Оксана Ююкина
Джунгли под кроватью

Обед стремительно заканчивается, означая одно: пора выдвигаться.

− Ну, что? Отдохнули? Тогда в путь! – Кая заговаривает первой, и её хитрая ухмылка не предвещает ничего хорошего. Впрочем, я уже начинаю сомневаться, есть ли тут вообще что-то хорошее для всё ещё ни капельки не отдохнувших нас.

Джунгли шестые

Зубы стучат друг о друга, выбивая что-то явно похожее на «SOS». Вокруг так шумно, что тычки в бок кажутся чем-то далёким, неощутимым…

− Ай!

Ладно, ощутимым, очень даже ощутимым! Я с трудом открываю глаза и подрываюсь, как соседский пёс, услышавший команду «гулять». Я в чёртовых джунглях. Это был не сон. Хочется зажать уши, заорать, пнуть соседний куст и спросить, какого чёрта так холодно. Прежде чем я успеваю хоть что-то, раздаётся насмешливый голос:

− Спящая красавица проснулась и поняла, что не в своей кроватке? Или он припадочный?

− Нет, он… − Паша пытается что-то ответить, но мне почему-то не хочется слышать его подколки прямо сейчас.

− Я вас, вообще-то, слышу, − надеюсь, мой голос не звучит как у обиженной девчонки. Пальцы неловко прочёсывают спутанную шевелюру, заодно вытаскивая из волос веточки, комки грязи и даже жуков. Костёр тлеет в метре от меня, но тепла не приносит. – Почему здесь так холодно? Разве мы не в джунглях?

− А ты думал, я просто так хожу в шкурах? – Кая улыбается, и ехидство капает с её губ, как сок со свежесорванной травинки.

− Почему в этом мире всё пытается меня убить? Почему никому не снятся милые пони, единороги, сладкие домики и добродушные жители?

Да, по утрам я очень легко выхожу из себя. Особенно когда почему-то просыпаюсь не у себя в кровати. Глупый Мишка со своими монстрами!

− Потому что это мир кошмаров? Детский мир находится немного в другом месте. Наверху. Увы, придётся выживать как-то и тут, герой.

И почему то, что должно звучать комплиментом: «герой», «рыцарь», – звучит оскорблением? Брат меланхолично улыбается, делая зарядку. Что?! Паша делает зарядку?! Неужели небеса упали, мир перевернулся и случилось чудо? Не успеваю я съязвить, как получаю ответ:

− Так быстрее согреешься, присоединяйся. − Он резво приседает, будто вчера не умирал от усталости.

Предательская мысль, что уснул вчера первый именно я, подсказывает, что слабак здесь вовсе не мой близнец. В животе неприятно крутит от стыда и голода одновременно.

Я тут же подскакиваю и принимаюсь приседать, махать руками, разминать кисти и стопы, прыжки, бег на месте и бой с тенью. Становится жарко, даже душно. И до жути хочется пить. Я начинаю снова обращать внимание на происходящее вокруг и успеваю услышать часть разговора:

− Конфеты с воздушным рисом ещё есть? − деловито интересуется Кая, пока я пытаюсь вспомнить, когда это мы ей их давали.

− Да. Меняю на завтрак, − брат улыбается так, словно заключает лучшую сделку в мире.

Впрочем, я с ним согласен. Завтрак – всегда хорошая сделка.

− Одну карамельку за информацию, как вести себя на рынке, − Кая улыбается, втягиваясь в эти нелепые торги.

− Как дети малые… – шепчу я.

− Мы и есть дети, Джеймс, − Томас сверкает, как мамины лакированные туфли, а мне и возразить нечего. И правда, дети.

− Карамель для юной леди, − брат протягивает две рисовые конфеты и сладкую земляничную карамельку, которые тут же исчезают где-то в шкурах Каи. И где у неё там карманы?

− Лови! – В меня летит знакомый клуторус, метя прямо в лоб. Не дождёшься!

− И это всё? Клуторус я мог бы и сам сорвать, бесплатно! − Я цокаю языком и бурчу себе под нос, недовольно глядя на полупрозрачный фрукт. Лучше бы конфеты сами съели!

− Я как раз собиралась предложить вам мягкий сыр и лепёшку. − Эта несносная «леди», как выразился Паша, лезет в свой мешочек, вытряхивая оттуда белый кирпичик сыра и небольшие круглые лепёшки. Её тонкие пальчики с лёгкостью разламывают белое нечто на три неровных куска. Каждому достаётся по лепёшке и сыру. Маловато, конечно, но вдруг здесь лепёшка, как во «Властелине колец»?

− Не последнего нам завтрака! – улыбается Кая.

Вместо «приятного аппетита» звучит не очень жизнерадостно. Особенно если после этого есть молча.

Я торопливо запихиваю в себя солоноватый сыр с пресной лепёшкой, чтобы хоть как-то ускорить наш поход на рынок. Что ждёт нас там? Какие опасности и приключения?

− Да угомонись ты. На тебя посмотришь, и аппетит пропадает! – фыркает Кая, закидывая в рот последний кусочек своего завтрака.

− Если бы он пропадал, то ты не выглядела бы такой сытой и довольной.

Впрочем, насчёт сытой не уверен. Лепёшка оказалась не как у эльфов, даже хуже. От неё я только стал ещё голоднее.

− Так чем талантлив ваш брат? – Кая быстро переводит тему, не желая продолжать спор.

− Талантлив?

− Поёт, танцует, сказки рассказывает, великий экспериментатор? Что он умеет? – Кая поднимается с земли, отряхивая одежду.

− Михаэль просто Михаэль. Он ничего особого не умеет. Что за странные вопросы?

− Я спрашивала не тебя.

– Но…

– У Михаэля отличная память. Он дословно помнит все сказки, книги, которые читал или слышал от мамы, – отвечает Паша, практически не раздумывая.

Я закусываю щёку, давя в себе стыд. Впрочем, это не мешает ему застрять комом в горле и разлиться красными озёрами на моих щеках. Я не знал об этом. Что я вообще знаю о своих братьях?

– Да за такой талант любой из чёртовой дюжины вывалит целое состояние. Ваш братец на рынке будет стоить не меньше замка, – Кая присвистывает, а я замираю с открытым ртом.

– Замок? Чёртова дюжина?

– Чёртовой дюжиной здесь называют тринадцать главных Кошмаров. Кто они и откуда, мало кто знает. Говорят, что часть из них действительно чьи-то сны, а некоторые такие же дети, угодившие сюда на пару сотен лет раньше, – совершенно спокойно отвечает брат, захлопывая пальцами мой открытый от удивления рот.

– Откуда ты…

– Верно. Из них всех живой, скорее всего, только сэр Вартек. У него есть принципы, которые он всегда соблюдает. И законы ещё ни разу не нарушил.

– Законы?

– Запрещается красть имена, не объяснив их стоимость. Запрещается использовать Таланты как рабов. Запрещается использовать телесные наказания. Запрещается заманивать детей из Надкроватии через сны. Запрещается владеть чьим-либо именем дважды. Запрещается пленить тех, кто не принадлежит тебе. И всё такое, – снова отвечает Паша, и я чувствую себя так, будто меня бросили в клетку ко львам.

– Откуда ты всё знаешь? – я говорю едва слышно, растерянно, и мне даже кажется, что я молю о том, чтобы это тоже оказалось сном. Паша опять впереди меня на целую голову!

– Кая вчера рассказала за парочку рисовых конфет, – в голосе Паши нет ни капли раскаяния или сочувствия ко всё проспавшему мне.

Джунгли седьмые

Когда ты устал так, что руки и ноги ощущаются сахарной ватой, мозги похожи на борщ после блендера, то оказывается, ты идёшь всего два часа. А впереди ещё четыре.

Под ногами вновь неровные тропы, раздражающие ямы, надоедливые выступы и корни, а склизкие липкие листья так и норовят схватить за пятку. Вы когда-нибудь пробовали ходить сквозь желе? Оно такое плотное, дрожащее, тянущееся соплями за тобой, оставляющее липкий след на коже и абсолютно мерзкое, когда ты в нём, а не оно в тебе. Правда, я не ходил сквозь него, но уверен, что чувствуется так же.

Под мешком, по ошибке названным одеждой, кожа зудит и горит, будто меня покусала сотня комаров. Паша то и дело украдкой оттягивает горловину и с остервенением расчёсывает всё, до чего дотягивается. Хочется ему посочувствовать, но самому не лучше.

Что-то скользит по моей лодыжке в очередной раз. Липкий влажный след и покалывание внизу живота – верный признак того, что я снова наступил на неё. Противная лиана!

Мир кружится, переворачивая всё с ног на голову. Надо мной простираются бесконечно высокие деревья, которые, как атланты, удерживают небо над нами. Яркие красные и жёлтые пятна, наверное, попугаи какие-то или те надоедливые птицы, что никак не заткнутся, сводя с ума своим ором.

Нет, если бы я не так устал, не был голоден и зол, что мы здесь уже столько часов и никаких следов Мишки, то я бы даже насладился их пением. Снова приходится подниматься, похрустывая всем, что хрустеть не может. На мне уже такой толстенный слой грязи, что кажется, будто я весь состою из неё. Отряхиваться нет смысла – очередное падение не заставляет себя ждать.

Как всё это выдерживает Пашка, не знаю. Я был готов упасть замертво ещё час назад. Вместо этого шагаем, падаем, поднимаемся и снова шагаем. Пытаюсь считать шаги, но каждый раз сбиваюсь в районе трёх тысяч.

− Всё, остановка. Вы на ногах не стоите, а собираетесь изображать кого-то. Максимум в таком виде за новеньких рабов сойдёте, − Кая фыркает, поджав губы. − Как вы выживаете у себя наверху с такой выносливостью?

− У нас не надо выживать, − бурчу я этой вечно недовольной девчонке. − Есть родители, которые помогут решить любые проблемы.

Кроме моих бесконечных драк и попыток восстановить справедливость. Здесь взрослые бессильны.

− Всё ясно с вами, как камнеед в скале живете. Зачем вам вообще сдался Нижний мир? − она еле сдерживает гнев, но я никак не могу понять почему. Она же знает, что мы сюда не просто так пришли! И что ещё за камнеед?

− Мы лишь хотим спасти Михаэля. Он исчез прямо из-под кровати, потому что… − брат кидает едва заметный взгляд в мою сторону и замолкает. – Мы лишь хотим вернуться вместе.

− Не всем мечтам суждено сбыться, − Кая отворачивается от нас, зарываясь в сумку.

Знакомые клуторусы уже не вызывают восторга. Особенно после того как мне пришлось собирать их самому. Я тянул изо всех сил, крутил, выворачивал, но, только навалившись всем весом, смог сорвать один. С ним и полетел на землю. После четвёртого падения Пашка взял нож и одним движением срезал несколько сочных фруктов с ветки. Таким идиотом я себя давно не чувствовал и тут же наговорил кучу гадостей. Паша смолчал, но больше со мной не разговаривал.

− Это не мечта. Это цель, − отвечает брат, и я давлюсь клуторусом.

Твёрдый голос, упрямый взгляд и выпяченная немного вперёд челюсть делают его похожим на меня в моменты злости. И это Паша, которого все бабушки во дворе любят за вежливость и скромность? Он вообще хоть раз кому-то возражал таким тоном?

− В общем, так, сидите здесь тихо, как еллуки, делаете вид, что и вовсе вас здесь нет, а я пойду осмотрюсь. Жуйте фрукты, наслаждайтесь гостеприимством джунглей.

− Я могу пойти с тобой и помочь! − вяло возражаю я, вопреки словам падая на землю.

− Сиди уже, рыцарь. Толку от тебя. Защищать саму себя я умею, бегаю быстро, а вот тебя спасти не обещаю, − ехидничает эта вредная девчонка и показывает язык. Сил спорить нет, поэтому я лишь молча смотрю, как её худощавая фигурка скрывается в кустах.

Да уж, герои. Мишка где-то там один в плену у неизвестно кого, наверное, напуган и плачет. А что мы? Сидим и тяжело дышим, едва пройдя пару десятков километров. Монстры под кроватью. Тьфу! Да тут джунгли целые.

− Джеймс, расслабься, − я вздрагиваю от нового обращения и того, что брат снова со мной разговаривает.

− Я расслаблен.

− Ты ведь о Михаэле думаешь? Уверен, он в порядке. Не такой уж наш брат и трусишка, каким кажется. Нырнул же под кровать, в конце концов. Вот вызволим его и махнём домой. − Паша замолкает на какое-то время и смотрит на меня этим своим «мамским» взглядом. − И больше никаких шуток над ним.

Я согласно киваю, скрипя зубами. Ему ведь тоже было смешно! Как и каждый день до этого. Тоже мне, правильный.

Вопреки раздражению приходят воспоминания. Все те дни, когда мы втроём весело дурачились. Догоняли друг друга и Юльку из соседнего дома, выслеживали скучного вегетарианца Вячеслава Борисовича, когда он покупал мясо. А как мы похоронили во дворе мамины дорогущие духи? Пропажа обнаружилась тем же вечером. Пришлось идти и при свете фонаря выкапывать. Правда, провозились мы несколько часов, потом и папа с лопатой подошёл. Ветром унесло нашу веточку, которая обозначала клад. Ух и влетело нам тогда. А губы отчего-то сами растягиваются в слабую улыбку. Вернуться бы домой…

Возможно, тоже вспоминая детство, Паша молча смотрит в небо. Точнее, в листья. Уловить хоть кусочек облаков среди непроглядных джунглей практически невозможно. Насколько же здесь густой лес? И как много лет прошло с тех пор, как мы всей семьёй смотрели в телескоп на звёзды? Мишка смеялся и говорил что-то про мух в кроватках, которые спят на небе, Пашка рассказывал ему про небесные тела, а я… меня там будто не существовало.

− Слушай, Томас… − я пытаюсь спросить о самом важном, но меня перебивает голос Каи. Вот почему она так бесшумно ходит?!

− Вы бы хоть спиной к спине сели, чтобы исключить нападение сзади, герои, − она говорит с усмешкой, но почему-то мне кажется, что это был совет, а не очередная попытка задеть.

− Как обстановка? – быстро спрашивает Пашка, не давая мне открыть рот.

− Тут идти две минуты, с вами не больше пяти. Проблем быть не должно, уж с небольшой прогулкой вы явно справитесь.

− Ты робот, что ли? Почему ты совсем не устаёшь?! − всё же не удерживаюсь я.

− Я выживаю в Подкроватии много лет. Мне просто нельзя быть нюней вроде вас, − категорично отрезает девчонка, даже не пытаясь смягчить удар по моему самолюбию.

Паша, кажется, ничуть не обижается, признавая её правоту. Да что происходит между этими двумя? Когда они успели стать лучшими друзьями?

− А как научилась ты? Ты ведь тоже родилась в нашем мире, да?

− Нет, − и это весь ответ.

− Ты здесь всё время жила одна? Или тебе кто-то помогал?

Пашкин локоть врезается мне под рёбра, но возмутиться я не успеваю.

− У меня не было здесь ни учителей, ни наставников, никого, кто помог бы. В Подкроватии ты либо учишься выживать, либо пропадаешь навсегда. Ты теряешься во времени, забываешь считать, сколько часов прошло в реальности, а потом понимаешь, что нет у тебя больше иной реальности, кроме этой. Джунгли, монстры, рынок, Кошмария – сотни мест, тысяча миров, созданных воображением. Молитесь, чтобы ваш брат оказался в этом, а не в любом другом. Молитесь, чтобы ему попалась такая же добрая душа, желающая помочь. Молитесь, чтобы ваши родители утром увидели своих прелестных детишек спящими в мягких постельках.

Слова Каи звенят скрежетом мела о доску, оставаясь неприятным осадком в душе. На каждое предложение − шаг в мою сторону, пока её тонкий палец не начинает тыкать мне в грудь. Родилась ли она здесь? Что за глупый вопрос, я просто идиот. Она не хочет вернуться? Или… не может?

− Прости, − мой голос звучит немного хрипло, надтреснуто, словно и вовсе не мой. Я сглатываю, чувствуя, как сжимается желудок. Что, если мы… не вернёмся?

Мои слова остаются без ответа, и даже Паша молчит, глядя куда-то в сторону. Иногда я завидую, что он умный и знает, когда промолчать. Как сморозить глупость, так я всегда первый. Догоняю ушедших вперед «друзей».

– Зараза! – шиплю, получая лианой по лицу и почти врезаясь в дерево.

Нет, это прям Дерево. Гигантское дерево, раскинувшее свои ветви во все стороны. Оно кажется одновременно и обычным, и самым странным из всех, которые я видел. Лучи солнца обнимают его собой, укутывают в свет, заставляют искриться и сиять. Я выглядываю Каю с Пашей, но их больше нет рядом. Рука так и тянется к коре, чтобы приласкать, погладить. Какие глупости в голову приходят! Я, наверное, просто ударился и лежу в отключке.

Мурашки бегают по моим рукам и ногам, зарываются прямо в сердце, когда дерево касается меня первым. Сотни травяных нитей спускаются с веток, раздвигают листья, щекочут шею, щёки, руки. И с каждым прикосновением я слышу сотни разных голосов. Они шепчут, шелестят, что-то пытаются сказать мне, донести мудрость. Пальцы наконец добираются до желаемого.

Ствол чуть шершавый, нежный, поросший мягким изумрудным мхом. Я зарываюсь в него и чувствую биение чужого сердца. Дерево тёплое, почти горячее, как нагретый солнцем песок. Я прижимаюсь к пушистому мху лбом. Мне кажется, что я одновременно везде и нигде, растворился во всём мире, стал каждым листочком в джунглях. Вдыхаю свежесть этого мира, впитываю в себя всю мудрость и все знания.

− Верни себя. Спаси миры, − шуршит скрипучая ветка, выворачивая мою душу наизнанку.

− Как? − удивлённо шепчу я. − Разве я себя терял?

− Верни себя… − шелестит вновь листва, и меня откидывает от ствола мощным ударом. Я лечу на землю, прямо под ноги Паше.

− Джеймс, где ты был?! − Пашка трясёт меня за плечи, рычит сквозь зубы и обеспокоенно всматривается мне в глаза.

− Дерево. Со мной разговаривало дерево! Просило спасти миры и всё такое, − я говорю растерянно, сам не веря в произошедшее.

− Что за глупости ты опять выдумал? Мы зря теряем время!

Мне кажется или Пашка в бешенстве? Наверное, я никогда не видел его злым, и тем более злым настолько. День неприятных открытий прям.

− Ты был у Ухлаканиф?! − шипит мне в лицо Кая, разрывая на части одним взглядом.

− Ухо кого?! Да почему все на меня орут?! − не выдерживаю я и кричу в ответ.

− К Дереву жизни попадают только те, кто может изменить один из Подкроватных миров. Гортек там был, − Кая складывает руки на груди, пробегаясь по мне оценивающим взглядом. Судя по нему, я такое же ничтожество, как и неизвестный Гортек. − Уж ты-то там явно оказался случайно. Вместо Тома.

А вот сейчас было обидно. Я, между прочим, тоже кое-что умею! Или это Пашка всегда всех вытягивает из неприятностей? Пашка защищает девочек в классе от старшеклассников? Пашка не даёт Ваське обижать малышей на детской площадке? Пашка всегда перед родителями берёт на себя вину за наши проказы? Или, может, это Пашка спас двух тонущих малышей и щенка?

− Я оказался там, потому что меня выбрали!

− Тебе повезло!

− Ах так…

− Прекратите оба. Оказался и оказался. Сейчас нам нужно спасти Михаэля, всё остальное потом. Кая, куда нам идти?

− В южной части рынка держат особо ценные Таланты, но он может оказаться и у Чтецов, поэтому придётся проверить всех торговцев. На всякий случай.

Мы с Пашей переглядываемся с одинаковым вопросом на лицах. Что ещё за чтецы?

− Ну и лица! Хоть портреты пиши! – Девчонка хохочет во весь голос, хватаясь за живот. – Вы думали, тут таких, как вы, на плантации продают клуторусы собирать?

− Ты так спокойно обо всём говор… м-м-м! − Ледяная ладонь Тома закрывает мне рот, но поздно.

− Меня продавали на этом рынке двенадцать раз. Циркачи нынче популярны. Впрочем, добро пожаловать на самый огромный рынок всего и ничего в Подкроватии!

Кая говорит без тени улыбки, вызывая в груди неприятное копошение сотни сомнений.

Цветастые шатры проглядывают сквозь кусты и манят, обещают хорошую и долгую жизнь. Если до самого рынка нам шагать ещё пару минут, то до его края… Доберёмся ли за неделю? От самого обрыва и до горизонта палатки, шатры, открытые прилавки и люди, люди, люди… Пёстрые флаги, стремящиеся в свободное от листвы небо, лишь добавляют в эту какофонию цвета аляповатых пятен. Гомон то и дело заглушают громкие хлопки вылетающих с разных сторон фейерверков, громкие визги животных и птиц. Сколько же их там?! Джунгли теперь кажутся тихими, ласковыми и спокойными.

− И много у вас таких рынков?

− Один, зато какой! Если здесь нет того, что ты ищешь, то нет нигде. Рынок – сердце Подкроватии. Без него жизнь замрёт, остановится и станет пустой. − В восхищённых голубых глазах Каи отражается кислотно-зелёный флаг, гордо торчащий в самом центре рынка. Её русые волосы едва шевелятся на ветру, когда она зажжённой бомбой роняет нам под ноги слова:

– Готовы стать частью этого мира?

Джунгли восьмые

Чей-то острый локоть опять впивается в бок, и я молча скриплю зубами. Высокомерных взглядов, презрительных «щегол» и других гадостей я уже наслушался. Передо мной явно не собираются извиняться, и пихаются они специально! По спине и лицу крупными липкими каплями катится пот, делая губы солёными, а жизнь ужасно несправедливой. Даже в джунглях дышать было приятнее. Здесь кажется, что тебя кинули на дно глубокого озера, а когда ты выплываешь, то не можешь вдохнуть и хватаешь ртом пустоту.

Макушка брата постоянно исчезает из виду, ныряя в толпу, как поплавок. Это бесит ещё сильнее. Зачем мы разделились? Ещё и Кая заставила Пашку снять очки, чтобы не привлекал лишнего внимания. А то человек, который едва видит, куда идёт, не кажется подозрительным! Конечно, он не слеп, как крот, но вряд ли сможет отличить меня от того парня, который идёт за его спиной. Сама Кая где-то впереди возглавляет наш отряд надкроватных, но мне её не видно. Слишком мелкая, чтобы выделяться в толпе. Так что мы можем идти вообще не в ту сторону.

Очередной тычок в плечо, и я запинаюсь, подхватываемый потоком людей. Ощущения такие же, как если бы я плыл на надувном скрипучем матрасе по морю, и его ударило волной. Вот же жижа водянистая! То есть люди быстрые. Где теперь искать Пашку и Каю? Мне, конечно, очень интересно изучить мир, посмотреть, какие виды спорта здесь популярны, игры, даже на танцы бы посмотрел! И, может, выучил бы чего-нибудь… Кхм. Но Пашка-то без меня пропадёт!

− Джеймс! – голос брата едва слышен откуда-то слева, но этого достаточно, чтобы сориентироваться.

− Джеймс! – звонкий девчачий голосок вторит брату, и я слышу беспокойство. Неужели эти двое испугались, что я их брошу и уйду искать Мишу сам?

− Иду! – коротко кричу я, размахивая локтями и кулаками. В конце концов, если им всем можно, то почему нельзя мне? Раз, два, локтем по рёбрам! Три, четыре, отдавим ноги! Пять, ше… Ой! Густая мрачная тень накрывает с головой, заслоняет последние проблески солнца. В нашей комнате шкаф ниже этого громилы. От взгляда пронзительных, как у хищника, медовых глаз хочется самому пойти и утопиться. Добровольно. Так безопаснее. И не больно.

− Смотри, куда идёшь! − голос у него грозный, сиплый, как у человека, отсидевшего часов десять зимой на улице в Сибири.

− Простите… − Я пячусь, утопаю в людском потоке, всё дальше и дальше от друзей. Медовый взгляд прилипает ко мне, сверлит, грызёт затылок, шею и спину. Почему-то встреча с леопардом кажется безопаснее, чем с ним. Голоса друзей практически исчезают, когда я второй раз пытаюсь их найти. Теперь я уже не так сильно работаю кулаками и вообще остаюсь очень вежливым мальчиком. Наконец, мне удаётся схватить плечи Пашки и Каи.

− Том, Кая! Я немножко отстал, но…

− Немного? Джеймс, ты потерялся! – Кажется, Кая готова зубами вцепиться мне в шею, чтобы вырвать кусок побольше.

– Я столкнулся с каким-то гигантом. Глаза у него странные, желтые какие-то. Он мешал пройти, поэтому пришлось идти в обход, – ворчу я, пытаясь оправдаться. Ну, заблудился чуток, ну, бывает.

– Большой Т.? Ты умудрился на всём рынке врезаться именно в него? Если вы не доживёте до вечера, то я даже не удивлюсь.

− Я перед ним извинился!

− Йа пелед ним извинився, – противным голоском передразнивает Кая. – Да будь у него плохое настроение, то это было бы последнее, что ты сделал над и под кроватью! Леопард, граф, что дальше? Поставите подножку Мадам?

− Кто такой Большой Т. и что за граф с Мадам? – влезает в разговор Том. Он сильно щурится, пытаясь разглядеть меня, убедиться, что я вернулся со всеми ногами, руками и даже не похож на лепёшку.

− Граф Торелл, он же Большой Т. Самый жестокий, самый верный, самый беспринципный негодяй, который служит Маркизу. Этого вам должно быть достаточно, чтобы в ужасе сжаться и бежать обратно в свои кроватки. Если Большой Т. запомнил твоего глупого братца, то при следующей встрече обязательно потребует плату за оскорбление. Если его ещё не признали четырнадцатым Кошмаром, то только потому, что он сам этого не желает.

– Четырнадцатым Кошмаром? – уточняю я под очередной тычок.

– Сейчас не время для просветительских лекций. Шагаем, нам нужно успеть добраться до Талантов. План помнишь, гений?

− Да, – бурчу в ответ я, припоминая, что она там рассказывала.

Ни слова про верхний мир. Задавать вопросы так, словно нам подойдёт любой талантливый мальчишка, но обязательно не старше восьми лет и светловолосый, потому что наш хозяин сменил шторы в зале и хочет, чтобы его новый Талант гармонично вписался в обстановку. Глупость, конечно, но Кая сказала, что это нормально. Что дальше там было-то?

А! Попросить показать всех, кто подходит. Затем потребовать устроить показ Талантов, стоять со скучающим видом, раскритиковать, никого не купить и уйти к следующему торговцу. Повторять, пока не найдём Мишку. Если нашли, то выразить заинтересованность, сделать лёгкий комплимент, что-то вроде «недурно, но не элитный товар», и начать торговаться. Торговаться громко, с чувством, размахивая руками, чтобы Кая и Том заметили, подошли и включились в эту игру, устроив целый аукцион. Победить должна Кая, потому что только у неё есть деньги. План прост до невозможности и сложен до нереальности.

− Эй вы, или покупайте персики, или валите отсюда! Не то я вас лепреконам сдам! − взрывается лавочник, которому мы всё это время загораживаем обзор. Точнее, закрываем его от покупателей. Не знаю, кто такие лепреконы и чем они страшны, но Кая вытаскивает нас из лавки, схватив за ворот.

Фух, можно передохнуть. Мы медленно шагаем дальше, наконец вынырнув из толпы. Теперь можно немного оглядеться, выдохнуть и собраться. Впрочем, я просто выдыхаю и глазею по сторонам. Некоторые лавочники только-только лениво открываются, а где-то уже вовсю борются за каждую копейку. Точнее, рулат или рулет, а может, вообще ригат. Я не расслышал. Но Кая права: если на этом рынке нет того, что тебе нужно, то нет нигде.

Яркая палатка, кокетливо зазывающая искрящимися на солнце украшениями, проплывает мимо. Лишь краем глаза можно заметить в её тёмном углу ювелира, кропотливо укутывающего золотом светящиеся камни. А вот гончар с подмастерьями вращают свои круги, делая из серой непонятной массы горшки, тарелки, миски и всё, что только приходит им в голову. Следующая палатка дышит на нас невыносимым жаром, который умудряется не спалить всё вокруг. Кузнец орудует щипцами, доставая горящий металл из печи, бросает заготовку в воду. Пар поднимается от бочки и щекочет носы незадачливых зевак, заставляя их чихать.

Впрочем, чихать они могут и приближаясь к следующему торговцу – его лотки полны трав, пряностей, острых специй и чего-то загадочно копошащегося, как стадо личинок. Меня передёргивает, и я оглушительно чихаю, вызывая на себя гнев следующего лавочника, пытающегося усмирить разбушевавшийся клубок скользких тел. А я думал, что только кобру гипнотизируют флейтой. Следом, словно специально, идёт лавка музыкальных инструментов. Фрукты, оружие, одежда, бесформенные груды металла, глина, живность, предсказания и даже что-то вроде кафе с фастфудом. Системы или какого-то логичного направления просто нет. Невозможно угадать следующую лавку. Как здесь ориентируется Кая?

Дважды я наталкиваюсь на взъерошенных мальчишек с мётлами, поднимающих пыль в воздух, а не наводящих хоть какой-то порядок. Однако вскоре лавок становится всё меньше, а шум с каждым шагом всё растёт. Попугаи, выводки белых и серебристых крыс, фиолетовые шимпанзе и даже абсолютно дикая пантера, пытающаяся прогрызть металл своими клычищами. Живность кричит, рычит, шипит, свистит и создаёт отвратительный нестройный хор голосов, напоминающий джунгли. Там было тише. Вскоре звук сменяется другим. Напрягающим, настораживающим, запускающим мурашки по всей коже. Смех. Детский смех, сотнями голосов разливающийся по огромному шатру впереди. Рынок Талантов.

Глубокий вдох, и улыбка приклеивается к моим губам мощнее, чем на суперклей. Кая уже спорит о чём-то с первым продавцом, Пашка исчезает в глубине. Подальше от меня согласно плану. И никто совсем не догадается, что мы с ним знакомы, мы ведь совсем не похожи, ага.

Дети играют. Они смеются, бегают, оживлённо болтают и спорят. А сзади, судя по звукам, кто-то устроил конкурс талантов: слышится пение, подбадривающие крики, общий смех и радость. Они улыбаются. Никто не сидит в слезах, никто не кричит, не пытается сбежать. Кажется даже, что если бы их всех вдруг освободили, то они бы не знали, куда идти. Каждый ребёнок одет в такие же мешки, как и у нас, но разных цветов. Только у одних ребят одежды изрисованы красивыми пейзажами. Наверное, художники.

Они ничего не понимают? Им приказали веселиться? Запудрили головы? Не могли же все разом сойти с ума и добровольно пойти в рабство!

− Вы кого-то ищете? Вам приглянулся кто-то из наших? – весёлый голос тараторит мне прямо в ухо, и я оборачиваюсь. Рядом со мной стоит девушка лет семнадцати. Её улыбка сияет, как мамина новая заколка, и дарит какое-то чувство безопасности. Я улыбаюсь в ответ. Почему то, что должно быть злом, на зло не похоже?

− Да. Мой господин хотел приобрести мальчика, младше десяти лет. Обязательно светловолосого, тёмненьких у него достаточно, а рыжих он не любит. Как-то раз одна рыжая девчонка нагло обокрала его и уволокла несколько его Талантов на рынок, обманом выманив имена. − Я вежливо склоняю голову, радуясь про себя, что не ляпнул глупость.

Или ляпнул. Девушка с волосами рыжее моркови смотрит пристально, словно пытаясь прочитать ответ на все свои вопросы в моих глазах. Я сглатываю отсутствующую слюну. Она притопывает ногой, пока я думаю, как выкручиваться.

− Как хорошо, что это была не я, − рыжая потирает ладошки и с улыбкой показывает рукой себе за спину. − У нас много светленьких. Какие Таланты его интересуют?

− Он не выразил никакого конкретного желания, поэтому я готов посмотреть все варианты, какие у вас есть! – с облегчением чеканю я заготовленную фразу и ныряю в этот омут с головой.