Олег Будницкий
Красные и белые
ОТ АВТОРА
Гражданская война закончилась сто лет тому назад. Страсти по истории Гражданской войны не утихают и вряд ли утихнут в обозримом будущем. «Комиссары в пыльных шлемах» утратили свой романтический ореол: как выяснилось, чтобы привести доставшуюся им часть человечества к светлому будущему, они нагромоздили горы трупов. Из лучших, конечно, побуждений. Заменить красных на белых в героическом пантеоне тоже не слишком получается: их белые одежды оказались заляпанными в крови и грязи не в меньшей степени. Припоминаю эпизод, случившийся во время презентации моей книги «Деньги русской эмиграции: Колчаковское золото. 1918–1957» на книжной ярмарке в Красноярске. Я рассказывал среди прочего о финансовых проблемах правительства адмирала Колчака. И вдруг какая-то женщина, вне всякой связи с моим рассказом, воскликнула: «А вы знаете, что они здесь творили?» Они – колчаковцы, белые. В этом было что-то личное, возможно, семейная память.
Попытки примирения, признания того, что в Гражданской войне правых не было, не особенно успешны. День примирения и согласия с полным правом можно переименовать в День раздора: чем ближе к этому искусственному изобретению, тем ожесточеннее споры о нашем непредсказуемом прошлом. Останки генерала Антона Деникина, одного из самых видных вождей Белого движения, в 2005 году перезахоронили на родине, в Донском монастыре в Москве. Российское государство на траурной церемонии представлял бывший офицер КГБ Георгий Полтавченко. Позднее там же перезахоронили генерала Владимира Каппеля. Недалеко от них, за стеной монастыря, на Донском кладбище в «Общей могиле № 1 невостребованных прахов» покоятся останки бывшего подполковника Александра Егорова, разгромившего войска Деникина, и бывшего поручика Михаила Тухачевского, громившего войска Колчака. Обоих, уже Маршалов Советского Союза, расстреляли «свои». Адмирала Колчака не перезахоронишь: труп расстрелянного в спешке адмирала был спущен в прорубь в устье реки Ушаковки, и останки его покоятся где-то на дне Ангары.
Адмиралу Колчаку поставлен памятник в Иркутске. Воздвигнутый частным предпринимателем в Стерлитамаке бюст Колчака местные власти оперативно снесли. В Омске памятник адмиралу стоит на углу у входа в ресторан «Колчакъ»: натурально, название с твердым знаком на конце. Пивоваренный завод «Адмирал Колчак» в Иркутске производит пиво «Жигулевское колчаковское» и квас «Колчаковский». Без консервантов! Мемориальную доску, установленную в 2016 году на доме в Петербурге, в котором с 1906 по 1912 год жил адмирал Колчак, почти сразу демонтировали. Смольнинский районный суд удовлетворил иск нескольких жителей города о признании незаконным постановления правительства Петербурга о ее установке. В своем иске заявители ссылались на то, что адмирал Колчак считается военным преступником. В 1999 году суд Забайкальского военного округа признал его не подлежащим реабилитации; это подтвердил Верховный суд Российской Федерации. Как ни относиться к личности и деяниям адмирала Колчака, неясно, какие материалы рассматривали судебные инстанции – ведь адмирал был расстрелян без суда, а раз не было судебного решения, непонятно, как с формальной точки зрения можно его реабилитировать или не реабилитировать.
Остров Колчака, находящийся в Таймырском заливе Карского моря, с 1939 по 2005 год назывался островом Расторгуева, по имени урядника Степана Расторгуева, участника экспедиции барона Эдуарда Толля, открывшей остров в 1901 году. Колчак служил в экспедиции гидрографом, и остров первоначально был назван в его честь. Пятнадцатого июля 2005 года постановлением Правительства Российской Федерации «О переименовании географического объекта в Карском море» острову было возвращено имя Колчака.
Так войны памяти обернулись войнами с памятниками. В этом отношении мы на планете не одиноки. Со времени окончания войны между Севером и Югом в США прошло более полутора столетий, но когда после убийства афроамериканца Джорджа Флойда волнения полыхнули по всей стране, дело быстро дошло до сноса памятников конфедератам, удалением их портретов из Конгресса и ликвидацией где бы то ни было неосторожно вывешенных флагов Конфедерации.
В начале 1960‐х годов в популярнейшей книжной серии «Жизнь замечательных людей» (твердая валюта черного книжного рынка, ведь в СССР мало-мальски интересные книги были в дефиците, включая книги о красных командирах) вышла книга «Герои Гражданской войны», одна из настольных книг моего детства. Много лет спустя, работая над монографией о судьбе так называемого «золота Колчака», я обнаружил, что часть вырученных от продажи золота денег была направлена эмигрантским Советом российских послов на создание фонда пособий семьям героев Гражданской войны. Терминология в противоположных лагерях была одинаковой – вот только герои разные.
Этим разным героям и посвящена настоящая книга. Она состоит из биографических очерков о некоторых лидерах красных и белых, из «коллективных портретов» наиболее известных воинских соединений обеих сторон – Добровольческой армии белых и Конармии красных. Еще один коллективный портрет посвящен бывшим офицерам и генералам царской армии, служившим в армии Красной, так называемым военным специалистам. Собственно, они-то и сделали Красную армию боеспособной и занимали в ней львиную долю высших командных постов, чтобы позднее быть смытыми со страниц истории. В коллективной памяти бывших офицеров и генералов, из которых состояли практически полностью Полевой штаб Реввоенсовета Республики и ее высшее командование, заместили выходцы из рабочих и крестьян вроде Клима Ворошилова и Василия Чапаева. Над формированием этой ложной памяти потрудились сотни историков, писателей, кинорежиссеров, в том числе весьма талантливых.
В книгу вошли «моментальные фотографии» Красной армии в 1918 году и белого Крыма осенью 1920-го, когда «Русская Вандея» доживала свои последние дни. Записка о состоянии Красной армии генерал-майора Бориса Геруа, сбежавшего из Петрограда в Финляндию, была составлена в январе 1919 года. Подробное письмо о посещении врангелевского Крыма в сентябре – октябре 1920‐го принадлежит российскому послу в Париже Василию Маклакову. Важно, что оно написано 21 октября 1920 года, когда ничего еще, казалось, не было предрешено, и его наблюдения и оценки не были отягощены знанием уже свершившегося, что в значительной степени искажает воспоминания, написанные годы спустя. Эти уникальные документы были обнаружены мной за океаном, в архиве Гуверовского института войны, революции и мира при Стэнфордском университете в Калифорнии. Здесь находится крупнейшее собрание материалов о России за ее пределами, в том числе значительная часть архивов Белого движения.
В книгу включена также глава о Самуиле Маршаке, позволяющая понять, почему он пропускал в автобиографиях период Гражданской войны. Ибо в это время он публиковал не стихи для детей, а весьма ядовитые стихотворные фельетоны в периодике белого Юга, где изрядно доставалось и большевикам. К примеру, когда стало понятно, что Германия терпит поражение в Первой мировой войне, он не преминул напомнить, каким образом Ленин и его соратники прибыли в Россию в апреле 1917-го, и «посоветовал» им отправиться обратно:
В Кремле тревожный снится сон
Вождям советских банд…
«Где пломбированный вагон.
Бежим – нах Фатерланд!»
Времена меняются, и теперь в упомянутой выше серии «Жизнь замечательных людей» вышли биографии Колчака и Деникина, да что там – императора Николая II! Основатель серии А. М. Горький, наверное, перевернулся бы в гробу, узнай он, какие люди относятся теперь к «замечательным». Заменить одних героев другими несложно. Сложнее объективно (недостижимая мечта, но надо к этому стремиться) оценить их мотивы и логику действий, понять, что они были за люди. Насколько удалось это автору книги – судить читателям.
АДМИРАЛ КОЛЧАК, ВЕРХОВНЫЙ ПРАВИТЕЛЬ РОССИИ
Хотя адмиралу Колчаку его соратники присвоили громкий титул «Верховный правитель России», в реальности колчаковцы контролировали Сибирь, некоторое время Урал, формально – Дальний Восток. На самом деле целые районы были под властью атаманов Семенова, Калмыкова, некоторых других. Дальний Восток де-факто контролировали японцы. Ситуация была сложная. Материальные ресурсы Колчака были весьма ограничены, да и по своим личным качествам адмирал никак не подходил на роль Верховного правителя. Почему же именно он, Александр Васильевич Колчак, оказался в этой роли? И почему именно он прежде всего ассоциируется с понятием российской контрреволюции?
Я думаю, судьба уготовила ему такую участь, потому что он был наиболее известным, авторитетным и уважаемым человеком из тех, кто оказался во главе Белого движения. Это был человек «с биографией».
Колчак и без «белой Сибири» остался бы в истории. Не в таком качестве и не со столь громкой известностью, но Колчак, если предположить, что он вдруг скончался в 1917 году, наверняка попал бы во все советские энциклопедии. Причем в качестве «положительного героя». За заслуги не столько на военном, сколько на научном поприще – в качестве исследователя полярных морей.
Начнем, однако, сначала. Фамилия Колчак турецкого происхождения. По семейному преданию, Колчак был потомком Колчак-паши, турецкого военачальника, сдавшего крепость Хотин русским войскам. Это было в царствование Анны Иоанновны. В Турцию Колчак-паша не вернулся – понятное дело, быть бы там ему бесславно посаженным на кол.
Не сразу Колчаки оказались на российской службе, не сразу были причислены к российскому дворянству. Скорее всего, это произошло после второго раздела Польши, когда один из Колчаков оказался записанным в русскую службу. Был ли он прямым потомком Колчака-паши или не был – история умалчивает, но потомки считали, что был. Будем и мы так считать. В роду Колчака были сплошь военные, а его отец, Василий Колчак, участвовал в обороне Севастополя в Крымскую войну, был ранен, пленен, и вся его жизнь была связана с армией и военной промышленностью. Он работал и служил на артиллерийском заводе, но продвигался по службе довольно медленно, генерала получил лишь по выходе в отставку, но после еще полтора десятка лет заведовал там лабораторией и слыл прекрасным специалистом по артиллерийскому делу.
Александр Васильевич Колчак родился в 1874 году в селе Александровском Санкт-Петербургского уезда. Он с детства увлекался географией, интересовался военно-морским делом. И совершенно не случайно, оставив гимназию, поступил в Морской кадетский корпус. Здесь, в отличие от гимназии, где успехами не блистал, учился отлично. Однако первое место в списке лучших сам уступил своему товарищу, поскольку был возмущен, что тому снизили баллы за дисциплинарный проступок. У него было обостренное чувство справедливости, он считал, что кадета должны оценивать прежде всего по достижениям в науках. По иронии судьбы его одноклассником в гимназии был некоторое время Вячеслав Менжинский, впоследствии известный чекист, – узок был круг этих революционеров и контрреволюционеров. Выйдя из корпуса в чине мичмана, Колчак отправился в плавание, как и положено военному моряку. Плавал в разных морях и океанах и на разных судах. При этом весьма увлекался науками – в первую очередь океанологией и гидрологией. Будучи человеком увлеченным и романтичным, он попросился в русскую полярную экспедицию барона Эдуарда Васильевича Толля, знаменитого полярного исследователя.
Экспедиция барона Толля собиралась на поиски земли Санникова, легендарной земли, которую русский промышленник Яков Санников вроде бы открыл еще в начале XIX века. Позднее разные люди тоже говорили о некой земле, но обнаружить землю Санникова никак не могли. Надеюсь, что многие читатели знакомы с романом Владимира Обручева «Земля Санникова» или хотя бы видели одноименный фильм и понимают, о чем идет речь. В романе, вышедшем в 1926 году, некий морской офицер докладывает о поисках земли Санникова. Имя этого офицера не называется, но это, несомненно, Колчак – в 1926 году о нем уже невозможно было писать вне «контрреволюционного» контекста. И вряд ли кто-то из миллионов советских школьников, читавших этот увлекательный роман, подозревал, что на первых же страницах встречается с тем, кто был известен им как враг и контрреволюционер.
Русская полярная экспедиция барона Толля была чрезвычайно увлекательной, в значительной мере авантюрной и даже фантастичной, особенно по меркам нашего времени. Толль и его товарищи отправились на яхте «Заря» в Карское, затем – в Сибирское море, известное также как море Норденшельда, а ныне море Лаптевых. Экспедиция продолжалась два с половиной года! Две полярные зимовки… Бывало, что Колчак с Толлем на собаках отправлялись верст на пятьсот вглубь Таймырского полуострова, добывая себе пропитание охотой и рыболовством. Били перелетных птиц и непуганых животных, никогда не встречавшихся с человеком. Одному из островов, который был ими обнаружен в ходе экспедиции, Толль дал имя Колчака. Впоследствии его переименовали в остров Расторгуева, сейчас имя Колчака ему возвращено.
Завершилась экспедиция трагически. Барон Толль считал, что они своей цели не достигли, раз земля Санникова не обнаружена. Толль не хотел признавать, что земля Санникова – миф. Возможно (по одним данным), это было скопление ископаемого льда, которое со временем растаяло, или (по другой версии) айсберги, которые наблюдатели приняли за горы. Так или иначе, раз землю Санникова они не нашли и не прошли Северным морским путем, получалось, что экспедиция была неудачной. И Толль, несмотря на то что экспедиция провела огромное количество наблюдений, замеров, собрала важнейшие сведения (потом они печатались многие годы отдельными выпусками), решил провести исследования острова Беннета. Толль остался на острове с несколькими спутниками. Как оказалось, навсегда…
Яхта «Заря» не смогла пробиться к берегам острова Беннета. Экспедиция вернулась в Петербург без своего начальника. О случившемся доложили в Русском географическом обществе, Академии наук. Было решено отправиться на поиски барона Толля. Экспедицию в Арктику возглавил лейтенант Колчак. Она была отчаянная. Плыли на вельботе (узкой весельной шлюпке), ночевали на льдинах.
Как бы то ни было, Колчак добрался до острова Беннета. Там он нашел записи Толля (которые были впоследствии изданы), его полевой архив, однако следы самого барона затерялись. Возможно, он увлекся научными изысканиями и слишком далеко отошел от места стоянки, предполагая, что успеет вернуться, и не смог. Возможно, Толль со спутниками попытался выбраться на материк. Но следов их так и не нашли. Было ясно, что все они погибли.
Для Колчака эти экспедиции были лишь началом. Впоследствии он выпустил монографию «Лед Карского и Сибирского морей». Это фундаментальное научное исследование. Колчака приняли в действительные члены Русского географического общества, наградили Константиновской медалью. Кстати, штришок из личной жизни: когда он с товарищами возвращался на Большую землю из экспедиции по поиску барона Толля, кто-то прислал им провизию и вино. Кто же? Некая молодая дама. Все были поражены. Оказалось, приехала невеста Колчака Софья Омирова, с которой он все не мог обвенчаться, поскольку постоянно находился в разъездах. Софья совершила это фантастическое путешествие за Полярный круг, чтобы прислать гостинцы своему возлюбленному. В Иркутске они обвенчались. Но медового месяца не получилось, поскольку началась Русско-японская война и Колчак тут же отправился на театр военных действий. Ему довелось воевать в Порт-Артуре. Вначале он командовал миноносцем, потом – береговой артиллерийской батареей. Сражался мужественно, но был ранен и оказался в японском плену. Из плена был отпущен под обязательство более не принимать участие в войне. Через Америку Колчак добрался до Петербурга. В царской России отношение к пленным было совсем не таким, как при советской власти, когда бывшие пленные словно носили на себе клеймо. В начале XX века это были герои. Вернувшись из плена, Колчак узнал, что награжден орденом и золотой саблей – за храбрость.
***
Война закончилась для российского флота печально: он был, по существу, уничтожен, особенно тяжелыми были потери в Цусимском сражении в мае 1905 года. Стало понятно, что нужно реорганизовывать систему управления флотом и строить новый флот. Офицеры объединялись в кружки, обсуждали проблемы возрождения русского флота. Вот они, ростки гражданского общества! Колчак вошел в один из таких кружков, видимо, в Центральный санкт-петербургский – так он официально назывался. И был весьма активным деятелем кружка, одно время даже его председателем. Это движение не было изолированным или нелегальным – кружок собирался с разрешения начальства.
Офицеры пришли к заключению, что необходимо создать Морской генеральный штаб, который бы занимался стратегическим планированием и разработкой общей программы реорганизации русского флота. Так думали не только офицеры, но и государственные деятели, в частности депутаты Государственной думы, в том числе весьма активно занимавшийся военными вопросами Александр Иванович Гучков. Кончилось тем, что Морской генеральный штаб был создан. И Колчак поступил туда на службу в качестве заведующего отделением русской статистики. Тогда же он написал военно-теоретическую работу «Какой нужен России флот», опубликованную в 1908 году в «Морском сборнике». Колчак рассуждал в ней о флоте, подчеркивал его значение. Это было важно потому, что исторически российский флот был слабым, его руководство находилось в руках не имевших к нему отношение людей и в войне он рассматривался в качестве вспомогательного средства.
Напомню, что во время одной из Русско-турецких войн в конце XVIII века русская эскадра под командованием адмирала Григория Спиридова обошла вокруг Европы и вошла в Средиземное море, потеряв по дороге половину судов. Многие моряки умерли в походе от болезней. В Чесменскую бухту, где стоял турецкий флот, корабли вошли в плачевном состоянии. У русских моряков был только один выход – атаковать, в противном случае они были бы тут же уничтожены. Императрица Екатерина II, имевшая смутное представление о состоянии российского флота, писала одному из своих послов: «Если Богу угодно, увидишь чудеса». Приведя ее слова, В. О. Ключевский с присущей ему иронией писал: «И чудеса уже начались, одно было налицо: в Архипелаге нашелся флот хуже русского». Он имел в виду флот турецкий.
Великой морской державой Россия никогда не была. Флот воспринимался здесь как нечто второстепенное и в начале XX века. К примеру, Балтийский флот во время Первой мировой войны был подчинен командующему Северным фронтом, конкретно – генералу Николаю Рузскому. Когда в 1917 году выясняли мнение старших военачальников по поводу отречения императора Николая II, командующего Балтийским флотом спрашивать не стали, поскольку он по должности подчинялся командующему Северным фронтом. Не спросили и Колчака, хотя Черноморский флот, которым он в то время командовал, был подчинен непосредственно Ставке, то есть был более самостоятельным, чем Балтийский, а должность Колчака соответствовала уровню командующего фронтом. К тому же ему подчинялась еще и созданная по его инициативе Отдельная черноморская морская дивизия (об этом – позднее). Сухопутные военачальники и даже некоторые морские теоретики считали, что флот должен защищать берега и морские базы, то есть выполнять сугубо оборонительные задачи. Колчак же был убежден, что флот должен проводить активные наступательные действия и играть самостоятельную роль. В чем был безусловно прав. Колчак настаивал на постройке мощных и в то же время быстроходных судов. Ошибся он лишь в оценке роли подводных лодок, считая, что они тихоходны, «слепы», поскольку обзор у них крайне ограничен, а потому не могут представлять собой серьезную силу. Так было в 1908 году. А уже в Первую мировую стало очевидным, что крупные, мощные суда – те же дредноуты – далеко не самые успешные и удобные в морских сражениях, важнее всего оказались маневренность и оснащенность судов поражающими средствами.
Реализацию программы морских офицеров тормозил Совет государственной обороны, который возглавлял великий князь Николай Николаевич, не придававший большого значения флоту; именно он не переводил бюджетные ассигнования на его модернизацию. Однако благодаря личной поддержке императора Николая II и Государственной думы программа была в конце концов утверждена, хотя и в несколько усеченном виде по сравнению с той, какую разработали военные моряки.
***
Возвратившись к полярным исследованиям, капитан 2‐го ранга Колчак вновь отправился в экспедицию. Он был назначен командиром ледокольного судна «Вайгач», на котором совершил переход из Петербурга через южные моря в Арктику, а оттуда во Владивосток. Однако через год Колчак вернулся в военно-морской флот; свою блистательную военную карьеру он продолжил на Балтике. Миноносцы, минное дело – вот чему он себя посвятил, став в этой области крупным теоретиком и практиком.
Когда началась Первая мировая, Колчак проявил себя как отличный начальник минной военно-морской дивизии. Балтийским флотом тогда командовал выдающийся флотоводец адмирал Николай Оттович фон Эссен. Парадокс российской истории: Эссен был этническим немцем и блестящим русским военно-морским офицером, который обеспечивал прикрытие Петрограда от мощного немецкого флота. Колчак как ведущий специалист минного дела принимал самое активное участие в разработке плана минирования Финского залива. Впоследствии он даже побывал в Соединенных Штатах Америки, где делился с союзниками своими знаниями минного дела.
На Балтике Колчак руководил атаками на транспортные суда, которые вывозили в Германию железную руду из Швеции. Швеция оставалась нейтральной, но при этом торговала с Германией и поставляла ей железную руду, в которой та весьма нуждалась. Колчак со своими миноносцами потопил пять судов противника, включая несколько транспортных, надолго задержав транспортировку руды. Но и это не все. Колчак организовал десант в Рижском заливе, сорвав тем самым наступление немецких войск на Ригу. Проявив себя талантливым военачальником, в один прекрасный день он неожиданно получил извещение о том, что его назначили командующим Черноморским флотом с производством из контр-адмиралов в вице-адмиралы. В морской иерархии выше был только чин полного адмирала; впоследствии он станет одновременно адмиралом и Верховным правителем России.
Перевод на Черное море Колчак воспринял с большим интересом. Перед ним поставили весьма серьезную задачу. В состав турецкого флота входили два мощных современных немецких крейсера – «Гебен» и «Бреслау». Формально Германия продала их Турции, но де-факто это были немецкие крейсеры, с немецким командованием и немецкими моряками. Колчаку следовало, во-первых, парализовать деятельность этих двух судов, во-вторых, способствовать осуществлению дерзкого плана: высадке десанта на Босфоре и захвату Константинополя. Это была вечная мечта… Но пришло время, и мечта стала преобразовываться в конкретный план. Однако Дарданелльская операция союзников завершилась колоссальной катастрофой для союзных войск и огромными потерями. В результате ее инициатор британский военно-морской министр (Первый лорд Адмиралтейства) Уинстон Черчилль подал в отставку, считая, что должен хотя бы так расплатиться за свою неудачно реализованную идею. И после всего этого – высадка на Босфоре. На первый взгляд, такая же авантюра.
Однако, похоже, это было не совсем так. Во всяком случае, в ходе Дарданелльской операции туркам пришлось несладко. К тому же их войска были сосредоточены в основном на Месопотамском фронте (в нынешнем Ираке) и на Кавказском, где они воевали против России. По данным разведки, получалось, что реально Босфор защищали две-три турецкие дивизии, не больше. По прибытии на место Колчак буквально через день повел свой флот в бой против «Бреслау» и отогнал крейсер от российских берегов, а впоследствии, поставив плотное минное заграждение при выходе из Босфора, буквально запер там немецкие крейсеры. В рамках Черноморского флота под общим командованием Колчака была создана Морская дивизия, прообраз морского десанта. Начальником дивизии был назначен генерал Александр Свечин, известный военный теоретик и практик. Словом, планы и действия были вполне реалистичны и профессиональны. Однако расположение звезд и все остальное были против России. На дредноуте «Императрица Мария» неожиданно произошел взрыв. Это было совершенно новое судно, построенное на верфях в Николаеве в рамках программы переоснащения флота. Мощный дредноут – и вот в один несчастливый октябрьский день 1916 года он взорвался. Взрывов была целая серия, на судне начался пожар, и команда отчаянно пыталась его потушить. Более трехсот моряков погибли, и дредноут упокоился вечным сном на дне севастопольской бухты. Что случилось с «Императрицей Марией», до сих пор неизвестно. Колчаку приписывают высказывание, будто он как командующий флотом заинтересован в том, чтобы объяснить происшедшее случайным возгоранием пороха, однако сам понимает, что это была диверсия. Однако, судя по обстоятельствам дела, диверсия представляется еще менее вероятной, чем самовозгорание пороха. Скорее всего, причиной катастрофы стала неосторожность членов команды.
По неписаным правилам чести в таких случаях все высшие чины, начиная с командующего флотом, должны были уйти в отставку, после чего следовало произвести разбирательство. Однако по настоянию военного министра разбирательство отложили до конца войны. Колчак находился в таком взвинченном состоянии, что, дабы его успокоить, лично Николай II и военный министр передали ему через одного из морских офицеров, что они не считают его виновным и полностью ему доверяют.
К февралю 1917 года Черноморский флот был в отличном состоянии, и Колчак пользовался колоссальным авторитетом. Это был военачальник, который жил у всех на виду, часто выходил в море, прекрасно знал матросов и младших офицеров и вел себя как храбрый и ответственный человек. Правда, человеком он был невыдержанным, нередко «топтал фуражку», иногда в буквальном смысле слова, мог устроить всем чудовищный разнос. Тем не менее в бытность свою командующим флота не подписал ни одного смертного приговора, что было редкостью для действующей армии. Февральскую революцию Колчак, как и многие другие военачальники, встретил если не с восторгом, то с пониманием. Он считал, что революция произошла вследствие неправильного ведения войны прежде всего высшими властями и что теперь ошибки будут исправлены. Собственно, так думало большинство образованного общества. Это был один из важнейших аргументов в объяснении необходимости революции: демократизация России должна была способствовать более эффективному ведению войны. Безумная мысль, что стало понятно довольно скоро.
У ныне не читаемого у нас замечательного политического писателя Карла Маркса в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» есть такая мысль: «Если вы на вершине государства играете на скрипке, то можете ли вы удивляться, что стоящие внизу пляшут?» Очень точно сказано! Некоторые российские политики были всерьез убеждены, что царский двор и люди, близкие ко двору, связаны с немцами. Шпиономания, охватившая верхи, приняла карикатурно-уродливую форму в «низах». Приведу один трагический эпизод. 4 марта 1917 года на линкоре Черноморского флота «Императрица Екатерина II» началось брожение: матросы требовали убрать офицеров с немецкими фамилиями. В ту же ночь часовой не пустил мичмана Фока в пороховой погреб, подозревая, что тот хочет устроить взрыв с целью отвлечь команду от революционных событий. В ту же ночь мичман Фок застрелился. Так по-своему в «низах» разыгрывалась пьеса, которую поставили наверху. Колчак разъяснил матросам «глупость и преступность» их действий. Команда просила прощения.
В отличие от Балтийского флота, где матросы с первых дней Февральской революции начали убивать офицеров, на Черноморском было относительно спокойно, что добавило популярности вице-адмиралу. Конечно, дисциплина падала, но все-таки дела обстояли лучше, чем в других местах.
В июне 1917 года это относительное благополучие завершилось драматическими событиями: матросы потребовали, чтобы офицеры сдали личное оружие. Один из офицеров застрелился, вице-адмирал Колчак выбросил свою саблю за борт. В основном же офицеры подчинились. Колчака вызвали в Петроград для объяснений, и он подал в отставку, так как в бунте обвинили не бунтовщиков, а его самого. Возможно, это был предлог, чтобы в такой взрывоопасный момент вытащить его из Севастополя.
Любопытно, что популярность Колчака на флоте по-прежнему была велика. Протоколы матросских и солдатских комитетов фиксируют: подавляющее большинство из них были против ареста командующего. Ему по-прежнему верили.
Убивать офицеров на Черноморском флоте начали позднее, уже в дни Октябрьской революции, и особенно в начале 1918 года, когда, по злому замечанию Колчака, они реабилитировали себя перед своими коллегами из Балтийского флота: начали наконец делать то, что делает чернь во время революции. Даже если эта чернь одета в матросские бушлаты и солдатские шинели.
Итак, вызванный Временным правительством для разбирательства, Колчак оказался в Петрограде. Любопытно, что именно в эти дни в суворинской газете «Новое время» появилась статья, в которой говорилось, что главе правительства князю Георгию Львову следует уступить свое место Колчаку и что именно Колчак должен быть назначен премьер-министром. Впервые высказывается идея, что Колчак – тот человек, который мог бы править Россией.
Оказавшись не у дел, Колчак воспользовался предложением американского адмирала Джеймса Гленнона совершить поездку в США, чтобы поделиться с американцами опытом «минной войны» на море и сведениями о турецких войсках на Босфоре. Гленнон приехал в Севастополь как раз во время матросского бунта, а в Петроград они с Колчаком ехали одним поездом. Американцы, похоже, планировали десантную операцию в Дарданеллах, и это весьма вдохновило Колчака. Он отправился в Штаты, сделав по пути остановку в Англии. Здесь его тепло принимали, и он впервые в жизни полетал на самолете, после чего отправил своей возлюбленной Анне Тимиревой восторженное письмо о том, какая это мощь – авиация.
В США выяснилось, что никаких реальных планов высадки десанта у американского командования не было. Тем не менее к Колчаку отнеслись с должным пиететом, его даже принял президент Вудро Вильсон. Колчака, очевидно, рассматривали не только как героя войны, но и как одну из самых заметных политических фигур в России, хотя на самом деле в этом отношении он ничего из себя не представлял. На родину Колчак отправился через Японию, где и узнал о большевистском перевороте и о том, что Россия заключила перемирие с немцами, а значит – вышла из войны. Несмотря ни на что, для Колчака война была главнее всего. Он был фанатиком войны, считая ее одним из высших проявлений человеческого духа. В нем, блестящем ученом, уживались военный практик и теоретик. Поэтому, узнав, что его страна вышла из войны, Колчак предложил свои услуги Великобритании. Через английского посла в Токио стал проситься на английскую службу – хотя бы рядовым. Его приняли и отправили на Месопотамский фронт, в нынешний Ирак, где в числе прочих сражались и русские войска. Однако пока Колчак был в пути, русские войска перестали принимать участие в боевых действиях.
