Олег Иралин
Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается
Перед собранными на Совет боярами князь поставил один вопрос: время выхода в Степь! Причём, горя желанием обойти Святополка и Владимира в славе, Милослав затеял поход не в приграничье, а далее, в глубину степей, дерзостью своей снискав ещё больше удачи. Как он и ожидал, мнения разделились. Одни утверждали, что поход в глубину мало изведанного поля сулит неминуемое поражение. Что, как бы ни были ослаблены кочевья скудностью зимнего корма, половцы сильны и по-прежнему непобедимы на открытом со всех сторон пространстве. Другие, и их, к вящей радости, оказалось большинство, горячо поддержали своего князя. Выступать нужно, заявили они, и выступать именно сейчас, не медля ни дня! Кочевья только что совершили длительный переход из приморских зимовок, половецкие кони вымотаны скудным подножным кормом и не успели откормиться на молодой, едва пробившейся траве. Больше того – из Степи от надёжных людей поступают сведения, что ханы Тугоркан и Боняк, разорив предместья Киева и Переяславля, по возвращении в Степь столкнулись с недовольством ряда других, тоже влиятельных среди половцев ханов. Те ханы не хотят большой войны и настаивают на мире, считая, что Русь достаточно заплатила за предательство своих князей. Известно также, что оба хана, перессорившись со всеми остальными, увели своих воинов из Степи, направляясь на соединение с ордой Атрака, воюющего за грузинского царя. С ними за добычей и славой ушло множество могучих воинов из других орд, и сейчас Степь слаба, как никогда! Князь внимал этим речам и радовался всем сердцем, предвкушая скорый поход и выгоду, извлекаемую из него. Единственным обстоятельством, омрачившем общее впечатление от Совета, было то, что Вышата примкнул к несогласному меньшинству. При всей скрытой неприязни к нему князь отчётливо сознавал, что воевода в военном деле весьма сведущ и своих противников изучил достаточно хорошо, но прислушиваться к его словам не стал. В самом деле, сколько можно идти в поводу у этого старика! Словно прочтя его мысли, с места поднялся сводный брат Родион.
– Я с тобой, брат! – заявил он с жаром. – Настала пора преломить копьё о степь половецкую!
По залу пронёсся гул одобрения. Почувствовав, что пришло время, Милослав встал и объявил о заранее принятом решении. Оставалось уточнить вопросы, сопутствующие любому походу, но на них ушло гораздо меньше времени. Вскоре князь отдал необходимые распоряжения и покинул зал. Он долго ещё бродил по терему в тяжёлых раздумьях, пока не вышел во двор. Лёгкий ветерок толкнул в лицо поток свежего воздуха, и Милослав вдохнул его полной грудью. Сомнения оставили его, и он прошёл несколько шагов, благодушно взирая на суетящуюся челядь. Остановившись, князь поднял голову и посмотрел на безоблачное небо, и взгляд его упал на крытый переход между жилой и хозяйственной постройками. Меж кровельных опор он заметил двоих – княгиню и воеводу, о чём-то увлечённо беседующих. Милослав не слышал разговора, но отчётливо видел выражение лиц беседующих. Вышата стоял, смущённо потупив взор, и что-то говорил, тщетно стараясь спрятать улыбку. Свою жену и вовсе было не узнать. Такой Милослав не видел её давно. Он успел позабыть это умиление в её лице, возбуждённый блеск глаз и совсем девичью порывистость в движениях. Они перебросились ещё парой фраз и разошлись, а князь долго ещё стоял, терзаемый подозрениями. Ему припомнились частые капризы жены, её холодность во взгляде и уже столь привычное безразличие в лице. Что до воеводы, то смущение как таковое для него совсем не было характерным явлением, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Вдруг всплыло в памяти недавнее нежелание Вышаты поддержать предложение князя о походе и его нескрываемое раздражение, когда Милослав озвучил своё решение. «Неужели опечалился тем, что предстоит расставание с чужой женой? – подумал князь. – Видать, правду говорят: седина в бороду…»
Тем временем Милана вбежала к себе в горницу и схватилась за зеркало. На неё смотрело довольное лицо уже не юной, но молодой ещё женщины с упругими щёчками и задорными, обведёнными сурьмой небесно-голубыми глазами. «Да ведь я ещё хороша, и даже очень! – подумала она. – Должно быть, не только я замечаю это, иначе на что ему очи!..» Княгиня вспомнила серые, словно сталь, выразительные глаза Белояра, и сердце её затрепетало сильней. Расставшись с ним менее часа назад, она столкнулась в переходе с воеводой. Увидев её, Вышата облегчённо вздохнул. «Наконец-то, княгиня! – произнёс он. – Я уже было заволновался о вас!» Конечно, Милана догадалась, что прежде всего он беспокоился о своей дочери. Снежана, её боярыня, хотя и вышла недавно замуж, всё же оставалась любимицей Вышаты, и он, зная о затянувшейся прогулке, успел изрядно встревожиться.
– Что ты, воевода! – воскликнула княгиня. – С твоим Белояром гуляй хоть до самого вечера, никакой разбойник не страшен!
Она запнулась, решив, что сказала лишнее, но воевода не заметил её оплошности.
– Что, моя Снежана не наскучила болтовнёй? – только и спросил он.
– Не наскучила! – рассмеялась княгиня. – Хорошую ты дочь вырастил, умницу! Будет мне ближайшей помощницей.
Милана заметила, как от похвалы раскраснелся от удовольствия воевода. Она сама, недавно расставшись с мужчиной, к которому обнаружила в себе страсть, душой парила в облаках. Все и всё вокруг было милым и прекрасным, и она, объятая нахлынувшими чувствами, продолжила:
– И сын твой толковый, по всему видать, дружинник! Только не долго ли он в младшей дружине задержался?
Вышата, совершенно смутившись, потупил взор.
– Да как же, княгиня! – только и сказал он. – Ведь пойдут разговоры…
– А ты не слушай глупых речей! – повысила голос Милана. – Раз отец воевода, так, что же, сыну теперь всю жизнь в простых дружинниках маяться?! Сегодня же попрошу мужа за него! Как только начальная должность освободится, вспомнит о твоём сыне.
Оба настолько увлеклись разговором, что не замечали взирающего на них князя. Воевода благодарил за заботу, хотя и не надеясь на благосклонность Милослава, но всё же польщённый вниманием княгини. Потом он пошёл к себе, пряча довольную улыбку в усах, а Милана поспешила в хоромы, согревая сердце приятными воспоминаниями.
Совсем противоположные чувства испытывала в этот самый миг свекровь Миланы. Узнав о намеченном походе в Степь и непременном желании её родного сына присоединиться к нему, Ярина не находила себе места. Она только что возвратилась из покоев Родиона с ощущением надвигающейся беды. Её подросший мальчик совершенно отказывался внимать её доводам и слезам. Закончилось тем, что он порывисто обнял её и тоном, не допускающим возражений, произнёс:
– Мама, я давно уже взрослый мужчина! Милослав задумал благое дело, и я не прощу себе, если ты сможешь удержать меня от участия в нём! Накажем поганых половцев, и я вернусь к тебе, живой и невредимый. Ты же, гордая за своего сына, скажешь: «Вот, вернулся настоящий князь, достойный своего отца!»
«Настоящий князь! – вспомнила его слова княгиня, смахивая набежавшую слезу. – Едва семнадцать исполнилось, а торопится равняться со здоровенными воинами!» Она прекрасно знала, что в дружинники набирали уже с четырнадцати лет и что под началом Вышаты таких юных, как её сын, было предостаточно, но ведь это были совсем чужие ей, грубые дети простолюдинов! И хотя Родиону как княжичу совсем не обязательно окунаться в гущу боя, сердце Ярины продолжала точить тревога. Снова припомнились слова сына, и она вдруг услышала в них то, о чём сама думала неоднократно. Ну конечно, её Родион, довольно неглупый юноша, имел в виду то же! Хватит ему ходить в тени своего сводного брата, пришла пора заявить о себе. А где же ему сделать этого лучше, как не на поле брани! Княгиня немного успокоилась, впустив в сердце сомнение: «А может, и прав мой повзрослевший сын?» – думала она, усаживаясь в резное кресло.
– Плед мне подай! – бросила она ожидавшей рядом служанке. – И Ровду ко мне пригласи, живо!
К советам боярина Ровды прислушивался не один только князь. Ярина прежде него уже имела возможность довольствоваться помощью столь мудрого мужа. Он, после смерти мужа, был одним из немногих, кому она доверяла, и со временем их отношения стали ещё теснее. Настолько, что их продолжение приходилось скрывать от посторонних глаз и ушей.
– Скажи мне, Ровда, – спросила княгиня вошедшего в комнату советника, – насколько опасен затеянный Милославом поход?
– Не больше, чем все остальные, моя княгиня! – ответствовал тот, подходя всё ближе.
Боярин приблизился вплотную и, пользуясь тем, что они наедине, приобнял её за плечи.
– Что заботит мою радость? – спросил он, заглядывая в лицо. – Али привиделся плохой сон?
Ярина повела плечами, стряхивая руки своего любимца.
– Пусть сны заботят древних старух! – сказала она в раздражении. – Я же спрашиваю о походе в Степь, понимаешь?! Наши воины у себя дома едва от них отбиваются, а там эти половцы хозяева!
– Не вижу причин для беспокойства! – настаивал Ровда. – Святополк с Владимиром доказали, что этих разбойников можно бить и в их Степи, причём с большой выгодой для себя.
Последние слова советник произнёс, понизив голос и в совершенно другой интонации, давая понять их значимость.
– Выгодой! – хмыкнула княгиня. – Давай, хотя бы оставаясь вдвоём, называть вещи своими именами! Этим двум неудачникам, до недавнего времени постоянно битым теми разбойниками, только и остаётся гордиться тем, что под родными стенами едва избавились от врага, уступающего им числом! И весь их успех в разгроме приграничных веж только в том, что смогли предать доверчивых степняков!
– Никогда не сомневался в твоём уме! – восхитился боярин, но княгиня отмахнулась, словно от назойливой мухи.
– Не лести от тебя жду, Ровда, но совета!
Боярин молча взглянул на неё совершенно другими, вдруг посерьёзневшими глазами, и Ярина продолжила:
– Тебе, верно, ведомо, что с Милославом в поход собрался князь Родион?
– Ведомо, – подтвердил советник.
– Мы оба знаем, что в случае гибели Милослава вотчину, согласно древней традиции, наследует его брат.
Ровда кивнул, и княгиня продолжила:
– Полагаю, что Милославу закон известен не хуже нашего! Кто знает, не использует ли он удобную возможность убрать брата с пути своего сына? И что предпринять, чтобы не допустить гибель князя Родиона от стрелы – половецкой либо своей?!
– Нет нужды сомневаться в намерениях князя Милослава, княгиня! – заверил боярин. – Смерти твоего Родиона он не желает хотя бы по той причине, что не верит в скорое наступление своей. Если бы хотел погубить юного княжича, то не стал бы отговаривать его от участия в прошлом походе в Переяславль! Но скажу ещё: сейчас, когда, по дошедшим вестям, в кочевьях остались жалкие остатки их сил, никакого серьёзного сопротивления не предвидится, и слава падёт в руки без лишних усилий и крови!
Ровда заметил, как в глазах Ярины мелькнул ужас при произнесённом им последнем слове, и поспешил её успокоить.
– Душа моя! – произнёс он со всей нежностью. – Знаю, как страдаешь от тревоги за сына! Поверь, всё отдам за покой в твоём сердце! Хочешь, отправлю с княжичем своих сыновей? Верой и правдой будут заслонять его от меча и стрелы днём и ночью, клинком и телом!
– Да справятся ли двое? – усомнилась женщина.
– Отправлю ещё надёжных слуг, что с мечами управляются и верность имеют. Самых лучших отдам, себя не пожалеют, а княжича уберегут!
Ярина заметно успокоилась и теперь, ласково взглянув на любимца, вздохнула.
– Что же делать, видно, такова судьба княжеская! Пусть идёт!
Между тем судьба сводного брата в этот день менее всего заботила Милослава. Мрачнее осенней тучи он вошёл в горницу жены и властным жестом выдворил двух боярынь, что-то оживлённо обсуждавших с княгиней.
– Что случилось? – вскочила с места Милана. – Что-то с Боруславом?
– С сыном всё в порядке, надеюсь! – заверил князь. – Верно, как и всегда, с мамками да няньками!
– С мамками?! – переспросила княгиня так, словно услышала в словах мужа что-то новое. – Да ему пора уже с дядьками заниматься! Кстати, я присмотрела для него одного…
– Вышату? – грозно спросил князь, в охватившей ревности не в силах дослушать жену.
– Почему Вышату? – удивилась Милана. – Разве мало…
– О чём с ним давеча беседу вела? – тем же тоном продолжил Милослав.
– Так, о пустяках каких-то! – непринуждённо произнесла княгиня. – Ах да, вспомнила! О детях его. Ведь не сыскать вернее людей и смышлёней! Подумай сам: сын его который год в простых дружинниках! Не пора ли чести удостоить в начальные люди?
Она так непринуждённо и искренне озвучила просьбу, что князя охватили сомнения. «Наверное, я напрасно заподозрил их! – подумал он, раскаиваясь в выказанном жене гневе. – Она так молода и красива, а он почти старик. Какие чувства могут их связывать?!»
– Я подумаю, – заверил он жену, шагнул к ней и крепко обнял. – Прости за… если чем обидел. Пришлось важное решение принимать: скоро пойду в Степь, к половцам. Расставание терзает сердце, но зовут стоны да слёзы жён и матерей, всей земли русской, по которой, собирая полон, скачут поганые!
Милослав отстранился и взглянул в помрачневшее лицо Миланы. Её синие, широко раскрытые глаза подёрнулись влагой, и она, коротко всхлипнув, отвернулась. «Как я был неправ! – укорил себя князь. – Разве можно ревновать этого ангела!» Благо, что не знал князь о том, кто послужил причиной набежавшей слезы и заполыхавших щёк!
Наступившим утром Милана проснулась с гнетущим чувством. Весна разливала тепло, и каждый приходящий день становился всё краше, но он приближал разлуку с любимым. Княгиня, сама не своя, терзалась мыслями половину дня, пока вдруг не поняла, что из сложившейся ситуации можно извлечь выгоду! Что, если получится убедить мужа оставить Белояра в Вырьеве, в числе тех, кому доверена будет охрана княжеской семьи и горожан? Тогда она сможет ещё чаще видеться с ним, и никто не помешает их встречам! Милана дождалась обеда и, зная, что после трапезы Милослав находится в благом расположении духа, поспешила к нему. Она прошла распахнутыми дверями в комнату и застала у князя воеводу. Они, прервав беседу, обернулись к ней, и Милана, не желая мешать, сказала:
– Вижу, у вас небольшой Совет?
– Что ты, лебёдушка моя! – ответствовал князь, расточая ласку напоказ. – Вышата вот просит сына своего в составе той дружины оставить, что остаётся в городе. Не верит, видать, воевода в успех!
– Разве можно, князь! – поспешил с оправданиями воевода. – Моё ли дело сомневаться в победе! Как лучше хочу, чтобы княгиня с сыночком и матушка твоя под верной защитой были. Кому, как не моему сыну доверить?
– Надо же! – изумлённо протянул Милослав. – А княгиня мне вчера иное утверждала. Мол, пора твоему Пересвету в старшую дружину, в начальные люди перебираться! А где, как не на ратном поле, командиру о себе заявлять? Болота в Вырьеве воеводствовать оставляю. На вторую сотню толкового десятника назначай, ну а на его место, так и быть, своего сына ставь. Пойдёт с нами, славу стяжать и…
Милослав взглянул на Милану и, не желая при ней вспоминать о желаемой добыче, продолжил фразу иначе:
– И опыта командного набираться.
Во всём Вырьевском войске, вплоть до последнего ратника, царило ожидание скорой победы и, как следствие, богатой наживы. Повсюду только и слышались разговоры об удачном походе Святополка и Владимира. Старшая дружина традиционно рассчитывала на довольно весомую долю, и никто не хотел попасть в число гарнизона, оставляемого для защиты города. Болот не имел знатной или богатой родни. Больше того, кроме вышедшей за крестьянина сестры, у него вообще никого не было, и в силу независимости его характера, за плечами никто из влиятельных людей не стоял. Кроме того, оставляя сотника, князь высвобождал место в старшей дружине, имея хороший предлог, идя наперекор просьбе воеводы, вовлечь его сына в поход. По хмурому лицу Вышаты было заметно, что решение князя не привело его в восторг, но возражать он не решился. Воевода поклонился и вышел, и княгиня приступила к исполнению задуманного.
– Как не хочется с тобой расставаться, милый! – сказала она, печально вздыхая. – Что будет с тобой там, вдали от дома, и с нами без тебя?
– Не беспокойся, моё золотце, врагу не устоять! Я разбил их у Переяславля, разобью и в степи. Знай, что в самой жестокой сече я буду думать о тебе! Под тучей стрел и стеной копий, разя половца мечом, я буду помнить о тебе и Боруславе!
– Но что будет с нами? – спросила княгиня с тревогой. – Вдруг, пользуясь твоим отсутствием, к нам пожалует враг?
Услышав её, Милослав расхохотался от всего сердца.
– Какой враг?! Все боеспособные половцы грузин защищают, а среди соседей врагов у меня нет! Разве Андрей Рыльский, так у него силёнок не хватит на осаду, да и кто из князей после этого его поймёт: идти войной на того, кто сейчас за всю Русскую землю стоит!
– Одному Господу ведомы наши пути, – сказала Милана, подняв глаза к потолку. – Всё может измениться в одночасье, а все сильные воины с тобой. Оставь и в Вырьеве кого-то! Взять хотя бы Белояра, ведь нет в дружине умелее и храбрее его! С ним нам всем спокойнее будет твоего возвращения дожидаться!
– Оставить Белояра? – удивился князь и снова рассмеялся.
В этот раз смех выдался другой, какой-то натужный и скорее похожий на кашель. «А вдруг она видела, вдруг успела очнуться тогда, в зимнем лесу? – кольнула мысль в самое сердце. – Может, в её переменчивости причиной вовсе не воевода, а этот дружинник?!»
– Что в том смешного? – спросила княгиня и надула губки.
– Ты права, душа моя, Белояр лучший мечник, но именно поэтому его место в бою. За свою безопасность не волнуйся – я сам позабочусь о ней.
Милана поджала губы, но поняв, что разговор окончен, с каменным лицом вышла, шурша складками платья. Хлопнула дверь, и Милослав задумался. Он вдруг вспомнил битву под Переяславлем и ту схватку, в которой Белояр спас воеводу. Он поймал себя на мысли, что ему вовсе не хочется, чтобы, случись что-то подобное в степи, этот дружинник снова спас Вышате жизнь. «Надо отдалить его от воеводы на поле боя, чтобы ни по какой случайности его не оказалось рядом с этим наскучившим стариком! – решил он. – А определю-ка я его в телохранители к Родиону! Он воеводе неподвластен и в бою будет особняком, вместе с тем, по юности своей, на месте не усидит, в гущу кинется!» Милослав улыбнулся своим мыслям. Широкими шагами он подошёл к окну, взглянул на стаю летящих к лесу птиц и подумал: «А не кинется, так надоумим!»
Милана возвратилась в горницу в слезах. После разговора с мужем ей ничего не оставалось, как страдать в ожидании предстоящей разлуки. Каждый день она старалась увидеться с влекущим её дружинником и переброситься с ним парой фраз, но ей никак не удавалось остаться с ним наедине.
– Что это княгиня наша к тебе зачастила? – спросил как-то один из дружинников у Белояра.
– Ко мне… княгиня? – удивился тот. – Ты что, белены объелся? Кто я и кто она! Так, общаемся при встрече!
– Ну да! – хмыкнул сослуживец, но озвучивать свои мысли не стал.
«Зачастила княгиня! – вспоминая услышанное, усмехнулся Белояр, уже направляясь в конюшню кормить своего коня. – Скажет тоже! Как будто она к нам с моей Златой в гости зачастила! Просто помнит, что зимой жизнь спас, ну и не обходит вниманием! Хорошо, хватило ума перед дружиной не признаться! Князю, поди, итак неловко!»
Застоявшимся скороходом бежало время, и вот наступил отведённый Милославом срок. Назавтра предстоял выход дружины и собранной из горожан рати. Прослышав о готовящемся выступлении, пришёл охочий люд из других городов и сёл, даже князь Андрей, призвав забыть все обиды, решил присоединиться со своей дружиной. «Не слишком ли много народа? – думал князь Милослав. – Эдак и добычи на всех недостанет! Да ведь не гнать же их!» Весь оставшийся день Милослав пребывал в возбуждении. «Завтра начнётся моя слава!» – думал он, и приятные мысли сладким вином дурманили голову. Он вспомнил прошлогодний поход и те почести, что щедро разносились ему, обоз захваченного добра, табуны коней и скот… Выход в Степь обещал принести намного больше, настолько, что у князя захватывало дух в ожидании столь богатой, но лёгкой добычи.
Совсем в другом состоянии находилась Милана. Печалясь, она закончила вышивать узорами рубаху, предназначенную Белояру, и теперь задумалась, каким образом передать её и объясниться наконец, открыв ему своё сердце. И вот, надумав предлог, она решительно шагнула к порогу. Спеша, чтобы не раздумать от обуявшей её робости, княгиня миновала ряд просторных комнат и вышла к гриднице. Как раз ей навстречу, торопясь по своим делам, вышел Белояр. Он скользнул по женщине взглядом и ещё больше ускорил шаг, не обнаруживая желания задерживаться.
– Постой! – позвала Милана и, нарочито возвысив голос, спросила: – Я слышала, ты к княжичу Родиону переведён? Зайди, у меня к тебе дело.
– К тебе, княгиня? – переспросил Белояр, не представляя, как возможно войти в горницу к такой женщине простому дружиннику.
– Али робеешь? – усмехнулась Милана, задержав взгляд.
Вспыхнув, Белояр проследовал за ней, но, шагнув в комнату, обнаружил, что они совершенно одни, и смутился.
– Всё же оробел! – сказала княгиня с неожиданной лаской в голосе и приблизилась так, что дружинник разглядел каждую ресничку над её синими, словно весенние озёра, глазами.
– Что за дело? – спросил он, не горя желанием задерживаться ни минуты.
Милана помолчала, задумавшись, но, решившись, произнесла:
– Болит душа за князя. Береги его там, в степи. Но ещё пуще береги себя, ибо знай, что жду тебя и…
Княгиня, зардевшись, опустила глаза, но когда подняла их, то воин прочёл в них немой вопрос.
– Спасибо за заботу, княгиня! – сказал он и запнулся, подбирая слова. – За то, что нас с князем ждать будешь, и за ласку твою… Только вот, есть ещё кому ждать меня: жена моя Злата и сын наш Яробор встречать выйдут. Я как завижу их, так душой млею, и не надо мне в те минуты…
Дружинник замялся, подбирая слова, но княгиня остановила его:
– Не продолжай, в том нет нужды! – произнесла она сухо и отвернулась.
Белояр, решив, что разговор завершён, повернулся к выходу, но Милана окликнула его. Он развернулся и увидел в её руках свёрток.
– Возьми! – сказала она с прежней нежностью. – Пусть будет на тебе. Говорят, если обереги с любовью вышиты, то человек неуязвим. Я же буду молиться и ждать!
Дружинник потянулся к свёртку, и ладонь его коснулась нежной руки. От прикосновения его кинуло в жар, и сердце молотом застучало в груди. Он поднял взгляд и увидел заблестевшие глаза на побледневшем лице женщины. «Всё! Теперь так не уйти… Невозможно! – подумал он. – Эти глаза, и руки, и вздымающаяся грудь!..» Белояр шагнул вперёд и решительно притянул ждущую женщину к себе.
