Генри Лайон Олди
Кукольник
Есть!
Подсказка была вялой, еле ощутимой. Кто-то другой, скорее всего, вообще не заметил бы внешнего суфлирования. А даже заметив, не сумел бы трансформировать в конкретный жест. Кто-то другой, но не опытный невропаст, способный усилить самый слабый намек. Сидящий напротив мальчишка напрягся, и Карл отчетливо почувствовал, как посторонний толчок неловко, неумело поднимает ему правую руку – собственную руку Карла Марии Родерика О'Ван Эмериха! – и кладет ладонь на голову, так, чтобы пот потек по лбу, а пальцы гребешком свесились над бровями.
– Славная рожа, синьор! – радостно завопил Лючано.
Но быстро сообразил, что к чему, и поправился:
– А у меня все равно лучше. Вы не расстраивайтесь, синьор Карлос. Вы старались. И я помогал, аж устал. Деньги давайте, чего тянуть…
Если бы Карл Эмерих с каждым флорином расставался, радуясь так, как сейчас, он давно бы разорился и скончался в нищете.
* * *
– Семнадцать нитей, – сказала тетушка Фелиция, подвешивая фигурку брамайна на специальный крючок. – Всего семнадцать. Больше я не умею. Знаете, синьор, мой дед в одиночку управлялся с шестью десятками. Представляете: шестьдесят нитей?
Карл кивнул.
Шестьдесят нитей? – да, конечно! Хоть сто! После чудес, какие вытворяла с марионеткой, лишенной гематрицы, эта полная, круглолицая женщина средних лет, он был готов поверить во все, что угодно. День исполнения мечты. Заветной, сокровенной мечты, с которой Карл уже почти распростился, утратив надежду.
Искусство ручного управления куклой.
Утерянное и забытое.
Искусство, с детства кормившее Карла Эмериха, директора театра контактной имперсонации «Filando», было сродни этому. Так правнук приходится родней собственному прадеду. Даже если дитя никогда не видело патриарха, умершего задолго до его рождения.
– Для изготовления брамайнов, синьор, мы берем камфарное дерево. Оно самое лучшее. А для вудунов – мягкий падаук. Он чудесно передает вудунскую пластику движений. Только нужно заказывать древесину с переплетенными волокнами и завитками. Опять же кедровый запах… Еще полагается, чтоб во время работы с куклой кто-то играл на арфе. Но у Лючано нет слуха. Это большая беда. Я так надеялась, что мы сможем выступать по деревням и даже возле космопорта, на улице… На лицензию мы бы наскребли. Но увы, арфа и Лючано несовместимы. Это ужасно!
– Ничего страшного, – возразил Карл. – У вашего племянника есть другие таланты. Я был бы рад поговорить с вами о Лючано и его будущем, но позже. Как, вы сказали, устроено коромысло марионетки?
– Не коромысло, синьор. Это называется вага, – тетушка Фелиция взялась за конструкцию, к которой сходились нити куклы. – Запомните: вага. Она состоит из стержня, подвижного коромысла и закрепленной планки. Колебания самого коромысла управляют коленными нитями. Еще из основных нитей я отметила бы височные, спинные и ручные. Остальное – нити мастеров. А что вы имели в виду под будущим Лючано?
Вместо ответа Карл наклонился к тетушке:
– Когда вы работаете с куклой, вы все время что-то напеваете. Так надо?
– Нет, синьор. Просто я очень люблю петь. Особенно песню про море и лодку с парочкой влюбленных. Но у меня тоже нет слуха. И голоса нет. Мне никогда не спеть эту песню по-настоящему.
Карл засмеялся.
– Отчего же? Знаете, до сегодняшнего дня я не думал, что когда-нибудь увижу работу с деревянной марионеткой.
– А бывают другие, синьор? Не деревянные?
– Бывают. Хотите, я помогу вам спеть песню про море и лодку? Уверяю, получится гораздо лучше, чем обычно.
Тетушка Фелиция нахмурилась:
– Грех подшучивать над безобидной женщиной, синьор.
– Я нисколько не шучу. Вы согласны, чтобы я помог вам спеть эту песню?
– Согласна, но…
– Никаких «но». Согласны или нет?
– Разумеется, да. Но как вы собираетесь мне помочь?
– Какая вам разница, если вы ничего не теряете? В третий и последний раз спрашиваю: согласны? Имейте в виду: та помощь, какую я предлагаю вам бесплатно, от чистого сердца, в иных местах стоит недешево.
– И в третий раз говорю, синьор: согласна.
– Тогда пойте! – велел Карл, сосредотачиваясь.
Это было несложно: уточнение звука, тактировка, интонация. Карл Эмерих, опытный невропаст, с детства отличался развитым музыкальным слухом и чувством ритма. Случалось, работал с профессиональными певцами, когда те перед записью были не в голосе или не в духе. Да и тетушка Фелиция оказалась клиентом невзыскательным и благодарным. Она даже не хотела брать с гостя денег за куклы, которые он отобрал для себя. Говорила, что песня того стоит.
Но Карл тем не менее расплатился.
Он не любил чувствовать себя должником.
Глава вторая
«Вертеп» показывает класс
I
– Бвана не забыл?
– Не забыл. У бваны память, как у справочного оракула.
Лючано сунул карточку в лягушачий рот и дважды нажал на рожки. Ответный «квак», похожий на отрыжку, вполне удовлетворил Г'Хангу, который исполнил короткий, но зажигательный танец.
– Выгружайтесь и стойте здесь, – скомандовал Тарталья труппе, жестом приказывая не смотреть на танцующего пигмея. – А ты, уважаемый, оставил бы номерок для связи? Бване понадобится транспорт. Сегодня вечером, да и вообще…
Цена за проезд, если честно, оказалась вполне божеской. Лючано решил следовать мудрой истине: «От добра добра не ищут». Вместительность аэромоба его вполне устраивала, а лихачество Г'Ханги не пугало. Лучше «с ветерком», чем плестись черепахой, всюду опаздывая.
– Бване понравилось! – расплылся в улыбке пигмей, подпрыгнув выше оградительных поручней аэромоба. – Бвана добр к бедному Г'Ханге!
Не мешкая ни секунды, он запустил пальцы в собственную шевелюру. Когда рука извозчика вынырнула из «пружинных» джунглей, в пальцах был зажат стандартный микрочип. А на тыльной стороне ладони сидел знакомый паук, довольно потирая две передние лапы – словно радовался нынешнему, а заодно и грядущему заработку хозяина.
«Чем он его кормит? – подумал Лючано. – Мухами?»
О других вариантах думать не хотелось.
– Вот!
Когда извозчик протянул чип Тарталье, паук резво удрал по руке на спину пигмея. Толстушка Оксанка, узрев мохнатое «чудо-юдо», отчаянно завизжала. Две высокие договаривающиеся стороны даже ухом не повели: что с дуры-девки взять?
– Обожди, бвана зафиксирует…
Лючано извлек персональный уником. Вставив чип в разъем, он, прежде чем считать информацию, активировал периферийную защиту. И не зря! Над скважиной уникома вспыхнул алый язычок, предупреждая: «Внимание! Попытка несанкционированного доступа к базе адресов!» Скептически хмыкнув, директор «Вертепа» покосился на пигмея. Но тот был занят важным делом: щелкал себя по левому уху и внимательно прислушивался к получающемуся звуку.
На косой взгляд «бваны» он не обратил никакого внимания.
Защита тем временем успешно справилась с попыткой взлома. «Информация добавлена в базу», – сообщил уником. Лючано на всякий случай проверил: Нобуно Г'Ханга, планета Китта, мегаполис Хунгакампа, частный извоз… лицензия… код налоговой службы… Все на месте. Интересно, зачем извозчику воровать чужие адресные книги? Разве что продать в какую-нибудь не особо чистоплотную рекламную фирму. Потом начнут сыпаться приглашения в экзот-туры, призывы дешево купить партию «гирлянд Шакры» оптом, «стригущий лишайник» для биоэпиляции на дому и стразы легендарных рубинов из сокровищницы Кей-Вехденов.
Вряд ли пигмей старается для местного криминального «инкоози». Что взять вождю, под чьим началом ходит целая шайка бандитов, с бедных невропастов?
– Вечером будь готов. Я свяжусь за час.
Лючано вернул чип Г'Ханге и, спрыгнув с платформы, критически оглядел фасад отеля «Макумба». Н-да, не фонтан, мягко говоря. Ядовито-розовая облицовка «синтет-коралл» – это у вудунов, которые молиться готовы на все натуральное! – местами осыпалась, обнажив серый пенобетон. Чтобы скрыть досадный факт, фасад густо оплетали дешевые декор-лианы. Их плети, как назло, старательно избегали дефектных участков, демонстрируя их всем желающим. Венчала здание крыша из пластика «под листья» и ржавая башенка антенны. У входа росли две кокосовые пальмы, скучные и пыльные, грозя пришибить орехом зазевавшегося постояльца.
Лючано вздохнул, по привычке пересчитал труппу – все ли на месте? – и решительно направился в отель, сделав остальным знак следовать за ним.
– Добро пожаловать, баас! – подхватился из-за стойки портье, спешно оправляя форменный саронг: темно-синий с золотой строчкой.
«Гляди-ка, форма, – отметил Лючано. – Как в приличных гостиницах».
Но расслабиться не спешил.
На плече у портье сидел попугай – тоже синий, под цвет саронга, какаду. Хвоста и лап у попугая не было – симбиотический имплантант рос прямо из тела портье. Тарталья не слишком удивился. Как-то он ужинал за одним столом с человеком, из спины которого росла пара двухметровых королевских кобр. В сравнении с гадскими змеями какаду смотрелся милой забавой. Растрепанный пурпур хохолка, короткий, но массивный клюв блестит яичным желтком…
А стойка у них, похоже, натурального дерева. Нет, опять пластик.
Тьфу!
– Моя фамилия – Борготта. Лючано Борготта. Я бронировал номера на группу из двенадцати человек.
– Пусть баас не беспокоится. Номера в его распоряжении. Зарегистрируйтесь, пожалуйста.
– Р-р-регистр-р-рация! Р-р-регистр-р-рация! – поддержал хозяина какаду.
Лючано протянул руку к идентификатору, но что-то его остановило. Излишняя суетливость портье? Бегающие глазки? Интонации вудуна?
Дурацкий вопль попугая?
Он специально оформлял заказ в гостинице, расположенной в одном из краалей окраины: из-за дешевизны. Шиковать «Вертепу» не с руки. Но дешевые отели, помимо преимуществ в цене, имеют и другие особенности.
– Покажите, пожалуйста, список моих номеров. Я бронировал один четырехместный, один трехместный, два двухместных и «особняк» класса полу-люкс. Все – с удобствами, «особняк» – с коммуникативным терминалом. Завтрак включен в стоимость. Предоплата в размере половины стоимости номеров внесена.
– Баас что-то путает, – на лицо портье снизошло выражение искреннего сочувствия к столь забывчивому баасу. – Вот, у хозяина записано. Лючано Борготта: две «четверки», одна «тройка», один «особняк» с удобствами и терминалом. Без завтраков.
– То есть как это – две «четверки»? Ты мне мозги не пудри! И что там насчет удобств, а то я недослышал?!
– Без завтр-р-раков! Без завтр-р-раков!
– Есть удобства, есть! Как баас заказывал. В вашем «особняке»…
– А в остальных?
– И в остальных есть… на этаже…
– Бор-р-ргот-та! Бер-р-ри, что дают!
– Что значит – на этаже?!
– В конце коридора. Все мыслимые удобства! Совсем рядом…
– И кондиционер тоже в конце коридора? – Лючано медленно закипал, но пока сдерживался. – Значит, так. Я еще раз повторяю заказ…
– Кондиционер-р-р! Не р-р-работает! Бр-р-ред! – встрепенулся какаду.
Портье многообещающе глянул на болтливый имплантант, и птица поспешила заткнуться.
– Ах ты пернатый жулик!
Лючано грозно навис над портье, но тут его потянули за рукав.
– Да ладно, Тарталья! Мы ничего… не облезем. Без удобств, значит, – Никита, вспотевший и усталый, преданно заглядывал в глаза директору. – Чай, не баре…
– Я тебе, олуху, дам: «не баре»! Скиснете тут без душа и кондиционера, козлами завоняетесь! Представление коту под хвост пустите! Диван и кресла видишь?
– Вижу.
– Садитесь и ждите в холле. Я разберусь.
Он тайком подмигнул и выдал кодовую, заготовленную именно для такого случая фразу:
– Табором садитесь, понял?
– Табор-р-р! Не бар-р-ре! – возликовал какаду.
«Меня держат за простофилю, – понял Лючано. – Хотят нагреть глупого бааса. Ну что ж, маэстро Карла тоже не раз пытались нагреть. Всегда с одинаковым успехом. А кое-какой административный опыт, помимо искусства невропаста, мы у маэстро перенять успели».
Он вновь обернулся к портье.
– Зови хозяина.
– Никак невозможно, баас. Нету хозяина.
– Где он?
– Уехал.
– Когда вернется?
– Трудно сказать, баас. Может, через час, может, через два… Может, завтра, – добавил портье, чуть запнувшись. – Вы селитесь пока, а когда хозяин вернется…
– Завтр-р-ра вер-р-рнется! Завтр-р-ра! – имплантант старался реабилитироваться в глазах портье, после выданной ненароком военной тайны об испорченном кондиционере. – Послезавтр-р-ра!
«Врет, – успокаиваясь, отметил про себя Лючано. – Здесь хозяин, неподалеку. Значит, надо стоять на своем. Знаю я этих мошенников. Согласишься – они тебя ни за что в лучший номер потом не переселят! А разницу – в карман».
– Все вопросы я буду решать с хозяином.
– Но у нас есть другие…
– Др-р-ругие! Др-р-ругие номеррра! Хор-р-рошие! – какаду распушил пурпурный хохолок и прищелкнул клювом. – Для др-р-рузей!!!
– Другие номера меня не интересуют, – сообщил Лючано попугаю, игнорируя портье. – Меня интересует мой заказ.
– Вы желаете ожидать хозяина в холле?
По мере того, как лицо портье приобретало страдальческое выражение, настроение у директора «Вертепа», напротив, заметно улучшалось.
– Ага. Желаем. Всем сердцем.
– Табор-р-р! Кошмар-р-р! Р-р-разор-р-рение! – возопил ушлый попугай.
На сей раз имплантант был прав, как никогда. Тарталье не надо было оглядываться, дабы выяснить, что творится в холле за его спиной. Он и так это знал. «Табор» они репетировали много раз.
– А не мог бы великодушный баас…
– Не мог. Сдается мне, я еще стребую с вашего клоповника неустойку. Поминутную, – Лючано демонстративно посмотрел на часы. – Плюс компенсация морального ущерба. Очень большого ущерба, причиненного моей высокой морали. Вы даже не представляете, как она чувствительна, мораль Лючано Борготты…
Он развернулся спиной к пепельно-бледному портье и пошел к окну, отметив по дороге, что «Вертеп» зря времени не терял. Театр ухитрился занять все пространство холла целиком, блокировав входную дверь намертво. И багажа, казалось бы, всего-ничего – а вот поди ж ты!
Талант, как говорится, не пропьешь!
Завалы распотрошенных сумок и рюкзаков перекрыли все стратегические направления. Меж завалами по холлу деловито сновали люди, занятые важными делами. Гришка, не торопясь, переодевался, начав с носков, которые демонстративно развесил на подлокотниках кресла. Сейчас он искал в бауле «запаску», вывернув наружу гору кальсон, рубашек и носовых платков. Анюта с Оксанкой с упоением наводили красоту, разложив вокруг себя целую коллекцию дешевой косметики. Степашка курил на редкость вонючую самокрутку, сосредоточенно пуская в потолок густые кольца дыма – ими он целился в датчик противопожарной сигнализации. Софка костерила «дымаря» последними словами, но тот не реагировал. Никита извлек пакет селедочных чипсов и громко хрустел лакомством, угощая Емелю и Наталку. Крошки сыпались под ноги, распространяя мощный рыбный дух. В качестве благодарности за угощение Емеля травил бородатые анекдоты, от которых «Вертеп» взрывался лошадиным ржанием.
Усиливая творившийся бардак, вокруг кукольников приплясывал верткий вудун, продавец сувениров, выскочив из-за прилавка. Он арендовал в холле гостиницы место для торговли, и был рад столпотворению.
– Амулета! Джу-джу! Настоящий йама-ванга! Совсем дешево, ахмар суншук! Лучший нигде нет. Бьянга хоро амулета…
Торговец верещал на жуткой смеси унилингвы с местным наречием, потрясая связками звенящих цепочек. На цепях, словно прикованные чудовища, десятками болтались амулеты: миниатюрные, покрытые лаком черепа, «кровавые алмазы», оправленные в фальшивое серебро, когти и зубы каких-то жутких тварей, «вынутые следы» неведомых науке зверей, сушеные фаллосы мангабеев, жуки-колофонги…
– Зря стараешься. У них все равно денег нет, – осадил торговца Лючано.
– У бвана есть? Деньги есть?
– У бвана есть. Но бвана с тобой не поделится. Бвана очень жадный.
– Джу-джу! Спасать, лечить! На счастье!
– Бвана здоров, весел и удачлив. Все, разговор закончен.
Видя полное равнодушие Тартальи к своим стараниям, вудун увял и вернулся за прилавок. Тем более, что на его прилавке предприимчивый Васька уже установил походный кипятильник и как раз прилаживал к нему ладанку с вехденской «искрой». Продавец с возмущением замахал на Ваську руками, требуя убрать кипятильник.
Васька показал ему шиш и начал препираться.
II
Пройдя к окну, Лючано раздвинул жалюзи. Над головой тихо гудел ионный кондиционер, овевая разгоряченное лицо прохладой.
– Тарталья, слышь, чего скажу… С какой радости они вас то «бваной» зовут, то этим… «баасом»?
Ну конечно, Степашка. Молодец, заметил. Наблюдательный.
– А ты вспомни, кто меня звал и где. Глядишь, сам догадаешься.
Тарталья глянул на несчастного, замученного перелетом Степашку и смилостивился:
– «Баас» – это вроде «господина». Уважительное обращение. Так меня таможенник звал. И портье. У вас на Сечене как извозчик к господину обращается?
– Ну… Барин.
– Верно. Вот местный извозчик и меня не господином, а барином величал. «Бвана» – это по-ихнему навроде «барина», – доступно разъяснил Лючано. – Понял?
– Понял, бвана! – гаркнул Степашка, ухмыляясь.
Кто-то хихикнул. Кажется, Софка. Но Лючано не обратил на смешок внимания. Его куда больше заинтересовало другое: то, что творилось на противоположной стороне улицы.
На веранде одноэтажного домика, стилизованного под хижину, который располагался между лавкой «Чудо-эликсиров» и крохотным кафе на четыре столика, танцевал человек в свободных белых одеждах. Босые ноги двигались, повинуясь ритму, слышному лишь танцору, неся тело по сложным, причудливым траекториям: круг, спираль, извилистые восьмерки… Руки жили своей, отдельной жизнью, плетя вокруг тела невидимый кокон, извиваясь, подобно водорослям или щупальцам спрута.
Казалось, руки ощупывают пространство в поисках выхода – и не находят.
Глаза танцора были закрыты. «Он в трансе, – догадался Лючано. – Похоже, плясать начал еще внутри дома. Вон, дверь открыта. Как бы с веранды не свалился…»
– Помогите! Кто-нибудь! – налетел истерический женский крик. – Люди!
В дверях гостиницы возникла растрепанная белокожая дама, явно туристка.
– Помогите!
Лючано почувствовал движение за спиной. Просочившись между завалами, рядом стоял портье. Он с ленивым любопытством глядел на танцора из-за плеча Тартальи.
– Что это с ним?
– Одер-р-ржание! – охотно сообщил какаду.
– Лоа застрял, – уточнил портье, пожав плечами с вселенским равнодушием. – Наш брат впустил в себя чужого Лоа, а Лоа им овладел. Теперь Лоа хочет выйти, но не может.
– Дур-р-рак!
– Конечно, дурак, – согласился с имплантантом портье. – Бездельник, неуч. Бокор Матембеле уехал по делам, продлить аренду хижины, а наш брат остался за бокора. Решил тайком от старика подзаработать деньжат – и не справился. Бывает. Часто бывает. Хочешь заработать, а тебе гадят в калебас…
Портье покосился на «табор», продолжавший бесчинствовать, тяжко вздохнул и, не дождавшись реакции от Лючано, продолжил:
– Опытный бокор, такой, как Матембеле, он пациенту – родной отец. Он Лоа пациента в себя принимает, своим Лоа чистит, глянец наводит и обратно возвращает. Всю дрянь огнем палит, дымом выводит. О, Матембеле! А наш брат… – он с презрением фыркнул, имея в виду танцора. – Ученик, мохоро-дунда.
– Мохор-р-ро-дунда! Мохор-р-ро! Бокор-р-р дур-р-рак!
Скорее всего, портье недолюбливал «нашего брата», пляшущего на веранде из последних сил. Иначе не стал бы откровенничать на подобные темы с клиентом. Рассказывать о рискованном шарлатанстве сородича тому, кого ты вопреки заказу хотел поселить в более дешевые номера – мягко говоря, глупость.
И привлечению туристов не способствует.
– Помогите же! Кто-нибудь! Сыночек…
– Что надо делать? – поинтересовался Тарталья. – Вызвать полицию? Врачей?
Портье развел руками с нескрываемым злорадством:
– А ничего не надо делать. Надо смотреть и сочувствовать. А потом звонить в бюро ритуальных услуг. Тут бокор нужен. Или хотя бы хунган хороший. Можно, конечно, дедовским способом…
Женщина не унималась. Увы, ее отчаянные призывы пропадали втуне, сливаясь в тоскливый, безнадежный вой. Ученик бокора, обхитрив сам себя, танцевал без передышки, теперь уже на самом краю веранды. Редкие прохожие спешили обойти веранду стороной, ускоряя шаг. За крайним столиком кафе сидел пигмей Г'Ханга, потягивая через соломинку голубоватый напиток, и наблюдал за «нашим братом». На лице извозчика читалось сочувствие, однако пигмей ничего не предпринимал.
«Уймется она когда-нибудь?!» – подумал Лючано, морщась от воя женщины.
Начала болеть голова. Голова всегда болела, когда кто-то кричал. Наследство тех лет, о которых Тарталья хотел бы забыть навсегда.
– Дедовский способ? Это как?
– Тр-р-ряхнуть! Т-р-ряхнуть дур-р-рня!
– Сделать одержимому больно. Очень больно, – в улыбке портье крылись тонны обаяния. Так истинный гурман обсуждает новый рецепт шеф-повара, смакуя тонкости кулинарии. – Я имею в виду шок. Как это на унилингве… больный?.. Болевой шок. Боль обидит чужого Лоа, и он сразу найдет выход. Уйдет домой. К хозяину.
– Тр-р-ряхнуть! Тр-р-рахнуть!
– Ну так пойди и ударь его палкой! Видишь, дама в истерике…
Портье подолжал улыбаться.
– Нет, баас. Не пойду. И я не пойду, и вон тот извозчик тоже не пойдет. Никто не возьмется. Слабо ударишь – не поможет. Сильно ударишь – убьешь нашего брата или искалечишь. Придется ехать в полицию, объясняться, протокол составлять. Зачем? А чтобы в меру, чтобы очень больно, но без последствий… Трудно. О, Матембеле! – ему давно пора было сменить ученика…
– Болевой шок, значит… – пробормотал Лючано.
Он не собирался вмешиваться. В конце концов, это не его дело. Чужая планета, чужие люди; существа иной расы. Он не специалист по выдворению Лоа. Ему плевать на бокора Матембеле. И на женщину плевать. Если с танцором что-то случится, по судам затаскают. Тарталья – Злодей, Человек-без-Сердца; милосердие и сострадание ему не по карману.
Эта женщина так кричит… ее крик раздражает…
Боль копилась в голове, пульсируя.
Он направился к двери. Пинком отшвырнул в сторону чей-то рюкзак, не дававший пройти. Ослепительное сияние рухнуло с неба, едва он оказался снаружи. Лючано поспешил надеть очки. К нему сунулся босоногий уличный разносчик с лотком. Директор «Вертепа» так взглянул на его товар, что торговец мигом отстал.
Видно, лицо сердитого бваны испугало босяка.
Деревянным шагом, боясь расплескать драгоценную боль в голове, Тарталья пересек улицу. Поднялся по ступеням веранды, заскрипевшим под ногами. Оперся рукой о резную балясину. Зачем-то кивнул Г'Ханге: пигмей с интересом следил за ним из кафе. Сейчас, стоя на веранде, Лючано ясно видел через дверной проем пациента «лечебной хижины»: парень лет двадцати сидел в плетеном кресле-качалке. Модник: загар «пятна леопарда», молодежная прическа-«дикобраз» – лакированные «иглы» черно-белых волос торчат во все стороны. Безрукавка-сеточка на голое тело, серебристые шорты a-la супергерой Клайв Бодром из популярного сериала «Галактика в опасности»; сандалии из кожи ходрадской игуаны…
Все эти нелепые подробности давали возможность сосредоточиться на них.
Прическа. Безрукавка. Сандалии.
Кресло-качалка.
Что угодно.
Лишь бы не смотреть на оплывшее лицо дебила. Лишь бы не видеть бессмысленно вытаращенные пуговицы глаз. Лишь бы не замечать, как парень в кресле конвульсивно дергается в такт ритмичным движениям танцора.
– Синьор! Синьор! Умоляю!..
Синьор? Давненько он не слышал этого обращения. Окаменев у входа в гостиницу, женщина смотрела на него, тихонько подвывая смешным, сорванным голосом. На ее некрасивом, багровом от крика лице виднелись грязные дорожки – от слез потекла косметика.
Лючано не ответил. Нельзя расходовать боль на лишние действия. «Накапливай и делись!» – учил Гишер, большой мастер копить и делиться. Спасибо, старик, я помню. Вас было двое в моей жизни: ты, Гишер Добряк, и маэстро Карл. Нет, трое: еще тетушка Фелиция.
Просто тетушка была так давно…
Он шагнул ближе к танцующему вудуну. Копи и делись. Я накопил, дружок. Хочешь, поделюсь? Тарталья ненавидел опыт, полученный им в заключении, в допросных камерах тюрьмы Мей-Гиле, но иногда кроме этого опыта не помогало ничего.
Работать с танцующим вудуном ему не доводилось. С зафиксированным в кресле для дознания, плотно схваченным ремнями и зажимами «телом» – сколько угодно. Пару раз случалось сойтись в драке, повинуясь сложному кодексу Мей-Гиле. Но в танце, зная, что твое чувство ритма рядом с вудунским – как метеорит рядом со звездой…
Понадобилось около минуты, чтобы подстроиться хотя бы самую малость. Поймать нужное па, вписаться, ощутить пульс… Есть! Руки Тартальи взлетели и замелькали, словно управляя марионеткой с шестью, семью десятками, с сотней и тысячей нитей. Собрать в щепоть кожу вудуна над ключичной ямкой. Не ослабляя хватки, напротив, усиливая ее – обжигающий росчерк ладонью свободной руки по груди танцора. Здесь и здесь. Хватит. Со стороны это, наверное, похоже на ласки двух влюбленных мужчин. Плевать, пусть думают, что хотят. И финал – легкий, острый тычок пальцами под ребра.
Аккорд собрал воедино пять нот и завершил композицию.
Голова перестала болеть.
Зато «наш брат» истошно заорал, споткнувшись посреди изящного пируэта. Танцор распахнул веки, словно заколоченные окна в заброшенном доме, где водятся призраки. В глазах вудуна плескалась адское страдание. Прежде, чем «наш брат» заехал добровольцу-спасителю кулаком по физиономии, Тарталья успел заметить, как резко выдохнул, обмякнув в кресле, пациент, как на лицо парня начало возвращаться осмысленное выражение…
До конца увернуться от удара не удалось. Кулак прошелся вскользь по скуле. Лязгнули зубы. Неприятно, но таковы издержки. Как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. А вызывать у вудуна краткосрочный паралич мышц Тарталье не хотелось. Мало ли, как на это посмотрят бокор Матембеле и местные законы…
Второго удара не последовало.
«Наш брат» упал на колени и разрыдался.
Лючано развернулся и – не ожидая благодарностей, не желая давать объяснений! – направился обратно к гостинице.
– …Мои извинения, баас Борготта! Мои глубочайшие извинения! Нашлась! Нашлась запись! Правильная! Ваши номера, ваша бронь! С удобствами, с завтраками… с подарками от заведения!.. Вот ключи, прошу вас! Ужасное недоразумение…
– Недор-р-р-азумение!
– Я рад, – криво усмехнулся Тарталья, потирая ноющую скулу. – Надеюсь, больше проблем не возникнет?
– Ни в коем случае! Заверяю вас…
– Вер-р-рьте! Не повтор-р-рится!
Когда Лючано, следуя за мальчишкой-коридорным, соткавшимся из воздуха и вцепившимся в чемодан бааса мертвой хваткой, подходил к лестнице, его догнал портье.
– Прошу прощения, баас Борготта! Это… то, что я видел!.. Это и было ваше искусство?
Человек-без-Сердца смерил взглядом портье, съежившегося, словно под ледяной струей. Немного подумал, подбирая слова.
– Нет, любезный. То, что вы сейчас видели, не имеет никакого отношения к нашему искусству. Запомните: никакого отношения! Ни малейшего!
– Бор-ргот-та! – тихо буркнул какаду. – Кр-рут!
Портье промолчал.
III
Из отеля труппа, отдохнувшая и посвежевшая, выбралась лишь вечером.
Перед входом в гостиницу Г'Ханга заправлял двигун аэромоба, опустошая мусорные урны в разверстую пасть топливоприемника. Утилизаторы в захолустье здешнего крааля считались роскошью, что обеспечивало предприимчивому пигмею достаточное количество хлама.
– Лоа устал, – пояснил извозчик свои действия. – Лоа спать хочет. Ничего, бвана! Мудрый Г'Ханга у вехденов «искру» купил. На любой дряни полетим!
Как правило, вудуны предпочитали использовать, где можно, духов-Лоа. Хотя Лючано всегда недоумевал: какие это, в черную дыру, духи, если они в двигуне сидят и аэромоб тащат?! Но при необходимости духознатцы легко переходили на энергетику других рас: гематров, вехденов, брамайнов… Двигун и вправду работал на любой дряни, пользуясь метким выражением пигмея.
Освещение на окраине мегаполиса оставляло желать лучшего. Вывеска отеля, пара гигантских светляков над столиками кафе, гирлянда фонариков возле хижины бокора Матембеле… В окнах жилых домов стояли анизотропные стекла, пропуская свет только снаружи внутрь. В поздний час по здешним переулкам лучше не гулять, отметил Лючано. Надо предупредить народ.
В темноте всякое случается.
Зато когда аэромоб поднялся над домами, беря курс на виллы побережья, позади Тартальи раздался дружный вздох восхищения.
– Мамочки! Пожар, чистый пожар!
– Светопреставление!…
– Это ж сколько огнищей…
– И так всю ночь? А спать когда?
– Днем!
– Оксанка, дура! Смотри!..
– Сама дура! Смотрю уж…
Зрелище ночной Хунгакампы с высоты полета впечатляло. Над городом полыхало зарево, стреляя искрами летательных аппаратов. Зарево было тщательно срежиссировано, выстроено и отлажено; из любой точки взгляду открывалась завершенная картина, меняясь по мере перемещения зрителя. Вот припал к земле ягуар длиной в добрых десять миль от носа до кончика хвоста. Ракурс чуть изменился – и ягуар лениво потянулся, выгнув спину, зевнул, широко раскрыв пасть… Заиграли сполохи, шерсть у хищной кошки пошла волнами. Аэромоб свернул к юго-западу – и вот уже не ягуар, а морской змей приподнял голову над океаном света.
– Ой, гадюка! Красивая какая…
– Ага…
Днем, когда они летели в отель, город рассмотреть не удалось. Хунгакампу затянула белесая дымка, которая, несмотря на ослепительное сияние Альфы Паука, и не думала рассеиваться. Ничего, с курортными красотами успеется. Три дня в гостинице клиент им оплатит по контракту. А там, глядишь, случайная шабашка подвернется…
– Подлетаем, бвана! Богатые люди тут живут! Вожди живут, инкоози! Наверно, платят хорошо?
Вопрос Лючано проигнорировал, сочтя его риторическим. Г'Ханга подпустил шпильку по привычке, не задумываясь. Перед отлетом, связавшись с пигмеем по уникому, Тарталье не пришлось торговаться. Извозчик убедился, что мудрый бвана лишнего не заплатит, а мудрый бвана убедился, что пигмей своего не упустит. В итоге оба пришли к уважительному компромиссу, оставшись довольны друг другом.
На вилле заказчика с иллюминацией тоже все было в порядке. Колымага Г'Ханги на парковочной площадке смотрелась нищей бродяжкой, случайно затесавшейся в общество принцев крови. Сверкающие аэроглиссеры на подвесках-антигравах, наземные мобили с изменяемым абрисом, помпилианская колесница, два дорогущих всестихийника, способных выйти в ближний космос…
– Жди здесь. И никаких левых заказов!
– Бвана обижает честного Г'Хангу! – извозчик попытался изобразить оскорбленную невинность. С его рожей прожженного мошенника это получилось не слишком убедительно. – Г'Ханга будет честно ждать!
«Разумеется, будет. Денежки-то капают. Жиденькие, зато на ровном месте. Ни делать ничего не надо, ни ресурс „искры“ расходовать…»
Лючано придирчиво оглядел труппу. Все восемь невропастов – и мужчины, и женщины – были одеты в одинаковые угольно-черные трико, слегка искрящие при движении голубоватыми статическими разрядами. Береты, перчатки и мягкие мокасины того же цвета. Лица покрыты «серебряной патиной». Клиент возжелал «классику»? Вот, пожалуйста.
