Олег Борисович Антонов
Покидая Саракш

– Мак, ты забываешь историю. То, что дается даром никогда не приводит к хорошему, – негромко произнес Сикорски. Затем вытащил из внутреннего кармана кристалл и передал Максиму, сидевшему в недоумении.

– Это последние расчеты историков, посмотри на досуге. Они правы, а я не настолько хорошо знаю историю, как они… – Рудольф встал и Максим привычно отметил, что он все-таки очень напоминает циркуль в костюме. – Любой народ должен жить своей историей, мы можем только не допускать его гибели или самоуничтожения. Любое вмешательство в естественный ход истории недопустим, и это – аксиома, о которой мы часто забываем в местных условиях. Поэтому Совет не даст разрешения на такие действия, а я не стану просить о такой помощи. Это может казаться жестокостью, но только для сторонних наблюдателей, а этот мир должен сам решать свои проблемы.

Сикорски мерял шагами кабинет и будто вбивал слова в Максима, который смотрел на него с мрачным лицом. Ему хотелось спорить, доказывать неправильность этих утверждений, но с каждым словом Рудольфа он в глубине души соглашался, потому что размышлял об этом постоянно и приходил к похожим выводам. Стоило только представить, что было бы с историей на Земле, если бы кто-то посторонний мог в нее вмешиваться в таких же масштабах…

После восстановления связи с Землей Максим затребовал развернутый курс истории по концу II –началу III тысячелетия и тщательно проштудировал его. В истории Земли были времена, когда развитые в экономическом отношении страны превращали своих граждан в тупых потребителей, способных использовать достижения прогресса для удовлетворения своих примитивных потребностей. Вскоре оказывалось, что страны эти очень быстро оказывались в тупике, развитие их прекращалось и более энергичные, и не столь сытые соседи быстро разрушали застойное общество. И если они перенимали те же идеалы, то вскоре оказывались в таком же положении. С развитием техники уменьшался период такого развития, для достижения развитого уровня использовались все средства – военная агрессия против слабых соседей, экономический диктат на подконтрольных территориях, политические союзы с недавними врагами и экономические войны с бывшими союзниками. Но заканчивалось все одинаково, общество превращалось в стадо потребителей, руководство переходило в диктатуру, затем следовал крах. Лишь страны, где общество стремилось к развитию не потребления, а культуры и способностей каждого гражданина, смогли достичь того времени, когда на Земле возникла единая общность не потребителей, но личностей, перешедшая затем в единое мировое общество. Странник все-таки прав, уроки истории забывать нельзя.

– И не отвлекайся, сейчас твоя основная задача – найти и обезвредить саботажников. Это очень важно для страны, а то, что это не просто вылазки каких-то мелких банд, ты скоро сам убедишься, если последние события тебя еще в этом не убедили. Сколько сил уходит на преодоление инерции, сколько времени теряется…

А что касается помощи Земли, то здесь остается только направление научно-исследовательское, давай создадим, для начала, приемлемые условия для тех, кто сюда прибудет работать, а не обороняться от аборигенов. Ты ведь не хочешь, чтобы ученые подвергались риску нападения голодных и больных людей, видящих в каждом чужаке угрозу своему существованию? Нет? Тогда надо поработать, подготовить почву, а потом уж гостей звать.

-3-

Малыш подхватил лестницу и зашагал к старому ободранному фургончику, где за рулем сидел, покуривая, Розен. На бортах фургончика осыпалась старой краской надпись «Аварийная», таких было много, и на него не обращали внимания. Этот фургончик Розен нашел на задворках и отремонтировал сам, он любил копаться с машинами. Розена берегли как хорошего механика, в операциях штаба он участвовал только как водитель или слесарь. Если надо было что-то открыть, починить или наоборот, сломать, то лучше него в группе Генерала никого не было.

За день они побывали возле семнадцати зданий из списка Максима. Оставалось еще немного, и можно будет ехать домой. Переставший к обеду дождь вновь заморосил, в намокшей брезентовой куртке стало неудобно таскать скользкую и тяжелую лестницу. У здания Министерства железных дорог фургончик остановился в девять часов. Стемнело, редкие фонари возле здания уже горели и лампочки все светились. Розен усмехнулся и спросил:

– Ну, что будешь теперь делать, Малыш?

– Вот черт.. Давай изобразим проверку света в подъезде. Видишь, дом напротив министерства? Вставай напротив подъезда, я зайду и попробую на втором этаже открыть окно…

Едва он вошел в подъезд, как сразу понял, что его идея была не самая умная. Дом оказался для богатых, и в подъезде был охранник, сидевший на стуле возле будочки консъержа под лестницей. Малыш попытался сразу развернуться и выйти, но лестница застряла в дверях. Охранник уже очутился рядом и, ухватив крепкой рукой лестницу.

– Постой-ка, дружок, – Малыш понял, что придется как-то выкручиваться и, с глуповатым выражением лица, повернулся к охраннику. Из будочки выскочил еще один. Вот же невезуха…

– Вы чего, ребята? Я тут лампочки в подъездах меняю. У вас же горит, значит мне дальше надо, – Малыш попытался сдвинуть лестницу, прижатую к стене охранником. Не тут-то было, тот держал крепко.

– Постой, – опять повторил первый охранник, удерживая лестницу так, чтобы Малыш не смог ее ни поставить, ни отпустить. Второй ловко охлопал его по одежде. Затем первый отобрал лестницу и отставил ее к стене. Малыш только глупо улыбался и разводил руками, радуясь, что не взял с собой оружия. Охранник бесцеремонно развернул Малыша лицом к свету лампочки так, чтобы разглядеть лицо. Малыш сразу вспомнил, на что это похоже. Такими же быстрыми и ловкими движениями его обыскивали в тот день, когда Мак взорвал башню и вытащил Генерала и Копыто на лесной проселок. Его тогда взяли на явочной квартире, куда он привез оставшихся в живых членов подпольной группы. На квартире была засада, там ждали ищейки из Департамента общественного здоровья, они делали все молча, привычно. Все было подстроено и шансов уйти от преследования у них тогда и не было…

Значит, они теперь здесь пристроились. Надо было их всех передавить, гадов сразу после Поворота. А то просто разогнали Гвардию и Департамент, а те, кто там служил, остались безнаказанными.

– Ладно, пусти ты его, – сказал второй охранник. – Пусть убирается. У нас в доме свой электрик есть, нечего тут ошиваться. Понял, деревенщина?

Первый охранник молча вытолкал его на улицу вместе с лестницей. Малыш не сопротивлялся, только бормотал, что они электрики, ходят по домам и лампочки меняют, управляющий послал, они и так весь день мотались, а домов семь штук, может адресом ошиблись… Неторопливо он прошаркал к фургончику, поругиваясь погромче. У машины он оглянулся, никого уже не было у подъезда, открыл заднюю дверь и затолкал лестницу в машину.

Сев на свое место в фургончике он отмахнулся от Розена, который начал было расспрашивать, чего это он такой сердитый и почему его вытолкали из подъезда. Малыш не отвечал, и Розен, обиженно отвернулся и закурил. Малыш пытался придумать, как поставить здесь аппаратик. Получалось, что кроме крыши ничего не остается. Ладно, попробуем пробраться со двора, надо же выполнить задание.

– Погоди, Розен, не злись. Давай сейчас прямо и направо, за угол, проедешь немного и постоишь. Я со двора попробую на крышу пробраться, а то тут в подъезде охрана сидит. Здоровые лбы, по всему видно, из охранки.

– Да брось ты, – Розен ухмыльнулся, – откуда взял, что они из охранки? Они что, тебе свои корочки показывали?

– Я их по повадке запомнил. Так что давай, Розен, двигай потихоньку. Да не забудь поглядывать по сторонам, пока я по крышам бегать буду…

Малыш сбросил задубевшую от воды брезентовую куртку, чтобы не мешала двигаться и не хрустела. Не дожидаясь, пока Розен остановится, выскочил на ходу, не захлопнув дверцу машины. Здесь, в переулке света было мало, фонарь был далеко, а свет из окон дома едва сочился из-за плотных штор. Во двор он зашел осторожно, пригибаясь за ровно подстриженными кустами, чтобы не попасть на свет от лампочек, горевших у входов в подъезды. Оглаживая в кармане шершавый корпус аппаратика, на который охранник не обратил внимания, Малыш высмотрел, прижавшись к стене, где находится пожарная лестница. Осторожно проскользнул к ней под окнами и снял ботинки, чтобы не стучали по металлическим перекладинам и не скользили на мокрой крыше.

За нижнюю перекладину лестницы он смог зацепиться, только прыгнув с выступа фундамента дома, все-таки ростом он не вышел. Замирая от каждого шороха, взобрался на крышу, и пригнувшись, чтобы из окон соседнего дома не видно было его силуэта на фоне серого неба, пробежался до середины конька. Сев на скат крыши, спустился сидя, елозя по черепице, до самого края и посмотрел на здание министерства. Как на ладони, только бы теперь не свалиться. Из кармана брюк вытащил моток лески, сделал петлю и спустил аппаратик вниз, до второго этажа. Раскачав леску, прилепил аппарат к стене и осторожно подергал, чтобы петля развязалась…

Спускаясь вниз по лестнице, Малыш настороженно прислушивался, но ничего тревожного не заметил и не услышал. Розен сидел в кабине и настороженно поглядывал по сторонам, вздрогнув, когда Малыш открыл дверцу.

– Как тут, тихо? – Малыш внезапно замер, не успев закрыть дверцу. Какая-то тень на миг мелькнула на заднем стекле. Он толкнул Розена локтем, тот недоуменно повернулся к нему: – Ты чего? Опять что-то забыл? Или снова выгнали?

– Да вроде ничего… Послышалось, что сзади кто-то есть. Нет, вроде тихо, – Малыш сказал громко а сам приложил палец к губам, затем показал рукой назад. Розен тут же дернулся включать двигатель, но Малыш придержал его за руку и показал жестом, что выйдет проверить. Розен опустил запотевшее боковое стекло и высунулся протереть грязное зеркало. Малыш осторожно, открыл дверь и, прижимаясь к мокрому и холодному борту фургончика, осторожно притворил ее. Ничего не было слышно, только привычный шум города и дождя, задребезжал на проспекте трамвай, сигналили машины. Присев, Малыш заглянул под фургон, но ничего не разглядел. Обойдя фургон, он ничего подозрительного поблизости не заметил. Решив, что ему просто показалось, что кто-то подходил сзади, Малыш постоял минуту у задней дверцы, вглядываясь и прислушиваясь.

Через перекресток кто-то прошел с зонтиком, потом проехал освещенный автобус, набитый битком. Порыв ветра окатил его водой с веток дерева, рубашка уже насквозь промокла и теперь он начал замерзать. По тротуару прошел какой-то пьянчуга, спотыкаясь и шаркая, судя по ругани, наткнулся на чугунный столб у входа во двор, потом все стихло. Махнув рукой, он забрался в кабину и, стуча зубами, попросил Розена включить печку.

– Ох, не нравится мне этот дом. Слишком уж подозрительно.

– А чего такого? – беззаботно спросил Розен и ловко выбил из пачки сигарету, включив двигатель и давая ему прогреться.

– Зачем там по два охранника на входе, если напротив министерство охраняют двое полицейских, а? Ладно, надо ехать дальше и заканчивать, а то я совсем окоченел.

-4-

Едва выехав за ворота института, он сразу почувствовал пристальный интерес к себе и через минуту к нему пристроился в хвост невзрачный коричневый автомобиль. Гадать, кто это может быть, Максим не стал, и, выжав из мотора все, что можно на городских улицах, оторвался от преследования. Розен неделю возился с его машиной, и теперь она стала намного резвее, только устойчивость осталась низкой, все-таки не умеют они еще делать приличные машины. В штаб, располагавшийся на старой конспиративной квартире Вепря, он не хотел приводить «хвост». Вовсе незачем посторонним знать, куда он едет и с кем встречается. Но если интерес к нему снова проявится, надо будет выяснить, кто за этим стоит.

Вепрь поначалу только головой кивал, но когда Максим перешел к заключительной фазе операции, замотал головой в знак протеста.

– Мак, подожди. Я согласен провести такую акцию, можно и еще что-нибудь подобное сообразить. Дело несложное… Но то, что ты предлагаешь не брать всю выявленную цепочку, а ждать выхода на руководителей не пойдет… Нет, не пойдет. Надо брать всех, кого найдем.

– Почему, Тик? Ведь так мы сможем выявить всю структуру, а потом сразу снять всю головку этой организации, – Максим не понимал, почему Вепрь торопится.

– Мак, мы также можем просто упустить большинство этой организации, если будем выжидать, – Вепрь шагал по комнате, рубя воздух здоровой рукой и придерживая протез при разворотах. – Если они действительно организованы, то, как только почувствуют слежку, тут же исчезнут.

Максим не разделял его беспокойства, обезглавить организацию гораздо важнее, чем рубить щупальца у осьминога. Но Вепрь никогда не видел осьминога и вряд ли бы понял эту аналогию.

– Ты же помнишь нашу работу в подполье, Тик, если взять одну группу, то на этом все оборвется, а остальные продолжат свои диверсии и саботаж. Наши группы были немногочисленны и почти не знали никого из других групп. Только через руководителей можно взять всю организацию … – но Вепрь был непреклонен.

– Каждый день приближает нас к голоду и давать им хотя бы шанс на еще одно дело, может кончиться тем, что мы опоздаем. Мы ведь не можем попросить их не делать диверсий, пока мы не обезглавим их руководство. И каждый день промедления будет играть на руку им, а не нам. К тому же у нас нет времени на долгие игры, это у охранки было много времени, чтобы строить свои комбинации…

– Так ты боишься того, что потом нам могут поставить в вину риск? То, что мы уничтожим все гнездо сразу, потратив день-два на отслеживание всех связей. А ты не боишься, что как только мы начнем брать исполнителей, руководство тут же уйдет еще глубже, зароется так, что его потом не откопаешь и за месяц? И всплывут они через какое-то время, но тогда они уже будут работать еще осторожнее и злее, так как поймут, что мы к ним подошли очень близко. Ведь тогда будет гораздо труднее с ними бороться.

Максим понимал, что Вепрь знает все это и сам, но последняя неудача обозлила его и теперь он хотел только одного: побыстрее разделаться с саботажниками, снять с себя тяжкое бремя ожидания и ответственности. Выдержка, столько лет спасавшая его от отчаяния, дававшая ему силы переносить пытки и лагеря, теперь, после того как была достигнута его главная цель, уничтожение Центра и системы башен, начала давать сбои. Эйфория первых дней после освобождения от физических мук, вызываемых излучением башен, сменилась вскоре осознанием того, что не всем по душе это избавление.

Большинство, состоящее из одурманенных за долгие годы людей, хотело бы вернуть старые добрые времена, когда не надо было самому думать и решать самому, все решали за тебя другие. Таким, как Вепрь приходилось теперь напрягаться вдвойне. Раньше они были неподвластны излучению и терпели за это физическую боль и преследовались как враги государства теми, кто, как и Вепрь были выродками, только захватившими власть в свои руки. После уничтожения источника физических мучений, такие как Вепрь должны были взять на себя ответственность за будущее на то время, пока будет просыпаться большинство. Ведь теперь предстояло не только отстоять свою физическую и духовную свободу, но и сделать так, чтобы подавляющее большинство населения этой, очнувшейся от двадцатилетней спячки, страны тоже захотело того же. А те, кто потерял власть, не остановятся ни перед чем, чтобы только ее вернуть себе…

– Да, я боюсь, – хрипло сказал Вепрь, остановился напротив и устало оперся здоровой рукой о спинку стула. Помолчав, он усмехнулся, покачал головой, будто поражаясь самому себе: – Ты прав, Мак, надо искать руководителей, иначе у них может получиться. Второго Центра я не переживу.

Максим терпеливо ожидал продолжения, он верил, что Вепрь сможет преодолеть эту минутную слабость. Надо, чтобы Вепрь сам пришел к тому же выводу, надо чтобы люди этого мира научились сами решать свои проблемы, он лишь может помогать им. Отодвинув стул и сев за стол, Вепрь был уже сосредоточен и спокоен. Он опять стал бойцом, каким был последние сорок лет. Он не боялся говорить о своих ошибках, в отличие от Генерала, который сидел и молча слушал их разговор, непроизвольно сжав кулаки.

– Да, я боюсь.– Снова повторил Вепрь. – Боюсь потерять то, что удалось добиться с твоей помощью. Не надо, я не собираюсь петь тебе дифирамбы… Но пока мы разводим демократию здесь, там, – он неопределенно кивнул через плечо, – готовят возврат прошлого. И саботаж может привести к тому, что начнется гражданская война. И тогда рухнет и без того шаткая система управления страной.

– Поэтому и надо бить разом по всей организации, ты ведь столько лет был в подполье, Тик. Ты должен знать все слабые стороны подпольной организации и рассмотреть все возможные способы проникнуть в нее. Генерал и я поможем тебе, как критики вариантов. Но это надо сделать уже сегодня.

Максим хотел, чтобы Вепрь стал его сознательным единомышленником в этой операции. Он обладал огромным опытом подпольной борьбы, у него была самая крепкая и надежная боевая группа из двух десятков людей, прошедших лагеря смертников. Максим делал ставку именно на них, готовых рисковать своими жизнями во имя убеждений. Но для группы единственным руководителем и непререкаемым авторитетом был только сам Вепрь. Поэтому Максим должен был доказательно убедить его в целесообразности своего плана. Только тогда можно было надеяться на успех.

Вепрь внес в план Максима два существенных изменения. Во-первых, он предложил помимо проведения фальшивых диверсий запустить еще и хорошую дезинформацию через министерство продовольствия. А во-вторых, настоял на том, чтобы в оперативные группы наблюдения старшими поставили его людей. Максим с этим согласился сразу. У него еще не было такого богатого опыта в работе с людьми, поэтому на себя он взял техническую подготовку. Генерал согласился с таким планом, выразив только сомнение в том, что за три дня удастся выследить такую организацию, но Максим попросил ему довериться в этом и вкратце рассказал, что уже принял кое-какие меры. Теперь у них будет больше шансов вытащить на свет божий тех, кто помогал саботажникам, а может, и руководил ими.

Вепрь тоже считал, что предатели есть на верхних уровнях управления, да и как им не быть, когда столько старых работников осталось в министерствах и управлениях! Их ведь надо было бы гнать отовсюду, но кто тогда будет работать? И приходилось мириться с тем, что в правительстве много лишних и даже опасных для будущего людей. Ему очень хотелось бы, чтобы страной управляли порядочные и по-настоящему государственные люди. А таких было пока еще очень мало, и Максим постоянно напоминал ему о том, что таких людей надо самим воспитывать и выращивать. Он приводил в пример Институт Странника и Вепрь согласно кивал головой. Да, он согласен, что так и надо делать, но массаракш!, время ведь поджимает. И когда они еще появятся, эти новые люди… Но Максим опять приводил в пример тот же Институт, где за пять лет выросло столько замечательных людей. Вепрь вновь соглашался, но сетовал на то, что подготовка новых кадров занимает несколько лет, а есть ли у них столько времени?

Он много ворчал, этот пожилой уже человек, но он любил жизнь и хотел строить новое будущее своей страны. Несмотря на свою занятость, Вепрь находил время, чтобы побывать в двух новых институтах, открытых в Столице. Там готовили экономистов и инженеров, педагогов и администраторов. Он сам постоянно находил и отправлял на учебу способных ребят, вытаскивая их из казарм и захолустных мест, где ему приходилось бывать. И в своей группе он убеждал учиться всех, в качестве образца указывая на Максима.

На подготовку операции «Оборотень» после недолгих рассуждений положили сутки. Вепрь накинул старенький пиджак и ушел к своим людям. Максим остался ждать Генерала, который уехал со списком того, что им понадобиться, на армейские склады.

-5-

Машинист паровоза заметил красный сигнал светофора и, раздраженно выругавшись, начал торможение. Их состав всегда шел здесь без остановок, а тут на тебе, красный свет.

– Может, на дороге что случилось, – лежащий на топчане охранник зевнул и с неохотой сел. Сапоги его стояли на горячей трубе, для сушки. Потянувшись, чтобы не вставать на грязный пол босыми ногами, он ухватил еще влажные портянки и не успел разогнуться, как ему в ухо уперся ствол пистолета. Машинист стоял у ручки тормоза с разинутым ртом, рядом стоял второй парень с автоматом. Как эти двое попали в кабину, никто не успел заметить.

– Давай, папаша, тормози до полного стопа, – приказал машинисту тот, что был с автоматом. По голосу это был мальчишка, да ростом он был мал, у него дома такой же сопляк, дать бы по затылку, чтобы образумить, подумал машинист и потянул рычаг. Но против автомата не попрешь. И не разглядишь эту рожу бандитскую, обмотана тряпкой, только глаза блестят. Эх, дать бы ему, поганцу, по соплям…

Второй бандит забрал автомат охранника, самого его положил на пол и руки связал за спиной. Охранник, капрал из армейской бригады, молодой парень только сопел от страха. Его сунули в охрану состава с зерном только позавчера, по тревоге вытащив из казармы. Он ничего толком не понимал, вроде бы приказали усилить охрану поездов, вроде и писарь что-то такое говорил, когда документы оформлял. Как себя вести в таких случаях? То ли сопротивляться, то ли пощады просить. Про нападения на пассажирские поезда он слышал, а товарняки вроде бы под откос пускали. Вот же угораздило его, лучше бы он в казарме остался. Интересно, а как там его ребята в конце состава или их тоже повязали? Вроде бы стрельбы не слышно…

Состав подошел к будке обходчика, последний вагон остановился точно за стрелкой по отмашке еще одного бандита, стоящего с флажками на перроне. Машиниста тоже связали и посадили на пол, рядом с охранником. Бандит с пистолетом остался, молодой с автоматом спрыгнул вниз и побежал в хвост состава, бухая по деревянному перрону сапогами. Что там, снаружи происходило, машинист не видел. Вот же как его угораздило, теперь могут и с работы погнать. А могут ведь и убить, с ужасом подумал он и принялся шептать молитву, прислушиваясь к каждому звуку.

Что-то там, в конце состава делали. То ли отцепляли вагоны, то ли вскрывали опломбированные двери. Машинист напряженно прислушивался к тому, что происходило снаружи, перестав молиться. Больше всего он боялся, что вот возьмет этот бандюга и выстрелит ему в затылок. Чего им надо, зачем поезд остановили? Хотя и так понятно, по нонешным голодным временам захватить состав с зерном и консервами… Так вот чего они хотят! Зерно просто так есть не будешь, его же молоть надо, значит мельницу надо. А тут два вагона с консервами, что в Сырьме прицепили. Машинист снова начал шептать молитву, теперь уж точно его убьют. За такой товар всех поубивают, чтобы даже следов не могли найти… Бери готовенькое! Ведь как подгадали, сволочи! Всего-то триста километров с этими вагонами проехали, а они уже унюхали! Да, два вагона с консервами это большие деньги, за такие деньги убьют, и рука у них не дрогнет.

Опять забухали сапоги по перрону, застучали подковки по металлу лестницы. Машинист дернулся было посмотреть, кто там к ним пожаловал, да вовремя спохватился. Еще подумает бандюга молчаливый с пистолетом, что он сопротивляться вздумал и стрельнет. Ох, вот же напасть какая…

В кабину вошел давешний парень, что с автоматом. Машинист узнал его по царапине на правом сапоге, которую почему-то заметил, когда его вязали веревками, еще подумал, что такую и кремом не замажешь. Он почувствовал, как его сзади дергают вверх, мол, поднимайся. Ноги у него от страха не действовали, но его дернули посильнее и поставили на подгибающиеся ноги. Начали возиться с веревкой, руки упали, бесчувственные, как плети. В спину подтолкнули, машинист едва не упал, но крепкая рука удержала. Потом он понял, что толкают его к рычагам и кранам, значит, он им еще нужен. Не будут его сейчас убивать, обрадовался машинист. Охранник лежал на полу, лицом к нему, во взгляде его было отчаяние и страх. Машинист только чуть плечами пожал, что он мог поделать?

– Давай, папаша, заводи паровоз и вперед, – парень ткнул его в спину стволом автомата и машинист шагнул еще шаг, руки привычно хотели взяться за рычаги, но не поднимались. Затекли от туго стянутых веревок. Машинист со страхом, что сейчас могут ведь и убить за сопротивление, медленно повернулся и попытался поднять руки, показать, что они не действуют. Он посмотрел вниз и увидел, что пальцы посинели и вены набухли. Тут появилась боль и он, скривившись, принялся растирать кожу. Бандиты молчали и смотрели на него. Вот же гады, чтоб им сдохнуть, выродки недобитые. Он сразу понял, кто это такие. Ведь напали то они почти в десять, это самое время для выродков. Как власть поменялась, так сразу же все стало неправильно. Раньше все в десять часов были бодрые, солдаты песни орали, гражданские тоже старались не отставать, хотя больше ссорились да дрались. А теперь, как десять утра, так хоть ложись и помирай. И никакие пилюли да витамины, что врачи раздают, не помогают. Первое время свет был не мил, хоть вешайся от тоски. А чего спрашивается тосковать, как была жизнь тяжела, так и осталась…

– Растер руки, папаша? Или тебе помочь? – впервые услыхал машинист голос второго бандюги и по коже мурашки побежали от голоса этого. Низкий такой голос, с хрипотцой. Видно, курит много. Может, это он за старшего тут у них, молодой-то помалкивает. Машинист лихорадочно растирал запястья со следами веревок, стало еще больней, но пальцы уже сгибались.

– Этого привяжи к трубам, – скомандовал старший бандит и машинист, уже сумевший взяться за рычаги, осторожно оглянулся. Молодой подтащил охранника к трубам, тут машинисту под лопатку уперся ствол пистолета и хриплый голос сказал: – Давай, папаша, не тяни, поехали.

Машинист со страху даже присел, но руки привычно делали свою работу, состав тронулся, потихоньку набирая скорость. В боковое зеркало он заметил, как от будки обходчика шли двое с автоматами, потом смотреть стало некогда, надо было накидать угля в топку.

– Не разгоняйся, папаша, – снова раздался пугающий его голос, машинист не посмел обернуться, хотя в спину больше ничего не упиралось.

– На переезде притормозишь, папаша. Мы уйдем, а ты дальше езжай себе. Но смотри, – тут бандит кашлянул и машинист вздрогнул. – Смотри, папаша, не вздумай останавливаться до следующей станции.

Машинист усиленно закивал головой, не отрывая взгляда от дороги. Вот и переезд показался, грузовик стоит, по виду военный, с брезентовым верхом. Как и было сказано, сбавил ход до малого, вжал голову в плечи, ожидая выстрела. В зеркало увидел, как первым спрыгнул старший бандит, потом парень с автоматом. Машинист не отпускал рычаги еще минут пять, пока состав набирал ход и только потом повернулся, облегченно переводя дух. Все-таки не убили, сволочи… Охранник сидел, примотанный веревкой к трубам и тупо смотрел на него. Машинист кинулся к нему, развязывать и заметил, что брюки у охранника намокли. Вот же деревня, теперь отдадут под трибунал, растяпу. И мне не поздоровится, это уж точно…

-6-

При захвате состава никто не пострадал, правда, одному из солдат, сидевших в конце состава с пулеметом, пришлось намять бока. Солдат оказался ловким, только опыта имел маловато. Он успел схватиться за пулемет, но не успел снять его с предохранителя. Малыш с восторгом, рассказал, как на солдатика кинулся Генерал, в прыжке ударив ногой по пулемету и затем скрутивший его в две секунды. Теперь Генерал хромает, отбил ногу. А солдатика связали покрепче, но он уже и не пытался больше сопротивляться. А второй сразу перепугался, оружие бросил, потом плакать начал, чтобы пощадили. Малыш презрительно сплюнул в окно грузовика.

Максим подумал с ужасом, что могло бы получиться, если бы солдат успел снять предохранитель. И сколько ребят они бы сейчас недосчитались. Надо было ему самому пойти. Будем надеяться, что вторая операция пройдет также успешно, там не надо будет никого вязать и обезоруживать. По времени Вепрь уже должен с помощью Фанка «похитить» несколько вагонов с зерном на узловой станции.

Солдат, охраняющих состав, специально взяли неопытных, из гарнизонной части и после прибытия на узловую станцию их снимут и после допросов в полиции отправят обратно. Машиниста тоже наказывать не станут, об этом позаботится Фанк. Через несколько часов сюда прибудет следственная группа, закрутится розыскная машина. Только ничего нового, кроме того, что появилась очередная банда, сколоченная из бывших военных, они не узнают. Все-таки Генерал в этом знает толк, все ребята были в армейской форме, а форма всех делает похожими.

Платки на лица предложил надеть Максим, вспомнив о каком-то старом земном фильме, и это очень понравилось ребятам, Малыш даже предложил резинки приделать, чтобы лучше держалось. Те волнения и страхи, что пришлось пережить охранникам и машинисту, послужат им тренировкой на будущее, все-таки они могут попасть и в настоящий налет, так пусть теперь будут начеку.

Розен проехал еще раз по своему же следу на влажной глине, выезжая на бетонку. Надо было оставить доказательства того, что вагоны были разгружены здесь и консервы вывезены на грузовиках. Розен целый час гонял грузовик туда-сюда, потом с Максимом они минут двадцать топтались в разной обуви вокруг пустых вагонов, создавая следы разгрузки. Выехав на трассу, Розен прибавил хода, через четыре часа они должны быть в столице.

Максим откинулся на спинку и закрыл глаза. К вечеру по радио передадут о нападении на поезд и те, кого они ищут, должны услышать эти сообщения. Если у них есть кто-то в полиции, то они узнают подробности нападения на состав и начнут искать конкурентов. Потом смогут узнать о том, что исчезли несколько вагонов с зерном, наверняка захотят выяснить, куда они пропали, начнут искать концы. А мы им в этом поможем.

Сообщение от Вепря пришло по радио через час. Вторая операция завершилась, три вагона с зерном были отцеплены от состава на Южной узловой станции по фиктивным документам и исчезли. На самом деле они никуда не исчезали, просто их прицепили к другому составу и отправили в столицу, где их должен был встретить человек Фанка.

Группа Вепря, проводящая проверку на станции, тут же обнаружила эту «пропажу» и подняла шум. Зерно исчезло, поиски ни к чему не привели, зато слухи пошли волной. Вепрь должен появиться в Столице ночью и сразу разослать своих людей на рынки, где «всплывали» продукты из разграбленных поездов. Зерно будет предложено на продажу в среде перекупщиков, на «черной бирже».