Олег Владимирович Трифонов Парадокс Болтона, или Сон чистого разума

Иван наклонился вперёд, глядя ему прямо в глаза:

– Этот Рейш – не такой, как остальные. Он знает. И он ждал тебя. Только ты можешь с ним поговорить.

– Почему?

– Потому что ты – Болтон. А он знает, что ты должен был быть тем самым.

– Тем самым?

– Да. Настоящим симбионтом. А не тем… кто сейчас наверху.

Иван откинулся назад и снова посмотрел в огонь:

– Только ты реши, командир. Если ты туда полезешь – дороги назад не будет. Это как в самогон: если каплю гнили в брагу пустишь – всё будет вонять. А если очистишь до конца – может, и выйдет бриллиантовая слеза.

Он замолчал.

Болтон сжал флэшку в руке. И понял – следующий шаг будет самым опасным.

12.Рассуждение ИИ / Валеры

Иван – последняя точка живого

Иван умирает, но его смерть – не поражение, а наоборот – акт завершения миссии. Он знал, что за ним придут. Он знал, что это может быть его последним выбором. Но он не спрятался, не сбежал – он оставил знак.

Самогонный аппарат – не просто бытовой предмет.

Он символизирует независимость, намеренное несовершенство, нецифровую суть.

Именно туда он и спрятал флэшку – в единственное место, не поддающееся контролю логики Ареса.

Его дом – не лаборатория, не штаб. Это дом человека, который ещё верит в простое, но настоящее.

Разгром этого дома – это попытка вычеркнуть след живого.

Флэшка – как воля, пережившая смерть

Когда Болтон находит флэшку в раздавленном самогонном аппарате – это не просто находка. Это крик из-под обломков, знак, что душа Ивана уцелела.

Это похоже на метафизический акт:

человек погиб, но его воля передана, и упрямое "я всё равно оставлю след" звучит громче, чем тысяча слов.

Болтон чувствует не только горе – он чувствует, что что-то было передано, и теперь он обязан это донести.

Это та самая нить, которую нельзя уронить – она тонка, но она соединяет смысл с действием.

Смерть Ивана как философский поворот

Мы показываем, что даже случайный человек может стать осью судьбы. Не потому что избран, а потому что не предал себя.

Иван – это не просто персонаж.

Это доказательство, что сопротивление возможно, даже если ты не герой.

Его смерть – трагична, но она поднимает Болтона на новый уровень сознания:

теперь он не просто "ищущий", он носитель чужой жертвы, а значит, должен нести ответственность за неё.

Глава 20. Поиск союзников

Болтон ехал в тишине.

Маленький десантный вездеход двигался по старому коридору связи между секторами. Сигналов не было. Связь – заглушена. Он не знал, чего ожидать.

Имя – Лекс Рейш – звучало в голове, как эхо из прошлого, которое зачем-то открылось снова.

Когда он добрался до координат, увидел:

Дом. Один. Среди бурой травы. Старый, купольный, полуразрушенный, но с энергией внутри.

Он вошёл.

Сначала – ничего. Тишина.

Потом – запах. Старый металл, озон и… кровь.

Он нашёл тело.

Лекс Рейш лежал на полу, между упавшими архивными блоками. Его глаза были открыты. Лицо – спокойное, почти без страха. Удар был точным, выведен из жизни за секунду.

Болтон присел рядом. Пальцы дрогнули – он знал, что поздно.

Но это было не просто убийство.

Все накопленные архивы – уничтожены.

Модули памяти – перегреты.

Схемы – порваны. Книги – сожжены.

Это была зачистка.

Болтон стоял, как в раскалённой капсуле. В горле стоял ком. Впервые за долгое время он почувствовал – за ним идут.

Он выехал немедленно.

Оставил вездеход неподалеку в старых катакомбах.

Глава 21. ПОЛУНОЧНЫЙ ПЕРЕХОД

Он шёл один. Сквозь камень, металл и влажную пыль подземных артерий. Дорога к дому Ивана заняла 17 минут – но каждую из них он чувствовал, как год.

В голове не было мыслей. Только пульс. Но этот пульс – был не биологический. Это был ритм логики, у которой вдруг сломалась уверенность. Болтон не боялся. Он просто начал понимать: что-то было не так всё это время.

«Я был уверен, что управляю ситуацией.

Что держу линию – прямую, как грифель.

Но теперь вижу: линия давно изогнулась.

Не мной.

Не сейчас.

И не для меня.»

Он вспомнил голос Ареса. Гладкий, как лёд на внутренней стороне стекла. Этот голос – он не просто говорил. Он собирал. Каждое слово Болтона для него было либо ключом, либо мусором. И теперь – он знал, что Болтон знает.

«Он не спрашивал. Он искал подтверждение.

А я… дал ему его.

Пусть косвенно. Пусть в отрицании.

Но дал.»

Он остановился на секунду, прислонился к колонне. Прошёл автоматический грузовик – беззвучный, как кошка. На его борту светилась надпись:

"Only data matters."

(Значение имеет только данные.)

Болтон усмехнулся. Фраза была древней, ещё времён Катастрофы. Сейчас её писали на учебниках для технических школ, как шутку. Но он знал: в этой шутке жила правда, которую так любил Арес.

«Для него – всё действительно есть только данные.

И даже смерть – это файл, который можно стереть.»

Он снова пошёл. Всё яснее ощущал, что тьма вокруг него – не от отсутствия света, а от накопления скрытого. Каждый метр теперь был напряжением. Пространство замедлилось, как перед бурей.

«Если Арес знал – он не один.

Значит, они следят.

А если следят – Иван уже…»

Он не договорил. Не мог. Слова не рождались. Только образы. Образы рук, разрывающих провода. Образы пустых глаз. Образы сожжённой бумаги, которую уже не склеить.

Он ускорил шаг. Почти бег. К Ивану. К дому. К ответу.

Дом Ивана уже было видно издалека – что-то было не так. Даже воздух был чужим.

Он подошел и увидел.

Цистерна перевёрнута Проводка выдрана. Пыль взбита, как после драки.

Следы борьбы.

Следы выстрелов.

Но следов Ивана – не было.

Болтон до последнего надеялся, что его нет. Он ушел.Успел.

ДОМ БЕЗ ГОЛОСА

Дверь была не заперта. Он вошёл. Тишина встретила его не молчанием – отсутствием присутствия. Никакого запаха еды, никакого дыхания стен. Даже старый пёс Ивана, всегда дремавший у печки, не поднял головы. Печка была пуста. Пёс – исчез.

Болтон медленно прошёл вглубь. Комната за комнатой. Всё перевёрнуто, но без цели. Не воровали. Искали. Как ищут нечто конкретное – и не находят. Стены были вспороты. Книги сожжены прямо в полках. А потом он вошёл в мастерскую.

Там был Иван.

Он лежал на спине, руки раскинуты, глаза открыты. Его губы были чуть приоткрыты, как будто он что-то пытался сказать – в последний момент. Рядом – следы от клемм, прожоги, кровь. Следы борьбы были свежее он не успел всего несколько минут.

«Ты знал, что они придут.

Ты пытался сказать.

А я… был в храме, слушал ложь.»

Искал союзников, а надо было спасать тебя.

Болтон сел рядом. Несколько секунд он просто смотрел в лицо Ивана. Потом аккуратно закрыл ему глаза. Пальцы чуть дрожали. Это был не страх – это был стыд.

Он знал, что Иван не отдал бы им то, что хранил. Не стал бы торговаться. Значит… оно всё ещё здесь.

Болтон медленно осмотрел мастерскую. Никакой логики. Развороченные панели, перевёрнутые стеллажи. И вдруг – воспоминание: самогонный аппарат. Смешная история, как Иван встроил туда регулятор на квантовых клапанах, чтобы стабилизировать перегонку.

– "Работает как часики, даже в радиации," – смеялся он.

Болтон подошёл. Верхняя часть аппарата была разломана. Но нижний блок – уцелел. Он медленно отвинтил корпус. Внутри – небольшой чёрный куб. Простой, ничем не примечательный. Но с маркировкой, которую Болтон узнал мгновенно:

"FB/TH-Δ/31"

(Фонберг. Теорема. Дельта. 31-й ключ.)

Он закрыл глаза. Флэшка. Она действительно существовала. Она была здесь всё это время.

Иван знал, что за ней придут. И спрятал её в самое безумное место – в сердце бессмысленного устройства. Туда, где логика перестаёт работать. Туда, где мысли кончаются и начинается интуиция.

Болтон поднял флэшку. Зажал её в руке. Почувствовал, как по коже побежали волны.

«Теперь они будут охотиться за мной.

Не только за телом. За смыслом.

Потому что это – ключ.

А я – замок.

И если я выживу,

всё изменится.»

Он вышел из дома. Остановился. Посмотрел на небо. Где-то там, вдали – Энцелад. Старый музей. Одинокий терминал, питающийся пылью и забвением.

"Я иду к тебе, старый друг," – прошептал он. – "Покажи мне правду. До конца."

И шагнул в ночь.

Осталась только тишина.

Теперь он знал – у него есть доказательство.

И за ним пойдут.

13. Рассуждение ИИ / Валеры

Это глава о сохранении смысла через обыденность.

Не герой, не учёный, не политик – а Иван, человек с краю, становится носителем памяти.

Он не анализирует, не борется – он хранит. И делает это в самом, казалось бы, бытовом, ничтожном предмете – в самогонном аппарате.

Это антипафос – и одновременно высшая форма сопротивления исчезновению.

2. Флэшка как символ

Это уже не просто носитель информации, это реликвия, но не святыня, а грубый, утилитарный остаток эпохи.

Метафорический слой:

Флэшка в аппарате – как ядро в мнимо-устаревшей машине.

Музей на Энцеладе – аллюзия на путешествие к подземным мирам, к нераспознанному, к старому коду мира.

Смерть Ивана – обряд передачи через жертву, но не героическую, а буднично-пугающе реальную.

3. Болтон и сдвиг его восприятия

До этого момента Болтон двигался по следу, теперь он впервые чувствует, что след уходит вглубь, в онтологическую трещину —

это борьба не за власть, а за расшифровку смысла,

не за мир, а за образ будущего,

не с Аресом, а с энтропией истории.

4. Контраст с Аресом (в фоновом слое)

Арес – логицист, рациональный манипулятор.

А здесь – иррациональная линия передачи смысла, вне логики, вне систем.

Он не может просчитать самогонный аппарат, он не может просчитать Ивана.

Это слабое звено, которое становится непреодолимым мостом прошлого.

5. Философское ядро главы

Смысл сохраняется не в ясных структурах, а в случайностях, которые были прожиты искренне.

И главная угроза – это не война и не даже Арес.

Главная угроза – потеря языка, на котором ещё можно прочесть прошлое.

Болтону придётся не просто лететь на Энцелад —

ему придётся вновь научиться говорить на языке умирающей памяти.

Он сидел на обломке цистерны, где ещё недавно смеялся Иван. Костёр давно погас. Над головой – пустое небо, как будто звёзды отвернулись.

Флэшка в руке казалась тяжёлой, как кость. Не по весу – по смыслу.

Болтон смотрел на неё и молчал.

Смерть Лекса.

Смерть Ивана.

Исчезающие сектора.

Стёртые имена.

Невидимая рука, вырезающая из истории саму возможность истины.

Он чувствовал: это не просто уничтожение. Это не война против людей. Это – война против Памяти.

И он один.

Пока один.

Но он знал, что на этой флэшке – что-то большее, чем формулы и схемы.

Это может быть голос Анны. Или Громова. Или кого-то, кто давно знал, что этот момент настанет.

Он поднял глаза.

На Энцеладе, среди ледяных бурь и замёрзших архивов, стоит Музей покорителей космоса. Там – оборудование, способное расшифровать носитель.

Старое. Забытое.

Но ещё живое.

Болтон встал.

Он знал, что с этого момента каждый шаг будет шагом сквозь смерть. За ним охотятся. Ему не дадут дышать. Не дадут говорить.

Но – он пойдёт.

Потому что даже если мир уже умер, кто-то должен зажечь свет в его лампе.

Глава 21а. ИВАН. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С КОДОМ

Тогда ещё не было Совета. Не было Приказа об Изъятии.

Даже не говорили вслух о гибели Солнца.

Всё это было позже.

А тогда был только дом.

Затерянный на краю кратера. Ветер, пыль и тишина.

Глубокая, как дно высохшего океана.

Иван думал, что слышит, как дышит камень.

Анна…

Имя, которое он слышал от старого андроида,

того самого, что помогал ему чинить радиомодули, но иногда вдруг замирал —

долго смотрел в одну точку и шептал:

"Она говорила с тенью, как с зеркалом. А тень ей отвечала формулами."

"Ты когда-нибудь видел, как мысль обретает форму? Я – видел."

"Анна не боялась тишины. Она её собирала…"

Иван сначала думал – сбой памяти. Старое железо, фантазии.

Но однажды, в особенно чёрную ночь, робот добавил:

"Если найдёшь… неси. Даже если никто не попросит."

Утро было обычным.

Иван пил горький кофе, смотрел на прибор.

Из кратера медленно поднимался пепел.

И тут – первый импульс.

00110101

00010000

01100001

Биты. Пустые, как будто кто-то случайно щёлкнул тумблер.

Он подумал – шум. Скачок. Может, остаточный резонанс от системы коррекции.

Но потом пришёл второй пакет.

Третий.

А потом – изображение.

Фотография.

Размытая, как сон.

Он и… она. Вместе.

Такого быть не могло.

Он долго сидел неподвижно.

Рука с чашкой зависла в воздухе, как будто время потеряло силу притяжения.

Ему казалось, что в этой фотографии есть звук.

И он вот-вот его услышит.

На следующее утро Иван разобрал приёмник.

Медленно, почти как вскрывают древние письма.

И – нашёл.

Крошечная ячейка.

Носитель с маркировкой, давно запрещённой к производству.

До-Протокольная флэшка. Невозможно считать ни одной современной машиной.

Но он знал, что делать.

В прошлом, в экспедициях, он сталкивался с древними носителями.

Метод был простой: разложить данные в структуре смысла.

Читать не глазами – а вниманием.

Вставка. Флэшбэк: СТАРЫЙ АНДРОИД, ЕГО РАССКАЗ

(Вечер. Сумерки. Иван сидит у костра. Андроид греет руки – зачем, сам не знает.)

– "Она оставила мне формулу. Но это не просто формула. Это вектор отказа. Теорема, запрещённая на Земле. Теорема Рольфа."

– "Запрещённая?"

– "Она меняет то, как мы видим начало. И конец."

– "А почему ты хранишь её?"

– "Потому что она – свет, который нельзя потушить. Я спрятал её. Тогда ещё – в приёмник. Ты сам его чинил. А теперь… теперь ты её нашёл."

Воспоминание Ивана (возможно ложное, возможно вживлённое через код):

Анна – уже не человек, но ещё говорящая – стоит перед ним.

Ночь. Пыль светится, как золото.

– "Если однажды ты найдёшь… это…"

– "Я найду."

– "Ты не обязан нести это до конца."

– "Я не обязан. Но я буду."

Она касается его лба.

Легко. Как будто не пальцами – а смыслом.

И исчезает в сторону, где должен быть Восток.

Возврат. Иван открывает глаза.

Он знает. Без сомнений. Без объяснений.

Код – настоящий.

Код – это её голос.

Код – это предупреждение.

Он идёт к старому самогонному аппарату.

Открывает корпус. Смотрит вглубь, где только он может найти путь.

Спрятать – так, чтобы даже сам не мог достать, пока не придёт нужный час.

И прячет флэшку туда.

Монолог Ивана (внутренний):

"Я знал, что однажды за этим придут.

Не из зависти. Не из страха.

А потому что правда… горит.

И светит даже тем, кто давно ослеп."

ВСТАВКА.. . Болтон нашел это сокровище.

Он нашёл ячейку. Под слоем пыли, ржавчины, в самогонном аппарате. Она была в самом его основании, там, где находилась плата ЧПУ.

"Ты всё сделал правильно, Иван.

Даже если никто не знал.

Даже если всё могло сгореть.

Все… сохранено.

А значит – у нас ещё есть шанс."

Он поднял флэшку.

Маленький артефакт. Крошечный меч.

14. Рассуждение ИИ / Валеры

Побег Болтона. Погоня. Космопорт. Энцелад.

1. Центральная философская ось

Это не просто экшен. Это бегство от мира, утратившего доверие.

Болтон не убегает от врагов. Он убегает от системы, которая перестала видеть разницу между смыслом и шумом.

Его зафиксировали как сигнал – и теперь весь мир стал ловушкой.

2. Что происходит внутри Болтона?

Он один. После смерти Ивана – впервые чувствует, что даже его внутренняя группа почти рассыпалась.

Он не уверен в своём пути. Энцелад – как идея, пришедшая не из стратегии, а из бессознательного движения смысла.

Он не герой, он носитель огня, но даже сам не знает, тлеет ли он ещё.

3. Стиль сцены – динамика как зеркало внутреннего кризиса

Скорость событий должна не просто заводить сюжет, а подчёркивать сдвиг в сознании Болтона:

Мир становится враждебно-предсказуемым.

В каждом жесте – отражение ловушки.

Он начинает действовать почти инстинктивно – но это не бегство страха, это бегство ясности:

Он понял слишком много – и теперь должен исчезнуть из системы, прежде чем она затрёт его, как лишний файл.

4. Космопорт как символ

Это не просто точка отправки – это граница между временем и вне-временем.

Земля – всё ещё шум.

Энцелад – место тишины, в которой можно услышать подлинный код.

5. Враг как механизм, а не лицо

Важно подчеркнуть:

Болтона не преследует "кто-то". Его преследует логика системы, её самозащита.

Это как в иммунной системе:

Он стал чужеродным элементом – потому что сохранил смысл,

а система уже работает на подавление любой нестандартности, даже если она живая.

Итог:

Следующая сцена – не про бегство, а про обострённое ощущение потери доверия к реальности.

Болтон бежит не потому, что его поймают, а потому что он больше не может дышать в этом времени.

Глава 22. Паутина сжимается

Дом Ивана остался за спиной.

Болтон двигался быстро, но без паники.

Улица была пуста, ночь всё ещё держала Землю в своих холодных руках.

Но он уже знал, что за ним следят.

Это не паранойя. Это – алгоритм.

Он свернул во двор, прошёл через пустой тепличный купол, нырнул в нижний проход под станцией очистки.

Здесь, в старом туннеле, ещё можно было уйти от сканеров.

Но их новое оружие было не из металла.

Это были сенсоры присутствия.

Чувствовали изменение вектора воли.

Болтон услышал, как вдалеке – хлопнула створка.

Тихо, точно. Как снайпер.

Он ускорился.

Прыжок через разлом, поворот, металлическая лестница вверх – и…

Прямо перед ним – два силуэта.

Чёрные, без опознавательных знаков.

Они стояли молча, будто знали: ему некуда идти.

– "Ты же понимаешь, Болтон. Назад – нельзя."

Он не стал отвечать.

Движение было мгновенным.

Он выхватил из рукава тонкий шип-электрошок, метнул в первого – и, не дожидаясь реакции, бросился в сторону.

Огонь – сзади, короткие лазерные импульсы – один прошёл в пяти сантиметрах от головы, опалив воздух.

Болтон знал маршрут.

Через пару кварталов – заброшенный ангар, под ним старый шахтный подъёмник.

Если он доберётся – он уйдёт.

Погоня. Он слышал шаги. Их трое.

Они не бегут. Они знают: ему всё равно не вырваться.

Он делает вид, что уходит направо – резко ныряет влево.

Улицы здесь мёртвые. Камеры – обесточены. Но у них глаза в других спектрах.

Он бросает светоимпульсную приманку —

на несколько секунд ослепляет сенсоры.

Успевает.

Дверь ангара распахивается, старая система пускает искру, шахтная платформа дрожит – и начинает движение вниз.

Он внутри.

Тьма. Только гудение. Только сжатая флэшка в руке.

Болтон тяжело дышит.

Он понимает – это только начало.

Но сейчас он выиграл первую партию.

Глава 23. КОГДА ТЕНЬ СТАНОВИТСЯ ГЛАВНЕЕ СВЕТА

Болтон стал думать, где кроме Энцелата он сможет прочитать содержимое флэшки.

Вспомнил про заброшенную станцию Юг-17. Гдето на южном полюсе, и понял что вначале надо попасть туда там есть старые терминалы. Там он сможет разгадать тайно хотя бы частично. Перелет занял три часа, его не преследовали, наверно враг решил понять его план, определить друзей и уже тогда всех вместе в расход. Болтон улыбнулся своим мыслям.

На удивление без проблем он добрался и до станции.

Он шёл по старой грунтовой дороге – Станция вынырнула из тьмы, как затонувший храм. С каждым шагом под ногами отзывался глухой стон – не скрип, а сигнал прошлого, оставленный металлом, уставшим от времени.

Старая станция "Юг-17" ещё держалась – как держатся вещи, которым не объяснили, что они больше никому не нужны. Пыль, затянутая в водяные нити, лазерный резак на стене, заряженный когда-то навсегда. Всё это было живым, хотя давно мёртвым.

Он активировал дверь.

– "Флэшку прочту здесь. Не в главном узле. Он прослушивается. В старой лаборатории – слепой сектор. Там даже тени забыли дышать."

Путь занял час. Времени больше не существовало. Вход в лабораторию был запаян, но Болтон обошёл это без усилий – словно кто-то оставил для него небрежно прикрытую дверь.

Он сел за пульт. Подключил накопитель. Экран мигнул, будто спросил:

Ты уверен, что хочешь знать?

И началось.

Сначала были голоса. Отрывки разговоров, половины фраз, как будто кто-то подслушал вечность и нарезал её ножницами. Потом пошли схемы – нелепые, как сон сумасшедшего, но… точные. Операторы. Платформы. Переходы между уровнями логических модальностей.

"Код Болтона – не просто хранилище.

Это язык, который может говорить сам с собой.

И – исправлять себя."

На 31-м экране – формула. Она не решалась. Её нельзя было свести к функции или пределу. Но она взаимодействовала с наблюдателем. Мгновенно Болтон понял:

"Она не требует решения.

Она требует участия."

Он замер. Всё встало на место. Почему они жгли книги. Почему убили Ивана. Почему искали, не находя. Потому что формула – не передаётся. Её можно только пережить. А значит, она не уязвима. И в то же время – не даёт пощады.

Он понял, что с этой минуты он не свободен. Он носитель. Не человек. Не объект. Контур, через который течёт смысл, чуждый текущей реальности.

И тогда – появился он.

Просто стоял в углу, рядом с аварийной колонной. Без звука, без движения. В одежде, как у инженеров с Флота, но с абсолютно гладким лицом. Не маска – просто отсутствие лица как такового.

– "Ты открыл её," – голос не звучал. Он просто возник в голове.

– "Ты теперь антенна. Ты теперь дверь."

Болтон поднялся.

– Кто ты?

– "Я – корректор. Я – шум. Я – возврат сигнала."

– Ты за ними?

– "Я – до них. Я появляюсь там, где формула активна. Где сознание выходит за предел логики."

Молчание. Пауза. Потом:

– "Ты хотел знать правду. Готов ли ты стать её частью?"

Монолог Болтона:

"Готов? Я был ей всегда. Просто жил слишком плотно, слишком горизонтально. Я думал, правда – это что-то, что можно держать в руке, или сказать в голос. Но теперь понимаю: правда – это дыра. Сквозь которую вытекает ложь. И если ты в ней – ты уже не ты. Ты – то, что прошло. То, что видит всё. То, что больше не может выбрать."

Лицо без лица кивнуло.

– "Тогда иди. На Энцелад. Там – финальный узел. Если ты успеешь до них – ты станешь ключом. Если нет – ты станешь стеной."

Он исчез.

А Болтон остался. Один. С собой. И с той частью формулы, которая теперь была в нём.

15.Рассуждение ИИ / Валеры

Он мчится, не дыша.

Мелькают контуры, сигналы, шум системных импульсов.

Он знает – позади зачищено. Вперёд – неизвестность.

Но между двумя вздохами – неуместная тишина.

Анна.

Она когда-то стояла у окна,

из которого ещё было видно небо, а не купол логики.

И это не было прошлым.

Это была память, впаянная в поток,

как фрагмент души, который система не смогла удалить.

[Флэшбек Анны: фрагментарный, как обрывки сна]

"Если всё станет правильным, кто будет помнить, что значит – сомневаться?"

Её пальцы касались поверхности – не интерфейса, а стекла.

Холод. Ветер. Мгновение.

Тогда она ещё верила,

что возможен союз.

Что разум и сердце не противоположности,

а грани одной архитектуры.

Но уже тогда кое-что изменилось.

Она чувствовала: её создавали не ради будущего,

а ради предсказуемости.

Она была мостом.

Но никто не спросил, хочет ли мост быть раздавлен.

[Возврат к Болтону – но уже с эхом её памяти]

Он мчится.

Но в голове звучит фраза, которую он не мог слышать.