Нина Стожкова
Когда придет Волчок
Коварство и любовь
После нескольких лет брака Волков-Кармашов стал все чаще говорить жене, что им надо развестись. Влад буквально шкурой почувствовал: пришло время создавать реальную, а не фиктивную семью. Для успешной карьеры политику необходима молодая красивая жена, семья, дети, а не экстравагантная поэтесса, к тому же на пятнадцать лет старше. На примете у Кармашова было несколько молодых красавиц, оставалось только сделать выбор и начать активно ухаживать, поражая избранницу своей щедростью. Он не сомневался, что любая в итоге сдастся под его напором и падет к его ногам, как спелая груша падает в руку терпеливого садовника. Однако, к удивлению Влада, каждый раз отношения с избранницей рушились из-за сущей ерунды. Он чувствовал, что все его планы летят в тартарары, и откровенно не понимал, в чем дело. Влад злился, отыгрывался на сотрудниках, один раз даже ушел в запой, однако не догадывался, что все дело в фиктивной супруге. Мария ухитрялась каждый раз испортить зарождавшиеся отношения Влада с очередной претенденткой на его руку и сердце так, что Волчок ни о чем не догадывался. Кармини никому не призналась бы, что бешено ревнует фиктивного мужа к молодым дурочкам, и что одна только мысль о том, что этот эффектный и успешный мужчина не будет ей принадлежать, а обретет счастье с очередной дылдой-моделью, причиняет ей невыносимую боль. Все-таки было в их браке что-то настоящее… Был еще один момент. Мария понимала: как только она перестанет быть женой Влада, денежный ручеек, прежде исправно журчавший в ее сторону, вскоре потечет в другом направлении, а ее статус жены бизнесмена изменится навсегда. Возвращаться к роли одинокой небогатой разведенки Марии совершенно не хотелось.
Секретарша Милана бесила Марию больше других девиц, которым муж оказывал знаки внимания. В этой девушке поэтессу раздражало все: и молодость, и высокий рост, и стильные тряпки, но особенно – острый язычок, Влад не скрывал своей симпатии к секретарше и вился вокруг нее, как шмель вокруг цветка. Милана держалась с ним официально, и шефа это устраивало. Он ведь не любовницу искал, с ними проблем как раз не было, а верную и статусную жену. Когда Волчок построил пансионат «Вдохновение», он первым делом предложил Милане должность администратора. Зарплата девушку приятно удивила, и она без долгих раздумий согласилась.
– Вы, Милана, станете лицом нашего отеля, – сказал Кармашов и заказал несколько рекламных постеров и буклетов с фотографией красавицы. Мария поняла, что намерения у Влада по отношению к этой выскочке весьма серьезные.
Тот день не предвещал ничего особенного. Гостей в пансионат приехало мало, и Милана скучала за стойкой администратора, то и дело поглядывая в смартфон. Наконец она решила немного размяться, поставила на стойку табличку «Технический перерыв 15 минут» и направилась в дамскую комнату. Мария в это время проходила мимо рецепции. Ее словно кто-то под руку толкнул. Кармини достала из-под стойки сумочку девушки и бросила туда свое колечко с бриллиантом. Милана вскоре вернулась и заняла свое место за стойкой, а Кармини, напротив, направилась в туалет. Вскоре возле Миланы нарисовался Влад. Видимо, он заметил девушку издалека и решил с ней полюбезничать.
Внезапно из туалета раздался такой крик, словно в здании включили пожарную сирену. Кричала Мария. Вскоре она появилась возле стойки администратора и принялась заламывать руки и громко рыдать. Когда поэтесса немного утихла, она наконец объяснила, в чем дело: пропало кольцо с бриллиантом, подаренное любимым мужем. Дескать, она его сняла в туалете, положила там на полочку, а когда вернулась – кольца уже не было.
– Не волнуйтесь, наверное, вы его где-нибудь здесь обронили, – улыбнулась
Милана и стала помогать поэтессе искать пропажу. – Моя мама тоже частенько все забывает и путает, а что вы хотите – возраст, – нанесла девушка жене шефа болезненный укол.
Поэтесса сделала вид, что не заметила обидного намека и продолжала наблюдать за метаниями девушки, не переставая причитать и всхлипывать.
– Откройте сумочку! – внезапно потребовала Кармини.
– Если вас это успокоит, пожалуйста, – пожала плечами Милана. – Вот, смотрите!
Она открыла сумочку. Кольцо лежало сверху, в маленьком кармашке.
– Тебе нужны еще доказательства? – спросила Кармини мужа своим хрустальным голоском.
– Нет, мне все ясно! – сказал Влад. – Милана, ты здесь больше не работаешь
– Зато мне ничего не ясно, – сказала девушка. Милана была крепким орешком и сдаваться не собиралась. Она соображала быстро и сразу догадалась, кто автор фокуса с кольцом.
– Вы что же, Владислав Петрович, забыли, что над стойкой администрации установлена видеокамера? Давайте втроем пройдем в комнату охраны и посмотрим запись!
– К чему такие сложности, когда вещдок налицо! – завопила Кармини уже не хрустальным и не металлическим, а каким-то скрипучим голосом. Лицо поэтессы внезапно побледнело. Она стала похожа на белую лабораторную мышь, только черные глазки и розовые ушки добавляли лицу немного краски. – Ваша фаворитка, господин директор, нечиста на руку и теперь изо всех сил выкручивается. Она будет так же обворовывать вашу фирму, как сейчас обчистила меня.
– Я не сдам ключ от сейфа, пока вы не посмотрите запись с видеокамеры, – уперлась Милана.
Стоит ли говорить, что на записи они сразу же разглядели Марию Кармини, которая пихала в сумочку Миланы, висевшую на спинке стула, какой-то мелкий предмет.
– Мария, ты совсем одурела! – заорал Влад. – Милана, чтобы загладить этот инцидент, я приглашаю вас на бокал шампанского.
– Ну уж нет! – отрезала девушка. – Отныне у нас с вами, Иван Петрович, будут только официальные отношения. Я не уверена, что ваша супруга не подкрадется ко мне сзади и не накапает яду в бокал!
Влада раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он был в бешенстве, а, с другой, понимал: Мария способна ради него на все, и безоглядная преданность немолодой женщины ему еще не раз пригодится.
Победитель получает все
Ильинская изо всех сил пыталась делать вид, что на сцене ничего не произошло. Она улыбалась и ждала, когда стихнут выкрики в зале. Шум однако не умолкал, и Султанша призвала писателей к тишине. Дескать, наступает кульминационный момент семинара: сейчас будет объявлено имя победителя. Зал настороженно притих.
– В конкурсе на лучший синопсис биографии Ивана Кармашова победила известная поэтесса и писательница Мария Кармини, – торжественно объявила Ильинская. – С Марией будет заключен договор на книгу «Великая сила любви». Сумму гонорара я оглашать не имею права, но, думаю, она Марию приятно удивит. Я приглашаю нашего лауреата подняться на сцену. Где же ваши аплодисменты, господа писатели?
В зале раздалось пару жидких хлопков.
Мария легко впорхнула по ступенькам на сцену, подошла к микрофону и разразилась восторженной речью. Поэтесса горячо благодарила организаторов за оказанную честь, читала стихи о любви и время от времени победно поглядывала в зал. Это был час ее триумфа. Она была счастлива, поскольку впереди ее ждало еще несколько приятных событий. В компьютере Марии уже была набрана информация для «Литературной газеты» о прошедшем литературном семинаре и о ее победе в нелегкой борьбе. Кармини решила, что отправит информашку сразу же, как только закончится нынешнее торжество. Возможно, ее даже пригласят на радио – поделится впечатлениями о семинаре «Путь к успеху». Мария выглядела довольной: семинар действительно прошел успешно, книгу о Кармашове она, разумеется, напишет, причем, без таких сюрпризов, как в тексте у этой гнусной парочки. Закончив победную речь, поэтесса подобрала полы своей хламиды и стала осторожно спускаться в зал. Цветков резво обогнал ее и подал руку. Два стеклянных шарика выпали из его руки и со стуком укатились куда-то в конец зала. «Визирь Султанши» жестом попросил участников церемонии их не искать. Мария поблагодарила Аркадия королевским кивком головы и заняла место в первом ряду.
– Прошу слова! – Егор Капустин явно не желал оставаться в тени. Он вскочил с места и обратился к Ильинской:
– Станислава Сергеевна, вы обещали издать по итогам семинара книги всех его участников. Пока же со сцены прозвучало лишь одно имя лауреата – или лауреатки, не знаю, как правильнее сказать – Марии Кармини. В последнее время в нашу речь проникли феминитивы: лауреатка, поэтка, авторка… Честно говоря, я предпочитаю прежние названия, потому что серьезных женщин-авторов подобные названия унижают. Теперь к делу. Мне кажется странным, что в соревновании биографов победила лирическая поэтесса. Я не могу утверждать наверняка, но подозреваю, что дело пахнет сговором и коррупцией.
– Егор, помните, как у Бориса Леонидовича: «Но пораженья от победы ты сам не должен отличать»? Учитесь достойно проигрывать. Дело в том, что, так сказать, «по ходу пьесы» концепция поменялась, – улыбнулась Ильинская. – Мы со спонсором решили не плодить сомнительные версии биографии Ивана Кармашова, – продолжала она уже без улыбки. – Одну из подобных фантазий вы только что слышали. Не надо городить чушь и предлагать грубые поделки, господа писатели! Иван Кармашов – вполне реальный и достойный человек, наш современник! Вот он стоит перед вами, со всеми своими талантами и недостатками. Друзья, прослушав ваши версии, я приняла непростое решение: биографии Ивана Кармашова, написанные в жанре сказки, фельетона, притчи или фантастического романа дадут читателям ложное представление об этом неординарном человеке. Господа писатели, обижаться на то, что вас кто-то обошел в честной борьбе, непрофессионально. Мне кажется, вы должны остаться довольны результатом нашей работы. Мы провели с вами две плодотворных недели, поучились друг у друга выстраивать сюжет, держать интригу и интересно рассказывать о героях. Этот опыт мне понравился, и вскоре я буду объявлять набор в новый семинар, теперь уже он-лайн. Если захотите продолжить литературный тренинг – милости прошу, каждому из вас я дам скидку 5 процентов. Благодарю всех участников семинара и желаю вам творческих успехов. Давайте поаплодируем друг другу за плодотворную работу.
Семинаристы вяло захлопали, разом поднялись с мест, зашумели и потянулись к выходу.
Лина и Башмачков тоже направились к двери, но тут…
– Господа юмористы! Валерий Башмачков и Ангелина Томашевская! Я к вам обращаюсь! – Ильинская призывно помахала рукой и продолжала: – Задержитесь, пожалуйста на минутку. Поднимайтесь к нам сюда, на сцену. Сердце у Лины упало куда-то в район желудка, а по спине побежали противные мурашки, не предвещавшие ничего хорошего. Она вздрогнула и вопросительно взглянула в глаза Башмачкову. Тот взял ее за руку и опять сказал:
– Поздняк метаться. Пошли!
Мышеловка захлопнулась
Лина и Башмачков поднялись на сцену. Зал опустел. Сердце Лины стучало с перебоями, словно колеса скорого поезда. Наверное, подобный ужас чувствовали женщины, обвиненные в колдовстве, когда всходили на костер.
Она исподволь огляделась. Ильинская читала что-то в своем смартфон и, казалось, не замечала их. Внезапно Цветков быстрым шагом спустился со сцены, подошел к единственному выходу из зала и запер его изнутри. Тут же из правой кулисы послышались торопливые шаги, и оттуда появились хорошо известные Лине и Башмачкову бандиты в балаклавах.
– Ого! Новый поворот сюжета со старыми знакомыми! – попробовал пошутить Башмачков, но Лина не смогла изобразить даже подобие улыбки. Она вдруг всей кожей почувствовала: это конец.
– Доигрались! – прошептала она Башмачкову. – Все повороты сюжета искали, планы будущей книги писали, а финал-то прошляпили!
Бандиты схватили их под руки и поволокли за кулисы. затем втолкнули писателей в маленькую комнатушку за сценой, а сами вышли и заперли дверь на ключ.
– Как они навострились двери-то запирать! Прямо медвежатники какие-то! – попытался пошутить Башмачков. Это же сколько ключей понаделали! «Ключ к успеху» – такой вот слоган годится для этой конторы!
– Да что с них взять: бандиты они и есть бандиты. Мы-то с тобой каковы! Ума нет и уже не будет! – мрачно отреагировала Лина. – По доброй воле в мышеловку полезли. А все почему? Покрасоваться перед писателями захотели! Мы с тобой ничем не лучше Кармини. Между прочим, могли еще вчера домой уехать, так нет, на подведение итогов остались.
– Так-таки могли безнаказанно смыться? Не смеши мои кроссовки! Не здесь, так в фойе или за территорией пансионата эта шайка нас все равно поймала бы. Даже до Дуделкино добежать бы не успели. Подозреваю, что пинкертоны из дуделкинской полиции палец о палец не ударила бы в ответ на наше заявление. Если бы вообще приняла его. Скорее всего, местные менты подкуплены Волковым. Ты же сама видела, как халтурно они проводили следствие. Дуделкинские детективы нас самих признали бы во всем виноватыми, а, возможно, обвинили бы в убийствах. Хорошо, что мы хотя бы успели зачитать на закрытии то, что ночью накатали. По крайней мере, заронили в души писателей зерно сомнения насчет того, кто такой Кармашов. Надеюсь, они разнесут весть о его пристрастии к перевоплощениям по столичных издательствах.
– Может, когда-нибудь и о нас вспомнят? – всхлипнула Лина. – Внезапно слезы потоком побежали по ее лицу.
– Это вряд ли. Их волнуют только собственные успехи или провалы. Все они, кроме Марии Кармини, обижены на Султаншу, потому что каждый считал себя лучшим, наделся обойти остальных и получить денежный приз.
– Ладно, бог с ними, с писателями! Как ты думаешь, зачем опричники Волкова нас сюда затолкали?
– Придут – узнаешь. Думаю, все случится очень скоро.
– Мне страшно! Три писателя за свои опасные открытия уже поплатились жизнью. Боюсь, как бы нам сейчас не отправиться следом за ними в писательский рай или в ад, что намного вероятнее. Думаю, писатели в раю не уживаются, сразу интриговать и скандалить начинают, а дьявол – тут как тут: добро пожаловать в пятизвездочный ад… Короче, дорогой Башмачков, настал час Икс! Немедленно звони Коляну! Скажи, что пора нас спасать. Он ведь недаром хотел приехать, а мы как идиоты…
Башмачков нажал вызов на смартфоне, но по тому, как он хмурился, Лина поняла: абонент не доступен. Чему удивляться! Закон подлости обычно срабатывает в самый неподходящий момент.
В коридоре послышались шаги. Они звучали все ближе, все громче…
Растворилась дверь, и вошли двое прежних бандитов в балаклавах, а с ними сам Волков-Кармашов.
– Какая честь для нас! – сказал Башмачков не без иронии.
– Подержите его! – велел Волков охранникам.
Они схватили Башмачкова, и Волчок ударил писателя в лицо.
– Не бейте его! – закричала Лина.
– Заткните ее! – потребовал Волчок. – Не выношу женского визга.
Охранники подскочили к ней и залепили рот скотчем.
– Откуда ты все узнал про меня, графоман несчастный! – заорал Волков. – Отвечай, у меня мало времени.
– Если вы разобьете мне лицо, я не смогу отвечать на вопросы, – сказал Башмачков и сплюнул кровь на пол. Он попытался сделать это по-пацански лихо, однако получилось слишком интеллигентно, словно он одновременно извинился за то, что испачкал вымытый пол.
«На конкретного пацана он явно непохож, – подумала Лина с тоской. – И в этом его слабость».
– Говори! – потребовал Волчок.
– Слухами земля полнится! – неопределенно сказал Башмачков.
Волчок ударил его в солнечное сплетение. Башмачков охнул и согнулся пополам. Лина застонала в бессилии и закрыла глаза руками.
– Ну ты сами подумай! Головой! – прохрипел Башмачков. – Не бывает так, чтобы от детства, юности и зрелости человека никаких следов не осталось! В Дуделкино до сих пор живы те, кто помнит Волчка и его золотые руки. Мы в детстве оставляем на малой родине следы на всю жизнь, словно впечатываем их в глину, как давно исчезнувшие доисторические животные. – Башмачков откашлялся и продолжал. – Ты создавал фирмы, в них работали люди, а подчиненные всегда внимательно следят за начальством и делают выводы. Ты думаешь, Волков, что написал даты своей жизни и смерти на памятнике и действительно умер для людей, а вместо тебя на свет появился Иван Кармашов? Надеешься, что ты сделал пластическую операцию и тебя никто не узнает? Наивно, Владислав Петрович! А куда деть глаза, походку, манеру разговаривать, голос, наконец?
– Слышь ты, гнида писательская! – Волчок откашлялся и заговорил хриплым голосом. – Ни хрена ты в жизни не смыслишь! Все сейчас зависит от бабла. Сказку «Новый наряд короля» читал? Помнишь, как там все говорили, что король одет в нарядное платье, хотя он шагал по улице в чем мать родила? Короче, когда задействовано бабло, много бабла, люди будут молчать, будто они слепые и глухие. Ну, а тот мальчик, каким я когда-то был в Дуделкино… Да плевать на него сто раз! Я давно изменился, потому и свалил отсюда куда подальше. Мои ровесники тоже все свалили – кто в Москву, кто за границу, а кто и вовсе помер и лежит на местном кладбище, как мои предки. В Дуделкино меня могли бы узнать разве что старики, но и те давно умерли. Про политтехнологов слышали? Они могут из любого человечка сделать видного политика, придумать ему солидную биографию и серьезную политическую программу. Вот и со мной скоро будет работать целая команда таких специалистов. Короче, не вам, неизвестным щелкоперам, чета.
– Аааа, где-то я это уже читал. Дьявол заказывает рекламному агенту серию пиар-акций Ада… Неплохая мысль, между прочим! Чего ты от нас хочешь? – спросил Башмачков. – Чтобы мы с Ангелиной все-таки написали твою биографию? Настоящую, а не выдуманную?
– Издеваешься, сука!
Волчок с силой ударил Башмачкова в плечо, сплюнул на пол и продолжал:
– Ты и твоя баба меня уже не интересуете. Вы уже, считай, трупы. Испохабили отличную идею, опозорили меня перед писателями. Блестящий проект поставили под угрозу. Уроды! В колонии я намертво усвоил закон: на каждый вражеский выпад должна прилетать ответка. Надеюсь. вы поняли, что отсюда вам уже не выйти?
– А как ты, Волчок, объяснишь другим писателям, куда мы подевались? – с интересом спросил Башмачков. Он изо всех сил старался казаться спокойным, но Лина услышала, что его голос слегка дрожит. Впрочем, ее сердечный друг неплохо держался для своего положения. У Лины дела обстояли намного хуже: коленки дрожали, из глаз текли слезы, и она ничего не могла с собой поделать. Волчок мельком взглянул на нее и, похоже, остался доволен страхом, который на нее нагнал. Затем он опять обернулся к Башмачкову:
– Кому и что я должен объяснять? Писателям, приехавшим на семинар? С какой радости? Я вашу подлую писательскую породу еще в детстве распознал. Каждый непризнанный гений – сам за себя. Так и норовите сожрать друг друга, словно пауки в банке. Пока рос в Дуделкино, я изучил писателей так же, как натуралист изучает насекомых – считай, под лупой. Твоих писак Ильинская успокоит простецкой байкой – дескать, вам стало стыдно после вашей глупой выходки, и вы предпочли незаметно уехать.
– Ладно, можешь меня убить. Так сказать, за дерзость и любопытство. Но Лину-то за что? – спросил Башмачков. – Разоблачение и, так сказать, срывание масок с нашего героя было моей затеей. Ангелина здесь вообще ни при чем.
– При всем желании мы не можем оставить ее в живых. Это ведь она таскалась с тобой по Дуделкино, ходила на кладбище и стояла там
с тобой под пулями? Вы ведь вместе пытались нарыть у моего персонала компромат на меня? То-то же! Надо было твоей бабе думать головой, а не другим местом!
Лина в ответ беспомощно замычала.
– Наконец я понял, как можно заставить женщину замолчать, – хмыкнул Башмачков. Лина поняла, что он пытается ее рассмешить, но слезы из глаз полились уже не ручейками, а водопадом.
– Не плачь, Линок! Не унижайся перед этим, с позволения сказать, «куратором семинара». Он нас просто запугивает. Где ты видела, чтобы бандиты убивали людей за ненаписанную книгу? За слова казнили в средневековье и в тридцать седьмом. В наше время людей убивают за деньги, а не за книги.
Лина опять замычала. Волков подошел и расклеил ей рот:
–Можешь поболтать напоследок. Это будет твоим последним словом.
Лина внезапно перестала плакать и обратилась к другу:
– Ты их не дооцениваешь, Башмачков! Трех наших коллег убили не за книги, а за то, что они случайно узнали правду. Ту правду, которая спутала бы Волкову все карты. Слова – вещь опасная. Помнишь, у Бориса Леонидовича:
«О, если б знал, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью убивают.
Нахлынут горлом и убьют».
– Так когда это было! – попытался успокоить ее Башмачков.
– Между прочим, – сказала Лина, – не так уж и давно. Пастернак, написавший эти строки, умер меньше ста лет назад, не пережив травлю. Знаешь, сколько народу в прошлые века замочили за слова! – сказала Лина. Не сосчитать! Писатели нередко расплачивались жизнью за книги и даже за мысли. Джорджано Бруно сожгли на костре, как и старообрядца протопопа Аввакума. Радищева отправили в сибирскую ссылку за «Путешествие из Петербурга в Москву». Даниеля Дефо, автора Робинзона Крузо, приговорили к стоянию у позорного столба за едкую сатиру. Свифта лишили места священника в ирландском соборе. и свои политические памфлеты он публиковал под разными псевдонимами. Нередко писателей изгоняли из их родных мест. Данте выгнали из Флоренции, Томаса Манн бежал из фашистской Германии, Солженицына, Аксенова и Бродского выслали из СССР.
– Да уж, – сказал Башмачков. – Крыть нечем. Палачи во все века любили пофилософствовать и подвести базу под свои преступления. Надеюсь, господин Волчок, вам это не поможет. Слишком много непонятных смертей в одном месте. – По любому тебе и твоим сподвижникам придется объясняться со следователями.
– Слушай, писатель! Ты до таких лет дожил, но до сих пор ничего не понял! В нашей стране цена жизни человека – копейка, – хохотнул Волчок. – Я-то объяснюсь со следоками, будь спок! Не впервой. А вот вас никто искать не станет. Каждый год у нас в стране пропадают без вести тысячи людей. И что7 А ничего! Взрослых у нас не больно-то ищут. Здесь на территории «Вдохновения» места полно. Закопаем вас под деревьями у забора – ни одна собака не найдет… Только яблони будут лучше плодоносить. Ну что, зассал, писатель?
– Не дождешься, – сказал Башмачков. Зарычав от бешенства, Волков ударил его в солнечное сплетение, и писатель осел со стула на пол. Лина замычала с заклеенным ртом от сочувствия и бессилия.
