Нина Сергеевна Цуканова
Игры с огнем. Книга 1
Я помолчала, потом, вспомнив еще один из невысказанных вопросов, решила задать, заодно и тему переключить.
– Вы, значит, самый древний народ?
В глазах Личи на миг мелькнула не до конца понятная мне холодность.
– Драконы… Самый древний, осознавший себя разумным.
Я удивилась уточнению.
– Амфибии эволюционно старше. Но не как разумный народ. Лишь – как биологический вид. Почему-то как разумный народ они начали формироваться много позже. Что‐то их затормозило… Возможно, мы.
Несмотря на философскую ровность фразы, было в ней что-то едва уловимое…
– Почему чаще всего, говоря о вашем народе, ты говоришь “драконы” и редко – “мы”? – спросила я напрямую.
Личи вздохнул.
– Я не отрицаю свою причастность к биологическому виду. Но я не хочу быть частью их общества. И давно ей не являюсь…
– Ты поэтому не любишь, чтобы к тебе обращались по-драконьи “орра”? – догадалась я.
Личи, поморщившись, кивнул.
– Да. Да и нет у меня такого статуса… Мне по душе человеческое общество. Вы добрее. И сильнее своей сплоченностью, состраданием. Может, и не вы одни, все вы, маленькие народцы, общественные. Но именно ваше общество я изучал на контрасте с драконьим. Драконье общество не терпит слабины; стоит лишь чуть расслабить челюсти, и тебе дадут по зубам.
Он замолчал, вздохнул, потом продолжил:
– У людей тоже есть злая часть, но… Добрая все вывозит. Я стараюсь стать частью вашего общества. Хотя порой бывает тяжело – вы коллективные, а мы – от природы одиночки. Мне часто не хватает сил и требуется перерыв от постоянного общения.
– И поэтому ты иногда уходишь в лес ночами? – догадалась я.
– Да, – он опустил брови и посмотрел на меня тяжелым взглядом. – И поэтому я ненавижу, когда кто-то ко мне туда приходит.
Я потупилась.
– В лес, или на чердак, или просто сижу в комнате. Главное – чтобы никто не трогал. Не важно. Все равно… Это проходит, можно приспособиться. Человеческое общество мне все равно милей. Можно даже смириться с тем, что вам до всего есть дело. И даже с женскими-хозяйскими инстинктами Мэраи, Борисовой жены, которая постоянно лезет в мои комнаты без спроса че-то там прибрать, – он фыркнул недовольно, но беззлобно.
Я чуть слышно посмеялась.
– Слушай, ну раз ты мне задаешь вопросы, – Личи усмехнулся, поглядев мне в глаза, – позволь, я тоже тебя поспрашиваю.
Пожав плечами, я кивнула, шутливо отозвавшись:
– Спрашивай, мне не жалко.
– Тебе нравятся девочки?
– …Что? – ошарашенно переспросила я. Сказать, что вопрос меня поразил – ничего не сказать.
– Ты на парней не смотришь, вроде как?
– Чего? Что за вопросы у тебя такие? – возмущенно воскликнула я. – С чего ты вообще такое взял?
– Ну-у, – протянул он с легкой улыбкой. – Я вижу, как ты на меня смотришь…
– И как же? – с вызовом осведомилась я, повернувшись.
– Как на мебель! – ответил он с ухмылкой и не вполне понятным мне весельем. Но взгляд его был пронзителен, в глазах горел интерес.
– В смысле?
– В коромысле! – нахально рассмеялся он. – Смотришь, как на мебель. Как на дерево. Как на предмет. Ну совершенно нейтрально, – с насмешкой начал он.
– Что, обидно? – едко поинтересовалась я.
– Непривычно! – нахально ответил Личи, продолжая ухмыляться. – Что прям интересно даже. Честно скажу, я привык к другим взглядам от женщин. Хотя бы с примесью влюбленности, восхищения или вожделения… А ты смотришь просто как на собеседника. Ты смотришь в глаза. Почти всегда. Не пялишься, что вновь немного непривычно. Тебе не интересно мое тело… В том плане, – он говорил ровно, спокойно, словно просто высказывал наблюдения. И иронично добавил. – Отсутствие сосков и пупка тревожит тебя больше. Да крыло… Шрамы. Ты смотришь просто. С интересом. Не так, как смотрит женщина на мужчину. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Я чуть усмехнулась, вставив "охотно верю".
– И даже сейчас, – усмехнувшись, спокойно продолжил Личи, – когда я лежу рядом с тобой полуобнаженный, ты смотришь мне в глаза, – он пронзительно посмотрел на меня, поймав мой взгляд.
Я, смутившись еще сильней, вновь отвела глаза куда-то в сторону. Личи же поднялся, развернулся и лег на грудь, положив голову на руки. Крылья он распластал по бокам.
– Это даже немного странно для молодой девушки. Потому что обычно в этом возрасте девчонки… весьма подвержены природным желаниям. Даже если всеми силами отрицают. Я думал, что, быть может, ты правда любишь Конхстамари. Но… ты и на него смотришь так же равнодушно.
Я почувствовала себя неловко и, не поднимая глаз, пробурчала под нос: “Ничего не равнодушно, не выдумывай. Просто мы друзья”.
– Потому и возник вопрос, тебя не интересуют мужчины? Ну, просто, знаешь, так тоже бывает… В твоем вкусе девочки?
– Нет, – бросила я, отворачиваясь. – Девочки меня тоже не интересуют.
– Никто не интересует? – почти скучающе протянул он, зашуршав, видимо, вновь укладываясь на спину.
– Да. Нет! Не знаю… – почти огрызнулась я. – Просто… Просто я не особо влюбчивая. Не чувствую… – произнесла я и почти содрогнулась. "Нэйкерэ" мелькнуло в голове.
На некоторое время повисло молчание. Я сидела, глядя на далекий горизонт; легкий бриз поглаживал и развевал мои отросшие с зимы волосы. Они ненавязчиво щекотали основание шеи и плечи.
– Что-то случилось? – спросил Личи.
Я вопросительно взглянула на дракончика, не поняв вопроса. Он пояснил:
– Из-за чего ты не чувствуешь влечения?
– Да нет, – растерянно проговорила я. – Не было ничего. Просто так вот… Не чувствую, и все.
– Правда? – Личи смотрел на меня с интересом. – Точно ничего не происходило?
Я вновь покачала головой и пожала плечами.
– И ты никогда не влюблялась? Никогда? Не было ничего, что тебя отвратило?
– Не знаю, – поморщилась я. – Ну… мне, вроде как, когда-то нравился мальчик, лет в восемнадцать. Не уверена, что это была любовь, или даже влюбленность, или вообще хоть что-то серьезное. Так, чисто на мордашку красив был и собеседник интересный.
– Хоть целовались?
– Ну-у, – поморщилась я и, помолчав, добавила. – Видать, не мое.
– И что потом?
– А потом ничего, – я пожала плечами. – Он очень быстро утратил ко мне интерес, потому что понял, что в постель не затянет. Я немного расстроилась, потому что он мне казался интересным человеком, хорошим товарищем… Но это быстро прошло. Мы, мистики, тоже своего рода одиночки… Единственное, потом я немного испугалась… – я замялась. – Ну-у… Я была очень наивной барышней, и если бы обманом, или силой… – я терялась в словах, не зная, как лучше сформулировать. – В общем, что могло случиться что-нибудь… непоправимое.
Личи нейтрально кивнул, и мы вновь на некоторое время замолчали.
– Ну… Как я слышал, "непоправимое" на магию, вопреки заблуждениям, у женщин никак не влияет. А мужчинам, вроде как, делает даже чуточку лучше.
Я, поморщившись, пожала плечами.
– Вроде и так… Какая разница? Я просто не хочу. Мне оно не надо.
Вопреки моему ожиданию, Личи просто кивнул и не стал расспрашивать.
– Наверное, и так бывает… – проговорил он ровно. Потом, помолчав, продолжил. – Даже отчасти могу тебя понять.
Теперь уже я посмотрела на него внимательнее.
– Правда?
– Я после нее… тоже больше не любил.
– Той, которую ты обратил? – проговорила я, догадавшись.
Личи прикрыл глаза вместо кивка.
– Так значит… – прошептала я.
– Самые отчаянные, глупые и страшные вещи совершаются во имя любви, – проговорил он тихо. – Может, это и твое счастье: не любить. Ты не сойдёшь с ума от чувств, не ослепнешь.
Я, помолчав, несмело проговорила.
– Неужели ты больше не любил с тех пор? Может быть, все еще…
Он покачал головой.
– Бывает, тобой пролито слишком много слёз, чтобы вновь научиться любить… Вырванное сердце любить не может.
– Понимаю, – прошептала я тихо.
– Нет, золотко, – грустно усмехнулся Личи. – Ты не понимаешь. И, да будет судьба к тебе милостива, никогда этого не поймешь.
Повисло молчание; я чувствовала себя неловко, мне казалось, что стоит что-то сказать, но я никак не могла подобрать нужные слова.
– Прости, я… Я даже не знаю, что говорят в таких ситуациях, – неловко прошептала я. – Я неувязок, прости.
– Пфф, – насмешливо ответил он. – Согласись со мной, что она мразь, этого хватит.
Я молча кивнула. А Личи, помолчав, тихо проговорил:
– Как хотелось бы забыть ее, только вот… Она, уходя, пропахала в моей жизни такие борозды, что уже ничем не заровнять.
– Сто лет жизни… – догадавшись, проговорила я.
Личи, скривив губы, покачал головой; я поспешила исправиться:
– Да-да, не сто лет, я знаю, а количество жизненной энергии…
– Она забрала больше, – бросил он холодно.
– Больше? – удивленно проговорила я.
– Дзета, я мальчишкой сделал то, что взрослые крепкие мужики делать бояться… Выжил, и на том спасибо. Но крылья себе подрезал очень здорово. Только пережитое совершеннолетие – не лучшее время, чтобы баловаться такими тяжелыми штуками. Дорого расплачиваться пришлось…
– Все те способности, что проявляются с совершеннолетием, – осенило меня.
– Да, – проговорил он, поджав губы. – И по ним ударило, отбросив назад на десятки лет.
– И… теперь они восстановились?
– Только часть. А часть, возможно, не восстановится уже никогда, – почти философски бросил он.
– Жаль, – проговорила я. – А что именно за способности?
– Много всяких полезных штук, – хмыкнул он. – К примеру, только входила в силу магия "Статис"…
– Статис? – удивленно переспросила я, припомнив, как у башни Кондор использовал это заклинание.
– Читай "заморозка", – пояснил Личи, неправильно трактовав мое удивление. – Никак не хочет толком восстанавливаться. Работает раз через раз, в новолуние после четвергового ливня, под удары шаманского бубна лицом на восток… И то слабо. Жаль, конечно, полезная штука.
– А телепортация? – подумав, спросила я.
– Как видишь, мы не телепортируемся, – хмыкнув, развел руками Личи.
Я вздохнула.
– Я все отдал той, кому нельзя было доверять…
Он замолчал. Молчал долго. А потом проговорил:
– Эх, все бы не было так паршиво… Надо было хотя бы тогда угомониться уже и сидеть ровно. Залечь на дно, зализывать раны и не усугублять. Так нет…
Я вопросительно взглянула на него.
– Но тогда так отчетливо казалось, что все еще можно исправить… – проговорил дракончик со вздохом. – Догнать чертовку-предательницу. Свернуть ей шею, развенчать, вернув хотя бы жалкие крупицы отданных сил… По крайней мере, смыть кровью позор… Как глупо и наивно! Я бросился следом за ней, едва смог стоять на ногах и держаться в седле. С убитым здоровьем. На северо-восток… Под зиму! – Личи цокнул языком и покачал головой. – Можно ли было придумать хуже? Я не уверен. По-моему, я везде выбрал наихудший вариант.
Я печально поглядела на него и осторожно уточнила:
– Видимо, поездка не увенчалась успехом?
Личи мрачно усмехнулся.
– Упрямства хватило доползти аж до Соулу. Здоровья же…
– Не хватило?
– Закончилось еще на уровне Мейта! – невесело усмехнулся он. – Очень быстро пришлось смириться, что продолжительная езда верхом – не для моего здоровья, и пересесть в повозку. Это было медленнее, дороже, но реальнее. Как казалось…
– А откуда у тебя деньги на это? – подумав, спросила я.
– Сэф же не совсем последняя сволочь – денег из моей же сокровищницы на первое время он мне милостиво отсыпал, швырнув в лицо, как подаяние. Должен же я был хотя бы нанять корабль до Шесс, кой-как перебиться первое время. По-хорошему, немалые деньги, хоть и крупицы от моего. Можно было бы безбедно, хоть и не на широкую ногу, жить на них лет пять… – Личи вздохнул, поглядев вдаль. – Но я решил их так бездарно спустить в первую же осень-зиму…
Он замолчал.
– Можно же было… – я растерялась, подбирая слова. – Поэкономнее как-нибудь?
– Когда стоишь в единственном на семь десятков сот в обе стороны ломбарде, выбор у тебя невелик, – он вновь замолчал. Радости воспоминания не приносили.
Я запоздало задумалась, что золото, тем более фамильное, для драконов, должно быть, очень много значит.
– Одно кольцо пришлось сдать… знаешь за сколько? – Личи метнул взгляд на меня. – За двадцатку сереньких!
Я посмотрела на него пораженно. Двадцать сереньких!.. Я за эти деньги на обрыве в простыне пела.
– Почему? – не сдержала возмущения я. – Это же нечестно! Нельзя же так! Не надо было продавать…
Личи прохладно усмехнулся, покачав головой.
– Потому что, не устраивает курс – езжайте дальше, еще за семьдесят сот, до следующего. Хотя, судя по лицу возницы, что устал от “завтраков”, пешком пойдете… Да, кто-то неплохо нажился.
Он вздохнул, пожав плечами.
– Там все как в тумане. Чем дальше, тем тяжелей… Под конец я дольше лежал, свалившись с лихорадкой, в бреду и забытьи, чем ехал. Тысячу раз мне советовали повернуть назад. Говорили, дальше будет только хуже. Я лишь огрызался, что сам разберусь. Мне казалось, что упрямства хватит, чтобы доехать. Ведь если очень-очень стараешься, обязательно все сможешь… – тон его сделался досадливо-ледяным. – Оказалось, что нет.
Личи замолчал ненадолго.
– Я один день не доехал до Соулу. В очередной раз застряв, наконец осознал тысячу раз сказанное, – он вздохнул и проговорил, чеканя слова. – Дальше будет только хуже. Дело к зиме. Климат, чем дальше, тем беспощаднее. И раз я уже здесь и сейчас так сдаю, я попросту не дотяну даже до загорянской границы, куда там до столицы… Тогда я наконец приказал поворачивать назад. И по возможности гнать. Хотелось обогнать зиму, но она дышала в спину своим ледяным дыханием, отчего делалось еще хуже. Без простоев не получалось.
Он горько усмехнулся.
– Дорогой назад приходилось отдавать последнее, смотреть в ехидные ухмыляющиеся лица узнающих, отвечать, как погодка в Заагре; либо в жалостливо-сочувствующие, что не легче. Дорогие теплые вещи были проданы взамен на дешевые. Последнее было отдано в Дарпе за дорогу до Эрстхена. Я ведь, бросаясь за ней, ничего не жалел, все хотел поставить на кон. Я не думал, как буду возвращаться. Я не думал, что буду возвращаться.
Я вздохнула.
– А на Побережье уже пришла зима, – невесело усмехнулся Личи. – Близился ее пик. А у меня в карманах была горсть меди да две последние серебрушки…
Личи замолчал, глядя куда-то вдаль. Я просто тихо сидела рядом, тормоша пальцами траву.
– Луис Шенлер много сделал для меня, – проговорил Личи негромко. – Неоценимо много, – он вздохнул и продолжил. – Сначала взял на работу. Потом и вовсе – принял в свой дом. А ведь он очень боялся меня…
Я вопросительно взглянула на Личи.
– Боялся? Почему?
– А ты бы не побоялась? Принять в свой дом… плевать даже, дракона – не дракона, незнакомца. Незнакомца с подорванной верой в… – он усмехнулся, – человечество? И вообще во все, что можно. Луис опасался, вдруг что-то пойдет не так, и я причиню вред его семье. Его супруге Сайнаре, Марку с его молодой женой и их ребенком… Боялся, потому что не знал, что можно ждать. Впрочем, я не был сильно опасен для них, я был слишком слаб.
Личи снова замолчал ненадолго.
– Я четырежды был при смерти за ту переломную зиму. Вопрос очень остро стоял… Но если б не Шенлеры, – он прицокнул языком. – Вопроса бы даже не стояло.
– Ну да, – проговорила я, понимающе кивнув. – Крыша над головой и пища все-таки многое решают…
Личи сделал неопределенное движение бровями. Вроде и согласие, но словно не совсем. Видно, что было что-то еще. Я поглядела на него вопросительно. Он то ли не видел, то ли упорно делал вид, что не видит. Я уже решила было, что ответа не будет, но Личи добавил:
– Даже упуская самое простое и банальное… – он помолчал, философски глядя вдаль, и проговорил тихо. – Проще вернуться от Черты, когда есть кому ждать… Это, конечно, суеверия, – поспешно добавил он. – Ненаучно, но… Но как-то и опровергнуть не так просто. Жизнь и смерть – это дело очень тонкое.
Я молча кивнула, глядя на горизонт. Личи же после небольшой паузы, вздохнув, продолжил.
– Зато сколько всего интересного удалось узнать о человеческом обществе изнутри. Чего никогда не узнаешь в иных условиях. Еда для бедных, дешевые ночлежки, где можно было провести ночь за несколько медных, ваша невероятная человеческая взаимовыручка… Эта паутинка, тонкая, но дающая поддержку. Вас связывают тысячи ниточек, вы постоянно помогаете и выручаете друг друга. Драконы же всегда держатся особняком. И помогают только за услугу, чтобы никто никому не был должен более этого. Жить как люди, с людьми – по их мнению, позор.
Я вздохнула. А дракончик, помолчав, проговорил:
– Одно из самых значимых достижений – то, что удалось спасти красоту.
Я с усмешкой взглянула было на Личи, ожидая увидеть встречную самодовольную ухмылку, однако он продолжал говорить ровно и выражение лица его было бесцветным; он даже глядел не на меня.
– Почему? – неуверенно уточнила я.
– Я просто довольно быстро осознал, что это единственное, чего у меня есть стоящего… И нужно вцепиться зубами и не отдавать ни при каких условиях. Потому что проиграть будет равносильно смерти.
– Ты сразу решил… пойти торговать собой?
– Да нет, конечно, – усмехнулся он, взглянув на меня так, словно сказала глупость. – Когда только вернулся, я на ногах-то едва держался, какое там. Даже не говоря об этом, выглядел я тогда… не так. А это… Это было уже много после. Мне немало времени потребовалось на восстановление.
– Все равно, – бросила я. – Мне кажется, можно было найти иной, более… моральный путь.
– Ты знаешь, что такое нищета? – пронзив меня ледяным взглядом, спросил он зло. – Едкая, горькая. Когда жизнь пожевала и выплюнула помирать на побережье под зиму с убитым здоровьем, без крыши над головой и с несколькими грошами в кармане. Когда за каждый прожитый день приходится бороться…
Он замолчал. И молчал довольно долго.
– Я хлебнул эту едкую щепоть нищеты, и мне хватило, чтобы решить, что я готов жить как угодно, но только не так. Лучше уж буду торговать собой… У каждого свой ад. Я в своем побывал и больше не хочу.
Я опустила глаза, устыдившись. Личи вздохнул.
– Тем более, вместе с гибелью Шесс во мне окончательно умерла глупая наивная надежда, что я когда-нибудь вернусь в драконье общество и будет все как прежде. Не будет. И держатся больше не за что.
– И ты тогда стал изгоем для своих?
– Они не мои, – процедил он сквозь зубы. – А изгоем и презренным неудачником я для них стал уже с побегом мерзавки-драконэлки, с которой я не смог свести счеты. А после, когда вернулся, когда не смог вновь стать частью их общества, от меня и вовсе, по сути, отреклись. Драконам всегда друг на друга плевать. Ну, почти всегда. Для меня тогда сделали исключение. Позорное клеймо “брошенки” и белые розы под порог!..
– Белые розы? – не поняла я.
Личи, фыркнув, отвернулся и зло бросил:
– Белые, это которые не красные!
– Извини, я правда не понимаю, при чем тут розы, – проговорила я.
Дракон оценивающе взглянул на меня и, видимо, поверив, что я не шучу, вздохнул и принялся объяснять:
– Белые розы – символ сочувствия чьему-то горю, скорби расставания. Их дарят, когда хотят выразить свое сочувствие тому, кого оставили. Но, как и во всем, бывает, значение обращают в злую иронию, и их преподносят, когда хотят уколоть. "Брошенка", вот что это обозначает.
Он метнул злой взгляд вдаль.
– Мне бросали белые розы под порог десятками. Где только их брали? Я с утра открывал дверь, а там было море лежащих цветов.
– Кто это делал? – осторожно спросила я.
– Да кто только не делал… “Анонимками” швыряли, не докладывались. В основном, драконы, они все знали, но иной раз и люди – вы бываете порой необъяснимо злы и жестоки… Почти уверен, что среди драконов был Сэф и не было Конхстамари. И, пожалуй, Хару тоже не было. О многих сомневаюсь, да, в общем-то, мне плевать. Кто-то и вовсе, бывало, в открытую в лицо швырял.
Личи замолчал ненадолго и я, подумав, спросила:
– Сколько это длилось?
– Да Небу ведомо, сколько. Пока я не додумался воткнуть белую розу себе в волосы.
– Зачем?
– Как зачем? – усмехнулся он. – Чтобы лишить их власти. Белые розы, так-то, не носят в открытую, такое обычно стараются не афишировать. Это все равно что себе на лице написать “брошенка” и так по городу пройтись… Но ведь, если так сделать – ты лишишь власти тех, кто норовил тебя этим уколоть.
Я кивнула.
– Пони…
– Понимаешь, да? – насмешливо-прохладно осведомился он.
– Не понимаю, да, – вздохнув, ответила я.
Мы замолчали. Личи, насмотревшись вдаль, перевел взгляд на крыло, чуть приподняв его, и, покачав головой, опустил.
– Почему так… неудачно? – осторожно спросила я.
– Надо ж было сразу этим заняться. Пока вернулся да опомнился, кости уже схватились. Только заново ломать… Боязно. Мало того, что неизвестно, удачно ли сломается, так еще и, зная мое тогдашнее состояние, не дай Небо второй раз не схватится…
Я молча кивнула, хотя Личи опять на меня не смотрел.
– А этот шрам, – я кивнула на узкую бесцветную полосочку на его груди против сердца, пересеченную полукругом растущего месяца, – тоже от… драки с Зей?
Личи даже не смотрел на меня, поэтому я сделала было неуверенное движение рукой; и тотчас была остановлена резко метнувшимся ледяным взглядом.
– Конхстамари рассматривай, – холодно и недобро бросил дракон.
– У него такого нет.
– Надо же, – мрачно хмыкнул он.
– Это шрам от обращения? – догадавшись, тихо спросила я.
Личи молча кивнул, вновь поглядев вдаль.
– А выглядит ничего так. Эстетично.
– Заткнись уже, – устало проговорил он.
– Прости, – смутившись, ответила я. – Не подумав брякнула.
Личи тяжело вздохнул, продолжая изучать растительность на дальних пиках.
– Подумать только, сколько от нее осталось… Такие дары на память. Ну кто еще может такими похвастаться? Пожизненная способность притворяться человеком…
– Почему?
– Вот так. Выше уже не буду, – фыркнул он; я кивнула. – Способность предсказывать погоду… больной головой и не только. Дождь, зной, холод… Вспышки на солнце туда же. Убитое к чертям здоровье. А еще периодическое обострение старых ран… – он замолчал, а затем продолжил, тон его при этом сделался хищным. – Вот затем, золотко, мне все это и нужно.
Я взглянула на него напряженно.
– Ты собираешься мстить?
– Ах-ха, – кивнул он просто.
– Для этого… кровь?
– Кровь для того, чтобы пройти границу и не пройти по ориентировкам. Она ведь ждет… Я знаю, что она наверняка сделала все, чтобы себя обезопасить. Небось, с самого своего бегства палец со спускового крючка не снимает. Но она ждет дракона. А не человека. В этот раз должно все получиться! Я уже восстановился, в этот раз мне хватит сил!
– И давно ты это задумал? – уточнила я.
– Сегодня, как ты со своей глупостью подбежала! – ехидно ответил он, и тон его вновь сделался ледяным. – И тысячи раз прежде. Продумывал и хоронил тысячи различных вариантов… Но месть, золотко, это как самый неупокоившийся мертвяк: сколько ни хорони, один черт при первой же возможности поднимется из-под земли.
– Ты… ты уверен, что, – я замялась, – что это нужно делать?
– А ты считаешь, что она не заслужила?! – злобно прорычал Личи, сверкнув глазами. – Она всю мою жизнь с землей сровняла!
– Говорят, если собираешься мстить – копай сразу две могилы.
– Вот и чудно, – холодно отчеканил Личи. – Хоть три. Все во имя мести.
Я хмыкнула и пожала плечами. Личи, вздохнув, недобро и устало проговорил.
– Лгунья, что играла на чувствах. Та, которой нельзя было доверять…
– Как ее звали? – помолчав, поинтересовалась я.
– О-о, это имя на слуху. Уверен, и ты его знаешь, – он вздохнул, и после небольшой паузы, холодно и зло проговорил. – Ее имя Адденейз.
– Адденейз? – переспросила я, не вдумавшись, и только после этого пришло осознание. – Адденейз?! – воскликнула я ошеломленно, и звуки моего голоса эхом отразились от скал. – Королева Адденейз?!
– Ныне – королева, – проговорил Личи ледяным тоном, чеканя слова. – А тогда – мелкая аристократка из нищающего дворянского рода какой-то богом забытой провинции. Без денег и громкого имени, но с большими амбициями и манипуляторским талантом. Что мечтала стать королевой и была готова на все ради мечты. Которая, шармом и своей новой краденой магией очарования покорила сердце молодого принца Рейфэ.
– Ты серьезно?.. – холодея, прошептала я. – Серьезно хочешь убить королеву?
– Она мой драконелл, – отчеканил он жестко. – Это мое священное право.
– Но она же… королева, – прошептала я. – Ты точно уверен? Этот план не кажется тебе каким-то слишком… Слишком. Просто… цареубийство – это точно ненормально…
– Что? Ты решила спасовать? – прошипел он злобно. – Отступиться? Теперь ты хочешь нарушить и обесценить собственные обещания? – он поднялся, сел на коленки, уперевшись кулаками в землю. – Давай, скажи мне это в лицо, паршивка! Скажи, что ты передумала, а слову твоему – грош цена!
– Нет, постой! – поспешно воскликнула я. – Вовсе нет! Я не отступаю! Но… Может быть… хотя бы спросить у Конхстамари? – неуверенно начала я, и уже на первых слогах имени дракон пронзил меня жгучим злым взглядом.
– Ты не посмеешь! Ты дала обещание молчать!
– Знаю, но… Но… Ведь если все в порядке, он не будет про....
– Ему плевать! Ему до моей мести и моих счетов дела нет! А ты, – он решительно направил палец на меня, – ты дала слово никому не говорить!
– Я знаю, я обещала…
– Я рассказал тебе все это, зная, что ты будешь молчать. А знаешь, почему? – он взглянул на меня злорадным колючим взглядом. – Потому что теперь ты скована цепями собственной лжи. И раскрыть мой план Конхстамари для тебя будет обозначать раскрыть и свою ложь! Свой запретный сговор со мной, свое многократное и вопиющее ослушание его наказов.
Я сжала губы. В глазах Личи поблескивало торжество.
– Уж прости. Я опасался, что честного слова не хватит. Не та нынче честь. Не обессудь: ниточки от паутины твоей лжи будут мне зароком. Отпущу, как только рассчитаешься.
– Коварно, – помолчав, хмыкнула я; дракончик самодовольно ухмыльнулся. – Ты прав, я попалась. Но я и не отказываюсь от сказанного, – чеканя слова, сказала я решительно. – Я помню свое обещание.
…Кто знал, что оно так быстро затянется петлей на моей шее…
Я по жизни не гнушалась маленьких хитростей, невинных и безопасных. Но жутко не любила лгать по-настоящему. По-крупному.
Не выполнить прямой уговор, прямое обещание выглядело и ощущалось ужасно. В первую очередь, я дала обещание, и теперь это обещание держало меня.
И… Да, черт возьми, он тысячу раз прав! Я теперь пленница собственной лжи.
Когда я давала слово, я была предельно честна. Я абсолютно честно не хотела его обманывать. В конце концов, о чем речь, обещание дано.
Может, все и в порядке. Черт возьми, Личи должен знать, что делает. Наверняка. Значит, все в порядке.
Но тревожно посасывать под ложечкой не переставало. Может быть, я все-таки уточню у Конхстамари? Как-нибудь ненавязчиво, походя? Это ведь не будет считаться совсем уж предательством? Если все нормально, он ведь так и скажет. И ничем не помешает… Правда ведь, ничего страшного от этого не случится?
Ну, исключая то, что он, наверное, будет на меня очень зол… За то, что не послушалась. Много-много раз…
Мысли метались стаей вспугнутых птиц. Я не знала, что делать и говорить. Задумка Личи казалась мне сомнительной. Но мне так не хотелось быть обманщицей…
– Знаешь, застарелые обиды тянут вниз и мешают жить дальше…
– Какие умные слова, – бросил Личи прохладно-саркастически. – Глубоко…
– Я знаю, – поморщилась я. – Понимаю, что говорю очень простые и банальные вещи, но… Знаешь, есть люди, которые с этим работают. И я даже знаю одну очень хорошую женщину здесь. Недавно я помогала ей…
– Я знаю, о ком ты говоришь, – проговорил Личи ледяным тоном. – И можешь не продолжать.
Я осеклась и взглянула на него.
– На твоем месте я бы не стал так легко проникаться симпатией к человеку, владеющему гипнозом и психологическими манипуляциями.
– Знаешь, – помолчав, сказала я. – Думаю, ты слишком предвзят. Я общалась с ней, она очень милая…
– Корада профессионал своего дела. Она из тех людей, которые ради своих амбиций и в огонь, и в воду, и по головам. Знаю я эту породу, – добавил он с горечью.
– Мне кажется, ты не совсем прав, – с сомнением проговорила я. – Я не думаю, что она лжет и использует приемы. Она мне показалась очень честной и искренней.
– Именно это ей и надо. Зная как, не так уж сложно заставить человека думать о тебе хорошо. Видишь, как ловко она умеет завоевывать симпатию? Ты уже попалась.
– Почему ты… так считаешь?
Личи хмыкнул.
– Она гипнолог, золотко. Для нее втереться тебе в доверие и заставить тебя думать, что ты сама прониклась к ней симпатией – как нечего делать, – помолчав, он продолжил. – Меня она тоже почти поймала. Утаила, кто она есть. Втиралась в доверие, изображая преданного друга. Честного, искреннего, бескорыстного, ценящего не за внешность, а за душу, к каким у меня слабость. А оказалось, что грезит лишь об очередном профессиональном достижении на своей полке. Но она прокололась, незначительно, но я ее раскусил… Знаешь, очень обидно, когда видишь в человеке друга, а потом оказывается, что это мозгоправ. Ноги хотелось перебить тому, кто на меня ее вывел, за такой подарочек… Но больше было злобы на себя. Как же легко меня обмануть. Даже после всего того… – он прохладно продолжил. – Хочешь – верь ей. Дружи с актрисой. Играет она хорошо.
Я молча принялась изучать горизонт.
– Можно подумать, тебе друзей мало, – бросила я. – Сколько людей тебя обожает…
Личи вздохнул, поглядев на меня уставшим взглядом.
– Это трагедия всех красивых. Все любят только твою внешнюю красоту. А так хочется, чтобы кто-то полюбил твою душу… Твою маленькую гнилую душонку.
Я молча вздохнула, обдумывая.
– А Шенлеры? – спросила я наконец.
– Шенлеры, – проговорил он согласно. Потом, после небольшой паузы, добавил. – И не только они. Но все равно… Таких несравнимо меньше. Пойдем, Зет, – сказал он, помолчав. – Полетели, нам пора.
– Угу, – согласилась я, поднимаясь. И все еще терзаясь.
Я уже очень конкретно сомневалась, не зря ли все это затеяла. Это становилось все более зыбко, ненадежно… И казалось все менее удачной идеей.
Но ведь оно того стоит…
Ведь так?
***
Дорога до четвертого острова не принесла ничего принципиально нового. Мы не нырнули, уже хорошо. Личи долго колебался, брать ли эту остановку или попытаться добить весь отрезок, но справедливо решил, что на весь путь сил может и не хватить.
Вскоре появился и остров. Он был красив и очень удобен. Многоуровневый по высотам, живописного рельефа, с прекрасными плодовыми деревьями, озерцом и водопадом… Все осложняло одно маленькое обстоятельство: остров был заселен.
Еще на подлете Личи снизил скорость и высоту, предпочтя держаться у поверхности. Остров вырастал из воды неприступным каменным зубом, постепенно переходящим в крепостные стены. Замок изящно вписывался в рельеф, используя природную защиту. Лишь с одной стороны была песчаная отмель с торчащим из воды неподалеку высоким каменным шипом. Но там уже замок, вырастая из песка, был неприступен.
