bannerbannerbanner
Бетельгейзе. Часть 2

Номен Нескио
Бетельгейзе. Часть 2

***
Глава 3

Берлин. Резиденция на Фоссштрассе.

Сидя в своём личном кинотеатре, в правительственном квартале Берлина на улице Фоссштрассе, расположенном в трёхэтажном особняке, Адольф Гитлер смотрел хронику. Ещё почти год назад в этой комнате иногда собиралось достаточное количество приглашённых, расставлялись мягкие стулья, подносились напитки. Всё мероприятие было похоже на семейный просмотр фильма. Но теперь в зале стояло просторное низкое кресло и предназначалось оно лишь для одного посетителя. На экране валились с небес самолёты, огромные корабли вспарывали океан, браво вышагивали похожие друг на друга солдаты, улыбающаяся публика радостно приветствовала войска, махая маленькими национальными флажками. Парад войск сменил проезд колонны автомобилей с руководителями Рейха, которых осыпали множеством пропагандистских листовок и снова бесконечное море из счастливых людей. Офицеры, яркие белокурые женщины в сопровождении крепких мужчин, дети, ухоженные старички, держащие под руку своих далеко немолодых спутниц. Все они как будто щурились от яркого солнца, и вот на экране возникает он, вождь этой великой нации. Такое впечатление, что сияние идёт именно от него. Тысячи рук, вскинутых в приветствии. Теперь это его народ, и они любят его, ни смотря на некоторую не очень привлекательную внешность.

От открывшейся двери по задрапированной стене пошла волна, в комнату зашёл полковник Люфтваффе Николаус фон Белов, личный адъютант фюрера по особым поручениям. Гитлер не пошевелился и всё так же продолжал смотреть сквозь экран, куда-то совершенно мимо.

– Мой фюрер, – негромко обратился адъютант, – Для вас срочное донесение, это наша лодка. И ещё…, снаружи ожидает приёма гросс- адмирал Дёниц.

Гитлер откинулся от спинки кресла, подавшись вперёд, и теперь сидел, сгорбившись, смотря в пол. Белов негромко кашлянул, более для привлечения внимания и обратился к Гитлеру:

– Вы позволите…?

Чуть повернув голову, фюрер произнёс:

– Скажите мне, Николаус, – при этом он поднял руку и крючковатым пальцем указал на экран, где снова показывали восторженную толпу, приветствующую его, Адольфа Гитлера, – Могут ли они все лгать…, притворяться…, весь этот народ? Германия – это величайшая страна. Вот вспомните, если исходить от простого, американцы прекратили поставки «Кока – Колы», ну так у нас появилась «Фанта». Мы способны к экономическому развитию, мы можем быть независимыми. Так что…. Я знаю, в Европе меня называют чудовищем…, но разве есть в том моя единоличная вина? Я вынужден быть жёстким, потому что мои генералы определённо не умеют воевать, либо встречаются отъявленные трусы и предатели. Либо они полные болваны, либо болван я, потому что доверил им это дело. И теперь не военные победы, а лишь акции устрашения могут заставить считаться с нами, обстоятельства принуждают меня пренебрегать всеми нормами ведения войны…. Как вы думаете, Николаус…?

– Мой фюрер, мне кажется, что нет. Просто сейчас не самое лучшее время, но я уверен….

– Вам кажется…, такая неуверенность, ну что же…. Хорошо, хорошо. Забудьте…, – перебил Гитлер смутившегося офицера. Он уронил голову на руку, опёртую на подлокотник кресла, закрыв глаза ладонью, – Что у вас там…?

Белов раскрыл папку и начал читать:

– Донесение от военного атташе Германии в Японии, полковника….

– Я знаю, кто у нас военный атташе в Японии…. Пригласите сюда гросс- адмирала, а папку передайте ему же. Спасибо, можете идти. Мы не станем заставлять ждать гросс- адмирала. У него есть пара минут что бы ознакомиться с донесением и представить его мне.

– Да, мой фюрер, – адъютант кивнул головой и удалился.

Теперь в комнату неслышно вошёл Дёниц, держа всё ту же папку. Оглядевшись вокруг, гросс- адмирал не обнаружил в комнате ни единого стула, поняв, что сесть ему не предложат. Гитлер поднял трубку телефона внутренней связи и коротко произнёс:

– Хватит…! Достаточно!

Хроника прекратилась и экран погас. Помолчав немного, фюрер обратился к гросс- адмиралу:

– Так что там, Карл? Прошу вас, не читайте мне текст…, просто изложите в устной форме суть, что бы мне было понятно.

– Мой фюрер, позвольте поздравить вас! Победа нашего оружия! Лодка…, наша субмарина «Бетельгейзе» благополучно пересекла Северный океан и теперь находится на военно-морской базе «Сасебо» в Японии.

Дёницу показалось, что его сообщение не произвело на фюрера должного впечатления, на которое он так рассчитывал. Но более всего он не знал, как представить аламайскую операцию, где не было никакой ремонтной базы. К тому же распоряжение фюрера об аресте капитана «Бетельгейзе» не было ни отменено, ни выполнено и как теперь к нему относиться Дёниц не знал.

– Адмирал, прошу вас, не произносите больше этих громких фраз, тем более о победе германского оружия. Теперь «наше оружие», которое ещё не успели сжечь русские, пятится задом к нашим границам, а наши «неустрашимые» итальянские и румынские союзники бегут впереди этого самого «оружия», – в его голосе звучало неподдельное отчаяние, – М-да уж…. Ну и что там дальше?

– Я констатирую факт, проект «Бетельгейзе» доказал свою жизнеспособность и невероятные возможности.

– Невероятные возможности, – повторил фюрер, – Ну и где же мне их применить, эти самые невероятности? Можно ли ими остановить повсеместное бегство…?

Дёниц старался не уходить от темы и быстрее закончить доклад. Гитлер был явно не в том настроении, чтобы адекватно реагировать на сообщение.

– К тому же лодка имеет возможность быстрого переоборудования под командный пункт.

Гитлер поднял голову и, повернувшись, первый раз посмотрел на Дёница:

– Даже так…? Вы предлагаете мне командовать из подводной лодки или намекаете на побег…? Не бойтесь говорить правду, только знайте…, мой ответ нет…! Нет, Карл и ещё раз нет! Я буду здесь, в Берлине и если понадобиться, то и погибну тут как солдат. Если бы я вас не знал, адмирал, то сей час же приказал бы вас арестовать за подобные разговоры. Тем не менее, вы принесли мне хорошее известие. Значит, мы поступим следующим образом, я прошу вас продумать и детально разработать план дальнейшего использования «Бетельгейзе». Жду вас через два дня с предложениями, надеюсь, вы уложитесь в этот срок. Обдумайте всё хорошенько. Мы не можем себе позволить прохлаждаться, когда такая сложная ситуация на фронте. И прошу не забывать о судьбе «Тирпица», «Бисмарка», которые оказались в руках некоторых наших ослов. Мне нужна акция, от которой содрогнётся мир. Мы потеряли Крым…, а Ленинград так и остался русским…, от Севера до Юга полная катастрофа. Я безоговорочно доверяю вам, Карл…, уверен, вы не подведёте меня, или у вас другое мнение?

– Нет, мой фюрер. Я думаю, что мы не будем возвращать лодку по Северному пути, к тому времени, когда она достигнет Атлантики с Востока, наступит весна и военные действия активизируются. У меня есть некоторые мысли вернуть её в Европу, обогнув Южную Америку. Нужен тщательный анализ и прогноз оперативной обстановки на тихоокеанском и атлантическом участках. К тому же США собираются вступить с нами в войну, так мы им покажем, охладим их военный пыл. Я немедленно отдам приказ штабу о разработке плана относительно «Бетельгейзе».

– Нет! – вскричал Гитлер и отчаянно замахал руками, сжатыми в кулаки, – Нет, Дёниц, никакого штаба, слышите меня? Я уже не верю никому. Только вы сами, лично займитесь планом…, именно лично и лично мне его доставьте. Так будет спокойней. Имейте ввиду, мне не нужна операция ради пары выпущенных торпед в какой-нибудь баркас, к которому приделали гребной винт.

Гросс- адмирал продолжал стоять, и Гитлер как будто не замечал этого. Фюрер дышал тяжело и громко, раздувая ноздри.

– Скажите мне, кто командует лодкой?

– Корветтен- капитан Отто Рейнгхард, мой фюрер, – ответил Дёниц, намеренно опустив приставку «фон», зная некоторое раздражительное отношение Гитлера к этой прослойке нации, – Это достойный офицер, я знаю его лично. Женат на женщине фрау Рауваль…, по рекомендации комиссии по национальной этике, есть дети.

– Хорошо, адмирал, это очень хорошо. Дети…. Дети – это замечательно. Вот что…, представьте его к награде. Мне бы хотелось, чтобы вы лично контролировали этот проект. У меня есть все основания полагать, что за моей спиной происходят процессы, инициируемые людьми, которые давно уже похоронили Германию. Которые затаились подобно крысам и ждут момента всадить нож в спину нации, иначе говоря, предатели. И очень может так случиться, что они постараются воспользоваться «Бетельгейзе» в своих мерзких целях. Я уже распорядился беспощадно поступать с врагами Рейха, не взирая ни на какие заслуги. Мне стоило поступить подобно Сталину, вычистить из наших рядов сомневающихся, но я безоговорочно верил своим соратникам и вот теперь пожинаю горькие плоды своего доверия.

– К сожалению, мой фюрер, предатели были всегда, – согласился Дёниц.

Он всячески старался избегать подобных тем, собственно, как и разговоров о политике. Но Гитлер как будто не замечал отстранения адмирала от темы. Ему просто надо было выговориться.

– Я не перестаю удивляться, откуда у русских такое пренебрежительное отношение к истории? Ещё в 1939 году, на переговорах в Берлине, я предлагал Молотову разработанный Риббентропом план, где Россия могла с лёгкостью заполучить Ближний Восток с выходом к Индийскому океану и тем самым разрезать британскую империю, существенно ослабив её интересы в этом регионе. Но Сталин от чего-то выбрал себе в союзники этих англичан, которые всю жизнь, открыто ненавидят Россию, и я не сомневаюсь, что однажды наступит тот момент, когда они предадут Сталина и в очередной раз нагадят России.

Гитлер поднялся со своего места и внимательно посмотрел на адмирала. Форменный китель без погон смешно топорщился на нелепой фигуре.

Сгорбленной походкой, подойдя поближе, фюрер, несколько раз похлопал его по плечу, затем обернувшись в пол- оборота, не сводя с Дёница пронзительного взгляда, указав пальцем на белый квадрат экрана, произнёс:

 

– Поверьте мне, дорогой Карл, даже если через много лет, после того как мы уйдём, найдётся хоть один человек который задумается о превосходстве и избранности своего народа, значит наши труды были не напрасны. А я уверен, более того, я знаю, так будет! Пройдёт пятьдесят или сто лет и меня ещё вспомнят! Как вы думаете?

Гитлер опустил голову и, заложив одну руку за спину, направился к своему креслу, куда опустился в полном бессилии. Он не стал ждать ответа адмирала. Дёниц стоял в полной растерянности, не зная как поступить, но вскоре Гитлер сам обратился к нему, слегка повернув голову:

– Что же вы стоите, гросс- адмирал Дёниц, командующий всеми морскими силами Германии? Идите же…, у вас много дел. Прошу вас…, а меня оставьте одного. Передайте полковнику Белову мою просьбу, пусть приведёт ко мне Блонди. Прощайте, Карл.

Дёниц осторожно вышел из зала. В небольшой приёмной его встретили всё тот же адъютант полковник Белов и телохранитель фюрера, группенфюрер СС Ганс Раттенхубер. Вид у адмирала был растерянный. Ни говоря ни слова, Белов протянул руку и Дёниц передал ему папку. Взамен адъютант достал из сейфа портфель и пистолет и осторожно положил всё это на стол перед Дёницем.

– Господин гросс- адмирал, – обратился к Дёницу телохранитель, – У вас всё в порядке?

Лицо Раттенхубера не выражало ни каких эмоций, очевидно так и должен держаться телохранитель, сплошная маска без чувств. Невозможно было понять, что испытывает Раттенхубер к собеседнику во время общения, да и вообще ко всем остальным. Было ясно одно, чтобы он не делал в этот момент, он всегда был готов исполнить своё предназначение. Ни один мускул не дёрнется, обвались хоть крыша над ним или улети земля в ад.

Дёниц надел поданное пальто и фуражку, и оглядев ещё раз присутствующих офицеров, произнёс:

– Да, господа. Всё хорошо…. Фюрер попросил….

– Я знаю, господин гросс- адмирал, спасибо…. Вас проводить? – поинтересовался теперь Белов.

Дёниц молча ответил отказом, кивнув головой.

Так же, не отводя взгляда от адмирала, Раттенхубер поднял трубку телефона и сказал:

– Машину господину гросс- адмиралу Дёницу. – трубка что-то ответила, и офицер вновь обратился к Дёницу, – Господин гросс- адмирал, мы ожидаем воздушный налёт. Я хочу предложить вам спуститься в бомбоубежище, если желаете…. Позвольте вам предложить так же выпить. Такое время…, там, снаружи небезопасно.

– Нет, спасибо, я тороплюсь.

Раттенхубер кивнул головой и снова поднёс телефонную трубку:

– Машину к подъезду…. Будьте осторожны, господин гросс- адмирал. Машина ждёт вас.

Дёниц покинул Резиденцию фюрера быстро сев в поджидавшую его машину. Было слышно, как где-то далеко начали выть сирены противовоздушной обороны, орудийные расчёты зенитной батареи занимали свои места. Какие-то люди спешно поднимались на крышу Резиденции по пожарным лестницам. Выехав за внутреннее кольцо охраны особняка, навстречу машине адмирала попался пожарный автомобиль, ехавший с большой скоростью в сторону дома.

– Теперь это стало обычным явлением для Берлина, – с горечью подумал Дёниц.

Сквозь автомобильные стёкла, он рассматривал бегущих людей, держащих в руках узелки с вещами, маленьких детей, которые спотыкались, и падали, обдирая руки и коленки, плача навзрыд, старики так же спешили в ближайшие бомбоубежища. Полицейские, стоявшие на улицах, жестами поторапливали жителей, указывая направление к бомбоубежищам, не переставая глядеть на небо, где вот – вот могли появиться самолёты. Регулировщик остановил машину Дёница, подняв руку вверх. Через дорогу переходила группа детей возрастом от пяти до десяти- двенадцати лет. Казалось со стороны, что окружающая суматоха их только забавляла. Три взрослых женщины подгоняли их, насколько это было возможно. Дёниц обратил внимание, что дети были одеты приблизительно одинаково с какими-то повязками на ручках. Последний мальчишка в солдатской пехотной кепке на голове явно ему не по- размеру, шедший в паре с девочкой, задержал свой взгляд на машине Дёница и тут вдруг показал язык Томасу. Томас улыбнулся и погрозил пацану пальцем, приговаривая:

– Ух…, вот я тебе сейчас уши надеру!

Замыкавшая колонну детей женщина тоже беспокойно смотрела на небо и, не переставая, что-то говорила своим подопечным. Она смешно размахивала руками и теперь была похожа на курицу- несушку, прикрывающую своими крыльями цыплят от нападения коршуна.

На другой стороне улицы детскую колонну встречал полицейский, который ещё минуту назад о чём-то страстно спорил с пожилым немцем, одетым в вязаную лыжную шапочку, брюки, заправленные в горные ботинки и в фартуке поверх толстого свитера, стоящим перед стеклянными дверьми кафе с надписью «Рейнский гусь». Которому вдруг, отчего-то вздумалось выйти с ведром и тряпкой и приняться мыть стёкла, не желая позаботиться о своей безопасности, абсолютно не обращая внимания на рёв сирены. Полицейский даже попытался схватить старика за рукав, очевидно, чтобы силой отправить в бомбоубежище, но тот сопротивлялся и что-то зло стал выговаривать, размахивая руками. Поняв тщетность своих усилий, полицейский, махнув рукой, принялся помогать женщинам, сопровождавшим детскую колонну. Старик исчез в дверях заведения и через несколько секунд с победным видом, гордо подняв голову, появился с раскладной лестницей, поставив её, он полез с тряпкой вытирать висевшего металлического гуся, державшего в лапах деревянную кружку с пивом, а в клюве жареную сардельку.

Увидев, в зеркало заднего вида, интерес своего пассажира к происходящему, водитель произнёс:

– Это, кажется, дети фронтовиков из приюта. Я уже видел такие повязки. А этого «гуся» видно уже ничем ни напугать…. С ума старик выжил…. Безумец….

– Замолчите, Томас! – нервно произнёс Дёниц и, похлопав водителя по плечу, сказал примирительным тоном, – Поехали….

Колонна детей пересекла улицу, и машина адмирала двинулась дальше.

Мысли метались в голове Дёница и теперь вот эти дети и бегущие граждане с узелками не давали ему покоя:

– Эти дети родились уже при нас…. Что мы им оставим …? «Бетельгейзе» …? Оружие возмездия и русских в Берлине? Разгневанного и почти беспомощного фюрера, которого я только что видел? Сейчас он грезит глобальной акцией германского флота, что бы затмить небо, что бы содрогнулся мир…, или остановиться на лежащем на боку «Тирпице», – Дёниц как будто очнулся, прикоснувшись пальцами к замку на портфеле, им овладело беспокойство, не узнал ли водитель его мыслей, глянув на улицу в окно, он произнёс, – Томас, у меня мало времени, поторопись….

Где-то далеко забухали первые разрывы авиационных бомб.

– Где это может быть? – спросил Дёниц пытаясь определить район бомбардировки.

Водитель ехал осторожно, объезжая битый кирпич, разбросанный на небольшом участке улицы, и даже немного приоткрыл окно, прислушиваясь к разрывам. В салон машины ворвался свежий морозный воздух ранней весны, с лёгкой примесью дыма. Где-то был пожар, полыхавший ещё с утреннего налёта.

– Я думаю. Это Старый Эссен не иначе, господин гросс- адмирал. Там, где собирают двигатели, кажется, для самолётов. Район улиц Цайменштессераллее и Флендорферштрассе. Просто у меня там живут родственники, а рядом завод Круппа. Вот туда и долбят сейчас. Жирный кусок для авиации, хорошая цель.

***
Глава 4

Тай-Тикки. Опиум

Подходя к своему флигелю, капитан уловил посторонний запах, который ярко выделялся на фоне местного разнотравья и необычных деревьев, который окончательно перебил его мысли. Это был необычный запах, совершенно незнакомый ему, не цветочный или какой-то ещё, уже привычный или ожидаемый. Он же резко, словно бритвой, врывался в вечернюю свежесть своей необъяснимой особенностью. Рейнгхард существенно замедлил шаг и словно хищник стал с жадностью втягивать воздух с примесью неизвестного вкуса, стараясь, не поворачивая головы, осмотреть местность вокруг. Капитан остановился возле какого-то причудливого дерева и, притянув к лицу ветку, ноздрями стал втягивать запах растения. При этом незаметно расстегнул кобуру с пистолетом. Со стороны выглядело всё совершенно естественно. Побывав долгое время в «автономке» нет ничего удивительного, что человек наслаждается земной природой.

В его сознании всплыли слова предложения, произнесённые военным атташе о девочке или мальчике в утешение уставшему солдату фюрера. С крыльца донёсся звук подвешенных колокольчиков «Голос ветра». От дерева, возле которого остановился Рейнгхард, было хорошо видно, что входная дверь во флигель приоткрыта.

– Браво, господа! Однако как оперативно сработано, – усмехнувшись, произнёс про себя капитан, – А интересно, девочка там или мальчик? Неужели я вызываю сомнения в предпочтении. Ну-ну, посмотрим, насколько вы всё про меня знаете.

Однако сильное волнение охватило капитана. Он, не торопясь поднялся по небольшому крылечку и, толкнув дверь, вошёл в комнату.

Из движущегося в комнате был всего лишь дым от ароматных палочек, запах которого распространялся даже за пределами флигеля. Вся обстановка была далека от привычных для глаза европейца борделей Гамбурга или Роттердама. Вместо граммофонного джаза всё так же звучали висевшие снаружи колокольчики вперемежку с завываниями ветра и шумом дерева, бившего ветками в окно и шурша по крыше. К дыму ароматизированных палочек примешивался довольно странный запах, исходивший от горевших свечей, выполненных в виде цветков кувшинок. Рейнгхард задержал дыхание, но дым, как будто змеёй заползал в ноздри, от чего у него немного закружилась голова, а на висках выступила испарина. На полу располагался низкий столик с набором маленьких чашечек, сосудом и чайником, вазой с фруктами и орешками, какими-то другими яствами в вазочках и сложенными треугольником полотенцами. Перед столиком лежали две тростниковые циновки. Голос ребёнка, произнёсшего что-то на непонятном языке, оторвал взгляд капитана от стола. Чуть в стороне на полу, покорно опустив голову на грудь, сидела девушка, сложив маленькие руки на бёдрах. Он видел лишь убранные, чёрные волосы, собранные на голове и заколотые длинными деревянными спицами. Она была в шёлковом кимоно, на котором были изображены танцующие журавли, с завязанным в необычный бант на спине поясом.

Рейнгхард осмотрелся, привыкнув к полумраку, не торопясь снял с себя тяжёлый плащ- пальто и фуражку. Девушка подняла руку, в которой был маленький колокольчик и, прозвонив в него два раза, подняла лицо, посмотрев в глаза капитана. И тут она улыбнулась. Нет, она не затмевала Солнце, не сражала на повал, она улыбнулась так, как не улыбалась никогда в своей мало-мальски повзрослевшей жизни. Это была улыбка от состояния огромного счастья как будто при виде родного человека, самого ожидаемого и желанного близкого и нет в мире никого роднее и ближе. В какие-то секунды она благодарила провидение, предоставившее ей возможность видеть этого человека, находиться в непосредственной близости от него, дышать одним воздухом или не дышать вовсе. Мгновения душевного ликования в один миг сменил стыд за свои переживания, и она закрыла лицо руками лишь бы скрыть своё состояние, объяснить которое было невозможно. Состояние Тай-Тикки можно было сравнить с восторгом ребёнка, подростка или взрослого человека, который вдруг, после долгой разлуки с родителями, близкими или любимыми, выхватывает глазами из общей толпы это, одно единственное лицо и весь остальной мир с его суетой уже не имеет значения. Собственно, исчезают любые препятствия, как техногенные, так и природные. Испытывая непреодолимое желание достичь расстояния вытянутой руки, и хотя бы прикоснуться друг с другом.

Рейнгхард инстинктивно облизал вмиг пересохшие губы. Перед ним был совершенный подросток, японская девочка с красивыми грустными глазами и ангельским смуглым личиком с лёгкими следами белил. Приложив руку к груди, она произнесла на японском языке, стыдливо опустив голову:

– Господин, моё имя Тай-Тикки, – ещё раз плавно хлопнув себя по груди, она вновь произнесла, – Тай-Тикки.

Постояв немного, Рейнгхард кивнул головой подумав:

– Тай-Тикки, очевидно это её имя.

Потом обратившись к ней, произнёс, давая понять, что ему известно то, что она сказала:

– Да, да…, я тебя понимаю, Тай-Тикки…. Ты Тай-Тикки.

Девушка закивала головой, и налив из низкого глиняного сосуда в пиалу какой-то напиток протянула его капитану всё так же не поднимая головы. Помедлив, он принял пиалу, слегка коснувшись её руки. Она опять взглянула на него.

– М-м…, – произнесла она, плавно взмахивая вверх руками, показывая, что ему надо выпить налитый напиток.

Рейнгхард втянул носом запах дымящейся жидкости и сделал несколько глотков. Это было что- то вроде чая, крепко настоянного на душистых травах. Она улыбнулась, приняв обратно посуду, и тут же опустила глаза, кивнув в ответ головой и отведя руку, указала ему на кресло, рядом с которым располагалась и она, приглашая присесть. Он, было, двинулся к креслу, но вдруг замер на полушаге и отрицательно замотал головой, при этом очертив в воздухе полукруг как знак отказа предложения девушки. Испуг появился в её глазах.

 

Она быстро зашептала:

– Но почему, господин? Почему? Я вам не нравлюсь? Я умею доставить удовольствие мужчине. Прошу вас! Вы, несомненно, должны верить мне, мой добрый господин.

Рейнгхард продолжал стоять, не двигаясь с места, абсолютно не понимая, о чём говорит эта маленькая японка, не сводя глаз с её лица, на котором мгновенно изобразился ужас, очевидно, из-за его отказа. Он развернулся и зашёл за ширму, чтобы снять с себя форму. И тут же опять услышал звук колокольчика. Оглянувшись, капитан увидел маленькую ручку японки, протягивающую ему сложенный халат. Сняв форму, Рейнгхард осмотрел себя и решил, что халат пригодился бы ему сейчас в самый раз. Стоя в подштанниках и нательной рубахе, он был несколько недоволен своим внешним видом, тем более что во флигеле была женщина. Дым от горящих свечей какими-то чудесными облаками обволакивал сознание Рейнгхарда, кратковременно унося его из действительности. Меняя одежду, он иногда замирал, впадая в необъяснимое состояние ступора. Сознание уже не являло ему поход лодки, разговор с атташе и дипломатом, да и вообще все те многочисленные события с начала войны, представая каким-то чистым листом, как будто не было ничего в жизни тридцатидвухлетнего мужчины, ни войны, ни семьи, ни друзей. Не было восторга от морских побед и печали от смерти боевых товарищей. И даже образ Гитлера был где-то далеко, на уровне цивилизации племени Майя. Сейчас не было ничего, кроме звука колокольчиков на крыльце, ветра и всё тех же деревьев. И море, грохот накатывающихся на берег волн слышались ему необычайно громко. А ещё звук маленького колокольчика в руках Тай-Тикки. Ему показалось, что мир стал другим, тихим, спокойным, умиротворённым. До слуха капитана донеслось едва слышное пение. Женский голос как будто манил к себе. Он стоял не шевелясь, прикрыв глаза, задержав дыхание, боясь, что от любого его действия голос может прекратиться и совсем исчезнуть. Сознание, очертив какой-то невероятный вираж, вернуло его в реальность, и он открыл глаза. Состояние похожее на сильнейший шторм, когда корабль полностью погружается под воду обрушивающейся волны, и нет как будто ничего, но потом вновь оказывающийся на поверхности лишь затем, чтобы через какое-то время снова принять следующий удар. Перед ним была Тай-Тикки, продолжая петь что-то непонятное. Он, не отрываясь смотрел на неё. Она улыбнулась, и, прекратив пение, произнесла на ужасно ломаном немецком, делая плавные пассы руками, показывая на дверь ванной комнаты страстно увлекая туда:

– Нада хади.

Она повернулась и, держа голову в пол оборота, не переставая увлекать его руками, двинулась вперёд. Как заворожённый, абсолютно не пытаясь сопротивляться, Рейнгхард двинулся за ней, и вскоре оказался завернутым в простыню и погружённым в наполненную горячей водой огромную ванну, среди плавающих лепестков каких-то цветов. Её пение возобновилось, и она осторожно, приблизившись сзади, с большой нежностью взяла его голову и опустила на что-то мягкое. Её руки стали массировать виски и надбровные дуги, потом переместились на лоб, потом мочки ушей, опять виски и шея. Ему показалось, что откуда-то издалека он услышал свой стон от бесконечного удовольствия и тут же ощутил, что кто-то невидимый, но присутствующий здесь поднёс к его губам маленькую глиняную пиалу. Не открывая глаз, он сделал глоток. Этот был вкус прежнего неизвестного напитка, и он вновь приложился к пиале. Казалось, что ощущение тумана в голове распространилось теперь по всему телу, и не было никакой возможности подчинить себе какую-нибудь часть тела, чтобы приказать ей совершить движение. Очень осторожно она переместила его руки на края ванны. Какая-то прохладная субстанция с запахом растения покрыла его грудь и нежными прикосновениями, руки женщины стали растирать это нечто по груди и далее вниз по телу, погружённому в воду, скользя по животу достигая таза и бёдер.

От этих волнующих прикосновений он вздрогнул и тут же услышал нежный голос, пропевший полушёпотом:

– Тсс…. Хади не нада.

Его тело растирало что-то похожее на мочалку, втирая в кожу растительную жидкость. Он попробовал открыть глаза, но лёгкая пелена застилала его взгляд, веки были тяжёлыми и не позволяли ясно рассмотреть происходившее. Но он увидел женщину, стоявшую теперь у другого конца ванны, которая держала в руках белый кувшин, наливая из него в воду что-то похожее на молоко. Это горячее буквально обволокло его тело, и он опять застонал от удовольствия, закрыв глаза.

– Десять метров…, пятнадцать…, двадцать…, лодка погружается, господин капитан…, – звучало где-то очень далеко, словно сквозь ватную завесу, – Погружаемся, погружаемся…, так…, очень хорошо…, отлично….

Осторожно поставив фарфоровый кувшин на пол, Тай-Тикки пододвинула столик с питьём и, оглядевшись, быстро скинула с себя кимоно, оставшись обнажённой. Стараясь не потревожить Рейнгхарда, она погрузилась в ванну. Подождав немного, девушка стала массировать его ногу, разминая пальцы, скользя по ступне своими маленькими, почти детскими ручками, надавливая на точки известные ей одной. Она действительно знала своё ремесло. Закончив массаж, внимательно наблюдая за ним, её маленькие ножки заскользили по его ногам, достигнув паха, а затем вверх по животу до груди и снова вниз и опять вверх.

Кто был знаком с Тай-Тикки, увидев её, совершенно не узнал бы сейчас эту девушку. С каким-то уж фанатичным рвением она предавалась своему искусству, можно сказать, что совершенно искренне отдавалась она этому незнакомому мужчине. Казалось, в последние два часа её душа уже не принадлежала ей. Сейчас, эта молодая женщина двадцати одного года, безнадёжно влюблялась, испытывая чувства до этого абсолютно ей незнакомые. В какие-то секунды, даже теряя самообладание. Мужчины, которые встречались в её короткой жизни, представлялись ей исключительно пользователями, и она покорно ублажала их в угоду своим хозяевам, продававшим её достаточно задорого. Она была одной из немногих девушек борделя, которую запрещалось бить в наказание за плохо выполненную работу, или по жалобе клиента. Тем более, что в отношении её не существовало такого понятия как «плохо выполненная работа», даже тогда, когда какой-нибудь богатый заказчик с жиденькими усиками, грубо обращался с ней, пыхтя и хрюкая от удовольствия, подминая под свои жирные или дряблые старческие телеса и терзая это молодое и нежно- прекрасное покорное, словно выточенное умелым мастером маленькое тело с упругой грудью.

Но Рейнгхард…, этот представший перед ней хмурый и уставший человек был совершенно другим случаем, внезапно возникшим в её беспросветной жизни. Без всяких сомнений можно взять на себя смелость и объявить её в этот вечер счастливой. Искренность в голосе и самое главное, можно сказать, как удивительно ожили её глаза, выражавшие до этого безумную тоску и рабскую покорность. Чувства, которые теперь она испытывала к Рейнгхарду взывали её к стыду, но то, для чего она оказалась во флигеле корветтен- капитана заставляло покорно выполнять свою работу. И пока это обстоятельство было сильней её женских переживаний, с которыми никто, никогда не считался, извлекая из этой женщины исключительно денежную и физическую выгоду, щедро оплачиваемую клиентами, иногда даже с потухшими возможностями. В таких случаях Тай-Тикки творила чудеса, ненадолго возвращая этих мужчин к жизни в отношениях с женщиной.

Его рука, лежавшая на краю ванны, соскользнула и с шумом опустилась в воду. Рейнгхард очнулся и насколько мог, осмотрелся, увидев перед собой обнажённую девушку и её маленькие ножки у себя на груди. Его сознание было окутано плотным облаком дурмана. Одной рукой он дотронулся до её ноги и осторожно провёл по ней рукой. Она вздрогнула, но не отстранилась, а даже наоборот несколько приблизилась к капитану. Смешно перебирая маленькими пальчиками, её ступня заскользила по его груди к лицу. Он немного сжал её своей рукой и, придвинув ещё ближе, крепко прижался губами к маленькой, почти детской ступне, закрыв глаза. Она издала тихий стон, закинув голову назад. Её вторая нога скользнула вниз и упёрлась в низ живота, но, кажется, он этого даже не заметил. Прошло несколько минут, после чего она почувствовала, что крепость его рук несколько ослабла, и осторожно высвободилась из его руки. Он не шевелился. Осторожно повернув рычажок переключения способа подачи воды через боковые патрубки у дна, она открыла кран, и ванна стала наполняться горячей водой. Тай-Тикки приблизилась и, взяв со столика маленькое полотенце, протёрла его виски и лоб, на которых выступили капельки пота. Проведя рукой по его волосам, она прижала его голову к своей маленькой груди.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru