Олег Анатольевич Рудковский
Бегунок
Бегунок подергал за свой конец «телефона», зная, что сейчас в соседней квартире вторая банка громыхает, имитируя телефонный звонок. Через какое-то время в окне напротив обозначился Левка.
– Здорово! Это я, Бегунок!– Как будто тут было место третьему.
– Здорово!– Голос Левки показался Бегунку насупленным. Впрочем, у Левки зачастую так.
– Чего хандришь? Мяса не хватает?
– А ты гляди, не беги быстро, а то последние трусы потеряешь.
Оба абонента привычно ухмыльнулись. Бегунок, которому напомнили, что он не особо одет, придвинулся ближе к занавеске. Теперь, когда с формальностями было покончено, Бегунок перешел к главному.
– Ты над сочинением думал?
– Накатал уже,– пробурчал Левка в банке.
– Уже?!! Круто!
– Не ори, у меня трубка звенит.
– А о чем писал?– Бегунок убавил звук.
– Как я провел лето.
Бегунок психанул. На что ему башка дана, интересно? Почему он первым не додумался до такой простой мысли? Сейчас бы уже несся на улицу, может, удалось бы Шибздика поймать, все равно тот где-то здесь порхает – куда ему лететь, в теплые края? И папа хорош, не мог подсказать толком. Внезапно Бегунка озарило, и он слегка нахмурился.
– Так лето еще не наступило,– уведомил он с сомнением в голосе.
– Блин!– Левка еще больше насупился.– Я что-то не подумал.
– Так о чем писал-то?
– О рыбалке…
– Какой рыбалке? Ты на рыбалку ходил?
– Не-а. Батя обещал летом взять на рыбалку, на целую неделю. Ну вот я и написал, как мы будем рыбу ловить.
– Так назови сочинение «Как я проведу лето» и не парься,– тут же сообразил Бегунок.
– Блин! Точно! Я уж думал, переписывать придется. От души, Бегунок! Спасибо!
«Ты бы лучше мне сочинение написал тоже»,– подумал Бегунок, вешая «трубку» назад на крючок.
Какое-то время он еще посидел в прострации, ожидая чуда. Чуда не произошло. Похоже, выбора нет. Придется звать на помощь тяжелую артиллерию. Бегунок засел за телефон – на сей раз обычный, домашний,– и набрал знакомый номер.
– Дед, привет. Это Бегунок.
– Здорово, прохвост.
– Ты – прохвост! Слушай, деда, мне тут сочинение в школе задали.
– Ясно.
– А я не врублюсь, о чем писать.
– Понятно.
– Ну?
– Что «ну»?
– О чем писать-то?– раскочегарился Бегунок.
– А ты у ветра спрашивал?
«Начинается!»,– мысленно взмолился Бегунок.
– Деда, я серьезно не знаю, чего им надо. А сдавать в понедельник. Если сегодня не напишу, завтра весь день сидеть. А послезавтра опять в школу. Левка уже написал, сейчас на улице небось шляется. Врубаешься?
– Уже врубился.– Дед задумался. Хороший знак. Бегунок затаил дыхание.– Ты скажи: когда из школы сегодня шел, ничего не заметил интересного?
– Ничего я не заметил,– сварливо отозвался Бегунок.
– Все как обычно?
– Все. Хотя нет, Шибздик сбежал!– Бегунок фыркнул и пояснил: – Это попугай соседский. Я его на ветке возле дома заметил. Соседи ушли и форточку оставили, он и слинял. А должен был в клетке сидеть.
– Может, прогрыз?– предположил дед.
– Может. А ты откуда про Шибздика знаешь?– спросил Бегунок, впрочем, без особой интриги. Он уже давно привык, что дед умеет видеть сквозь стены.
– Не знаю я никакого Шибздика,– буркнул тот.
– Ты же сам спросил, что было по пути со школы,– подловил деда Бегунок.
– А он с тобой не разговаривал, этот птах?
– Не разговаривал он со мной,– голос Бегунка вновь сделался ворчливым.– Только косился на меня, как тупица, когда я его назад звал.
– А почему ты его заметил?– допытывался дед. Все понятно. Они сговорились все вместе, чтобы заставить его писать сочинение именно про Шибздика!
– Посмотрел на дерево, да и заметил…
– А ты на все деревья смотришь?
– Я? Не-а… На это смотрю.
– А почему?
– Так это же наше дерево!– изумился Бегунок.
– А я вот помню, у нас тоже во дворе дерево росло.– Голос деда в трубке звучал как-то вкрадчиво, загадочно даже. Словно тот задумал провернуть какую-нибудь каверзу. Бегунок насторожился, с деда станется, однако он продолжал впитывать каждое слово.– В детстве мы постоянно на него забирались и сидели там по три часа. А как-то раз я залез туда один. Ну, залез и притаился на ветке. Отвлекать меня было некому, понимаешь, я ведь один залез. Поэтому я спокойно глядел сверху на всех, кто проходил мимо. А проходила куча народу, внизу как раз тротуар был. И вот я всех вижу, значит, а меня – никто. А потом я подумал: а что же дерево? Скольких людей оно видит сверху за всю свою жизнь, сколько поколений? Ведь на дерево никто не обращает внимания, словно и нет его. И люди двигаются, как будто наедине с собой, кто-то даже бормочет вслух, вообразив, что его никто не видит. Дерево-то всех видит! Представь, если его спросить, дерево, сколько оно всего порасскажет. Не то чтобы сочинение, целая книга выйдет! Вникаешь?
– Не особо.– Бегунок вовсе растерялся. Не многовато ли зауми для одного дня? – А с сочинением-то что? О чем писать? Дерево что ли спрашивать? Так оно молчит себе сто лет! Или тоже на ветку лезть?
– Я тебе все сказал,– отрезал дед.– Ты уже сам знаешь, что писать. Просто тебе поныть хочется, и лень вдобавок. Ты чуток поднапрягись, и тут же поймешь. Гуляй, прохвост, предкам привет.