Олег Артюхов
Грань
Глава 4
Заскочивший в окошко солнечный лучик настойчиво пытался пробраться сквозь закрытые веки. Я повернул голову и приоткрыл глаза. Тишину дома перечеркивал яркий свет, в котором лениво плавали пылинки. Я бодро поднялся, наскоро заправил постель и побежал на реку.
Вернувшись через час с мокрой головой и отличным настроением, я застал дома обоих дедов, чинно сидевших за столом. Глядя на их одинаковую одежду: светлые холщовые рубахи, серые штаны и начищенные до блеска чёрные яловые сапоги, я не мог сдержать улыбку от их поразительного сходства. Однако при этом Пахом был поозорнее и пошустрее, а Семён – посолиднее и порассудительнее.
– Доброе утро.
– Здрав буде, молодец.
– Седай, Антон, почаёвничаем.
Я набросился на еду и не сразу заметил, что деды почти не едят и бросают на меня короткие взгляды. Я не донёс пирожок до рта, и с недоумением посмотрел на хозяев. Дед Пахом спохватился и начал суетливо наливать в кружку чай, а дед Семён отвернулся к окну и принялся что-то там рассматривать.
– Что случилось? Наверно мне пора и честь знать?
– Не смущайся. Снедай во здраво.
Я поспешно закончил завтрак, поблагодарил дедов и встал из-за стола. Дед Пахом тут же вскочил и, взяв меня под руку, увлёк наружу. Усевшись на завалинке, мы завели ничего не значащий разговор о погоде, и вдруг дед неожиданно спросил:
– Слышь, Антон, а что ты ведаешь о своих прадедах?
– Ничего не знаю.
– А, о дедах?
– Нет.
– А, о батьке?
– Н-нет. Я сирота, дядька Николай меня вырастил. Да, что случилось то?
– Погоди малёк.
С другой стороны, ко мне подсел дед Семён и, как всегда, опёрся о палку двумя руками.
– Чо молчишь, давай, гуторь, – заёрзал дед Пахом.
– Раскудахтался. Успееца. Вопрос сурьёзный, – проворчал дед Семён, переходя на правильную городскую речь, – скажи-ка, Антон, как погибли твои родители?
– Толком не знаю. Со слов дяди Коли, мне тогда исполнился всего год. Он говорил, что произошла страшная авария.
– А, батюшку твоего как звали?
– Владимиром.
– Видишь ли, Антон Владимирович, по всему выходит, что очень странный ты человек. Странный, в смысле – не обычный, – проскрипел дед Семён. – Мы с Пахомом всю ночь тебя охраняли и заодно изучали. Не спрашивай как, не поймёшь. Спектр твоего биополя ни на что не похож, мозг твой абсолютно непроницаем, а его энергетика чрезвычайно высока. Помнишь ли позавчерашних злодеев на серой машине?
– Ещё бы не помнить. Жаль скрылись. Очень большой вопрос у меня к ним.
– Ты многого не знаешь. Это не простые люди, вернее не совсем люди, ещё правильнее – совсем не люди. Они приходят из невообразимо далёкого прошлого, появляясь неизвестно откуда. И они всегда спутники беды. Большой беды. Но на нашей земле им места нет. По неизвестной причине энергетический спектр в этой местности им резко противопоказан. Белоглазые супостаты смертельно опасны и, добиваясь своего, никогда не останавливаются ни перед чем и ни перед кем. А тебя они почему-то испугались. Вместо того чтобы сделать задуманное, они побоялись даже приблизиться. – Дед Семён надолго замолчал, потом вздохнул и продолжил: – Если тебе это что-то скажет, твой спектр биополя копия ихнего, но с обратным знаком. По всем приметам ты сродни носителям древнего зла, а, по сути, их полная и абсолютная противоположность. Послушай, Антон, и только не сердись. Мы с Пахомом считаем, что ты либо не от мира сего, либо не от времени сего. А, кто, не знаем. Не обессудь.
– Ладно, не от мира, так не от мира. Главное, что я сам чувствую себя нормальным человеком. Об этом, что ль разговор?
– Не только, – дед Семён положил на колени свою кривую палку, снял картуз, поскрёб макушку и нахмурился. – Мы с Пахомом считаем, что именно тебе предстоит пройти через портал, а что там тебя ждёт, неизвестно. Дело в том, что хранители то мы хреновые, не чета прежним. Дед наш немногое из древней науки успел нам передать, расстреляли его ещё до Войны.
– О чём это вы?
Деды разом встали на ноги, расправили узкие плечи, и дед Семён торжественно продолжил.
– Мы должны подготовить тебя и передать то немногое, что знаем, чтобы выжить ты смог. Однако Пахом толковал, что ты кое-что можешь и бьёшься по правилам. Откуда уменье, коль не секрет?
– Дядька Николай меня обучал.
– Х-м, дядька, говоришь. А кто он таков? Чем занимается? С чьей он стороны, матери или батьки?
– Не знаю. Пытал его пару раз, но чуть по шее не получил. Темнит, однозначно. Но говорит, что мой отец, его брат был намного круче его.
– Добро. Так согласен ли поучиться бою у нас?
– О чём разговор! – Я встал и дурашливо поклонился в пояс, – вельми прошу поучить бестолкового.
– Антон, не валяй дурака. Как гаер, право. Коль согласен, то за нами ступай, – добродушно проворчал дед Пахом.
Деды повернулись и, не спеша, направились в сторону церковки. Пройдя с полсотни шагов, они остановились на ровной лужайке, заросшей мелким спорышем.
– Подступи, Антошка, встань супротив, – промурлыкал дед Пахом, переминаясь с ноги на ногу. – А, теперича вломи со всей дури, да, жалеть не моги.
Я пожал плечами и без подготовки резко ткнул кулаком деда в грудь. Но моя рука провалилась в пустоту, а он слегка провернулся, отклонив корпус. Поднырнул. Распрямился. Припечатал левый кулак мне в ухо. И, заканчивая волнообразное движение, вернулся в исходную позицию. Я сначала слегка обалдел от неожиданной реакции внешне тщедушного деда, от змеиной плавности и изящной текучести его движения и от звона в ухе, а потом меня охватил боевой азарт. Я сделал ложный выпад и одновременно хлестнул правой рукой соперника в голову. Опять промазал и тут же получил два ощутимых тычка в грудь, а затем точечный удар в нервный узел на правом бедре. Нога предательски ослабла, подломилась, и помимо воли я завалился на бок. Поблёскивая глазами из-под кустистых бровей и широко улыбаясь сквозь усы и бороду, дед Пахом, как всегда ехидно, проговорил.
– Ну, и вдосталь с тебя энтой блябли.
– Дедушка Пахом, этого не может быть, но ты меня уделал, – ошеломлённо проговорил я, потирая онемевшую ногу, – покажи, как ты это сделал.
Дед, наслаждаясь триумфом, продолжал улыбаться и гордо топорщить бороду. Затем он помог мне подняться, потеребил бороду, кашлянул, посерьёзнел и переменил стиль речи:
– Главное – понять смысл боя. Не открою секрета, если скажу, что побеждать нужно ещё до схватки силой ума и силой духа. Конечно, и техника важна, но нужно понимать, что поражение малой точки иногда приносит куда больший толк, чем удар дубиной. Знай, что одним точным ударом можно загнать противника в паралич, глубокий сон или смерть. Я научу тебя бою предков, который в наше время почему-то называют «бузой», древней и оплаченной тысячами жизней науке побеждать. Опосля обеда и начнём. – Он хитро прищурился и опять заговорил на своей архаичной тарабарщине: – Эге-е, рассупонься, гаваронок, деребить боле не стану. Токмо мне старому барандохе вяхирей не накидай.
– Ну, дедушка Пахом, ты даёшь! – выдохнул я и перевёл дух.
– Я-то, што, вот Семён щас тебя изумит.
Я обернулся. Дед Семён стоял поодаль и с улыбкой наблюдал за нашей вознёй. В его руках я заметил две метровые дубовые палки.
– Антон, подь сюды.
Я подвигал ногой. Порядок. Покрутил головой. Нормально. И направился к деду Семёну, уже на ходу ловя брошенную в меня палку.
– Кулачки и мордобой – то для жизни и порядка. А для смерти и против смерти нужна сталь. Не знаю, какие опасности тебя поджидают, а потому обучу оружию пращуров. Пригодится, аль нет, то не ведомо, а шанс ты должон иметь. Наука Пахома здесь тоже сгодится, суть ведь едина, но навык нужен особый. Представь, что не палка то, а клинок. Нападай!
– Да, я понятия не имею, как это делается.
– Чепуха, всё ты знаешь. Память предков знает. Да, и сдаётся мне, ты сам ещё не понимаешь, что можешь. Давай!
Я поднял палку на уровне груди и нанёс колющий удар с подсечкой слева. Дед легко блокировал. Затем его палка неуловимым движением обогнула мою, проскользнула вперёд иупёрлась в область сердца. Я разозлился, отскочил и начал бить сверху и сбоку. Дед улыбался, а его палка всё время оказывалась на пути моей, проскальзывала вдоль и, в конце концов, всегда касалась то моего горла, то лба, то сердца. Дед ловко крутился, то нанося удар с поворота, то из-за спины, то снизу. Через четверть часа я опустил своё «оружие» и, скорчив гримасу, развёл руки. Дед Семён покачал головой и строго сказал.
– Запомни. Оружие должно быть при тебе, а не наоборот. Оно продолжение твоей руки. Заранее его почувствуй, пойми его суть. И не требуй от него большего. Конечно, для победы в клинковом бою нужны навыки и хладнокровие, но не спеши бросаться в драку. Сначала постарайся разгадать противника и найти его слабость. Нет непобедимых бойцов, и у каждого своя ахиллесова пята. Перед боем и в бою никогда не злись и не гневайся. Верь себе и уважай врага. Любой бой – это жизнь, или смерть, ни больше, ни меньше, и не надо этого усложнять. Встряв в сраженье, не сомневайся, уже поздно сомневаться. Смотри противнику прямо в глаза, там можно увидеть почти всё. Сразу почувствуй рисунок боя, как музыку, и не старайся осмыслить его ход. Сознание в этот миг – твой враг, освободи разум, добейся озарения, куража и действуй. Собери энергию в солнечном сплетении, а затем перебрось её через руку на кончик клинка. А теперь смотри и запоминай или, вернее… вспоминай. Хват… Стойка… Позиция… Блок… Выпад… Удар… Проход… Уклонение… Ещё… Ещё… Ещё…
Спустя два часа дед Семён смилостивился, отпустив меня, в край умотанного бешеными нагрузками. Стряхивая пот с бровей, он отложил «оружие» и кивнул Пахому, оповещая об окончании занятий. Мокрый, как мышь, я остановился, свесив обессилевшие трясущиеся руки. Горло страшно пересохло, и я с минуту выкашливал воздух, чтобы снять противное напряжение. Подскочивший дед Пахом протянул мне льняное полотенце и затараторил.
– Не межуйся, Антошка, крепше вникай, руками поболе работай, чтоб запомнили ени. Скажешь, не поспеешь. Ошибаисси. Ты заглавно вникай, а в ином нам доверяй, – он заговорщицки подмигнул и зашептал на ухо, – способ имеем науку тебе втолковать. Завтрева сам узетишь.
Я кивал головой, делая вид, что внимательно слушаю, но измученный организм желал только одного – воды и покоя. От обеда я отказался, лишь выхлебал у колодца прямо из ведра пару литров воды. Затем скинул одежду, вылил на себя остаток влаги, вытерся рушником, забрался голышом на сеновал и упал на спину. Все мышцы возмущённо гудели и ныли. Незаметно я задремал и очнулся оттого, что меня кто-то тянул за ногу.
– Антон, подымайся. Ты, чего засветло задрых? Слезай и ступай поснедай. Иначе не выдюжишь.
Я приподнялся, кивнул деду Пахому и удивился тому, что почувствовал себя почти отдохнувшим. Спустился вниз, натянул одежду и вошёл в дом.
– Снедай во здраво.
Усевшись за стол, я мигом проглотил жареного судака, пшённую запеканку, зелёный лук, козий сыр и кисло-сладкий ягодный морс. Дед Семён поднялся из-за стола, за ним встали и мы с дедом Пахомом.
– Через час жду на токовище, – прохрипел дед Семён.
Выйдя после обеда на улицу, я опять почувствовал, что совсем не хочу курить. М-да. Может и впрямь удастся бросить эту отраву.
Через час я стоял посреди лужайки, названной дедом Семёном токовищем. И снова оба деда по очереди гоняли меня до седьмого пота. На закате я чуть живой притащил своё туловище к дому. У колодца напился и вылил на себя ведро воды. Вытерся насухо. В доме я рухнул на кровать, сразу провалившись в глубокий сон.
Рано утром я проснулся оттого, что выспался и чувствовал себя необычно бодро и легко. С воплем «ура-а» я бросился по крутой тропинке вниз, плюхнулся в тёплую донскую воду, и, наслаждаясь борьбой, с полчаса плыл против течения. На одном дыхании я забежал на кручу и радостно ввалился в горницу.
Оба деда, как всегда, сидели рядышком за столом, но имели, прямо скажем, фиговый вид. Они осунулись и разом постарели. У деда Семёна под глазами обозначились тёмные круги. Я сильно встревожился, решительно подошёл к столу и проверил их пульс. Частый, неровный. Преодолевая слабое сопротивление, я выслушал их сердца. Тоны приглушены. Деды переглянулись, и устало улыбнулись, а в их глазах я увидел подозрительный блеск.
– Короче, так. Сегодня никаких тренировок и нагрузок. Полный покой и принимать лекарства, что сейчас дам. Вы, что деды, совсем хотите себя угробить? В вашем-то возрасте так напрягаться. Меня вчера загоняли до полусмерти. Думал, утром вовсе не встану, а…
И тут до меня дошло, что их дрянное состояние совсем неспроста. Я резко повернулся и внимательно присмотрелся к дедам, которые смущённо улыбались и покряхтывали.
– Значит это всё ваши фокусы! Я, значит, дрыхнул без задних ног, а вы накачивали меня своей энергией. Я не…
– Молчать! – хрипло прикрикнул дед Семён и стукнул ладонью по столу.
– Антоша, ты ведь напрасно ругаисси, – промямлил дед Пахом.
– Вот, что, Антон. Дело предстоит не шуточное и, скорее всего, опасное. Мы, может быть, к этому моменту всю жизнь готовились. И не только мы, а и все наши предки-хранители, сотни поколений. Пойми и осознай, что ты уйдёшь в абсолютную неизвестность, и хода обратного нет. Ведь ты уже посвящён пути.
– Не понял. Что значит, посвящён?
– А, то значит, что путь избранного Высшим Творцом – тяжёлое, порой невыносимое испытание тела, души и духа. Все последующие этапы совершенствования называются посвящениями и преодолеваются силой воли трудно и мучительно на грани возможного. Первое посвящение – это осознание разума, отделяет разумных и честных людей от разных скотов и негодяев. Второе – избрание неба, определяет человеку особую миссию. Третье – защита истины, рождает борца за высшие цели. Четвёртое – просветление души, наделяет человека силой мысли и осознанием сути бытия. Пятое – снисхождение духа, приобщает смертного человека к высшим силам. Шестое – творец земной, наделяет человека способностью созидать что угодно на земле силой своей мысли. Седьмое – творец небесный, возникновение высшей созидающей личности, не нуждающейся в телесной оболочке. Позапрошлой ночью ты прошёл второе посвящение.
– Как это?
– Вспомни-ка сон, чёрный блестящий куб, луч света в небо и внезапное озарение, понимание многих тайн вселенной. Твой сон – это иная реальность, в которую тебе чуть приоткрыли дверь.
– Но откуда..? Не может быть!
– Может, может. Кстати, во время посвящения ты получил извне гигантский объём информации, которая пока закрыта от твоего сознания. Ты ещё слаб и не можешь использовать её по своей воле. Лишь изредка в моменты опасности или душевного волнения, эти знания, будут прорываться вспышками, неожиданно наделяя тебя нужными навыками. И одна из ближайших твоих целей, найти ключ к этой кладовой памяти. Вот так-то, Антон Владимирович, Избранный Небом. Готов ли ты к тяготам и страданиям во имя истины и справедливости? Ещё не поздно отказаться. Подумай.
Пытаясь унять бешено забившееся сердце, я глубоко вздохнул и враз охрипшим голосом ответил:
– Готов.
Дед Пахом, покашливая, положил руку на плечо брата и негромко сказал.
– Ты, Семён, парня не стращай. Ему теперича и дела на ум не пойдуть. Ты, Антошка, ступай на токовище, делом займись, а следом и мы подтянемся.
Слова деда Семёна ошеломили меня. И вправду, от этих старичков-боровичков можно ожидать чего угодно. Окинув их взглядом, я бросил уже приготовленные сердечные препараты в аптечку и в глубокой задумчивости вышел из дому, чуть не приложившись головой к низкой дверной притолоке. Глотнув воды прямо из ведра, я встряхнулся и направился на вчерашнюю тренировочную площадку.
Оглядев «токовище», утоптанное до состояния асфальта, я хмыкнул и почесал подбородок. Эк, я вчера потрудился. Встав в свободной стойке, я закрыл глаза, настраиваясь на бой, и вдруг ясно осознал, что отлично помню все освоенные навыки, будто занимался этим несколько лет. Вот это, да! Ай, да, деды! Ну, и кудесники!
В быстром темпе и почти без перерыва я повторил все приёмы, понимая, что делаю их безупречно. Поразительно! Более того, по ходу я вносил поправки, сообразуясь с каким-то внутренним смыслом и непонятно откуда взявшимся умением. Вспомнив слова деда Семёна, я сообразил, что это «заработали» знания, полученные при втором посвящении. Так вот, оказывается, что это такое!
В исследовательском азарте я решил ещё раз обратиться к источнику высоких знаний. И, конечно, сделал это самым идиотским способом. Исполненный самоуверенности, я уселся на землю в центре площадки, закрыл глаза и расслабился. Затем я мысленно открыл все энергетические центры, представил яркий луч в бесконечность и по нему потянулся вверх. Через мгновение на меня, словно удар дубиной, обрушился поток информации, и я без чувств завалился на землю.
Очнулся я оттого, что чьи-то сильные пальцы ощутимо давили мне между бровей, под носом и в подзатылочной ямке. Превозмогая головокружение, я открыл глаза и увидел озабоченные лица дедов.
– Ну, ты и охламон! Кто ж так делает! Равно, как в темноте плясать на кромке обрыва. Как голова? Нас видишь? – сердито проскрипел дед Семён.
– Всё в порядке.
К собственному удивлению я быстро пришёл в себя, и, стряхивая остатки перегрузки, поднялся с большим желанием продолжить занятия.
– Я готов.
Деды переглянулись, хмыкнули, улыбнулись в усы и разошлись по разные стороны площадки. От их утренней немочи не осталось и следа. Молодцы, да, и только. И снова я поразился их необыкновенным способностям.
Первым за меня взялся дед Пахом и продемонстрировал древний способ борьбы в окружении, иногда называемый «пляс». Около получаса я пытался его достать всеми известными способами, а он кривлялся и, казалось весь болтался, как марионетка на нитках. Но я отлично видел, что он не сделал ни одного лишнего движения. Разъяснив, что к чему, дед Пахом попутно ответил на мои многочисленные вопросы и уточнения. Затем он показал энергетический удар на расстоянии и объяснил хитрую суть этого приёма, строго-настрого предупредив, что таким способом в ярости можно покалечить любого человека. Дед Пахом отпустил меня на полчаса, «сбегать за угол», и затем за меня взялся дед Семён.
Пряча руки за спиной, он кивком головы пригласил меня подойти. Когда я приблизился, то увидел, что дед протягивает мне длинные чёрные ножны с настоящим клинком. Я осторожно взялся за рукоять и с мягким шипением вытянул удивительной красоты и изящной гармонии длинный, чуть меньше полутора метров, меч с зеркально отполированным клинком. На сверкающей поверхности лезвия чётко выделялся сложный узор, но не двух цветов, как на классическом дамаске, а трёх: тёмно-серого, светло-голубого и зеленовато-золотистого. Гарда из жёлтого металла имела причудливую форму, в виде стилизованных крыльев. Довольно большая, массивная рукоять из какого-то белого материала изображала чешуйчатое тело змеи. Навершие представляло собой змеиную голову, кусающую птичью лапу. Я залюбовался оружием и очнулся от скрипучего голоса деда Семёна:
– Осторожно. Не касайся острия, останешься без руки. Больно остёр. Точить вовсе не треба. Принимай подарок от нас с Пахомом. Теперь он твой.
– Благодарствую! Но откуда он. Это ж сокровище немыслимое!
– Откуда, откуда. Оттуда. От дедов и от их дедов и прадедов. А сейчас его убери, не для учёбы он, а для боя или ещё для чего. Тебе виднее. Наш дед говорил, душа в нём живёт. Поймёте друг дружку, он поможет в суровую минуту, не подведёт. А имя ему сам дай. Послушай и назови.
Я вгляделся в узор клинка и мысленно потянулся к мечу. Вокруг разлилась тишина. В голове зазвучала тихая мелодия и торопливый шёпот, который пытался что-то мне объяснить, и в непонятных словах я уловил лишь сочувствие, призыв и… имя.
– Это она… Баалат… Её зовут Баалат, – я сам удивился тому, что сказал, а дед Семён просиял.
– Теперь я спокоен. Меч признал тебя. Владей.
До обеда дед Семён обучил меня приёму боя в окружении «на восемь сторон света» и нескольким очень коварным ударам сверху и снизу под защиту противника.
Обед я проглотил в мгновенье ока и голодными глазами смотрел на дедов, но они наотрез запретили мне нажираться до отвала. После часового отдыха деды опять погнали меня на вечерние занятия.
Я угрюмо шёл впереди, вполголоса называя их мучителями и извергами, но, как говорится: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Подумав об этом, я в голос рассмеялся, осознав двойной смысл поговорки. С одной стороны, гуж – это ремень, стягивающий внизу хомут, который надо с силой стянуть на шее лошади, уперевшись ногой. С другой стороны, гуж – задница, отсюда слово «гузка» и жаргонное словечко «гузно».
На «токовище» я вышел помахивая палкой, но опешил, когда дед Семён поднял с земли длинную рогатину.
К вечеру от усталости я едва держался на ногах, ругаясь про себя разными неприличными словами. Я тихо сквернословил себе под нос, отводя душу, но понимал, что задний ход давать поздно, и точно знал, что завтра опять буду до изнеможения делать то же самое. У колодца я совершил маленький подвиг, заставив себя ополоснуться водой. Дома выцедил литр молока и завалился на кровать, натянув на себя лёгкое одеяло.
Ощутив утром бодрость и свежесть, я догадался, что деды опять щедро поделились со мной жизненной силой. Я смотрел на этих странных стариков и уже не мог представить время, когда их не знал. Прошло то всего несколько дней, а почему-то я уже искренне воспринимал их, как родных.
Жалея дедов, старался увиливать от чрезмерных перегрузок, но хитрецы всё замечали и пресекали на корню все мои поползновения. И, чтобы оправдать их доверие, я пахал, как ломовая лошадь.
Спустя три дня я заметил, что ощутимо раздался в плечах и руках. Хорошо, что моя одежда имела запас, и теперь сидела на мне, как влитая. К вечеру я запредельно уставал, но, как ни странно, утомление воспринималось спокойно, как некая данность.
Пятая ночь в доме деда Семёна ничем бы не отличалась от предыдущих, если бы не странный сон. Волнующий и тревожный.
…Я брёл в тумане по затянутому ряской бескрайнему болоту. Уставшее тело требовало отдыха, но внутренний голос настойчиво гнал меня вон. Вскоре открылся заросший камышом берег и исток ручья. Помогая руками, я рванул к берегу и сразу понял, что выбраться будет непросто.
С одной стороны ручья завывала голодная волчья стая, а на другой стороне лязгала зубами свора злых рыжих собак. Осторожно поглядывая на них, я двинулся посередине потока. Собаки и волки бросались на меня, пытаясь дотянуться и ухватить. Отбросив мимолётное желание вернуться в болото, я продолжил шагать по ручью по пояс в воде.
Волки и собаки отстали, а впереди из тумана выступила неприступная стена с двумя огромными башнями. Ручей струился в их сторону. Оба берега густо покрывали колючие заросли, а в прогалинах между ними виднелись кучи выкопанной земли. Возле некоторых ям стояли открытые сундуки, в которых что-то блестело.
Но моё внимание сосредоточилось на башнях, и я продолжал упорно брести по течению. Однако постепенно меня одолело немалое сомнение и недоумение. Чем ближе я подходил, тем меньше становилось расстояние между башнями, и когда я дотронулся до замшелого серого камня, передо мной зияла лишь щель шириной в три ладони. Всё тупик! Дальше идти невозможно, но и возвращаться назад я не желал. И тогда ярость и решимость охватили меня. В отчаянном порыве я бросился вперёд, и… продрался между башнями, оставив позади забрызганные моей кровью с клочьями моей одежды камни.
Я дрожал от восторга, разглядывая прекрасную долину, по которой ручей бежал дальше и впадал в широкую реку.
На берегу на коленях стояла прекрасная девушка и выливала из кувшина воду в реку…
