Нина Стожкова
Чайник раздора
Аглаей Федотовной звали тещу. Между прочим, тоже хирурга, только не звериного, а человеческого. Ветеринарша походила на тещу Михаила буквально всем: и статью – высокая, с большой грудью, и копной светлых волос, уложенных в затейливый узел, и голосом, низким и властным, и прямым и цепким взглядом. Неужели все, кто держит скальпель и вторгается в живую плоть, становятся неуловимо похожими? – подумал Михаил. И та, и эта дамы сострадают четвероногим и двуногим пациентам, а к здоровым людям относятся подозрительно, даже с некоторой брезгливостью.
Михаил побаивался Аглаю и, ненавидя в себе этот страх, частенько вел себя с тещей, как упрямый подросток.
– Опять пил заварку из носика? – допрашивала она его по утрам жестко, как следователь по особо важным делам. – Ты же знаешь, Михаил, я это не выношу!
– Пил, пью и буду пить! Я, между прочим, Аглая Федотовна, не только у вас, но и у себя дома, – огрызался невыспавшийся зять.
– Так можно и до унитаза докатиться! – саркастически замечала теща и, оставляя за собой последнее слово, роняла: – Ну, вам, барам, спешить некуда, а меня больные ждут.
– Уууу, так вот почему на медицинском значке змея! Это ваш портрет, мама, – бормотал Михаил вдогонку, однако теща была уже за дверью, и зять в очередной раз чувствовал себя “умным на лестнице”.
Михаил женился на втором курсе, после очередного байдарочного похода, когда последствия этого похода стали слишком заметны. Миша и Даша дружили с пятого класса, в девятом влюбились друг в друга, а к окончанию института по квартире уже топала Машенька. Однако Аглая Федотовна брак дочери удачным не считала. Никак не могла смириться с тем, что прыщавый шалопай Мишка, вечно болтавшийся у них дома после уроков и выгуливавший с Дашей по три раза на дню их эрдельтерьершу Груню, теперь член ее медицинско-профессорской семьи. Ведь были же, были другие достойные женихи! Они цитировали Булгакова, ходили с Дашей на Феллини и на Гершвина, беседовали с Аглаей Федотовной на разные умные темы. И почему она выбрала Мишку? Это оставалось для профессора Моршанской загадкой, неподвластной даже ее цепкому уму.
