Нина, всё это время прятавшаяся за пристенком, не выдержала. Опрометью кинулась к горушке, зажимая себе рот рукой, чтобы до поры не заорать. Только оставшись наедине с собой, она могла вволю насытиться горем. В конце концов, Марейка была её старшей сестрой. Это она заплетала непослушные Нинины волосёнки в косы. Это она учила Нину ходить, когда та была совсем маленькой. Ну и ничего, что отцы у них разные, мать-то одна. Ну и пускай Марейка любит верховодить и частенько на Нину злится, ведь это же Марейка, а ну как помрёт, другой такой вовек не будет.
Нина бросилась лицом в траву и стала рыдать так громко, что даже шаловливый лён затих, пригорюнился, глядя на девочку. Приподняв голову, она вытерлась рукавом и увидела споро поднимающегося на пригорок молодого милиционера Ивана.
–Иван, Иван! Беги к нам скореича в хату. Там нашу Марейку бык помял, – сказала и снова без сил на землю рухнула.
Нину так трясло, что зуб на зуб не попадал, а вот душа отчего-то была спокойна, как речная гладь в безветренную погоду. Нина, глядя в спину бегущему к хате Ивану, вдруг подумала, что всё у них с сестрой теперь будет хорошо. Ну, а иначе как?