тем чаще это женские имена). Разные интерьеры. Иногда в углу стоит телевизор с караоке, чаще – просто играет приемник с „Русским радио“. Ленивая (то ли не выспавшаяся, то ли с похмелья) официантка принесет меню. В меню можно не смотреть: не важно, что названия и интерьеры этих маленьких кафе путинской России разные, в меню всегда одно и то же. Из первых блюд везде есть солянка – кажется, поварам таких кафешек доставляет удовольствие сознание того, что в суп можно бросить оливку и лимончик. Из салатов – обязательный „Цезарь“. На второе или мясо по-французски – мясо, запеченное с сыром и помидором, с гарниром из пережаренного картофеля фри, – или, на выбор, жаркое в керамическом горшочке. И хлеб в плетеной соломенной корзиночке. Минералка – местная или „Перье“. Или, если хочешь просто чаю попить, бутерброд с семгой.
Совок за десятилетия своего существования выработал универсальную советскую кухню – идеальную для новой исторической общности людей, которые питаются в столовых. Винегреты, борщи, котлеты с картофельным пюре, компоты из сухофруктов. Алюминиевые вилки-ложки. Постсоветская или даже все-таки постьельцинская, путинская то есть, эпоха за несколько лет превратила совковую столовую в атавизм – сейчас, если найдешь такую на полузаброшенном заводе или в недоприватизированном учреждении, считай, повезло (у нас в Калининграде недалеко от редакции, в которой я работал, была последняя в городе муниципальная столовая – часто о ней вспоминаю, ностальгируя). А так – в каждом спальном районе большого города, в каждом маленьком городке сотни, тысячи одинаковых кафешек с солянкой и мясом по-французски. В Клину я ел в таком заведении прямо в тамошнем кремле, в Ростове – в каком-то подвале около центрального рынка, во Владикавказе – на берегу Терека (на двери там висела очаровательная табличка „С огнестрельным оружием просьба не заходить“). Эти кафе – не менее важная примета путинского застоя (или отстоя), чем Петросян в телевизоре и всесильный Сурков в разговорах, чем важные физиономии спецслужбистов и кинофильмы по романам Акунина.
Еда – очень важный культурный (а значит, и политический) фактор. Перед президентскими выборами девяносто шестого года в провинции на дверях продмагов висели портреты Зюганова с надписью „Купи еды в последний раз“. На киевском майдане Незалежности, если очевидцы не врут, революционеров кормили непрерывно и повсеместно: у большинства побывавших там главное впечатление – не пресловутый руль на голове Тимошенко и не песни „Океана Эльзы“, а именно борщ и чем еще наши украинские братья питаются.
Путинская эпоха тосклива не только предсказуемостью слисок и Мироновых, акуниных и петросянов. Она тосклива и своей массовой едой, своим кулинарным мейнстримом. Известно, что причину и следствие люди часто путают, – не тот ли это случай? Патриотический мыслитель Крылов, озаренный похожей догадкой, считает, что власть сменится тогда, когда со сцены сойдет Алла Пугачева с ее свитой. Мне кажется, жизнь в стране изменится, когда Россия перестанет хлебать одинаковую солянку, ковыряться ножом в мясе по-французски, закусывать салатом „Цезарь“ и бутербродами с семгой. Проблема поголовной идейной бедности всех оппозиционных и провластных сил и деятелей может быть решена, если кто-то из них предложит стране реальную кулинарную альтернативу, которая объединит нацию и положит начало пресловутому мегапроекту „Россия“, о котором в той или иной мере мечтает каждый из нас. Революция еды – вот что спасет Россию.
20 апреля 2005
Надеюсь, не открою большого внутриредакционного секрета, если расскажу, что понедельничный номер – тот самый, с белыми страницами, посвященными Альфа-банку, – сразу же, в день выхода, появился в застекленной рамке на коммерсантовской лестнице рядом с так же застекленными историческими (перевороты, дефолты, денежные реформы etc) номерами газеты прошлых лет. Конечно, это справедливо – вон даже в Financial Times написали, что заголовок «Полный истец» рифмуется с русским словом, означающим «фиаско». Заголовки – это, пожалуй, не меньший символ нашей газеты, чем пресловутый твердый знак или, скажем, дверная ручка в форме протянутой для приветствия руки. Многие до сих пор убеждены, что у нас существует специальный штат копирайтеров, выдумывающих все эти «Пришли за таким-то» или «Президент положил на конституцию». Таких копирайтеров на самом деле нет (сами придумываем), но что правда, то правда – газетный заголовок был и остается серьезным и важным искусством.
Когда я вижу первую полосу «Правды» тридцать седьмого года с передовицей «Взбесившихся собак надо расстреливать», испытываю непередаваемое чувство – даже если забыть о содержании текста, заголовок не перестанет быть безумно стильным и эмоционально заряженным на десятки лет вперед. Произнесите вслух и вслушайтесь: «Взбесившихся собак надо расстреливать». Симфония! Сейчас аналогичные тексты озаглавливаются гораздо пошлее и унылее, как-нибудь вроде «Путин укрепляет государство, а не себя». Ну укрепляет, ну и что? Ерунда какая-то, баловство. Лучше уж про собак, в самом деле. Про взбесившихся.
Или, скажем, Эренбург в войну статьи писал. Что ни заголовок – то выстрел или как минимум щелчок затвора: «Ненависть», «Месть», «Гнев», «Хватит», «Убей немца». А сейчас – когда прошлой осенью все с подачи того же Путина говорили, что «России объявлена война» (почему, кстати, сейчас об этой войне никто не говорит? победу вроде не объявляли), официоз не сумел из себя выдавить ничего, кроме заголовка «Внутренний враг и национальная идея». Представьте, что Эренбург статью «Убей немца» озаглавил бы «Немец и национальная идея» – мне кажется, его бы за такой заголовок немедленно расстреляли, причем справедливо.
Искусство заголовков наши газеты начали утрачивать, думаю, после войны. Блестящее довоенное «Сумбур вместо музыки» незаметно уступило место тоскливому «Об одной антипатриотической группировке театральных критиков» – и пошло-поехало. Знаете, как называлась разгромная статья в «Литературке» о романе Кочетова «Чего же ты хочешь?»? Да так и называлась: "О романе Кочетова «Чего же ты хочешь?». Иногда, конечно, случались озарения вроде куртуазного «Рагу из синей птицы», но в большинстве случаев редакторской фантазии хватало только на что-нибудь вроде «Против антииисторизма» – если уж от заголовка хочется спать, чего можно ждать от самой статьи?
Последним советским заголовком, наверное, стоит считать название репортажа Александр а Гамова (сейчас автор очерка о всенародной поддержке инициатив ГКЧП работает в «Комсомольской правде», входит в президентский пул) в «Советской России» 20 августа 1991 года: «Поддержка решительных мер». Я помню это бесцветное название только потому, что сохранил тот номер газеты, а другой заголовок тех дней – из провинциального «Вечернего Ставрополя» – запомнился на всю жизнь: «Браво, русич Ельцин!» – бессмысленное сочетание трех неудачных слов, но как цепляет, согласитесь. Сам «русич», кстати, в те дни отметился собственной статьей в «Общей газете» под совершенно ленинским заголовком «Демократия должна уметь защищаться». Если бы я был редактором, я бы заменил этот заголовок на другой оборот из того текста – «Кирзовый сапог диктатуры», тем более что второго Ленина из Бориса Николаевича все равно не получилось.
А потом началась великая эпоха газетных заголовков – ну как забыть декабрьские (девяносто первого года) номера, скажем, «Комсомолки» и того же «Коммерсанта» с первополосными заголовками, соответственно: «Я проснулся – здрасьте, нет советской власти» и «Союз развалился республик свободных». Случалось, газеты ехидно цитировали друг друга, подкалывая, – после статьи Владимира Бондаренко в тогдашнем «Дне» под пафосной шапкой «Нас остановит только пуля» в «МК» вышла статья Александр а Минкина «Их остановит только пельмень». К осени девяносто третьего эта практика дошла до абсурда – «Российская газета», переставшая выходить после номера с первополосным «Президент растоптал конституцию», вернулась к читателю через две недели с ликующим «Президент спас страну».
Техническая оснащенность нашей прессы тем временем выходила на новый уровень, и, случалось, важнее оказывалось не содержание заголовка, а место, которое он занимает. Когда взорвался Дмитрий Холодов, заголовок «У нас горе» верстальщики «Московского комсомольца» вынесли на самый верх, над логотипом газеты. С тех пор в «МК» каждый день заголовок главного текста номера – на этом месте. Сами заголовки, правда, тоскливы – то маньяк кого-нибудь зарезал, то Валерия замуж вышла, то еще что-то в этом роде.
Все чаще отдельным произведением заголовочного искусства становился не один заголовок, а несколько – в разных газетах. После 11 сентября это было заметно сильнее всего: официозные издания вышли с первополосными перечислениями типа «Каширка, Печатники, Манхэттен», либо с циничновато-отстраненным «Апокалипсис нау», и только в газете «Завтра» ликовал Александр Проханов – «Ангел смерти поцеловал Америку». Впрочем, прохановские заголовки требуют отдельного исследования, они не подчиняются общим законам. Другое дело – например, реакция «Коммерсанта» и «Известий» на теракт в Тушине: соответственно «Террор против рока» и «Рок против террора». Но это просто курьез, а вот когда после штурма в Беслане пропрезидентская «Жизнь» вышла с первой полосой «Мы плачем», а "Ъ" – с заголовком «Бесланный конец», – тут уже никаких курьезов, тут позиция, выраженная именно в заголовках, тексты же репортажей можно было безболезненно переставлять из одной газеты в другую, про девять арабов и негра писали все, другой информации власть не давала.
Сейчас большинство наблюдателей единодушно в том, что страна, как сказал бы известный киногерой, «накануне грандиозного шухера». Допустим, что это так. В этом случае интереснее всего будет следить за событиями – будь то всеобщий пенсионерский бунт или палаточный майдан на Красной площади – именно по газетным заголовкам. В самом деле, что напишут на первых полосах «Жизнь», «Коммерсантъ», «Комсомолка», и главное – кто в конце концов поставит заголовок «Мы победили»?
2 февраля 2005