Оксана Заугольная
Все мы немного трава
Глава вторая, в которой не все люди одинаковые
Дверь за Арсением закрылась бесшумно, как все двери в детских учреждениях. Нетравматично. И от этого ему по-настоящему стало жутко. Будто ему нетравматично отрубили голову. Снова. Из-за живучести и регенерации он был лишен того, что спасает других обезглавленных – моментальной смерти. Поэтому в тот раз ему доставалась долгая, нестерпимая боль. И после возвращения головы на плечи он еще полгода болел ангиной и говорил шепотом – берег голосовые связки.
В общем, на его памяти это было самое жуткое, так что не удивительно, что сейчас ему пришло в голову именно это. Всё-таки в этой школе произошло невероятное. Был убит школьник. Дети неприкосновенны.
Последние законы установили детский возраст до двадцати пяти лет и самые жестокие наказания за преступления против ребенка, создание угрозы его жизни и здоровья. Арсений не вникал как работают законы, если они не касались его. А ему удалось на суде доказать, что возраст биологический важнее возраста физиологического. Так что он был совершеннолетний. Давно.
И детьми не интересовался совсем. Однако всё-таки знал, что преступлений против них становилось всё меньше, и уж такого не было… в их городе лет двадцать, не меньше. Школа пока тщательно следила за тем, чтобы информация не вышла наружу, но Арсений не обманывался. Не пройдет и недели, как это здание начнут осаждать журналисты, следователя сменят на какого-нибудь с «лицом» и именем, а детей родители заберут по домам. И ничего уже разузнать не удастся.
Арсений вздохнул. Те, кто его направил, не волновались за наказание виновного и расследование. Их беспокоило другое. Ошибка. Могла ли здесь крыться ошибка их НИИ, могло ли оказаться так, что замена каких-то генов привела к этому.
Одиннадцать процентов населения Земли. Это много. Очень много. И если у каждого внутри спит эта ошибка, ученые должны узнать об этом самыми первыми. До того, как по миру прокатится волна паники и сметет адаптированных.
Ведь перед паникой все равны, и одиннадцать процентов, будем честными, это очень мало.
Но всё-таки школа производила тягостное впечатление, и Арсений не понимал почему. Сам он проучился в школе до седьмого класса, пока вдруг не обнулился после неудачного падения с эскалатора. Это было очень давно, и его школа была всем хуже этой школы-интерната, хотя была для своего времени неплохой. И всё же Арсению категорически тут не нравилось. В животе забурчало, а пальцы начало пощипывать.
Арсений закатил глаза. Серьезно? Организм снова пытается выработать стрекательные клетки? Не убить бы кого-нибудь нечаянно. А то будет номер!
– В школе сейчас карантин, – куратор седьмого Б, в который предстояло «вливаться» Арсению, вела его через учебную часть школы, чтобы он мог оглядеться. Окна во весь рост, постоянный доступ к дневному свету. При этом опасные лучи всё равно задерживались умным климат-контролем от их коллег из Заслона. Эти адаптированные дети могли не бояться ожогов агрессивного солнца, но к чему напрасные проверки?
Большое количество мирно журчащих фонтанчиков – адаптированные дети потребляли много чистой воды. Тихие затемненные уголки для релаксации с мягкой спокойной музыкой и рекреационные зоны с рассеянным светом и бесформенными, на первый взгляд, но комфортными креслами вместо стульев.
Арсений вдруг понял, что очень давно не отдыхал. Он постоянно искал ошибку в собственном коде ДНК и полностью вычеркнул из своей жизни все остальное. И даже не знал, что мир стал… таким совершенным. Его создали люди, с которыми он переписывался в корпоративной почте и ходил в одну столовую – их НИИ был построен рядом с крупнейшим филиалом Заслона и рекреационную зону для сотрудников сделали общую. Даже жаль, что Арсений пользовался только столовой.
– Карантин? – тем не менее повторил он за куратором. – Заразное что-то?
Куратор вздрогнула.
– Надеюсь, что нет, – через силу улыбнулась она. – В любом случае, в твоем классе все здоровы. Не переживай. Врачи следят, чтобы ни у кого больше не появилось симптомов. Конечно, лучше бы тебе перевестись к нам попозже…
Незаконченная фраза повисла в воздухе. Арсений поспешил грустно вздохнуть и пожать плечами. По легенде он тоже был не в восторге от перевода, но отцу требовалось уехать, и элитная школа-интернат оказалась единственным выходом.
Куратор тоже вздохнула, но улыбнулась уже более искренне.
– Теперь надо разобраться, куда тебя поселить, – они остановились в жилой части интерната. Откуда-то вкусно пахло котлетами, и Арсений тут же загрузился новой мыслью. Он раньше не задумывался об этом, но дети-растения – они вегетарианцы или нет? Или это неважно?
Что вообще известно про самих детей? Арсений мог много сказать про код каждого, про то, как шла работа над их геномом. Но он ничего не знал про них, как личностей. Индивидуумов. Они были адаптированы. Как он к бессмертию, только к жизни в современном мире. Им не был страшен поредевший озоновый слой. Они, кажется, продуцировали кислород, хотя Арсений никогда не интересовался, как так получается. С этими отрезками ДНК, что отвечали за функции растений в отдельно взятом организме, занимался не он. Его дело было искать мутации, на место которых можно было встроить выбранные коллегами белки.
И сейчас он сильно пожалел о том, что не поинтересовался этим.
– Арсений, ты береза или ель? – неожиданно спросила куратор, заметно нервничала. – Прости, в твоей карточке нет информации.
Арсений моргнул.
– Чего? – от неожиданности он забыл, что нужно играть двенадцатилетнего, но получилось очень естественно.
– Или дуб, – уже менее уверенно произнесла куратор. – Нет, у нас есть и более редкие ребята, и они все держатся отдельно. Но мне надо понять хотя бы хвойный ты или лиственный.
«Какой хвойный! Какой лиственный! – хотелось заорать Арсению. – Участки ДНК, которые берутся для людей, не несут этой информации!»
Но, разумеется, ничего этого он не заорал. Наоборот, Арсений почувствовал, что нащупал ниточку, которая приведет его к убийце.
– Лиственница, – сделав смущенное лицо, «признался» он. – Это ведь не проблема?
По лицу куратора он понял, что проблема и еще какая. Возможно, она тоже попала сюда по блату и в ботанике, а уж тем более в анатомоботанике не разбиралась от слова совсем.
– Листве… она с листьями? – неуверенно уточнила куратор. Как же ее звали? Арсений мог вызвать бот памяти, каким постоянно пользовался его молодой напарник, но вместо этого напряг свой мозг. Вероника Игоревна. Точно.
– Нет, Вероника Игоревна, – он изобразил несмелую улыбку. – С иголками… Но они опадают.
На самом деле ДНК лиственницы не использовалось в их институте для работы по интегрированию. Ученые не видели смысла. Куратор шестых-седьмых классов пусть даже очень престижной школы об этом, разумеется, не знала.
Как не знали рядовые граждане, что выбранные для работы цепочки ДНК были разделены по типам деревьев только для удобства ученых. Внутри каждого могли оказаться любые отрезки, необходимые для полноценного функционирования его организма. А пропечатывали береза, дуб, сосна… Просто для удобства. Коллегам Арсения было проще искать эффективные комбинации по папкам, а не в одной, растянутой до бесконечности.
И Арсений только сейчас понял, что воспринять это можно было превратно. Разве адаптивные дети не были одинаковыми? Цвет кожи и волос давно не имел значения. Арсений и помнил еще сам – с времен своего детства, и смотрел документальные фильмы древности про то, как люди устраивали натуральные войны с нанесением тяжелых телесных повреждений и даже приводящим к смертям просто из-за нации или цвета кожи. Но сейчас, когда пигментацию любого участка человеческих тканей можно было изменить в клинике за пару дней, а 73% процента земного шара обозначали себя как космополиты и не принадлежали никакому отдельному участку земли, селясь там, где им комфортнее, причин для разделения больше не оказалось.
И тут пришли адаптивные люди. Они снова отличались. Чуть зеленоватые лица – пигмент-лифтинг у них проходил хуже, более сухое, худощавое телосложение. Они отличались совсем немного, но заметно.
Арсений ждал, что пройдет еще лет пятьдесят-сто, и адаптивными станут практически все люди земли. Это просто будет удобнее. Киберлюди и те, кто выбрал трансплантологию от высокоорганизованных организмов тоже займут свою нишу, но войны между ними не будет. Они же не так слишком отличаются, верно? И у Арсения были неплохие шансы убедиться в этом лично – сто лет он проживет без особых проблем.
Однако ему и в голову не приходила мысль, что эти несчастные 11% тоже делятся на группы. На что им делиться, они же все трава! Растения! Растения же вроде бы куда миролюбивее животных? Свет, вода, почва… Вот и всё, что им нужно!
Конечно, эти ребятки не сидят корнями в горшках и не ждут, когда их польют из лейки, но Арсений достаточно прогулялся по интернату, чтобы убедиться: ресурса для школьников в избытке. И не только вода и свет. Здесь явно заботились об этих ростках, все самые передовые технологии, часть из которых Арсений видел только в кабинете Платона Николаевича, да в виде моделей на презентациях из Заслона, тут были. Так что причин для конфликтов быть не могло.
Может, жертва пострадала от кого-то извне? Это звучало как неплохая версия, и Арсений цеплялся за нее изо всех сил. Потому что ему снова сделалось жутко в этом светлом, хорошо освещенном коридоре теплого персикового цвета, по обе стороны от которого были светлые чистые двери.
Он знал, что здесь только седьмые и шестые классы, а убит был одиннадцатиклассник. Но почему-то чувство, словно за одной из этих чистеньких дверей скрывается убийца, не покидало Арсения. Он не боялся смерти – его было практически невозможно убить, но ничего не мог поделать с собой. Организм готовился к войне – стрекательные клетки прорастали на ладонях, заставляя руки ужасно зудеть, а нервные окончания под кожей были на таком взводе, словно лишились этого защитного покрова.
Арсений знал это чувство. Ведь и без кожи ему тоже приходилось оставаться. Но тогда это был эксперимент, и Арсений знал, чем и когда всё закончится. Сейчас же он не знал ничего.
– Будешь жить с березами, – наконец решилась Вероника Игоревна. Судя по небольшому зависанию, она пыталась найти необходимую информацию по лиственницам. Арсений удивился бы, если это бы ей как-то помогло. – Они у нас самые дружные.
В голосе ее уверенности правда не было.
Дверь открылась от легкого нажатия и отползла в сторону. Арсений шагнул внутрь, и дверь бесшумно закрылась. Вероника Игоревна осталась снаружи. А вот на Арсений смотрело девять пар внимательных глаз.
«Дружные. Березы. Растут рощами, – сообразил Арсений. – Сукаааа…»
Он растянул губы в улыбке.
– Привет, – голос не дрожал, хотя горло зачесалось в том месте, где ему отрубило однажды голову. – Я Арсений. Ваш новый сосед и одноклассник.
