Олег Ашихмин
Наблюдения, постижения и притчи Артура Лапова
Предисловие
Я родился в семидесятые, а мужал в девяностые и это, наверное, диагноз. Мое поколение застало мощь великой страны и крах империи. Мы по-детски радостно вступали в пионеры, но осознано отвергли комсомол. Нас воспитывал двор и разговоры взрослых на кухне. Мы стали свидетелями зарождения капитализма в стране, а вмести с ним, появления рэкета, заказных убийств и бандитского беспредела, захлестнувшего города и посёлки. Во времена нашей юности обесценились СМИ, мы первые кто перестал верить газетам и телевизору. Мы, воспитанные на подвигах второй мировой, проскочили Афганистан, но увидели море крови в Чечне. На наших глазах разваливалась страна, нищали семьи, с безнадеги пили отцы, а матери бились в кровь, чтобы попытаться удержать привычный быт. Нам говорили, вы счастливчики, жить в такое время! Перед вами все дороги открыты. Мы верили и готовились к свершениям, но у всех вышло по-разному. Хаос, который тогда царил кругом вошел и в жизнь каждого из нас. В тридцать я уже чувствовал себя на восемьдесят, так много нам пришлось увидеть и пережить. Каждый раз на вопрос, откуда ты, всегда вздыхаю, потому, что не знаю с чего начать. В разное время я жил, учился и работал в Сибири, на Алтае, в Москве, в Питере, в Ярославле и еще много где. Не Хемингуэй конечно, но для одной заурядной жизни вполне хватит. Срочную провел на Кавказе. И свои и «чехи» меня звали бандит, так неистово я защищал неделимость России. После успешно работал в кино, на телевидении, в туризме, в шоу-бизнесе, в журналистике, в рекламе и в профессиональном спорте. Попытки заработать на жизнь продолжаются. Свои записи я начал вести еще в те времена, когда в России мало кто знал что такое интернет и сотовый телефон, никто не бывал и не отдыхал за границей, в магазинах ничего не было, а что было, продавали по талонам. Это было не так давно, в начале девяностых, точнее, в начале лихих девяностых.
Фотография
Можете ли вы представить себе студента, который приехал из огромного города, где есть даже метро, в маленький сибирский городок, бывшую окраину царской России; который из-под крыла школы и родителей очутился в общежитии и всю зиму, лютую сибирскую зиму, проходил в осенних туфлях?
Именно так я и выглядел: зимние ботинки украли в общаге, чужой город ещё не стал приветливым, полная свобода и безнаказанность, хроническое безденежье, гора проблем в универе, безбашенная общага, короче, та ещё безнадёга. Одним снежным и слякотным днем конца зимы я брел на почту, чтобы получить денежный перевод от родителей – глоток воздуха на дне океана. На дворе было начало девяностых. Из дома особо помочь не могли, сами концы с концами еле сводили, впрочем, как и вся страна, тогда все мучились и выживали. После трех пар и бессонной ночи в общаге, пятый курс обмывал Госы, мой мозг не воспринимал суету людей на улицах, на остановках и у бывших киосков «Союзпечати». Был включен «автопилот», конечная цель которого было окошечко на первом этаже почты. Никого и ничего не замечая, я вошел в здание, пропитанное канцелярским запахом. Пройдя через весь зал почты, я подошел к амбразуре, где было вытрафаречено наполовину стершимися буквами «До востребования». Я встал в очередь, и воткнул глаза в чью-то спину, которая была, может, белая, может, красная, а может, серая, мне было без разницы, какая она, я просто стоял за ней. На этой спине висело что-то приятного цвета. На этот цвет у меня почему-то включился разум и в глазах появилась резкость. Рюкзачок – вот что это было, ярко-малиновый с зелеными кармашками, блестящими замочками и с разбросанными повсюду синими кляксами, не похожими одна на другую. Подобные рюкзачки я видел дома по телевизору, в фильмах об американских тинэйджерах.
«Надо же, откуда он здесь», – подумал я, глядя на заморское чудо. Яркий рюкзак поистине выглядел чудом, среди плохо одетых людей в убогом почтовом зале.
Чисто машинально мои глаза взяли «средний план», в который попали шапка и пуховик обладателя рюкзачка. Шапка-ушанка из черно-бурой лисы идеально сидела на голове.
Пуховик был тоже чётко подогнан по фигуре, необычного темно-вишневого цвета с широким манжетом на поясе, придавая своему хозяину надутый вид. От всего увиденного мне захотелось увидеть его (или ее) ноги. Глазам, опущенным вниз, открылись зеленые с серым налетом джинсы, доселе нигде не виданные, и черные ботинки на толстой подошве с бляшкой на носке. Бляшка горела, отражая тусклые лучи ламп почты. Шапка вдруг повернулась, и на меня взглянули два глаза не очень красивого парня, ростом и возрастом примерно того же, что и я.
«Ну и чем ты заслужил такую роскошь?» – подумал я, глядя на свои убитые туфли. После прозы общажной жизни у меня выработалась какая-то непонятная злость ко всему благополучному. Вот тут-то я и понял, как в семнадцатом году народ похватался за колья, вилы и топоры. Нельзя злить народ. Сытыми проще управлять, да и сытому есть что терять, именно поэтому весь западный мир и живёт в таком достатке и стабильности. Я еще раз хотел посмотреть на парня, но шапка уже отвернулась.
«Интересно, кто ты, чей-то сынок?» – хищно подумал я.
До моих ушей донеслась английская речь, по всей вероятности исходившая от «дорого» парня.
«А, так ты иностранец», – понял я причину столь дорогой и хорошо подобранной одежды.
На пол из его кармана что-то выпало и с пластмассовым стуком очутилось у моих ног. Я нагнулся и подобрал. Это были водительские права – маленькая ламинированная картонка в пластмассовой рамке. С цветной фотографии мне улыбался американец, стояший впереди.
– Возьми, – аккуратно тронув его за локоть, сказал я.
– Оу! Сэнькю! – широко улыбнулся тот, и отвернулся.
Я с секунду постоял, глядя в затылок ушанки, потом взглянул на черно-белую фотографию в своем паспорте и вышел на улицу. Напротив почты пытался закрыть двери троллейбус, набитый людьми.
1993
Урок психологии
Психологию у нас в университете читали на четвертом курсе. На первой же лекции преподаватель, типичный представитель Томской интеллигенции: в очках, с бородкой и в непроглаженных штанах, заявил, что нам, будущим журналистам, психология чрезвычайно необходима, так как нам предстоит работать с людьми, и от того, насколько быстро мы сможем разобраться и подобрать ключи к тому или иному типу людей, будет зависеть итог нашей работы. Вобщем, спорить мы не стали, к тому же препод оказался милейший дядька. Знал отлично свой предмет и многому научил. На каждой его лекции всегда был аншлаг. На психологию собирался весь поток, и, если нужно было кого-то найти из параллельной группы, смело можно было идти к расписанию и смотреть, когда психология. На лекцию нужный человек являлся железно. Занятия у Владимира Анатольевича Сурикова мало походили на классические университетские лекции и практики. Это было нечто среднее – теоретические выкладки с практическими разборами на примерах, приближенных к обычным житейским ситуациям, причем все это было в качестве диалога. На его лекциях мы много общались, спорили, постоянно играли во всевозможные игры, тестировали друг друга. Преподаватель моделировал нам различные ситуации, конфликты и прочее столкновение интересов, и мы, каждый по-своему, пытались разрубить тот или иной «гордиев узел», а звонок с урока Сурикова вызывал, как правило, только сожаление и огорчение. Каждое занятие Владимир Анатольевич заканчивал одной и той же фразой:
– Ну, мои дорогие будущие интеллигенты, встретимся в следующий раз, – причем всегда было непонятно, издевается он над нами или шутит по-доброму.
Однажды, во время лекции, посреди очень бурного обсуждения, дверь в аудиторию открылась, и весь поток замер от неожиданности. В дверях стоял грязный, заросший бомж. Лично я оцепенел от мысли, как он сюда попал? Владимир Анатольевич, как человек интеллигентный, не подал и виду и попытался продолжить обсуждение. Но не тут-то было. «Гость» окинув всех мутным взглядом, произнёс:
– А, вы кто? – потом качнулся и добавил. – Чё тут делаете?..
Последнюю фразу он произнёс очень грозно. Владимир Анатольевич опешил, сел за свой стол и глупо заулыбался. Видимо, даже он не мог предположить такого поворота событий. В аудитории встала гробовая тишина. Бомж, воспользовавшись моментом, «расправил крылья» и, сделав, покачиваясь, два неуверенных шага вперёд, ещё раз окинул всех мутным взглядом и дерзко спросил заплетающимся языком:
– Кто такие?
Аудитория зароптала.
– Ой, мамочки, он же пьяный, – испуганно прошептал кто-то из девчонок.
Бомж внимательно посмотрел на преподавателя.
– Уважаемый, вы что-то хотели? – всё так же глупо улыбаясь, неуверенно спросил Владимир Анатольевич.
– Уважаемый, – огрызнулся бомж. – Я тебе щас, падла, покажу, что мы хотели, – совсем дико произнёс бомж и направился к столу преподавателя. Вся аудитория застыла в ужасе и страхе. Про то, как напугались девчонки, и говорить не стоит. Что касается меня, то я не испугался, я просто был убит таким вероломством. Такой наглости я в жизни ещё не видел. Как в кошмарном сне, бомж медленно, или это, может, так казалось, направился к беззащитному и уже успевшему побледнеть Владимиру Анатольевичу, который все так же глупо улыбался. Быстрее всех из «комы» вышел Виталик. Мой одногруппник, лучший друг и товарищ на все времена. Санкин, а именно так, по фамилии мы все его звали, быстро подбежал к столу и плотным ударом в лоб сбил бомжа с ног.
– Сейчас я тебе покажу, кто мы, – сказал Санкин и, взяв «нарушителя спокойствия» за шиворот и рукав грязного полушубка, рывком поставил на ноги.
– Ты че… – попытался огрызнуться бомж, но в этот момент Виталик уже выводил его в коридор и, в дверях, специально шибанул его об косяк. Удар пришелся кстати.
– Все, все, начальник, я больше не буду. Кончай, командир.
Санкин закрыл дверь и, видимо, для профилактики еще раз приложился, шибанув бомжа об косяк, но уже с другой стороны. Я облегченно вздохнул и про себя подумал, вот что значит жизненный опыт. Виталик был постарше нас. В университет поступил не с первого раза, был тертый калач и кое-что в жизни видел. Не окажись такого парня среди нас, и неизвестно чем бы все закончилось.
Весь поток из шока вывел все тот же Виталик, вернувшись в аудиторию как ни в чем не бывало.
– Я его охране отдал. Он, оказывается, сегодня ночевал в нашем корпусе, точнее, в подвале. Сейчас охранники выясняют, как он вчера попал в здание, – улыбнувшись, «доложил» Виталик и сел на свое место.
– Виталий, не переборщили ли вы? – вместе со всеми выходя из оцепенения, неуверенно спросил Владимир Анатольевич. В его вопросе чувствовалось и недовольство.
– Думаю, что нет, – спокойно ответил Виталик, а аудитория тем временем осуждающе загудела.
– Можно было и полегче, – набравшись смелости, заявил кто-то из верхних рядов.
Виталик растерянно обернулся и начал искать взглядом того, кто это сказал. «Гуманист» себя не выдал и, в общем-то, конфликт на этом был исчерпан.
«Коротка у людей память», – подумал я, и, повернувшись к Санкину, сказал:
– Вот уж воистину, не делай добра – не получишь зла. Не обращай внимания.
Виталик ухмыльнулся и, соглашаясь, покачал головой.
«Никогда нельзя демонстрировать свою силу явно. Толпа всегда осудит. Все ведь такие благородные за чужой счёт…», – мелькнуло у меня в голове, прежде чем, собравшись с мыслями, Владимир Анатольевич попытался продолжить лекцию, но того энтузиазма и желания, которые были до «вторжения», уже не получилось.
– А давайте обсудим и разберем эту ситуацию, – неожиданно предложил он, но в этот самый миг прозвенел звонок. Тот урок я запомнил на всю жизнь.
1994
Карелин
Если ты был трудолюбив и упорен,
если преодолел страх и перетерпел боль,
то удача обязательно улыбнётся.
А.Карелин.
В этой истории я не ручаюсь за точность дат, правильность названий городов и стран. Могу перепутать хронологию событий и имена её участников, что-то приукрасить, или, наоборот, о чём-то умолчать и не потому что пренебрегаю фактами, а потому что слишком запомнилась мне эта история, которую давным-давно рассказал мне Александр Карелин – великий спортсмен, успешный бизнесмен, яркий общественный деятель, доктор наук, семьянин и патриот земли русской, настоящий колос, герой и соль земли.
В этой истории важна сама история.
Дело было на чемпионате мира в 1991 году, после развала Союза и накануне Олимпийских игр в Барселоне. Карелин не проигрывал ни одной схватки целое десятилетие и на всех мировых форумах греко-римской борьбы за ним были вечно вторые, вечно третьи, четвёртые, пятые, те, кому никогда не светило стать чемпионами, пока на ковёр выходит русский богатырь, любимец всей страны – Саша Карелин. На любых турнирах с его участием всегда был аншлаг. Переполненные трибуны во всём мире хотели увидеть легенду воочию, ну и если вдруг произойдёт невероятное, то и поражение русского медведя. Безусловно, Карелин об этом знал, и каждый раз выходя на помост, он боролся не только с соперником, но и со всем миром за честь своей страны.
Тот чемпионат мира проходил где-то в Европе, и на него первая сборная уже российских борцов греко-римского стиля приехала без доктора. Нонсенс, сборная на чемпионат мира приехала без врача, потому что доктор, который много лет работал с советскими классиками, был белорус и после развала Союза на чемпионат поехал в составе сборной Белоруссии.
В полуфинальной схватке, а Карелин в ней вёл с большим отрывом по очкам, и всё шло к досрочной победе, в один из редких контрвыпадов соперник знаменитого сибиряка головой проломил ему рёбра.
– Я даже боли не почувствовал в пылу поединка, – рассказывал Сан Саныч, – Продолжаю бороться, уверенно иду к финалу, а тут чувствую, что слюна во рту горчит, думаю, наверно, сломанные рёбра в печень воткнулись. Я, конечно, схватку доборолся, победил, спокойно с ковра ушёл, а сам думаю, что завтра-то делать, утром финалы.
Ночью стало совсем плохо. Боль адская. Доктора нет, за помощью обратится не к кому, да и опасно. Если узнают про рёбра, или с соревнований снимут с почётным серебром, или соперник построит утром поединок так, что весь акцент и все приёмы будут на повреждённые рёбра. Сидим всю ночь с тренером в моём номере, что делать, не знаем…
Утром выходим на завтрак, а моего соперника по финалу шведа Юхонсона уже все поздравляют, шила в мешке не утаишь, про мою травму уже все знают, король Швеции должен прилететь на финал, чтобы увидеть триумф шведского борца в самой престижной весовой категории. Спокойно завтракаем и отправляемся на стадион. Там, биток народу – финалы. Что делать, как бороться? Мне идти-то больно, каждый шаг и каждый вздох в печень отдаёт, а тут размяться нужно да ещё бороться с парнем, который под сто тридцать килограмм. От безысходности, мой тренер обратился к доктору сборной Германии, нашему бывшему соотечественнику из поволжских немцев, Сергей, по-моему, его звали. Немцы уже все повылетали и туристами с трибун смотрели борьбу. Тот ко мне подходит и говорит:
– Саня, я тебе вколю анестезию, но действовать будет всего пять минут. На четыре минуты боль снимет точно. И на разминку и на схватку однозначно не хватит, поэтому размяться ты должен будешь сам. Перед выходом на ковёр я тебя кольну.
Приходит время поединка, я через маты, через слёзы разминаюсь, боль нестерпимая, но держусь, знаю, что после укола полегчает. Подходит врач, вкалывает мне маленький укольчик прямо в гематому, я выхожу на ковёр и за две минуты кладу шведа на лопатки. Он вскакивает после свистка судьи и на английском на весь манеж начинает орать, что русские обманули, что не может человек со сломанными рёбрами так бороться. После, уже с медалью, подходим с тренером к доктору немецкой сборной, чтобы поблагодарить, и я у него спрашиваю, что он мне вколол. Что за чудо-препорат?! А он улыбается и говорит:
– Сань, да купил я тебя. Я тебе вколол витамины. У тебя рёбра сломаны, какое тут обезболивающее может помочь, когда у тебя гематома на пол живота!
Такая вот история.
Александр Карелин трижды был Олимпийским чемпионом, больше десяти раз выигрывал чемпионаты мира и Европы, легендарный борец, так приучил всех к своим победам, что люди, далёкие от спорта каждый его титул принимали как должное, наивно полагая, что, видимо, Карелин понял в борьбе нечто такое, до чего другие ещё не догнали, отсюда и все его победы. И только когда Сан Саныч проиграл в двухтысячном году финал в Сиднее на своих четвёртых Олимпийских Играх, только тут-то и стало всем ясно, что Карелин – это обычный человек, которому каждая медаль и каждая победа доставалась потом и кровью.
Кстати, на той Олимпиаде рухнул последний символ большой могучей страны под названием СССР, олицетворением которой и был Карелин. Богатырь из Сибири, сделавший греко-римскую борьбу популярной во всём мире.
После проигранного финала, пошли слухи, что Карелин финал продал. Называлась даже сумма в десять миллионов долларов. Слухи муссировались в около спортивных и журналистских кругах, но, что-то конкретно утверждать никто не решался. На одной из пресс-конференций кто-то попытался намекнуть, дескать, Александр Александрович, а, вы могли бы проиграть за деньги?
В зале повисла гробовая тишина.
Карелин окинул всех тяжёлым взглядом и спокойно сказал:
– Нас воспитывали так, что мы перед соперником не можем встать даже на колено.., а вы говорите проиграть.
2011
Бригада
В ноябре тысяча девятьсот девяносто второго года, серым, снежным, холодным сибирским утром я сидел на лекции по античной литературе. На первом курсе всё было интересно, особенно «античка», с её мифами, богами, героями, битвами, путешествиями, завоеваниями и открытиями. Преподаватель, дама в годах в аудиторию принесла карту древней Европы с подробными названиями стран, городов, гор и островов античного Средиземноморья. Лекцию она начала с того, что сейчас Европа выглядит по-другому, впрочем, как и африканские и арабские страны Средиземного моря и те из нас, кто побывают в Греции, смогут сравнить, как изменились границы и положение стран по сравнению с древнегреческим периодом. А я слушал её и, глядя в окно на унылый заснеженный город, думал:
– Старая ты дура, ну кто из нас попадет в Грецию? Только те, кто будет заниматься международной журналистикой? Так это еще более не реально. Для всех нас Греция останется несбыточной мечтой, – с тоски и безнадёги мрачнел я, – Вокруг страна рушиться, заводы и шахты бастуют, а она про Грецию заливает нам.
В семнадцать лет многое кажется несбыточным и не реальным, к тому же тогда железный занавес только упал, за границу толком никто еще не ездил и, конечно же, никто не мог даже представить, что пройдет всего пять-шесть лет и Турция, Египет, Испания, Кипр, Греция и Таиланд станут русскими курортами.
С той лекции прошло не мало времени и, заработав первые ощутимые деньги, я не стал покупать гнилую «БМВ», убитый «Мерседес» или «Тойоту» лохматого года, как это делали все мои друзья. Я решил съездить и отдохнуть за границу, начать, наконец, путешествовать и познавать мир. Жажда путешествий во мне была всегда, возможно, поэтому тогда на лекции я так остро и воспринял ремарку преподавателя. Я бы с удовольствием объехал весь мир, но в тот момент денег хватило только на Турцию, да и знающие люди посоветовали заграницу начинать именно с неё.
Первые несколько дней восхищало всё: и международный аэропорт в Анталии, и вышколенные наглаженные гиды, и чистота отеля, и свежесть морского воздух, и невероятное по красоте скалистое побережье Средиземного моря, и улыбчивые турки, всё было на пять с плюсом, хотя я купил путёвку в трехзвездочный отель, но сделал это осознано. Друзья, уже бывалые путешественники, мне всё подробно разжевали:
– В пятерках будут одни бабушки да дедушки из Западной Европы, да наши семейные пары с детьми, а в трешках, отдыхает молодежь и море девчонок, в основном студенток. У них денег не много, вот они и едут в дешевые отели.
К моему восторгу так всё и оказалось. В отеле, на пляже, в ресторанах и барах тусовалась одна молодежь. Все быстро знакомились и отдыхали на всю катушку. Весело было всем и везде. Любимцами отеля были два молодых таксиста из Санкт-Петербурга, парни матерые, резкие и чрезвычайно уверенные в себе. Я с ними быстро подружился и весь остаток отдыха мы везде бывали вместе. Если где-то толпился народ, раздавался смех или наблюдалось какое-то оживление, значит там появились мы.
Рядом с нашим отелем, прямо в метре от него была лавка. Турок лет пятидесяти в ней продавал сувениры и всякую дребедень, которая могла понадобиться туристам: шампунь, мыло, расчески, надувные матрасы, полотенца, плавки, купальники, воду, соки, пиво, сигареты и всё прочие. У входа в магазин на улице стояла гигантская черепаха весом килограмм пятнадцать из какого-то редкого камня, так уверял турок. Стоила она пятьдесят долларов и скорее всего, была из пластмасса. Мои питерские друзья: Андрей и Саня, подошли к лавке, присели на корточки и начали нахваливать черепаху. Затем они стали спорить, кому она нужнее и кто её купит. Турок на все происходящее вожделенно взирал. Черепаха была некрасивая, большая и тяжелая, если бы её кто и купил, то в аэропорту пришлось бы сдавать отдельно в багаж, платить за перегруз, короче, эта черепаха никому была не нужна, и моим друзьям в том числе. На отдыхе делать особо нечего, вот они и решили поразвлечься. Турок, естественно, всё принимал за чистую монету. Договорившись, что черепаха будет принадлежать им обоим, они обратились к хозяину лавки, чтобы тот скинул цену. Турок уперся. На неплохом русском с колоритным акцентом, он сказал, что черепаха уникальная, последняя, её сегодня уже спрашивали, просто люди шли на пляж и денег с собой не взяли, поэтому он не уступит ничего, потому, что вечером её у него купят стопроцентно.
– Ну, уступи хоть доллар, – настаивал Саня.
– Нет, не могу, у меня хозяин, что я ему скажу? Он подумает, что я этот доллар украл у него,– стоял на своем турок.
Мои друзья манерно вздохнули и пошли прочь.
– Стой, стой, – заволновался турок, – Давай, пятьдесят долларов и кальян покурим как друзья.
– Нет спасибо, – отрезал Андрей, и они демонстративно ушли.
В этот же день они снова несколько раз подходили к черепахе, обсуждали её, нахваливали друг другу, но с турком в переговоры не вступали, молча уходили. Вечером, когда мы все вместе шли в отель, торговец сам окрикнул нас и сказал:
– Ладно, сорок девять. Скину доллар.
– Не, у нас уже столько нет, давай за сорок пять.
Турок остолбенел. За долю секунды его лицо выразило такую широкую гамму чувств, начиная с щедрого снисхождения, затем удивления, разочарования и растерянности в конце.
– Сорок пять? – не поверил он, – Ты шутишь?
Саня молча вытащил помятые баксы и начал демонстративно их считать:
– Тридцать восемь, – огорошил он, – У нас даже сорока пяти нет. Пойдём. – сказал он и взяв за руку Андрея начал тянуть в сторону дверей нашего отеля.
– Подожди, подожди, как тридцать восемь? Вон у друга займи, он даст, сразу видно хороший человек, – показывая на меня, сказал турок, не теряя надежды впарить нам эту черепаху.
