Нирмал Пурджа
За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников
По мере взросления бороться за место под солнцем становилось все сложнее. Я, конечно, был силен и смел для своего возраста, но в школе училось много детей постарше, и с ними приходилось иметь дело. Иногда приезжала мама, привозила что-нибудь вкусное, и это тотчас же пытались отобрать у меня, едва она отправлялась домой. Порою я оставался без еды и ничего не мог с этим поделать.
Первым навыком выживания стало умение быстро бегать – чтобы удрать в лес, прежде чем кто-либо отберет еду или вещи. Бегал я хорошо и был очень вынослив. И мне нравились занятия бегом на уроках физкультуры. Следующим навыком выживания стало умение справляться с местными задирами. По мере взросления сил прибавлялось, и в юношеском возрасте я начал заниматься кикбоксингом. Вскоре я не только уже мог защитить себя, но показал хорошие результаты, став чемпионом региона по кикбоксингу. К моменту поступления в девятый класс я проиграл лишь единожды – чемпиону Непала, который был старше на семь лет. Со сверстниками проблем более не возникало. Едва очередной задира решал покуситься на мои продукты, я сначала предупреждал его, а потом пускал в ход кулаки. И очень немногие решали помериться со мною силой. Кикбоксинг стал первым шагом к превращению мальчика в мужчину.
Следующим шагом можно считать попытку попасть в гуркхи.
3
Лучше умереть, чем прослыть трусом
Однажды я заболел туберкулезом – довольно распространенной в Непале болезнью, но смог вылечиться. Потом мне поставили диагноз «астма». Когда врач объяснил, что это такое, и рассказал о долгосрочных последствиях и перспективах, я подумал: «Да ладно, никаких проблем». Ничто не могло помешать мне жить полной жизнью, и впоследствии я избавился от астмы, занимаясь бегом в лесу и участвуя в качестве развлечения в школьных соревнованиях в беге на дальние дистанции.
С раннего возраста я верил в силу позитивного мышления и не терзался мыслями о преходящих болезнях и хронических недугах, тогда как многих людей мысли об их заболевании не отпускают годами. Я стал лекарством для себя, человеком-антибиотиком, верил, что излечусь, и так и происходило. Способность мыслить позитивно в конце концов помогла попасть и в британскую армию, где, можно сказать, удалось выйти на новый уровень жизнестойкости. Это фактически была броня, и вскоре я осознал, что если действительно веришь в себя, то возможно все. Уверенность в себе оказалась очень кстати, когда меня взяли в гуркхи.
Отбор, который проходят кандидаты на службу в гуркхских подразделениях, весьма жесткий. Об этом я знал заранее от своих братьев. Прежде чем юноша получит шанс стать новобранцем, он в возрасте от семнадцати до двадцати одного года проходит серьезные обследования физического и психического состояния. Так, например, если у кандидата более четырех пломб или отсутствует несколько зубов, его признают негодным к службе. Не менее тщательно проверяются умственные способности.
Сначала мне нужно было сдать школьные экзамены, чтобы получить аттестат. Непальский аттестат считается чем-то средним между аттестатом об окончании средней школы в Британии и экзаменами для британских старших школьников, необходимыми для поступления в университет.
В 2001 году пришло время пробоваться в полк. Для этого предстояло пройти начальный отбор: всех осматривал специальный инспектор – гуркх в отставке, который ездил по деревням. Инспекторы придирчиво исследуют внешний вид потенциальных новобранцев, поскольку, например, любые шрамы на теле – повод к отказу. К счастью, в ходе занятий кикбоксингом мне удалось избежать серьезных травм. И все же с первого раза меня не взяли. Подозреваю, я чем-то не понравился инспектору. Я оказался одним из восемнадцати кандидатов, успешно прошедших тесты, в том числе физические, однако инспектор вписал мою фамилию в список под двадцать шестым номером, а в тот год в отбор попали двадцать пять человек. Отказ привел меня в такое бешенство, что я даже в какой-то момент подумал отказаться от мечты стать гуркхом.
Но вскоре получилось справиться с эмоциями, хотя я по-прежнему злился на несправедливость. Годом позже все сложилось как надо, и меня отправили в региональный пункт сбора, где сначала пришлось сдавать физические нормативы – отжимания, приседания и подтягивания, а затем экзамены по английскому и математике. Затем последовал третий, завершающий и самый тяжелый этап отбора.
Наиболее известным заданием на финальном этапе является бег. Кандидату ставят на голову корзину с тридцатью килограммами песка, и он должен пробежать с этим грузом пять километров в гору, уложившись в сорок восемь минут. Беговая часть не вызывала особенного беспокойства. К тому времени моя заинтересованность в легкой атлетике переросла в нечто более серьезное. Еще будучи учеником седьмого класса, я как-то помогал учителю в проведении отборочных состязаний – предстояло выявить десятиклассников, которые представляли бы нашу школу на региональных чемпионатах. С помощью белой краски я промаркировал дистанцию – круг в четыреста метров, и когда забег стартовал, решил присоединиться к бегущим ради развлечения. На первом повороте я оказался в числе лидеров, а на втором ушел далеко вперед и первым пересек финишную черту. Увидев меня, учитель решил, что это розыгрыш.
– Пурджа, откуда ты здесь взялся? Что за шутки?
– Сэр, спросите остальных, я бежал наравне с ними, – ответил я.
Когда выяснилось, что это правда, у руководства школы не осталось выбора, и на региональный чемпионат отправили меня, семиклассника, хотя к состязаниям допускались только ребята старше на три года.
– Ты поедешь на соревнования, несмотря на юный возраст, – сказал тогда учитель.
Я нисколько не переживал по поводу грядущих соревнований, хотя не знал, чего ждать и как готовиться. И тем не менее оказался готов. Забеги проводились на дистанциях 800 метров, 2400 метров, 5000 метров, а также на эстафете 4х400 метров. Я решил бежать босиком, потому что опасался, что кроссовки будут обузой, лишним весом, из-за чего снизится скорость. Выбранная тактика заключалась в том, чтобы держаться первую половину дистанции в основной группе, а затем делать рывок вперед. Так я победил в эстафете и на дистанциях 800 и 2400 метров. Авантюра, на которую пошла моя школа, увенчалась успехом.
Так что, повторюсь, бег не являлся проблемой, но вот к корзине с грузом пришлось приспосабливаться, несмотря на то, что я имел некоторый опыт бега с нагрузкой. Еще при подготовке к школьным соревнованиям я по собственному почину устраивал дополнительные тренировки с утяжелением. Для этого приходилось просыпаться в четыре утра, выбираться незамеченным на улицу и бегать. Перед каждым таким кроссом я привязывал к ногам металлические стержни, которые однажды нашел возле школы. Пробежав по близлежащему району, я успевал вернуться в кровать до побудки, никем не замеченный. Оставалось надеяться, что теперь эти дополнительные тренировки пойдут на пользу.
Очень кстати оказалась и помощь братьев, оба они проходили это испытание и знали, чего ждать. Финальный отбор проводился в городе-курорте Покхаре, и оба они приехали туда – у Камаля подоспел очередной отпуск на службе, а Ганга к тому времени уже был военным в отставке.
– Итак, Нирмал, сделаем твою тренировку более интенсивной, – сказал Камаль, принесший бамбуковую корзину, в которую он положил большой тяжелый камень. Мои руки слегка затряслись от напряжения, пока я поднимал груз на голову.
– Теперь немного привыкни к весу, и вперед! – сказал брат. В Покхаре достаточно много участков с пересеченной местностью, и мы побежали по крутым тропинкам вдоль реки. Вскоре мне стало казаться, что груз весит тонну, и довольно быстро начали болеть шея, спина и икроножные мышцы.
Когда мы наконец остановились, Камаль посмотрел на часы, нахмурился и сказал:
– Ты бежал час. Так не сдашь норматив. Давай повторим завтра.
На следующий день я пробежал дистанцию за пятьдесят пять минут, а еще через день преодолел все пять километров менее чем за сорок восемь минут и поверил, что все получится. Но оказавшись на испытательной площадке и увидев рельеф, по которому предстояло бежать, а также соперников, которые тоже хотели быть первыми, я засомневался.
Поговаривали, что кто-то из ребят хорошо заплатил тренерам и прошел под их руководством специальные интенсивные тренировки. Многие мои конкуренты выглядели целеустремленными и подготовленными, некоторые даже сделали себе стрижки в стиле милитари и купили новые кроссовки специально для соревнований.
Однако не стоило переживать – я завершил гонку в числе лидеров. Впереди ждала служба в одном из наиболее элитных армейских подразделений мира.
* * *
Остальные испытания на финальном этапе отбора, как то: подтягивания, приседания, спринт, бег по пересеченной местности без дополнительной нагрузки, челночный бег – не представляли сложности, я даже стал первым в забеге на полторы мили. Так же спокойно я сдал математику, английский и прошел психологическое тестирование и стал наконец рекрутом гуркхского королевского полка Ее Величества. Через две недели после финальных испытаний самолет с новобранцами вылетел в Англию. Так я впервые оказался за границей. Подготовка проходила в Пехотном учебном центре в Каттерике, в графстве Йоркшир. Я надеялся, что по пути в учебный центр нам дадут время ознакомиться с достопримечательностями.
«Не стоит беспокоиться, – говорил я себе, – я учился в интернате, мой английский на высоте. Все будет в порядке».
Однако прибытие в аэропорт Хитроу в январе 2003 года несколько шокировало. Было холодно. Я полагал, что нас провезут через центр Лондона, что это будет такая мини-экскурсия и получится увидеть Биг-Бен, собор Святого Павла, Букингемский дворец и так далее. Однако из аэропорта автобус сразу повернул на шоссе и поехал на север страны. Хотя путь проходил по живописным холмам, на которых паслись овцы, и мы сделали несколько технических остановок по дороге, я стал сомневаться в том, что удастся приобщиться к английской культуре.
Во-первых, погода стояла ужасная: дул такой сильный ветер, что казалось, будто дождь идет сбоку. Во-вторых, языковой барьер оказался почти непреодолимым, и разговоры британцев-новобранцев в большинстве случаев оставались непонятными. В школе я хорошо занимался английским, но тут восприятие языка осложнялось большим количеством диалектов и акцентов. Диалект Ньюкасла, манчестерский диалект, кокни – я не понимал ни слова. Первый англичанин, с которым довелось познакомиться, оказался из Ливерпуля, он заговорил с сильным местным акцентом, и мне стало страшно.
Я вообще не понимал, что он говорит.
Проблема заключалась в том, что в Непале нам преподавали английский как следует, но никто не позаботился рассказать о многочисленных диалектах. И когда пришлось столкнуться с ними, я оказался в затруднительном положении и первые несколько недель, пытаясь принимать участие в разговорах, думал: «Что они, черт возьми, мне говорят?»
Муштра в Каттерике научила также быть всегда одетым как положено. Одно из многих правил, которым приходилось обязательно следовать, – ты в буквальном смысле всегда должен быть одет по форме. Даже когда нас первый раз отпустили на пляж, весь взвод шел по песку босиком, но в форме – в закатанных брюках и куртках, перекинутых через плечи. Для окружающих мы, должно быть, выглядели смешно.
Прежде чем попасть в настоящий бой, пришлось учиться четыре года, но зато я оказался более чем подготовлен. В ходе тридцатишестинедельного курса я узнал о том, как функционирует полк в мирное время и в ходе боя. Пройдя подготовку рекрута, я влился в гуркхский инженерный полк, и настало время выбрать профессию, которую необходимо освоить в обязательном порядке. Предлагался список профессий, в том числе плотницкое и слесарное дело. Я выбрал строительство и отделочные работы и девять месяцев прожил в городе Чатеме в графстве Кент, где учился штукатурить стены, вникал в тонкости покраски и декорирования. Было скучно, но я знал, что стоило получить мирную профессию, чтобы зарабатывать по окончании военной службы.
Затем последовало изучение саперного дела, после чего начались полевые учения. По завершении тринадцатинедельного курса All Arms Commando Course в тренировочном центре морской пехоты в Лимпстоне, графство Девон, я отправился в Афганистан в рамках операции Herrick – двенадцатилетней стратегии по поддержанию военного присутствия в стране. Операция была нацелена на противодействие террористической деятельности движения «Талибан», также в число наших задач входило оказание помощи афганцам в создании новой системы государственной власти. Это была тяжелая работа.
Мне приходилось очищать от самодельных взрывных устройств большие территории. Во время спецопераций морпехи часто шли в авангарде, и, как только обнаруживалось что-то подозрительное, в дело включались мы, саперы. Необходимо было осмотреть подозрительный участок, выявить точное место, где находится бомба, и обезвредить ее. Все это приходилось делать на скорости, поскольку нас могли в любой момент атаковать, и в то же время не торопиться и действовать осторожно, чтобы бомба не взорвалась.
В основном я работал с отрядом из сорока коммандос. Одна из совместных оперативных задач заключалась в следующем: отправляясь на патрулирование, мы продвигались по населенному пункту от двери к двери, проверяли обнаруженные оружие и боеприпасы, а также тайники талибов с наркотиками. Я старался работать хорошо, потому что дорожил репутацией гуркхов, и также был очень предан королеве и короне – они много для меня значили. Однако я не боялся высказывать свое мнение.
В ходе одной операции мне поручили обследовать территорию вражеского лагеря на предмет мин-ловушек. Подразделение действовало скрытно, поэтому пришлось действовать особенно осторожно. Я тщательно обследовал зону, чтобы ничего не пропустить. Спиной я чувствовал, что командир наблюдает за моей работой и что его терпение заканчивается.
– Пурджа, поторопись, – сказал он. – В чем проблема?
– Конечно, можно побыстрее, – ответил я, – можно поверхностно осмотреть и сказать, что все в порядке, но не хочется, чтобы гуркхов потом обвинили в том, что остались необезвреженные устройства. Так что дело не только во мне…
Мне также не понравился тон командира. Похоже, он подумал, что я боюсь и поэтому не могу работать быстро. Разумеется, я не был сумасшедшим, просто когда знаешь, что бомба может взорваться в любую секунду, поневоле нервничаешь. Но страха не было.
– Думаешь, я испугался? – продолжил я, отбросил металлодетектор и спокойно прошелся по помещению. – Моя жизнь тут ни черта не стоит, но вот репутация значит много. Поэтому я делаю работу как следует.
– Ох!.. – сказал командир.
Он выглядел несколько растерянным и даже не выговорил мне за неподчинение.
Во время пребывания в Афганистане я быстро проникся уважением к морпехам. Мне нравился их характер, их дух. Это суперсолдаты, но при этом они вели себя скромно, и это мне нравилось. Я никогда не страдал отсутствием уверенности в себе, но выпячивание собственного эго мне не по душе. Так что саперы-гуркхи и британские морпехи уважали друг друга, и нам не раз приходилось попадать в передряги.
В таких ситуациях работа гуркхов заключалась в оказании поддержки в ближнем бою, и нас отправляли вперед, чтобы заминировать входы во вражеские укрепления. Для этого мы использовали мины L9. Изначально их разработали как противотанковые фугасы, но потом стали применять для устранения препятствий; с их помощью легко пробивались толстые стены построек. Моя работа заключалась в том, чтобы подкрасться к двери, установить мину, отбежать на безопасное расстояние и… БАХ! Затем отряд морпехов врывался внутрь сквозь дымящуюся дыру и уничтожал врага.
Иногда меня привлекали к патрулированию. Приходилось вставать в четыре утра, брать ручной пулемет и проходить по открытым участкам, чтобы обозначить наше присутствие. После этого мое подразделение проходило через города и деревни в сильную жару, налаживая контакты с дружелюбно настроенными афганцами и попадая под обстрелы из засад со стороны не столь дружелюбных. Работа была трудной, но оно того стоило. Едва начиналась стрельба, я ощущал резкий выброс адреналина.
Служба постоянно была связана с риском угодить в бой, и все прекрасно это осознавали. Кому-то, к сожалению, предстояло погибнуть, и я был готов к смерти и старался не оказаться застигнутым врасплох. Время от времени доводилось слышать об операциях, которые проводили ребята из Специальной авиадесантной службы или из отряда спецназа ВМС, в частности, об освобождении заложников, задержании высокопоставленных функционеров «Талибана», проведении спецрейдов. Эти секретные подразделения британского спецназа делали еще более крутые вещи, чем мы. И когда довелось впервые услышать об этих бойцах во время учебы в Каттерике, я был под впечатлением.
Вот это да! Я хочу стать одним из них.
Мне нравилось быть военным, однако хотелось выбиться в лидеры и здесь. Элитой является спецназ. Я оценил свои возможности и поначалу решил попробовать попасть в Специальную авиационную службу. Изучив методы работы САС и предъявляемые требования к соискателю, я был поражен. Они действовали на суше, воде и в воздухе. Но затем мой приятель рассказал об Особой лодочной службе. Получалось, что эти ребята еще круче. «Эти парни прыгают с парашютом, сражаются на суше и на воде, – сказал мой знакомый. – Все это делают и в САС, однако в Лодочной службе проводят бои под водой».
Поработав с морпехами в Афганистане, я понял, что работа спецназовца мне по душе. Поэтому по окончании афганской командировки я прошел краткий курс в Особой лодочной службе и отправил запрос в надежде попасть туда. В течение полугода мы с другими кандидатами проходили всевозможные тесты, которые позволили отделить годных к службе в этом подразделении, и в 2008 году на мой запрос ответили положительно. После шести лет службы в гуркхском подразделении я поднялся на новую ступеньку в военной карьере, попав в военную элиту Великобритании.
4
Неуклонное стремление к совершенству
Никто не верил, что намерение попасть в Лодочную службу осуществимо, поскольку до сих пор ни один гуркх не служил в ее рядах, хотя я знал, что нескольких гуркхов приняли в САС. С Лодочной службой все обстояло сложнее просто потому, что Непал не имеет выхода к морю, а каждый член Службы обязан хорошо плавать и нырять даже в ходе боя. Это общеизвестная информация, поэтому казалось, что шансов мало. Даже если бы удалось пройти отбор, после этого требовалось отучиться на нескольких специальных курсах, чтобы гарантированно оказаться в Службе. Вести боевые действия в воде – совершенно новая для меня сфера деятельности, но я намеревался принять вызов. Скептически к этому относились в основном мои сослуживцы-гуркхи.
Ты шутишь, чувак. Ты говоришь так просто потому, что тебе нравится рассуждать об этом.
Я не обращал внимания на эти комментарии и шел к поставленной цели. Было очевидно, что придется не только адаптироваться к нагрузке и научиться вести полноценный бой в тылу врага, нужно еще сойтись с теми, кто уже служит в элитном подразделении. Я-то приехал из Непала и буду один как перст среди британцев. Чтобы избежать культурного шока, стоило хотя бы понимать их юмор. Поэтому я стал учить все – от плоских банальных каламбуров и похабных анекдотов до шуток из старых комедий и комедийных шоу. Непальский юмор сильно отличается от английского и особенно от юмора британского спецназа, поэтому я старался запоминать любые остроты и смешные истории.
Почему блондинка внимательно смотрит на бутылку с апельсиновым соком? Потому что на этикетке написано: «сок-концентрат» [8].
Мне очень хотелось вписаться в коллектив. Руководители тщательно отбирали тех, кто легко и хорошо сходился с сослуживцами. Для солдат, сражающихся в крайне тяжелых и нестандартных условиях, боевой дух – жизненно важный фактор. Поэтому если потенциальный новобранец не умел пошутить или не понимал черный юмор, это сразу отмечали, что оказывалось не в его пользу.
Нужно было стать своим, потому что оправданий из серии «ой, я непалец» или «ой, я не учился в Англии, поэтому не понял, что вы сказали» никто бы не принял. Я должен был подходить по всем параметрам.
Что касается физических тренировок, то пришлось пройти через ад. Служба в гуркхском полку заканчивалась в 17.00. После этого я сразу бежал домой, немного ел и отправлялся в спортзал, где предстояло «проехать» на велотренажере семьдесят миль.
Также необходимо было хорошо плавать, а с этим имелись проблемы. Поэтому я шел тренироваться и плавал столько, сколько позволял организм: после интенсивного бега без передышки отправлялся в бассейн и проплывал два с половиной километра, пока совсем не выдыхался. Редко когда удавалось лечь спать раньше полуночи, до кровати я добирался, едва волоча ноги, но иногда уже в два ночи вставал, чтобы пройти с 35-килограммовым грузом от казарм в Мейдстоне до Чатема [9].
Выходные я посвящал беговым тренировкам, и вскоре бег трусцой по нескольку часов стал нормой. Приходилось вставать в восемь утра и тащить свою задницу на улицу, чтобы побегать с двумя-тремя друзьями-гуркхами. Причем я был своего рода переходящим вымпелом, то есть пробегал с одним приятелем около десяти километров в быстром темпе, затем с другим еще десять, и такие пробежки длились часами напролет. Это выматывало как физически, так и психически.
Вылезать из постели глубокой ночью, когда на улице проливной дождь, – то еще удовольствие, но я справился. Когда со временем дождь превратился в снег, я не поддался искушению и не бросил тренировки. Контроль над эмоциями – одно из многих качеств, которыми должен обладать спецназовец.
Я не успевал отдыхать. Когда тренировался в одиночку, делал это с 35-килограммовым рюкзаком на плечах, что существенно усложняло процесс. Я понимал, что, когда попаду в подразделение, отдыхать точно не придется, и упорные тренировки казались наилучшим способом подготовиться к будущему. И все время приходилось бороться с сомнениями и сомневающимися. Сослуживцы по гуркхскому полку и командующие не верили, что непалец сможет попасть в спецназ, и считали, что я взялся за слишком тяжелые тренировки. Однако они недооценивали мою целеустремленность. Я не переставал надеяться. А надежда есть Бог.
Я не религиозен. Мои родители – индуисты, мне же нравится отмечать любые религиозные праздники. Я мог сходить в индуистский храм, а мог в буддистский монастырь. Всегда интересно узнать что-то новое, новые мысли, новые идеи. Я открытый человек и уважаю все религии. Но больше всего я верю в себя. В детстве было желание пойти в гуркхи, и это стало моей религией. Попав в гуркхский полк, я захотел через шесть лет оказаться в британском спецназе, и теперь это стало религией. В такие вещи необходимо просто верить, иначе не пройдешь через сито отбора. Требовалась сильная вера в то, что делаешь, а не просто желание получить удовлетворение или совершить нечто, чем впоследствии можно похвастаться. Попадание в военную элиту стало идеей фикс, и я посвятил себя этому без остатка.
И вот пришло время полугодичных отборочных испытаний, это невероятный тест на физическую и психическую устойчивость. Отбор начался с этапа «Холмы», который заключался в серии забегов по горной гряде Брекон-Биконс в Южном Уэльсе [10]. Главное было сосредоточиться на ближайших сутках и не думать о том, что впереди много других испытаний. «Сегодня я отдамся делу на сто процентов и выживу, – думал я каждое утро. – А решать завтрашние проблемы буду завтра».
Приходилось задействовать все резервы, поскольку малейшее послабление грозило провалом. Я пахал на этих холмах сутками напролет, успевая немного отдохнуть лишь ночью, и то приходилось собирать всю волю в кулак, чтобы не снижать темп на следующий день. С самого начала казалось, что я в отстающих.
Одна из ключевых способностей спецназовца – умение становиться неприметным. В реальном бою или разведке это означает суметь слиться с окружающей средой, чтобы избежать обнаружения или чтобы не привлекать внимания. Это умение помогало и в процессе отбора. Наиболее успешные из нас – те, кто постоянно опережал остальных, сразу таким образом обращали на себя внимание проверяющих, и те могли специально психически давить на них. А кто не справлялся с физическими нагрузками, часто подвергался грубым оскорблениям и насмешкам, после чего их вышвыривали вон с соревнований и отправляли обратно в родное подразделение.
Из-за цвета кожи я выделялся из группы, и хотя все мы в процессе отбора совершали ошибки, мои промахи проверяющие замечали сразу, иногда даже с большого расстояния. За этим следовал град насмешек и словесных издевательств, однако я старался не терять концентрацию, и это удавалось почти всегда. Во время одного забега я отстал от норматива на целую минуту и сразу ощутил интерес со стороны инспекторов. С каждым днем испытания становились все тяжелее, и я знал, что в случае проблем или неудачи следующие сутки будут еще хуже. На кону стояли мое честолюбие и стремление достичь цели.
Предпоследний день испытаний в холмах обещал быть чудовищным – форсированный марш более чем на тридцать километров. Однако финальный марш-бросок еще хуже – надо пройти шестьдесят километров с полной выкладкой, водой и припасами. Поклажа весила более 36 килограммов. Я оказался перед дилеммой: проиграть или победить. То есть можно либо пройти гонку на время, а затем финальный марш-бросок, уложившись при этом в норматив – в двадцать часов, либо сойти с дистанции и отправиться назад, в свой полк. Вот только я бы не перенес позора. И я решил, что если «Холмы» окажутся не по плечу, то уйду с военной службы. «Либо ты сделаешь это, Нимс, – сказал я себе следующим утром, собирая рюкзак, – либо отправишься домой».
Я настроился как надо, но пришлось понервничать. И не потому, что впереди ждали часы тяжелой работы, а потому, что все не заладилось с самого начала, когда на старте инспекторы проверяли нашу экипировку.
– Это еще что, Пурджа? – спросил инспектор, рывшийся в рюкзаке, висевшем на моих плечах. С этими словами он достал бутылку с водой и показал мне. Мое сердце замерло. «Твою мать, – подумал я. – Крышка от бутылки куда-то делась». Хуже того, немного воды успело вытечь. Один из ключевых элементов испытания – правильный сбор и упаковка снаряжения и личных вещей. Забыл крышку от бутылки с водой, и все – противник ее найдет, вычислит тебя, и ты раскрыт, а задание провалено. Усталость в этой ситуации не оправдание – как бы ни был измотан, нужно уметь сосредоточиться и обращать внимание на любые мелочи. Сейчас, правда, не настоящая спецоперация, но все равно придется расплачиваться.
– Похоже, ты сегодня пойдешь с лишним весом, – довольным голосом произнес инспектор и сунул мне в рюкзак большой тяжелый камень.
Лямки рюкзака натянулись, груз потянул назад. Но как ни странно, такое начало лишь раззадорило меня.
Я открытый человек и уважаю все религии. Но больше всего я верю в себя. В детстве было желание пойти в гуркхи, и это стало моей религией.
Марш-бросок начался. «Что ж, Нимс, – подумал я, – придется доказать, что ты один из лучших». Ощутив знакомую боль, испытанную первый раз на отборе в Непале, когда бежал с корзиной на голове, я помчался вперед. Требуемый темп по пересеченной местности, похоже, был в пределах того, что я мог выдержать. Довольно быстро стало понятно, что основная задача этого этапа не определить человека-робота, которому любые препятствия по плечу, а выявить тех, кто в состоянии приспособиться и пытается выжить в любой ситуации.
Я смог адаптироваться к тяжелым условиям и психически, и физически и чувствовал себя нормально, поднимаясь по крутым склонам, а под уклон и по ровной местности получалось перемещаться либо быстрым шагом, либо бегом. И так километр за километром, час за часом. После почти полного дня тяжелейшей работы я первым пересек финишную черту. Я не сдался и не сломался, но был гибким и приспособился.
* * *
Порою мои способности и выносливость проверялись по максимуму, до крайних пределов. Одним из наиболее тягостных испытаний было выполнение заданий в джунглях.
С военной точки зрения удаленные и сверхсекретные районы в тропических лесах, где приходилось работать, – самый настоящий фильм ужасов. Чудовищные жара и влажность. Для меня это одно из самых тяжелых воспоминаний. Ты воняешь, и все вокруг воняют, и из-за этого еще тяжелее. В джунглях полно змей и насекомых, и это тоже враги, которых стоит опасаться. Однако всякий раз, как приходилось отправляться в джунгли и порою жить там неделями напролет в этой грязи и влажности, я всегда улыбался. Я был в своей стихии, действовал эффективно и радовался, а вот некоторым ребятам приходилось нелегко. Некоторые даже предполагали, что со мной что-то не так. Однажды, когда мы лезли на большой холм, чтобы осмотреть местность, я обратил внимание, что часть ребят глядела на меня с недоверием.
– Черт возьми, Нимс, – прошептал один из них, – я удалбываюсь на этом патрулировании, промокший насквозь, а ты что, наслаждаешься этим?
Я рассмеялся и объяснил, что просто с детства привык к жизни в джунглях. Но я по-прежнему допускал ошибки, как и все мы, хотя удалось подняться уже довольно высоко по карьерной лестнице. Я полагал, что служба в элитном подразделении потребует решимости и гибкости, что никто не будет делать мне одолжение или побуждать работать лучше.
Мотивировать себя приходилось всегда. Если попадаешь в трудную ситуацию – выбирайся самостоятельно. Часто было нелегко справиться с эмоциями, когда раздражает буквально все. Приходилось также молча сносить несправедливую критику в свой адрес. Однажды один парень из моего патруля провалил отработку учебной задачи по разведке. Большинство заданий в джунглях давались не одному человеку, а подразделению, поэтому за промашку одного прилетало всем. В тот день мы часами напролет ползли сквозь заросли, чтобы подобраться к нескольким нашим товарищам, изображавшим на задании противника. Мы продвигались все ближе к их укрытию, однако тот парень решил, что можно подползти совсем близко. Я пытался отговорить его, но это было бесполезно. Солдаты «противника» нас не заметили, зато заметил один из инспектирующих, когда мы возвращались в лагерь.
– Вы, ребята, на разведку никак ходили? Если вас засекли здесь, это плохо, – сказал он.
После этого нас вызвали и пропесочили как следует. В частности, мне сообщили, что я лучший солдат из худших.