Оксана Ююкина
Джунгли под кроватью
Пролог
– Мишка-трусишка, Мишка-трусишка, – ломающийся голос Вити окутывает комнату дребезжащим смехом.
– Я не трусишка! – неуверенно огрызается белокурый первоклассник, обнимая свой портфель. Миша стоит в центре комнаты, рассеянно пытаясь отыскать потерянную ручку.
– Да-да, именно поэтому ты уже полчаса собираешься в школу, лишь бы не идти в кровать, – усердствует Витька, отодвигая ногой рюкзак, из которого вываливается линейка. Длинная стопа в коричневой тапочке тут же подпинывает её к раскрытой пасти школьной сумки. – Боишься своего Ужасного Огха?
Витя зловеще хохочет под Мишин тяжёлый вздох.
– Ужасного рогача Огха я боялся, когда мне было пять. Я просто ищу ручку! – Миша хмурится, уже в седьмой раз перетряхивая портфель. Шкафы, столы и даже рюкзаки братьев он обыскал трижды: ничего.
– Под кроватью посмотри, взрослый шестилетний мужчина! – усмехается Витька, корча жуткую гримасу.
– За ухом, – раздаётся со второго этажа двухъярусной кровати голос Паши.
– Точно! – радостно сияет Миша, быстро запихивая ручку в пенал. – И мне почти семь.
Мальчишка делает два шага в сторону кровати и боязливо останавливается, заглядывая под неё. Кошмары давно прекратились, но стоит только на секунду вспомнить…
− Сейчас вылезет огромная морщинистая лапа и утянет тебя прямиком в человечий суп! – Витя резко вскакивает с кровати, хватая Мишу за щиколотку.
Мальчишка вздрагивает и запрыгивает на спасительное одеяло. Витя трясётся в беззвучном смехе, как яблоня, которую пинает малышня во дворе.
− Да какой из него суп? Так, на один зубок. Ты решил монстрам диету устроить? Хватит дразнить его! – Паша поправляет очки, прикрывая ладошкой приподнятые уголки губ.
– Не боюсь я ничего. Нет никаких лап, – сердито отвечает Миша, тихо сглатывая вязкую слюну. На миг кажется, что горящие исполинские рога вспыхивают в тёмном углу, но Миша убеждает себя, что слишком большой, чтобы бояться детских глупостей. – М-может, монстры вообще добрые? Конфетами всех угощают, на качелях катают и всё такое.
– О да, Ужасный Огх вообще очень милый, заботливый и детей варит в котлах не на суп, а чтобы согрелись! Ужасный Огх такой страшный, у него такие большие зубы, – Витя передразнивает брата писклявым голоском и ударяется головой о верхний ярус. Так происходит всегда, когда близнецы меняются кроватями.
– Оставь ты его в покое или доставай тише. Я из-за вас уже пятый раз читаю, как сделать горячий лёд, – возмущённо сипит Паша, не отрываясь от букв, едва различимых в свете ночника.
Звук десятка маленьких острых коготочков пробегает по дереву, перекатывается мерзким скрипом пружин и завершается пронзительным визгом Миши. Матрас под ним вздрагивает трижды. Тишина.
– В-в-в-вы специально, да?! – заикается Миша под два одинаково удивлённых взгляда.
– Мы вообще ничего не делали, – Паша захлопывает тяжёлую книгу и спускается с ней по лестнице, подозрительно поглядывая на Витю.
– Так я вам и поверил! – Миша поджимает губы и решительно заглядывает под кровать, не спускаясь с неё.
Фары машин яркими всполохами заползают в комнату, бросают бесформенные тени на стены, заставляют затаить дыхание. Скрежет раздаётся снова. Миша хмурится и осторожно спускается на пол, чтобы торопливо заползти под свисающее одеяло.
– Ну? Что там? – голос Паши звучит твёрдо, спокойно, и лишь пальцы сжимают учебник крепче, чем нужно.
– Прекращайте свои идиотские шут-А-А-А-А-А-А-А! – вопль обрывается быстрее, чем Паша успевает сдёрнуть белое одеяло и нырнуть под кровать.
– Мишка, чего кричишь?! Сейчас же родители прибегут! – возмущается Витя, прекращая заливаться смехом.
– Прекрати. Прекрати сейчас же, слышишь? Это совсем не смешно! – отчаянно просит Паша, дрожащими пальцами ощупывая синие обои.
– Да чего ты там развопился? Разыграть меня удумали? – раздражённо цокает Витя, включая свет и шоркая тапками. Он наклоняется и в подкроватном полумраке находит только испуганные зелёные глаза Паши.
Близнецы ощупывают шершавую стену, тыкают пальцами в скрипучий матрас, простукивают прохладный пол, собирают потными ладошками грязь и пыль вместе со страшной мыслью: Миши под кроватью больше нет.
Джунгли первые
− Миша, выходи сейчас же! Это уже не смешно. Даже немного страшно, но совсем чуть-чуть! – я протёр собой всю грязь под кроватью, но не нашёл ничего, кроме дырявого носка. Воды бы глотнуть, чтобы смыть с языка и горла пыль, но это идти на кухню, говорить с родителями… Сердце как-то подозрительно покалывает. Видимо, предчувствует неприятности.
− Витя, там никого нет. Его схватили монстры!
− Их не существует!
− Скажи это Мише.
От раздражения и обиды, что брат может оказаться прав, я хлопаю рукой по Мишкиному одеялу. Серый след от ладони въедается в белую ткань мгновенно.
− Если Миша исчез, то почему мы не можем?
− Может, потому что кровать не наша? – Паша щурится, оценивающе глядя в сторону нашего двухъярусного «отеля».
Я сглатываю, медленно оборачиваясь. Любимая кроватка впервые кажется жуткой даже в ярком свете комнаты. Шурх-шурх. Мамины тапочки шаркают по лестнице. Сердце бьётся о рёбра, как испуганная муха в закрытое окно.
− Мама! – одновременно шепчем мы.
Я прыгаю в Мишкину кровать и сворачиваюсь калачиком под одеялом, стараясь не дышать. Паша в три прыжка оказывается у двери, хлопает ладошкой по выключателю и первый хватается за дверную ручку. Он выскальзывает из комнаты, как кот, способный пролезть в любую щель. Только закрыть дверь уже не успевает. Тоненький луч света трогает изголовье кровати.
− Пашенька, что случилось? Тебя опять Витя выгнал? − голос мамы звучит удивлённо, будто она не Пашку увидела, а футбольную команду у себя дома.
И никого я не выгонял. Этот хлюпик тогда проиграл мне желание в честном бою! Точнее, в армрестлинге. Эй, не понял! Это ещё что такое? Странный звук заглушает разговор, не даёт услышать ни слова. Так обычно язычок молнии бьет по барабану стиралки. Правда, мама никогда не стирает ночью. А вдруг это снова они? Стук всё громче, сильнее, даже не слышно, как я дышу. Мамочки, монстры пришли и за мной?!
Рука сама тянется к сердцу, чтобы почувствовать, как оно бьётся. Сердце! Это стучит в ушах моё собственное сердце! Тьфу ты. Монстры! Я ворочаюсь, пытаясь успокоиться, но всегда такая мягкая кровать брата сейчас кажется твёрже кулака Васьки из третьего подъезда. Глубокий вдох и выдох. Собираемся, успокаиваемся. Задерживаю дыхание и всё же слышу обрывки фраз:
− Ребята уже спят… будить… утром… − это, видимо, Пашка уговаривает маму к нам не заходить.
− Я только загляну… − Дверь скрипит, и луч света щекочет нос.
Я тут же разворачиваюсь спиной, чтобы мама не увидела лицо. Проходит несколько секунд, прежде чем я соображаю накрыться одеялом. Миша же блондин! А если она заметила мою тёмную макушку? Всё пропало!
− Мам, ну разбудишь же!
Дверь со стуком закрывается, и они уходят. Фух. Пронесло. Хорошо, что выскочил Пашка, а не я. У него потрясающий талант убеждать. Как-то раз он даже смог убедить грымзу Елену Петровну, что субботник очень важное мероприятие, и уроки в этот день никак не могут проводиться. Затем она, как завуч, убедила в этом всю школу. А меня однажды заставил поверить, что червяк из шоколада. До сих пор помню этот мерзкий вкус, хотя прошло уже девять лет.
Посчитав на всякий случай до десяти, я выскакиваю из-под одеяла и замираю, разглядывая нашего врага. Кровать то есть. Я никогда не верил во всех этих монстров и чудовищ, которые только и ждут, чтобы схватить за пятку, когда ты ложишься спать. Моим монстром под кроватью мог быть только Пашка, потому что за пятку он ой как любит хватать.
Так, Витька, не трусь и прекращай тянуть время! Я делаю шаг дрожащей ногой. Становится очень зябко, когда я представляю огромную волосатую лапищу, тянущуюся ко мне.
Ещё шаг. Некстати вспоминается, что недавно точно так же крался к кровати и Миша. Я сильный, смелый, монстров не существует, это всё дурацкий розыгрыш. Сейчас я найду Мишку в шкафу и… В четыре широких шага я подхожу к серому шкафу-купе и резко дёргаю дверь! Идеально сложенные ряды футболок и штанов насмешливо фыркают на моё появление. Конечно, никто бы не полез в отдел Паши. Он же потом ещё час будет всё заново складывать и ныть, что ему порушили какой-то дзен. В моём бардаке из закатанных в рулеты вещей и мятой кучи спортивной формы никого нет. На аккуратно развешанную по цветам Мишкину одежду я смотрю уже без энтузиазма. Чёрт! Неужели и правда пропал?
Мне не остаётся ничего, кроме как вернуться к кровати. К чертовски мрачной, холодной и злобной кровати. Мурашки табунами скачут по коже, заставляя пальцы трястись. В одеяло, свисающее с краю Пашиной кровати, я вцепляюсь так, будто оно задушит в своих объятиях любого врага. Ну, или меня, чтоб не мучился. Глубокий вдох, с трудом разжимаю пальцы – и длинный выдох.
Быстро приседаю, как на тренировке, и провожу разведку боем. Нога не встречает сопротивления, и я расслабляюсь, позволяя себе заглянуть под кровать. Темнота не смотрит на меня двумя любопытными глазами. Фух. Всё же монстров не существует!
Я начинаю отползать назад, когда нос щекочет странный запах сырости. Воду пролили, что ли? Надо бы протереть, чтобы не влетело. Ой, а там не мой попрыгунчик? Я же его три дня ищу! Пальцы скользят по прохладному шершавому линолеуму, но заветный бок скрипучего шарика не попадается. Зато попадается что-то мягкое, скользкое и прочное. Оно обвивает мою кисть, обдаёт лицо зловонным дыханием и заставляет дрожать. Затылок встречается с перекладинами, когда я изо всех сил пытаюсь выползти и не завизжать как девчонка.
Прижимая руку к себе, я откатываюсь как можно дальше от языка чудовища. Ладони беспорядочно шарят вокруг, пытаясь найти что-то, чем можно защищаться. Моя тренировочная шпага! Лучшая защита – это нападение, по крайней мере, так всегда говорит тренер. Поэтому, мысленно издав призывный крик индейцев, я бросаюсь с оружием прямо на мерзкого монстра.
Выпад, взмах, удар, ещё удар! Неистово размахивая своим дрожащим клинком, я рублю чудовище на кусочки, крепко зажмурив глаза. Пол подо мной начинает исчезать, грудь проваливается всё ниже, и сквозь плотно сжатые веки пробивается зеленоватый свет. Хлопок двери и щелчок выключателя едва слышны за многоголосым гулом.
− Витька! Я спасу тебя!
Паша одним рывком вытягивает меня за ноги из логова ужаса. Съехавшие очки, чуть приоткрытый рот, сдавленный полувсхлип и вздох облегчения встречают меня «снаружи». По шее скользит мерзкий язык, пытаясь задушить, утащить с собой. Я открываю рот, чтобы заорать, но Паша вдруг двумя пальцами с лёгкостью снимает мерзость с моей шеи.
− Что это? – зелёный и сильно потрёпанный широкий лист уныло свисает в Пашкиных руках. Страх немного отступает, и я чувствую запах скошенной травы.
− Это что получается? Я с цветком боролся?! – возмущению моему нет предела. Я же самый старший! Мне нельзя бояться, а тут какой-то травинки-вреднинки испугался. Тоже мне, смельчак. Тьфу!
− Думаешь, мама принесла его в нашу комнату и убрала под кровать? Цветы же свет любят. Да и на цветок не похоже… Это же монстера! Я вчера смотрел по телевизору с папой передачу про джунгли, там были такие же. Лианы, пальмы, тростник, мясистые растения, тапиры..
Паша с восторгом пересказывает мне всё, что удивило и поразило его в джунглях. Зануда.
− …обезьяны, орлы и леопард. Там был леопард! Вить, леопард… – голос брата срывается на шёпот. – А если это он утащил Мишу? Что, если он его…
Выговорить слово «съел» Паша не может. Я упрямо качаю головой, стараясь не выдать волнения. Выходит неубедительно.
− Ты прав. Мы не видели у него под кроватью ни листьев, ни когтей. А если Мишка пропал где-то в другом месте? Как нам его найти?
Ответ знаем мы оба, но боимся произнести. Нам придётся спуститься под свою кровать.
Джунгли вторые
Что может пригодиться в джунглях? Путешественники берут с собой палатки, консервы, ножи, смешные шляпы и чемодан ещё чего-нибудь. Наши игрушки никуда не годятся. Вот бы взять с кухни настоящий ножик, спички и консервы! Хотя нет, консервы там только рыбные. Рыбий жир на языке, склизкие частички желе – фу! Как хорошо, что на кухне сейчас родители, а не мы.
− А помнишь новогодний венок? Из него ещё сабли торчат. Куда папа их спрятал после Рождества? – задумчиво спрашивает Паша прищурившись.
− Кажется, в кладовку. Проверим?
Сабли – это идея! Папа всегда хвастался, что они настоящие, поэтому детям их трогать нельзя.
Пашка уверенно кивает, а я с надеждой смотрю на стену, словно у меня появилось рентгеновское зрение. Вот мои коньки, из которых я вырос два года назад, а где-то рядом отвратительный костюм рыцаря, перешедший по наследству к Мише. Там же валяются папины гигантские резиновые сапоги для рыбалки. Это раньше он рыбачил, а теперь его болотники стоят доверху забитые всяким хламом. На полке рядом старый миксер, который папа никак не починит, и мамина огромная мягкая шуба, немного поеденная молью. По крайней мере, она так думает. На самом деле это Пашка испортил, когда мы играли в великих учёных. Правда, мы так и не сознались. А ещё…
− Чего застрял? Мишку там монстры жрут, а ты стену разглядываешь?! – брат стоит возле двери, натянув пару бесшумных шерстяных носков.
Морщусь. Хватаю из шкафа первый попавшийся колючий комок, пытаюсь запихнуть в носки ноги и чуть не падаю. Вот же колготки обрезанные! Победив в неравной битве, я поднимаю глаза на Пашку, который ладонями запихивает смех обратно в себя. Подумаешь. Ещё посмотрим, кто хихикнет последним! И не надо на меня смотреть этим своим взглядом «мы торопимся». Умеет же Пашка смотреть как мама или папа. Вот зыркнет – и раз – тебе стало стыдно, виновато и неуютно. А ведь он младше меня на целых десять минут!
− Я готов, пошли.
Мы с братом бесшумны и незаметны, как ниндзя из рекламы «Сникерс». Паша приоткрывает дверь ровно настолько, чтобы мы могли протиснуться. Стоит сдвинуть её на миллиметр дальше, и скрип, похожий на хруст дедушкиных коленок, сообщит всему дому, что мы покинули своё логово. Я закрываю дверь осторожно, медленно и абсолютно беззвучно. Паша в это время скользит спиной по стене, пробираясь к кладовке. Я стараюсь не отставать.
Обои едва слышно шуршат, пока пальцы нервно обводят узор. Мы как туристы, крадущиеся мимо стаи спящих гиен: один неверный шаг − и ты пропал. К счастью, у нас уже имеется кое-какой опыт. Нет, я никогда не бывал с гиенами один на один, да и кто бы ребёнка туда пустил? Просто мы с братьями часто играем в шпионов и любим следить за соседями или одноклассниками, оставаясь незамеченными.
Паша идёт едва дыша. Заветная дверь всё ближе, а «гиены» мирно посапывают. Огромная тень заслоняет собой свет. Рука Паши шарит по стене в поисках дверной ручки. Я вижу, как его пальцы трижды проходят в миллиметре от неё. Быстрее же! Тень становится всё меньше и меньше, и я почти вижу светлую макушку отца. Ну, скорее!
Я не выдерживаю и первым хватаюсь за ручку. Тихий щелчок металлического язычка заставляет замереть всех нас. Ещё один бесшумный шаг отца и спасительный окрик мамы. Кажется, папа опять не загрузил посудомойку. Паша хватает меня за плечо и затаскивает в кладовку, беззвучно закрывая дверь. После яркого света коридора я ничегошеньки не вижу, но ни в коем случае не сдаюсь! Кажется, где-то здесь были папины пыльные туристические рюкзаки. Сейчас найдём! Бах! Что-то с металлическим звоном летит на пол.
− Да прекрати шуметь! Нас и так почти обнаружили! – Пашка шипит, когда я отдёргиваю руку от полки и что-то издаёт очень противный «бум» о мой лоб. Старая поломанная швабра летит на пол, создавая ещё больше шума. Лоб чешется и покалывает, будто покусанный сотней комаров.
– Здесь где-нибудь есть фонарик?
– Есть, только ничего не трогай, я сам найду.
Я фыркаю, но замираю, представляя уничтожающий взгляд Пашки.
И как он умудряется быть таким противным занудой? Мы его поэтому во всех играх назначаем главой штаба. Пусть там думает, что самый главный, а на самом деле играть не мешает. Мишка же ничего не умеет, поэтому он вечная приманка, ну а я… Я храбрый рыцарь, который вытащит из любых неприятностей, спасёт из любой беды, и мне всегда достаётся девчонка. Правда, она никогда мне не доставалась, но так всегда в книгах пишут. Да и зачем? Мне мама вкусно готовит, а девчонкам цветы всякие дарить, подарки, подвиги совершать, на дуэлях за их честь драться. Вдруг умру? А у меня ведь вся жизнь впереди!
− Ну, сколько можно копаться?
Фонарик точно был где-то у входа, я бы давно его нашёл, если бы не дурацкие запреты! Я вновь тянусь к полкам.
− Ты машешь руками, как обезьяна! Сказал же, не мешай! − Новое «дзинь» заставляет Пашу кричать шёпотом. Понятия не имею, как ему это удаётся.
− Между прочим, человек и произошёл от обезьяны, − недовольно сообщаю я, когда яркий луч света бьёт мне прямо в глаз.
− По одной из теорий.
− А?
− Бэ. Теорий происхождения человека великое множество, и никто пока не доказал верность хоть одной.
− Кончай занудничать. Мишка там, наверное, один против ягуара сражается, пока мы тут треплемся!
− Леопарда, − поправляет меня Паша.
− Да какая разница?!
Ягуар, леопард, сервант или кто они там – разве важно, кто именно грызёт сейчас Мишку? Спасать его надо, а не разговоры разговаривать! Я осматриваюсь в поисках сабель, рюкзаков, еды, оружия – всего, что хоть как-то могло нам помочь выжить и спасти брата. И почему я никогда не ходил на курсы выживания? Вот выживу – обязательно пойду. А зачем? Я же уже всё знать буду. Тогда стану вести их сам!
Сабли наконец поблёскивают в луче фонаря, и я тут же указываю на них Паше. Он тянется за одной, но оружие не поддаётся.
− Не получается.
− Дай я, − ухмылка сама наползает на лицо, раздражая моего близнеца.
Не всё-то ты умеешь, да? Я присматриваюсь к рукоятке, махом хватаю её и дёргаю на себя. Сабля не двигается. Это ещё что такое? Будет очень глупо не вытянуть её, учитывая, с каким видом я вызвался. Дёргаю снова, но уже упираясь второй рукой в колючие шишки на еловом бублике. Сабля скрипит, медленно тянется, и я лечу на пол со скоростью летних каникул. Копчик болит, в руках обломок сабли.
− Ну ты даёшь! – полушёпотом восклицает Паша. – Сабли-то фальшивые! И что теперь?
− Вот же собака пушистая! − выругиваюсь я, недовольно оглядываясь.
Огурчики! Мои любимые! Хватаю банку маринованных огурцов и запихиваю в валяющийся рядом старый рюкзак. Туда же закидываю и потрёпанные кроссовки. Паша недовольно закатывает глаза, хватает какие-то свёртки с полки за спиной и пихает следом.
− Всё, пошли.
Мы крадёмся тише мышей, штурмующих склад ресторана, когда снизу вновь шаркают шаги и слышатся голоса родителей. До двери мы уже почти бежим, мягко ступая носками по ковру. Быстрее и тише! Тише и быстрее! Дверь нашей комнаты едва заметно скрипит. Темнота детской снова ослепляет, после того как я успеваю увидеть мамин высокий хвост.
Мы замираем среди комнаты и тяжело дышим. Успели? Нас услышали? Скрипит предпоследняя ступенька лестницы, пока мы бесшумно отходим к кроватям. Ручка двери поворачивается. Луч света крадётся в комнату как шериф, становится свидетелем нашего преступления. Чёрт, чёрт, чёрт!
− Дорогая, ты же знаешь этих сорванцов – только зайдёшь, и они проснутся. Ещё полчаса будешь их укладывать.
− Я хотела только убедиться, что всё в порядке, − мамин голос тревожно дрожит, будто она тоже чувствует, что мы куда-то вляпались. – Только взгляну на их спящие лица и…
− Что может приключиться дома в их собственной комнате? Монстры вылезут из-под кровати? – папа смеётся, закрывая дверь. Шаги растворяются вместе с папиным хохотом.
Действительно, что может приключиться? Мишку, например, леопард мог съесть. А мы к нему на поздний ужин идём.
− Готов?
− А у нас есть чем защищаться от леопарда?
− Я взял ножик.
Сильно он нам поможет. Но лучше, чем вообще ничего. Я тяжело вздыхаю и сажусь на кровать Паши. Достаю кроссовки из рюкзака и чувствую себя сестрой Золушки: натянуть прошлогоднюю обувь – тот ещё подвиг.
− Что, если Мишкина кровать ведёт не туда, куда наша? – брат садится рядом, болтая ногами в резиновых тапочках.
− Что за глупости? Мы же в одной комнате! – Тоже мне умник нашёлся. Туда, не туда, а идти всё равно придётся.
− У него не было листьев.
– Может, и леопардов не было? И вообще нам всё приснилось? Пашка, кончай ерундой страдать. Леопард, джунгли, Ужасный Огх или что там нас поджидает – всё равно. Мы спустимся под кровать и вернём брата.
− И откуда в тебе всегда столько безрассудства?
− Оттуда же, откуда у тебя столько мозгов, − отвечаю я, морщась от боли. Далеко не уйдём. Ладно, разберёмся на месте. Я опускаюсь на колени, второй раз заглядывая под кровать.
− Подожди! Давай вместе! Вдруг и нас раскидает по джунглям?
− Тогда ныряй скорее, − одному в темноте неуютно. Даже мерещится, что я слышу шелест листьев и дышу тягучим влажным воздухом. Хлопок дверцы шкафа, и Паша оказывается возле меня.
− Я тут взял. На всякий случай, вдруг… − что «вдруг», он не договаривает, но шелестящий пакет уже в моём рюкзаке.
И чем нам это поможет? Ай, ладно, пусть будет. Я крепко сжимаю холодную ладонь брата и ползу к дальней стене, которой уже нет.
