Нора Робертс
Прыжок пумы
– Ее можно выпустить на волю?
– Она все еще калека. Мэтт не думает, что она вернется в естественную среду обитания. Старушка. Мы назвали ее Зеной, потому что она похожа на воина.
– Я посмотрю на нее. Я еще не делала обход.
– Я загрузил на сайт твои снимки из поездки. – Люциус постукивал пальцем по монитору компьютера. На нем были древние ботинки на высоких каблуках вместо сапог, которые носило большинство сотрудников, и джинсы, обтягивающие его плоский зад. – «Великолепное приключение доктора Лилиан». Они набирают все больше просмотров.
Пока он говорил, Лил разглядывала хорошо знакомое ей помещение. Простые бревенчатые стены, плакаты с изображениями дикой природы, дешевые пластиковые стулья для посетителей, стопки красочных брошюр. Второй стол – стол Мэри – был словно аккуратный островок порядка посреди моря хаоса, который создавал Люциус.
– Неплохо бы, чтобы просмотры сопровождались… – Она подняла руку и потерла пальцами в воздухе, имитируя шелест денег.
– Тут все довольно стабильно. Мы добавили новую веб-камеру, как ты и хотела, а Мэри работает над обновленной брошюрой. Сегодня утром у нее были проблемы с дантистом, но она постарается прийти сегодня днем.
– Значит, сегодня днем и проведем общее собрание. Соберем весь персонал, включая стажеров и тех волонтеров, что смогут присутствовать.
Заглянув в медицинский отсек, Лил спросила:
– Где Билл?
– Он в порядке, я ему помог, – откликнулся Мэтт. – Уже выписан и передан в руки Тэнси. Рад тебя видеть, Лил.
Они не обнялись – это было не в стиле Мэтта, – но обменялись теплым рукопожатием. Мэтт был примерно того же возраста, что и отец Лил, с редеющими волосами, пронизанными сединой, и карими глазами. Он носил очки в проволочной оправе.
Мэтт не был идеалистом, каким показался Лил стажер Эрик. Но зато он был чертовски хорошим ветеринаром, готовым работать за жалкую плату.
– Мне лучше вернуться. Завтра я постараюсь немного освободить Фарли, чтобы он смог уделить тебе пару часов. – Джо мягко нажал пальцем на нос Лил. – Если что-нибудь понадобится, звони.
– Позвоню. Я заберу вещи из твоего списка позже и завезу их, – сказала она отцу перед тем, как он направился к выходу.
– Встретимся позже, – кивнула она Мэтту и облокотилась на стойку, где стояли лотки и контейнеры с медицинскими принадлежностями. В воздухе знакомо пахло антисептиком и животными. – Я бы хотела, чтобы ты проинформировал меня и остальных о здоровье и медицинских потребностях животных. Лучше всего в обеденное время. Потом я смогу проследить за поставками.
– Давай.
– Расскажи мне о нашем новом жителе. Зена, так ее зовут?
Мэтт улыбнулся, и его обычно серьезное лицо повеселело:
– Это Люциус ее так окрестил. Похоже, прижилось. Она уже взрослая девочка. Ей добрых восемь лет.
– Вершина шкалы для диких животных, – прокомментировала Лил.
– Крепкая девочка. Шрамы не дадут соврать. Она получила довольно сильный удар. Женщина, которая была за рулем авто, сделала больше, чем делает большинство людей в подобной ситуации. Она позвонила нам и оставалась в машине, пока мы не приехали, и даже сопроводила нас до заповедника. Зена была слишком тяжело ранена, чтобы двигаться. Мы обездвижили ее и в таком виде доставили сюда, в операционную. – Он покачал головой, снимая очки, чтобы протереть стекла полой лабораторного халата. – Это было очень сложно, учитывая ее возраст.
Лил подумала о Сэме.
– Но она выздоравливает.
– Как я уже сказал, крепкая девочка. Учитывая ее возраст и то, что нога никогда не заживет на сто процентов, я бы не советовал ее отпускать. Не думаю, что она протянет в дикой природе и месяц.
– Ну, она может считать это своим домом для престарелых.
– Послушай, Лил, ты знаешь, что по крайней мере один из нас оставался здесь на ночь, пока ты была в поле. Я так дежурил пару ночей назад. Как раз удачно совпало, потому что тем утром мне пришлось удалять зуб у Королевы-матери.
Перед Лил сразу возник образ их старой львицы.
– Бедная бабушка. Такими темпами у нее не останется ни одного зуба. Как она справилась?
– Она зайчик-энерджайзер среди львов. Но дело в том, что в убежище что-то происходило.
– Не поняла?
– Там было что-то… или кто-то. Прямо рядом с вольерами. Я проверил веб-камеру и ничего не увидел. Но, черт возьми, в два часа ночи здесь хоть глаз выколи, даже с охранным освещением. Однако что-то сильно беспокоило животных. Они все взбудоражились и вопили на чем свет стоит.
– Непохоже на обычное ночное поведение?
– Нет. Я выходил проверить, но ничего не нашел.
– Какие-нибудь следы?
– У меня нет твоего наметанного глаза, но мы осмотрели все вокруг на следующее утро. Никаких следов животных там не было. А вот человеческие были. И это не кто-то из наших. Не уверен на сто процентов, но помню, что после вечернего кормления выпал снег, и свежие следы не могли появиться там, где никого не было.
– Никто из животных не пострадал? Какие-нибудь замки были взломаны? – расспрашивала она. Он отрицательно покачал головой.
– Мы ничего не нашли; ничего не тронуто и не украдено. Я представляю, как это прозвучит со стороны, Лил, но когда я вышел на улицу, мне показалось, что там кто-то был. Наблюдал за мной. Я просто хочу, чтобы ты была начеку, не забывала запирать двери.
– Хорошо. Спасибо, Мэтт. Давайте все будем осторожны.
«Какой-то фрик забрел в убежище», – подумала она, надевая пальто. Есть два типа врагов заповедника. Одни выступают под девизом: «Животные не должны сидеть в тюрьме!» (Всерьез считая убежище тюрьмой.) Другие вопят: «Животные существуют исключительно для того, чтобы на них охотились!» Не исключены и пересечения, и перебежчики из одного лагеря в другой.
И те и другие связывались с командой заповедника – по телефону, электронной и обычной почте. Бывало, отправляли угрозы. Случались и несанкционированные вторжения. Но до сих пор не было никаких особых проблем.
Хоть бы все так и оставалось.
Надо бы самой пойти и осмотреться. Уже прошла пара дней; скорее всего, она ничего не найдет. Но попытаться стоило.
Помахав рукой Люциусу, она распахнула дверь и шагнула за порог…
И чуть не врезалась в Купера.
7
Неясно, кто больше был удивлен и смущен. Но именно Лил отшатнулась назад, хотя и быстро взяла себя в руки. Нацепила на лицо улыбку, добавила в голос дружелюбные нотки и первая поздоровалась с ним:
– Ну здравствуй, Купер.
– Лил… Не знал, что ты вернулась.
– Прилетела вчера. – Она не могла понять, о чем он думает, хотя это легко давалось ей раньше. Его глаза, выражение лица, столь хорошо знакомые ей, теперь оставались непроницаемыми. – Зайдешь?
– Да нет. Тебе посылка. Пришла на адрес убежища, – уточнил он, протягивая ей сверток. Лил заметила, что он без перчаток, а его тяжелая куртка небрежно распахнута, несмотря на холод. – Я ездил на почту, отправлял кое-что по просьбе бабушки. И на почте спросили, не могу ли я заодно завезти это.
– Спасибо. – Забрав сверток, она вышла с Купером на крыльцо и закрыла дверь, чтобы не выстуживать помещение. Поправила на голове шляпу – свою любимую, с плоской окантовкой. Затем принялась натягивать перчатки, заняв себя на то время, что Купер молча смотрел на нее. – Как Сэм? Я только вчера узнала о его травме.
– Физически в порядке. Тяжело скорее морально: он не может делать все, что хочется, и передвигаться как раньше.
– Я заеду навестить его чуть позже.
– Он будет рад. Точнее, и он, и бабушка. – Купер сунул руки в карманы, не сводя холодных голубых глаз с ее лица. – Как там в Южной Америке?
– Занятно и увлекательно. – Она натянула вторую перчатку, пока они спускались по ступенькам. – Мама сказала, что ты продал свое детективное агентство.
– Да, с этим покончено.
– Ты многое сделал и многим пожертвовал, чтобы помочь тем, кто нуждается в тебе. – Она хотела сказать что-то еще, но его бесстрастный и отчужденный тон умерил ее красноречие. – Это очень ценно, Купер.
Он только пожал плечами:
– Я был готов к переменам. Это одна из них. – Он огляделся вокруг: – С моего последнего визита снова что-то поменялось. Ты не стоишь на месте.
Она бросила на него озадаченный взгляд:
– Ты был здесь? Когда?
– Заходил перед отъездом в прошлом году. Ты была… где-то далеко. – Он спокойно стоял на холоде, в то время как резкий ветер трепал и без того беспорядочные волны его густых каштановых волос. – Один твой друг устроил мне экскурсию.
– Она ничего мне не говорила, – удивилась Лил, подумав о Тэнси.
– Он. Француз. Я слышал, что вы помолвлены.
У нее засосало под ложечкой от чувства вины.
– Не совсем…
– Ну что же. Хорошо выглядишь, Лил.
– Ты тоже. – Она заставила себя улыбнуться, сделала усилие над собой, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.
– Пожалуй, я пойду. Я передам бабушке с дедушкой, что ты собираешься навестить их.
– Увидимся позже. – Улыбнувшись, она развернулась и зашагала к вольерам для маленьких кошек. Она расхаживала вдоль них взад и вперед, пока не услышала звук мотора, означающий, что Купер уезжает. Тогда она застыла на месте.
«Что ж, – подумала она, – не так уж и плохо». Первый раз всегда кажется самым тяжелым, а на деле все выходит недурно.
Пару раз стрельнуло в сердце да подбросило, как на американских горках. Не смертельно.
Он и вправду хорошо выглядел. Стал старше, взгляд жестче. Черты лица заострились, вокруг глаз появились первые морщинки. Это придает сексуальности.
Она в силах пережить это. Они могли бы снова стать друзьями. Не такими, конечно, как были раньше – до того, как стать любовниками. Но снова сдружиться очень даже могут. Тем более что их родные дружны: ее родители и его бабушка с дедушкой близки между собой, даже очень. Им с Купером невозможно будет избегать общества друг друга, так что придется ладить как можно лучше. И вести себя дружелюбно.
Она в состоянии сделать это. Так же, как и он.
Удовлетворенная собственными мыслями, она начала осматривать заповедник на предмет вторжения и чужих следов – звериных или человеческих.
* * *
Уезжая, Куп посмотрел в зеркало заднего вида, но не обернулся. Просто поехал дальше.
Таков был путь, который он избрал. Он не хотел ничего менять.
Он застал ее врасплох. Поправка: они оба застали друг друга врасплох, но именно на ее лице отразилось удивление; всего на пару мгновений, но это выражение мелькнуло весьма отчетливо. Удивление и тень раздражения.
И то и другое исчезло в мгновение ока.
Она стала красавицей.
Для него она всегда такой была. Но объективно глядя на то, какой она была в прошлом, Купер понял, что в семнадцать лет ее очарование только готовилось созреть. В двадцать лет ее по-настоящему коснулось дыхание красоты. А сейчас она достигла своего расцвета.
На секунду от взгляда этих больших, темных, знойных глаз у него перехватило дыхание.
Всего на секунду.
Потом она улыбнулась, и еще на мгновение его сердце замерло, и все перевернулось – от воспоминаний о том, что было.
Было – и ушло.
Теперь между ними все будет легче и проще. Так и должно быть. Ему ничего не нужно было от нее, да и нечего было дать взамен. Так будет лучше. А он как раз приехал за лучшей жизнью.
Как ни странно, он уже несколько месяцев подумывал о возвращении. Он даже составил последовательность действий: что предпринять, чтобы продать детективное агентство, завершить бизнес, продать квартиру. Но какое-то время он ничего не делал, а двигался по инерции – потому что так было проще.
А потом раздался звонок. Позвонила бабушка.
Учитывая, сколько он морально к этому готовился, почва для переезда уже имелась – так что последний шаг дался легче всего. И, возможно, если бы он решился на эту чертову малость раньше, его дед не прозябал бы в одиночестве и не упал бы в тот злополучный день с лошади.
Но это были бесплодные размышления, и он знал это.
Если что-то уже произошло, время назад не отмотаешь. Это он тоже знал.
Главное, что теперь он вернулся. Ему нравилось трудиться на ферме – он был склонен к такой жизни, – и, видит бог, ему хотелось немного спокойствия. Долгие дни, наполненные физическим трудом, заботой о лошадях и прочей рутиной… И здесь – его единственный настоящий дом.
Он мог бы давно уже вернуться, если бы не Лил. Сколько преград, сожалений и неуверенности ему пришлось преодолеть из-за нее. Но теперь с этим было покончено и они оба могли жить своей обычной жизнью.
Ее детище – заповедник – было таким материально прочным и реальным. В подлинном духе Лил. Он не знал, как сказать ей об этом, как выразить, что он тоже ею очень гордится. Как сказать, что помнит ее первое обещание построить заповедник? И какое выражение лица тогда у нее было, и как падал на это лицо дневной свет. И как звучал ее голос…
Он помнил все.
«Это было много лет назад», – подумал он. Будто целая жизнь прошла. Она училась, работала, строила планы и воплощала их в жизнь. Она пришла к тому, о чем мечтала.
Он знал, что так и будет. Она не согласилась бы на меньшее.
Он тоже добивался своих высот. Это отняло много времени, он наделал уйму ошибок, но по-своему достиг успеха. А потом отказался от него, потому что смысл в том, чтобы вовремя уйти.
Теперь смысл его жизни – здесь, в этом месте. Он свернул на фермерскую дорогу. «Жить здесь и сейчас».
Когда он вошел в дом, то увидел Люси: она была на кухне и хлопотала над выпечкой.
– Вкусно пахнет.
– Решила напечь пирогов. – Она натянуто улыбнулась. – Как там новоприбывшие?
– Четыре туриста. Ими занимается Галл. – Галл, сын кузнеца, не пошел по отцовским стопам, а работал проводником для туристических групп в конюшне Уилкса; когда клиентов не было, он помогал по хозяйству. – Погода ясная, так что они прокатятся верхом. – Он налил себе кофе. – Я пойду проведаю новых жеребят. Проверю, какой они масти и вообще.
Кивнув, Люси заглянула в духовку, хотя в этом не было надобности – они оба знали, что она достанет оттуда готовый пирог минута в минуту.
– Захватил бы ты Сэма с собой. Он сегодня не в настроении.
– Конечно. Он наверху?
– Последний раз видела его там, да. – Она провела пальцами по волосам, которые теперь носила остриженными коротко, как у мальчика; прическа была ей очень к лицу и отливала серебром. – Думаю, он не в духе еще и потому, что я за ним приглядываю.
Вместо ответа внук обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.
Она наверняка уже сто раз проверила, как он там. Попутно заглянула в конюшню к жеребятам. Задала корма курам и свиньям, переделала все дела, с которыми могла справиться (включая те, которые раньше делал Сэм).
А еще приготовила завтрак на них троих. Плюс весь дом и стирка тоже на ней.
Она умудряется изматывать себя, даже когда Купер рядом.
Он поднялся наверх.
Первые пару месяцев после того, как деда выписали из больницы, он жил в гостиной, которую они оборудовали под спальню. Ему требовалось инвалидное кресло и помощь с самыми примитивными потребностями.
И дед ненавидел это.
Как только он сам смог спускаться по лестнице, то, невзирая на медлительность и тяжесть своих передвижений, настоял на том, чтобы вернуться в комнату, которую делил с женой.
Дверь была открыта. Куп увидел деда, который с хмурым лицом сидел в кресле, смотрел телевизор и потирал ногу.
На его лице появились морщины, которых не было еще два года назад. Эти глубокие борозды были прорыты не столько возрастом, сколько болью и разочарованием. И не в последнюю очередь, возможно, – страхом.
– Привет, дедушка.
Сэм мрачно глянул на Купера исподлобья.
– Ни черта нет по телевизору. Если она послала тебя сюда узнать, не нужно ли мне дать попить, поесть, почитать, не убрать ли за мной рыготню, как за младенцем, – нет, ничего не нужно.
– Вообще-то я собираюсь наведаться в конюшню и хотел позвать тебя с собой. Но если тебе больше по душе телевизор, то…
– Не думай, что такие трюки со мной сработают. Я не вчера родился. Просто принеси мне мои чертовы сапоги.
– Да, сэр.
Купер достал пару сапог, аккуратно поставленных на пол в шкафу. Он не предложил деду помощь, которую точно предложила бы его практичная и проницательная бабушка. Но Куп понимал, что ее чрезмерная опека основана на страхе за него.
Купер посвятил деда в текущие дела: рассказал о нынешней поездке по тропам и о том, что заезжал в заповедник.
– Лил обещала заехать сегодня.
– Буду рад ее видеть, если только это не визит к больному. – Сэм приподнялся, оперся рукой на спинку стула и взял свою трость. – Как там ее странствия по заграничным горам?
– Я не спрашивал. Я пробыл там всего пару минут.
Сэм покачал головой. Купер подумал, что для человека с переломом четырехмесячной давности он двигается очень даже сносно. Но скованность была налицо. Нынешняя неловкость движений заставила Купа вспомнить, какой легкой и деловитой была походка Сэма раньше.
– Ума не приложу, что у тебя в голове, парень.
– Что такое?
– Такая красивая девушка, и все знают, что ты когда-то давно был неравнодушен к ней, а ты не можешь уделить ей больше пары минут?
– Она была занята, – сказал Куп, когда они направились к лестнице. – Я тоже занят. Между нами давно все кончено. К тому же сейчас она с кем-то встречается.
Фыркая, Сэм принялся спускаться по лестнице. Куп был наготове, чтобы подхватить его, если старик потеряет равновесие.
– С каким-то иностранцем.
– С каких это пор у тебя предубеждение против всего заграничного?
Хотя губы Сэма были плотно сжаты от усилий, затраченных на преодоление лестницы, он все же хихикнул.
– Я уже старик. Мне можно и даже нужно быть ворчливым. И к тому же свиданки с кем-то еще ничего не значат. У вас, молодых, кишка тонка ухаживать за женщиной, если за ней ухаживает кто-то еще.
– А тебя хлебом не корми, дай поворчать на нас, молодых, да?
– Ах ты дерзкий мальчишка, – отозвался Сэм. Но не стал возражать, когда Куп помог ему облачиться в верхнюю одежду. – Выйдем через переднюю дверь. Она сейчас на кухне, и я не хочу, чтобы она принялась хлопотать вокруг как наседка и обрушила мне на голову свое «то нельзя, это нельзя».
– Как скажешь.
Сэм слегка вздохнул и надел свою старую шляпу с кручеными полями.
– Ты славный парень, Купер. Хоть и полный профан по женской части.
– Я профан по женской части? – Куп вывел Сэма на улицу. Он заранее подготовил все к выходу деда: очистил от снега крыльцо и ступеньки, расчистил дорожки, ведущие к грузовикам и к хозяйственным постройкам. – И это мне говорит тот, на кого регулярно ворчит жена. Может, если бы ты в этой постели по ночам не только храпел, она бы оставила тебя в покое днем.
– Вот мерзавец, – хрипло рассмеялся Сэм. – Я должен хорошенько отходить тебя этой тростью.
– А мне потом поднимать тебя, когда ты упадешь на задницу.
– Я способен устоять на ногах, чтобы делать свою работу. Вот этого-то она никак не может взять в толк.
– Она любит тебя. Ты напугал ее. И теперь ни один из вас не даст другому передышки. Ты злишься, потому что не можешь делать все, что тебе захочется. Ты теперь ходишь с палкой и проходишь так, возможно, до конца своих дней. Ну и что? – сказал он, не дав вырваться ни капле сочувствия. – Ходишь же, не так ли?
– Не дает мне лишний раз выйти из дома и пройтись по собственной земле. Мне не нужна нянька.
– Я тебе не нянька, – категорично заявил Куп. – Она суетится вокруг тебя, потому что ей страшно. А ты огрызаешься и отбрехиваешься. Раньше ты так не делал.
– Раньше она не бегала за мной по пятам, как за маленьким ребенком, – с жаром возразил Сэм.
– Ты сломал свою чертову ногу, дедушка. Ты недостаточно прямо стоишь на ногах, чтобы ходить в одиночку по гребаному снегу. Ты все равно поступишь как хочешь, потому что ты упрямый как черт и с места не сойдешь, лишь бы настоять на своем. Но нужно набраться терпения, чтобы дать ноге зажить. Тебе просто нужно смириться с этим.
– Легко сказать, когда тебе всего тридцать, и совсем нелегко – в восемьдесят.
– Тогда ты должен больше ценить время и перестать тратить его на жалобы на женщину, которая любит всей душой тебя, старого ворчуна.
– Что-то ты стал словоохотлив.
– Долго копил слова.
Сэм подставил обветренное лицо потоку воздуха.
– У мужчины должна быть гордость.
– Знаю.
Медленно, с трудом, с помощью Купа Сэм доковылял до сарая. Куп не показывал виду, что заметил, как запыхался Сэм. Он просто дал ему опереться на свою руку и поддерживал его, пока они ходили от стойла к стойлу и смотрели лошадей.
Этой зимой родилось трое жеребят. Двое появились на свет без осложнений, а один был недоношенным. Вместе с бабушкой они приняли у кобылицы роды, и Куп ночевал в конюшне две ночи подряд.
Он остановился напротив кобылы, живущей со своим жеребенком – очаровательной маленькой девочкой, – и, приоткрыв двери стойла, вошел внутрь. Под бдительным взглядом Сэма Куп поговорил с кобылой, прощупал ее, проверяя, нет ли жара или травм. Он осторожно потрогал ее вымя и соски. Кобыла стояла смирно, привычная к прикосновениям рук, а девочка ткнулась головой Куперу в бок, чтобы привлечь его внимание.
Он повернулся, погладил ее красивую шерстку.
– Ваша общая подопечная, – сказал ему Сэм. – Ты уже дал ей имя?
– Памятуя, как ей повезло при рождении, назвать бы ее Счастливицей. Но нет, ей нужно другое имя. – Купер осмотрел зубы малышки. Она не сводила с него огромных, распахнутых, как у лани, глаз. – Как ни банально, пусть будет Принцессой. Кажется, она именно такого мнения о себе.
– Так и запишем. Принцесса Купера. Все остальные лошади тоже твои. Ты знаешь.
– Дедушка…
– Дай сказать. Мы с твоей бабушкой думали об этом на протяжении многих лет. Не знали наверняка, захочешь ли ты этого сам, но в конце концов мы узаконили твое право на наследство. Когда нас не станет, ферма перейдет к тебе. Скажи, хочешь ли ты этого?
Купер выпрямился; юная кобылка тут же отскочила в сторону.
– Да, хочу.
– Хорошо, – быстро кивнул Сэм. – Что же, ты весь день будешь нянькаться с этими двумя или займешься остальными?
Куп вышел от мамы с дочкой, запер двери стойла на засов и двинулся дальше
– И еще кое-что. – Сэм шел следом за Купером, и его трость громко стучала по бетону. – Мужчине твоего возраста нужно собственное жилье. Нечего жить с парой стариков.
– Тебе-то старики явно больше по душе, чем мы, молодые.
– Именно так. Я знаю, ты переехал, чтобы помочь. Так и поступает родня. И я тебе благодарен. Но хватит тебе жить возле нас.
– Выгоняете меня?
– Что-то вроде. Мы можем построить тебе отдельный дом. Выбери участок, который тебя устроит.
– Не вижу смысла отводить землю под постройку дома, когда мы могли бы использовать ее для посадок или пастбища.
– Ты мыслишь как фермер, – сказал Сэм с гордостью. – Но каждому мужчине нужен свой дом. Выбери место, и мы его построим. Или, если не хочешь так, на первое время можешь заняться ремонтом этого спального барака для рабочих. Тут достаточно просторно. Отделать стены да положить пол получше. Может быть, и новую крышу. Мы поможем.
Осмотрев еще одну кобылу с жеребенком, Купер ответил:
– Думаю, барак подойдет. Я его отремонтирую. Я не возьму у тебя денег, дедушка. Это принцип. У мужчины должна быть гордость, помнишь? – процитировал он деда. – У меня есть деньги. И их достаточно.
Он давно хотел поговорить об этом с ними. И не только об этом.
– Я этим займусь.
– Тогда решено. – Сэм оперся на трость и потянулся, чтобы погладить кобылу по щеке. – Вот, Лолли, вот, девочка. За эти годы подарила нам трех прекрасных жеребят. Сладкая, как леденец, не так ли? Рождена, чтобы быть мамой и еще чтобы принять на спину наездника и подарить ему чудесную, приятную прогулку
Лолли ласково обдала его своим теплым дыханием.
– Мне нужно в седло, Купер. Пока не сяду на лошадь, ощущение, что я не сломал ногу, а что ее попросту нет!
– Хорошо. Я оседлаю парочку.
Сэм вскинул голову; в его глазах блеснули одновременно изумление и надежда.
– Твоя бабушка спустит с нас шкуру.
– Сначала ей придется нас поймать. Прогулка, дедушка. Даже не рысью. Договорились?
– Да. – Голос Сэма дрогнул, затем он добавил более уверенно: – Да, то, что надо.
Куп оседлал двух самых старых и смирных лошадей. Он думал, что понимает, насколько тяжело далось его деду это принудительное бездействие. Но выражение лица Сэма при его словах о прогулке верхом явственно доказывало: он и не догадывался, каково было старику на самом деле.
Пусть порыв опрометчив, намерение-то благое. Ему не впервой.
Он помог Сэму взобраться на лошадь; когда-то простые движения отняли много усилий и причинили старику некоторую боль. Но в глазах деда он увидел удовольствие и облегчение.
Затем Купер сам забрался в седло.
Как и предполагалось, это была та еще работенка. Пара старых лошадей, пробирающихся через снег и идущих в никуда. Но, ей-богу, Сэм Уилкс великолепно выглядел верхом на лошади. Годы отступили – Куп мог наблюдать, как дед молодеет на глазах. В седле его движения были плавными и легкими. Он держался деловито, по-хозяйски.
В седле Сэм был как дома.
Белое поле раскинулось и сверкало под солнцем. Оно подравнивало макушки деревьев, поднимавшиеся из лесов на холмы, укрывало выступы скал под своим ледяным покрывалом.
Но если не считать шепота ветра, звяканья уздечки, мир был неподвижен, как картина в раме.
– Прекрасная у нас тут земля, Купер.
– Да, сэр, это так.
– Я прожил в этой долине всю свою жизнь, обрабатывал землю, работал с лошадьми. Это все, чего я когда-либо желал в этой жизни – не считая, конечно, моей жены и твоей бабушки. Здесь мне каждая пядь земли знакома. Я чувствую, что создал что-то значимое и могу это тебе передать.
Они катались почти час без всякой цели и в основном молчали. Под синим небом представали в холодной белизне холмы, равнины, долина. Куп знал: пройдет немного времени, все растает и хлынет грязь. Весенние дожди и град. Но вместе с ними придет и зелень, и молодые жеребята будут танцевать на пастбищах.
«Вот чего я хочу», – подумал Куп. Увидеть, как снова распустится зелень, и наблюдать за танцем лошадей. Жить своей жизнью.
Когда они вернулись к дому, Сэм присвистнул себе под нос.
– А вот и бабушка: стоит на заднем крыльце, руки в боки. Сейчас нам влетит.
Куп бросил на Сэма кроткий, сострадательный взгляд.
– Не нам, а тебе. Каждый сам за себя.
Сэм направил свою лошадь во двор – разумеется, с умыслом.
– Ну и глупый же у вас обоих вид. Разъезжаете верхом по холоду, как пара самодовольных идиотов. И теперь небось захотите в награду кофе с пирогом.
– Лично я и пирогом обойдусь. Никто не печет пироги так, как моя Люсиль.
Она надулась и фыркнула, затем повернулась к ним спиной:
– Если он сломает себе вторую ногу, слезая с этой лошади, ухаживать за ним будешь ты, Купер Салливан.
– Да, мэм.
Куп подождал, пока она ушла обратно в дом, затем спешился, чтобы помочь Сэму спуститься.
– Я займусь лошадьми, а ты – ею. Ты попался, тебе и расхлебывать эту кашу.
Он помог Сэму дойти до двери, затем разобрался с лошадьми и упряжью. Ехать в город за покупками не было нужды, так что он занялся мелкими ремонтными работами, коих поднакопилось. Куп был не так ловок, как его дед, но тоже не лыком шит: по крайней мере, редко попадал молотком по большому пальцу.
Закончив с этим, он решил осмотреть барак. Тот представлял собой длинную, грубо сколоченную хижину с низким потолком, расположенную на некотором расстоянии от фермы и загонов. Это было как раз то, что надо, чтобы уединиться. А уединения Куперу давно не хватало.
Сейчас барак использовали в основном под склад. Он сезонами мог пустовать – до тех пор, пока не возникала необходимость и материальная возможность поселить близ фермы одного-двух работников.
Материальная возможность была на стороне Купера, а необходимость – на стороне его стариков. После того как он превратит барак в приличное жилье, можно будет подумать о том, как переделать в место для ночлега работников кладовую в большом сарае.
Куп знал: новшества нужно вводить постепенно. Шаг за шагом.
Он переступил порог барака. Внутри царил почти такой же холод, как снаружи, и Купер задался вопросом: когда в последний раз растапливали местную пузатую печь? Здесь стояли несколько коек, старый стол и несколько стульев. На кухне можно было пристроиться с трудом – максимум сварганить ужин, но без всяких посиделок.
Обшарпанные полы, неровные стены… В воздухе витал стойкий запах жира, а может и пота.
«М-да, это не Нью-Йорк», – подумал он. Но с прежним комфортом покончено. Надо будет прикинуть, как сделать эту хибару пригодной для жилья.
Может что-нибудь да выйти, к тому же здесь хватит места для небольшого кабинета. Рабочее пространство нужно ему и здесь. Он не хотел таскаться в дом и делить тамошний кабинет с бабушкой и дедушкой.
Спальня, ванная с хорошим ремонтом, кухня, кабинет. Для него будет в самый раз. Не тусить же он приехал.
К тому времени, когда он закончил обследовать дом, составив план действий, его мысли вернулись к пирогу. Он надеялся, что бабушка уже выпустила пар и перестала злиться.
Вернулся к дому – и, потоптавшись на пороге, зашел внутрь.
А там была Лил – черт подери! – и, сидя за кухонным столом, уплетала пирог. Бросив на него косой взгляд, бабушка все же достала тарелку и для него.
– Проходи и садись. Ужин стынет. Твой дедушка уже прилег вздремнуть: ваши гуляния его вконец измотали. Лил пришлось обойтись моим обществом, а она приехала в такую даль, чтобы его повидать.
– Ну… – только и смог развести руками Куп, снимая куртку и шляпу.
– Составь Лил компанию. Мне нужно подняться и проведать его. – Оставив на столе пирог и кружку с кофе, она вышла прочь.
«Вот черт».
– Она не так сердита, как кажется, – сказала Лил, с аппетитом поедая пирог. – Она сказала, что поездка пошла Сэму на пользу, но ее разозлило, что вы двое ушли, не предупредив ее. Тем не менее пирог удался ей на славу.
Он сел за стол и откусил первый кусочек:
– О да.
– Она выглядит уставшей.
– Она ни за что не остановится, даже не притормозит. Дай ей десять минут отдыха, она тут же найдет себе другое занятие. Они препираются день и ночь, как парочка десятилетних детей. Потом… – Он поймал себя на мысли, что говорит с нею так, как мог бы говорить много лет назад. До того, как все закончилось.
Он дернул плечом и подцепил вилкой еще один кусок:
– Извини.
– Все в порядке. Я тоже о них забочусь. Так значит, ты собираешься отремонтировать спальный барак?
– Быстро же распространяются слухи, ведь я решил это всего пару часов назад.
– Я здесь уже почти полчаса. Достаточно долго, чтобы узнать о текущих событиях. Значит, ты правда решил остаться?
– Именно так. Это проблема?
Она вскинула брови:
– С чего бы?
Он пожал плечами и продолжил жевать.
– Ты не планируешь стать шерифом Дедвуда?
Он поднял взгляд и встретился с ней глазами:
– Нет.
– Мы были удивлены, когда ты ушел из полиции. – Она подождала мгновение, но он ничего не ответил. – Думаю, быть частным детективом интереснее, да и платят лучше.
