Нил Шустерман
Разобранные

Полная версия

Neal Shusterman

Unwind

Russian language copyright © 2018 by AST Publishers

Original English language edition copyright © 2007 by Neal Shusterman

© Д. Александров, перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Посвящается памяти Барбары Серанелла

«Если бы больше людей становились донорами, нужды в заготовительных лагерях никогда бы не возникло».

Адмирал

Билль о жизни

Вторая Гражданская война, известная также как «Хартландская война», была долгим и кровопролитным конфликтом – и все из-за одной проблемы.

Чтобы положить конец кровопролитию, был принят ряд поправок к Конституции, вошедших в историю под названием «Билль о жизни».

Билль удовлетворил как сторонников абортов, так и их противников.

В нем говорится о том, что человеческая жизнь неприкосновенна с момента зачатия и до тринадцатилетнего возраста.

В период с тринадцати до восемнадцати лет родители получают право принять решение об «аборте постфактум»…

…технически не прерывающем жизнь ребенка.

Особый процесс, при котором ребенок не мертв, но и не жив, назвали «разборкой».

В настоящее время процесс «разборки» стал естественной и общепринятой частью жизни общества.

Часть первая. Три экземпляра

«В любом случае, я никогда не стремился достичь чего-то великого, но теперь, если взглянуть на статистику, у одной части меня есть шанс достичь величия где-нибудь в мире. Я бы предпочел быть хотя бы немного полезным, чем бесполезным целиком».

Самсон

1. Коннор

– Есть множество мест, где ты мог бы укрыться, – сказала Ариана. – Ты умный парень, а значит, шансы дожить до восемнадцати есть.

Коннор не уверен в этом, но одного взгляда на Ариану оказывается достаточно, чтобы сомнения умчались прочь, пусть и ненадолго. Сегодня ее глаза цвета фиалок с серыми прожилками. Ариана – настоящая жертва моды. Как только она узнает, что появился новый пигмент для глаз, она тут же отправляется делать впрыскивание. Коннор никогда не следил за модой. Его глаза остались такими же, как при рождении. Карими. У него даже татуировок нет, в отличие от миллионов детей, украшенных всевозможными картинками с младенчества. Если кожа Коннора когда-нибудь и меняется, то только летом, когда ее покрывает загар. Но на дворе ноябрь, и загар уже побледнел. Коннор пытается привыкнуть к мысли, что он не увидит следующего лета. По крайней мере, в качестве Коннора Лэсситера. Он все еще не может поверить, что его жизнь закончится в шестнадцать. Фиолетовые глаза заблестели – слезы текут по ее щекам, когда она моргает.

– Коннор, мне так жаль.

Ариана обнимает его, и в этот момент кажется, что все хорошо, и на свете никого, кроме них, нет. На миг Коннор ощущает себя невидимым, к нему никто не сможет прикоснуться… но Ариана опускает руки, и мир вокруг снова становится реальным. Коннор снова может ощутить вибрацию от шоссе под ними, и никому нет дела до того, существует ли он. В конце концов, Коннор – всего лишь очередной мальчишка, которому осталась неделя до разборки.

Слова, которыми старается утешить его Ариана, больше не помогают. Коннор еле может их расслышать из-за шума машин. Место, где они укрылись от мира – одно из тех, что заставляет взрослых укоризненно качать головами, втайне надеясь, что их дети не настолько глупы, чтобы сидеть на балке над автострадой. Для Коннора это не глупость и не мятежность – это попытка почувствовать себя живым. Сидя на балке, скрывшись от всех за дорожным знаком, он чувствует себя комфортно. Конечно, один неверный шаг – и он погибнет. Но опасность для Коннора – что дом родной.

Он впервые привел сюда девочку, хотя Ариане об этом не сказал. Закрыв глаза, он чувствует вибрацию трафика, пульсирующую в его венах, словно она – часть него самого. Здесь он всегда прятался от скандалов с родителями, или тогда, когда чувствовал, что вот-вот взорвется. Но теперь все ссоры с мамой и папой и напряжение чувств позади. Больше не из-за чего ссориться. Родители подписали договор, значит, дело сделано.

– Надо бежать, – говорит Ариана. – Меня тоже все достало. Школа, семья, все. Я бы с удовольствием ушла в самоволку и даже ни разу не оглянулась бы.

Коннору уцепляется за эту мысль. Идея о том, чтобы податься в бега, волнует его. Он мог быть жестким, мог выглядеть в школе «плохим парнем» и быть крутым, но бежать в одиночку? Коннор не уверен, что у него хватит смелости. Но если с ним пойдет Ариана, тогда другое дело.

– Ты серьезно? – спрашивает он.

Ариана снова пристально смотрит на него своими волшебными глазами.

– Серьезно. Вполне. Я могу сбежать. Если ты меня с собой позовешь.

Коннору отлично известно, что это значит. Убежать вместе с тем, кого отправляют на разборку, – преступление. Поэтому решимость Арианы трогает его сильнее любых признаний. Они целуются, и, невзирая на то, что ему предстоит, Коннор вдруг чувствует себя счастливейшим человеком на земле. Он обнимает Ариану, – может, слишком крепко, потому что она тихонечко стонет. От этого Коннору хочется прижать ее к себе еще крепче, но он перебарывает это желание и отпускает девушку. Ариана улыбается в ответ.

– Самоволка… – произносит она. – А что это значит, кстати?

– Старый военный термин, – отвечает Коннор. – Когда солдат ушел без разрешения.

Ариана обдумывает это и усмехается.

– Ха. Значит, в нашем случае – «счастлив не сидеть на уроках».

Коннор берет ее за руку, стараясь не сжимать ее слишком крепко. Она сказала, что пойдет с ним, если он позовет. Неожиданно ему приходит в голову, что он ее так и не позвал.

– Ты пойдешь со мной, Ариана?

– Конечно, – улыбается и кивает девушка. – Да, пойду.

* * *

Родители Арианы не любят Коннора.

«Мы всегда знали, что его отправят на разборку». Только это он от них и слышал. «Держись подальше от этого мальчишки Лэсситеров». Они никогда не называли его по имени. Всегда «этот мальчишка Лэсситеров». Они считают, что раз он однажды ненадолго попал в коррекционную школу, это дает им право осуждать его.

Провожая Ариану, Коннор останавливается неподалеку от входа и прячется за дерево, чтобы посмотреть, как она входит в дверь. По дороге домой ему приходит в голову, что отныне им обоим придется прятаться постоянно.

* * *

Дом.

Коннор удивляется тому, что продолжает называть это место домом, хотя его собираются отсюда выселить. Выселить не только из его комнаты, но и из сердец тех людей, которые должны были любить его.

Мальчик входит в дом и обнаруживает в гостиной отца. Он сидит в кресле и смотрит новости.

– Привет, пап.

Отец показывает пальцем в телевизор: на экране репортаж с места какой-то очередной трагедии.

– Опять Клэпперы, черт бы их побрал.

– И что они на этот раз взорвали?

– «Олд Нэви» в северной части Акрон Молла.

– Странно, – говорит Коннор, – я всегда считал их людьми со вкусом.

– Мне это не кажется смешным.

Родители Коннора считают, что он ни о чем не догадывается. Он не должен был знать, но Коннор достиг совершенства в деле раскрытия секретов. Три недели назад, разыскивая степлер в кабинете отца, он случайно нашел авиабилеты до Багамских островов. Его родные собирались провести семейный отпуск после Дня Благодарения. Проблема в том, что бланка было три, а не четыре: для отца, матери и младшего брата. Билета с именем Коннора не было. Поначалу мальчик решил, что он лежит в другом месте, но чем больше он думал об этом, тем больше эта версия казалась ему странной. Пока родителей не было дома, он обнаружил другой документ. Подписанное разрешение на разборку. Составленное в трех экземплярах под копирку – в старомодном стиле. Первого листа уже не было – он отправился в государственный архив. Второй лист будет сопровождать Коннора до самого конца, а третья копия останется у родителей – как напоминание. Может, они поместят документ в рамку и повесят рядом с фотографией, сделанной в первом классе.

Дата разборки приходилась за день поездки семьи Коннора на Багамы. От такой несправедливости ему захотелось что-нибудь разбить, расколотить множество вещей. Но Коннор сдержался. В последнее время он научился управлять собой – если не считать драк в школе, в которых он не был виноват, то можно сказать, что он умел скрывать свои эмоции. Он никому не рассказал о том, что узнал. Всем известно, что разрешение на разборку отменить нельзя, так что в истерике и протестах толку не было.

Кроме того, Коннор обнаружил, что знание родительского секрета дает ему некоторую власть над отцом и матерью. Теперь, все его действия были намного эффективнее. Например, когда он купил матери цветы, она проплакала несколько часов подряд. Или когда он получил за контрольную по математике четыре с плюсом – лучшую оценку, которую ему когда-либо приходилось получать по этому предмету. Он подал тетрадь отцу, и тот побледнел, как смерть.

– Видишь, пап, у меня появились хорошие оценки, – сказал Коннор. – Может, к концу полугодия я смогу дотянуть до пятерки.

Спустя час отец все еще сидел в кресле, сжимая в руках тетрадь, и смотрел пустым взглядом в стену.

Коннор мучает родителей по одной простой причине: они должны страдать. Пусть знают, что ужасная ошибка, которую они совершили, не даст им покоя всю жизнь.

Но в его мести не было ничего хорошего, и, промучив родителей три недели кряду, Коннор не испытал облегчения. Он обнаружил, что ему жаль родителей, и возненавидел себя за эту жалость.

– Я опоздал к обеду?

– Мать оставила для тебя тарелку, – отвечает отец, не отрываясь от экрана. Он направляется в кухню, но на полпути отец окликает его: – Коннор?

Он оборачивается и видит, что отец выключил телевизор и смотрит на него. И не просто смотрит, а внимательно изучает. Сейчас скажет, думает Коннор. Собирается рассказать, что они решили отдать меня на разборку. Скажет и разрыдается, будет без конца повторять, что ему очень, очень жаль. Если он расплачется, Коннор, пожалуй, примет извинения, и даже простит их и скажет, что не собирается ждать тут офицера по работе с несовершеннолетними. Но вместо этого отец спрашивает:

– Ты закрыл входную дверь?

– Сейчас закрою.

Коннор возвращается в прихожую, запирает дверь на замок и отправляется в свою комнату, понимая, что уже не голоден, какой бы вкусный обед ни оставила мать.

* * *

В два часа ночи Коннор одевается в черное и укладывает в рюкзак вещи, которые ему дороги. Закончив, он обнаруживает, что в рюкзаке поместится еще три комплекта одежды. Его удивляет то, как мало вещей ему хочется взять с собой. В основном, это то, что будет служить напоминанием о тех хороших днях. До того, как между ним и его родителями, между ним и всем миром пролегла пропасть.

Заглянув в комнату младшего брата, Коннор раздумывает, не разбудить ли его, чтобы попрощаться, но потом решает, что это не слишком удачная мысль. Он бесшумно выскальзывает на улицу. Велосипед взять не получится, потому что он установил на него систему спутникового слежения, естественно не думая о том, что однажды придется красть его самому. Впрочем, у Арианы есть два велосипеда.

Дом Арианы в двадцати минутах ходьбы, если идти обычным путем. Улицы в спальных районах Огайо никогда не были прямыми. Поэтому Коннор решил пройти напрямую через лес и оказался на месте уже через десять минут.

Свет в доме не горит, но мальчик другого и не ждал. Было бы подозрительно, если бы Ариана бодрствовала всю ночь. Лучше прикинуться спящей, тогда родители беспокоиться не будут. Двор перед домом и крыльцо оборудованы датчиками движения, и, если какой-то объект попадает в зону их действия, зажигается свет. Родители Арианы установили их, чтобы отпугивать диких животных и преступников. А заодно и Коннора – ведь они считают, что он одновременно и то, и другое.

Мальчик достает телефон и набирает знакомый номер. Стоя в темноте на краю заднего двора, он слышит, как в ее спальне раздается звонок. Коннор немедленно обрывает вызов и, пригнувшись, прячется поглубже в тень, опасаясь, как бы родители не увидели его в окно. Да о чем же она думала? Нужно было переключить телефон в режим вибрации, таков был уговор.

Коннор обходит двор по широкой дуге, стараясь не пересекать воображаемую черту, за которой могут сработать датчики. Оказавшись почти напротив крыльца, он подходит ближе. Свет, естественно, зажигается, но на эту сторону дома, мальчик знает, выходят только окна спальни Арианы. Через несколько секунд она спускается и приоткрывает дверь – ровно настолько, чтобы видеть его, но недостаточно для того, чтобы выйти или войти.

– Привет, ты готова? – спрашивает Коннор, видя, конечно, что о готовности нет и речи: Ариана в халате, надетом поверх атласной пижамы. – Ты не забыла, надеюсь?

– Нет, не забыла…

– Тогда поторопись! Чем раньше мы выйдем, тем больше времени в запасе, пока они поймут, что нас нет.

– Коннор, – говорит Ариана, – понимаешь, такое дело…

И правда открывается для него сразу же: по тому, как трудно ей произнести его имя, по незаметному «прости», которое раздается в воздухе, словно эхо. Ей и не нужно ничего говорить, потому что он все знает, но Коннор все равно позволяет ей выговорить эти слова. Он видит, как ей трудно говорить, но он хочет, чтобы так оно и было. Он хочет, чтобы это было самым трудным, что она делала в своей жизни.

– Коннор, я правда хочу пойти с тобой, честно… но время такое неподходящее. Сестра выходит замуж и хочет, чтобы я была свидетельницей на свадьбе. Потом школа еще…

– Ты же ненавидишь школу. Сама сказала, что бросишь, как только исполнится шестнадцать.

– Нет, ну после экзаменов же. Это совсем другое.

– Значит, не пойдешь?

– Я очень хочу. Ты даже не представляешь, как… но не могу.

– Значит, все, о чем мы говорили, было ложью.

– Нет, – говорит Ариана. – Это была мечта. Но вмешалась реальность. Кроме того, побег ничего не решит.

– Для меня побег – единственный способ спасти свою жизнь, – шипит Коннор. – Меня собираются отдать на разборку, на случай, если ты забыла.

Ариана нежно гладит его по лицу.

– Я помню, – говорит она, – но меня же не отдают.

На верхней площадке вспыхивает свет, и Ариана рефлекторно прикрывает дверь.

– Ари? – зовет девушку мать. – Что случилось? Что ты делаешь у двери?

Коннор отскакивает в сторону, чтобы его не заметили. Ариана оборачивается и смотрит вверх:

– Да ничего, мам. Под окнами койот ходит. Решила проверить, где кошки.

– Кошки все наверху, солнышко. Закрывай дверь и ложись спать.

– Значит, я койот, – говорит Коннор.

– Тсс, – предостерегающе шипит Ариана, закрывая дверь практически полностью.

Сквозь оставшуюся узкую щель видно лишь часть лица и один фиолетовый глаз.

– Ты справишься, я знаю. Позвони, когда будешь в безопасности, пожалуйста, – говорит Ариана и закрывает дверь.

Коннор еще долго стоит на крыльце, дожидаясь, пока выключится свет. Он не думал, что придется бежать одному, но, возможно, он просто был слишком наивен. Мальчик оказался в одиночестве в тот момент, когда родители подписали документы.

* * *

На поезде он уехать не может и автобусом воспользоваться – тоже. Денег у него достаточно, но ночью ни поезда, ни автобусы не ходят, а утром его уже хватятся, и находиться в транспорте будет небезопасно. Там его станут искать в первую очередь – это очевидно. Дети, обреченные на разборку, убегают так часто, что для их поимки созданы специальные отряды, состоящие из инспекторов по работе с несовершеннолетними. Отлов беглецов стал своего рода искусством. Можно исчезнуть, раствориться в большом городе. Там так много людей, что встретить одного и того же человека дважды невозможно. Можно спрятаться за городом. Там людей немного, и живут они далеко друг от друга. Если устроить жилище в заброшенном амбаре, никому и в голову не придет там искать. Хотя Коннор полагает, что в полиции обо всем уже подумали и амбары превратили в ловушки. Впрочем, может, у него паранойя. Нет, думает Коннор ситуация требует осторожных и взвешенных решений – и не только сегодня, а в течение последующих двух лет. Как только ему исполнится восемнадцать, можно спокойно возвращаться домой. Естественно, по возвращении его тут же отправят под суд и посадят в тюрьму – но на разборку отдать уже не смогут. Выжить – вот его главная задача.

Возле федеральной трассы есть стоянка для дальнобойщиков. Туда он и идет. В кузове фуры, как ему кажется, спрятаться нетрудно. Но оказалось, что водители держат двери машины закрытыми. Он молча ругает себя за то, что не подумал об этом заранее. К сожалению, перспективное мышление никогда не было его сильной стороной. Если бы он умел думать на пару шагов вперед, многих неприятных ситуаций, которых за последние несколько лет было предостаточно, удалось бы избежать. Все как будто шло по нарастающей: он попадал в ситуации, которые сначала можно было бы классифицировать как «трудные», потом как «рискованные» – и вот теперь его хотят разобрать на органы.

Возле ярко освещенной закусочной припаркованы около двадцати грузовиков. Внутри полтора десятка водителей, ужинают. Время – половина четвертого утра; вероятно, у водителей биологические часы настроены по-своему Коннор ждет и наблюдает. Минут через пятнадцать на стоянке появляется полицейская машина. Вползает на малой скорости с выключенной мигалкой и начинает медленно, как акула, кружить по стоянке. Мальчик думает спрятаться, но в этот момент появляется вторая машина. Стоянка слишком хорошо освещена, чтобы можно было надежно укрыться. Луна светит чересчур ярко, не убежишь. Одна из машин направляется в дальний конец стоянки. Через секунду свет фар выхватит его из темноты. Коннор забивается под колеса грузовика и молится, чтобы полицейские его не заметили.

Машина медленно проезжает мимо. Вторая в это время так же беззвучно проплывает по другую сторону прицепа, под которым спрятался Коннор. Может, это просто рутинная проверка, думает он. Может, они не меня ищут. Чем больше он думает об этом, тем более вероятной ему представляется эта версия. Им не может быть известно, что он сбежал. Отец спит, как убитый, а мать давно уже не заходит в его комнату ночью.

Но полицейские не уезжают.

Коннор замечает, что дверь одного из грузовиков открыта. Не водительская дверь – отдельная маленькая дверца, через которую можно проникнуть в отделение за кабиной, где находится походная кровать. Из него выбирается водитель, потягивается и направляется к туалетам, оставив дверь открытой.

Коннор молниеносно принимает решение и бросается к грузовику. Из-под ног летит гравий, но мальчик продолжает бежать что есть сил. Он не знает, где полицейские машины, но это уже не важно. Решение принято, и сейчас время действовать вне зависимости от результата. Подбегая к двери, он краем глаза видит луч света: одна из полицейских машин вот-вот повернет в его сторону. Он пулей заскакивает в кабину и закрывает за собой дверь.

Сидя на койке, которая оказывается не больше детской кроватки, Коннор пытается отдышаться. Что делать дальше? Скоро вернется водитель. Если повезет, у него в запасе минут пять, в худшем случае – не более минуты. Он заглядывает под койку. Там достаточно места, чтобы спрятаться, но оно занято двумя мешками с одеждой. Можно вытащить их, забраться под койку, прижаться к стене и втащить мешки обратно. Тогда водитель не будет знать, что он здесь. Но прежде чем Коннор успевает вытащить первый рюкзак, дверь распахивается. Он даже не успевает среагировать – водитель хватает его за куртку и подтягивает ближе к выходу, чтобы рассмотреть.

– Ух ты! А ты кто такой? Какого черта ты забрался в мой грузовик?

Мимо беззвучно проплывает полицейская машина.

– Прошу вас, – шепчет Коннор, чувствуя, что его голос стал тонким, как раньше, когда он еще не успел сломаться, – пожалуйста, не говорите никому. Мне нужно убраться отсюда как можно скорее.

Он поспешно засовывает руку в рюкзак, висящий за спиной, достает бумажник и вытаскивает из него стопку банкнот.

– Вам нужны деньги? У меня есть. Я отдам все, что есть.

– Мне не нужны твои деньги, – отвечает водитель.

– Что же вам нужно?

Даже в темной кабине водитель наверняка заметил панику на лице мальчика. Но он ничего не говорит, продолжает молчать.

– Пожалуйста, – снова умоляет Коннор. – Я сделаю все, что вы захотите…

Водитель продолжает молча смотреть на мальчика в течение еще нескольких томительных секунд.

– Сделаешь, что я захочу? – наконец переспрашивает он, забирается в кабинку и закрывает за собой дверь.

Коннор закрывает глаза, боясь даже представить, на что он только что подписался.

– Как тебя зовут? – спрашивает водитель, присаживаясь на койку.

– Коннор, – отвечает мальчик раньше, чем успевает сообразить, что нужно было назвать другое имя. Водитель почесывает подбородок, покрытый щетиной, и о чем-то думает.

– Давай-ка я тебе кое-что покажу, Коннор, – говорит он наконец. Протянув руку, он неожиданно для мальчика достает из небольшого мешочка, висящего над койкой, колоду карт.

– Ты когда-нибудь видел такое? – спрашивает он, ловко перетасовав карты одной рукой. – Здорово, правда?

Коннор, не зная, что сказать, одобрительно кивает.

– А как насчет этого? – снова спрашивает водитель. Он берет в руку карту и, помахав ею, заставляет ее раствориться в воздухе. Водитель тянется к карману рубашки Коннора и достает исчезнувшую карту. Мальчик издает короткий нервный смешок.

– Такие вот фокусы, – говорит водитель. – Но делаю их не я.

– В каком смысле? – удивляется Коннор.

Водитель, закатав рукав, обнажает правую руку, которой только что показывал фокусы, и мальчик видит широкий шрам – рука была пересажена в районе локтя.

– Десять лет назад я уснул за рулем, – говорит водитель, – и попал в серьезную аварию. Потерял руку, почку, еще кое-что. Органы пересадили, и я выжил.

Водитель смотрит на руки, и Коннор замечает, что правая, которой он показывал фокусы, отличается от левой. На левой пальцы толще и кожа более смуглая.

– Значит, – говорит мальчик, – вам на сдачу выпала новая рука.

Водитель смеется, потом умолкает и снова смотрит на пересаженную руку.

– Пальцы умеют то, чему я никогда не учился. Вроде бы это называется мышечной памятью.

И не было такого дня, чтобы я не вспоминал того парня и не пытался представить, какие еще замечательные штуки он мог делать, прежде чем его разобрали… Знаешь, хорошо, что ты ко мне залез, парень, – говорит он. – Тут не все люди такие, как я. Могли бы все у тебя забрать, а потом все равно копам сдали бы.

– А вы не такой?

– Нет, не такой, – говорит водитель, протягивая для пожатия свою, левую, руку. – Джосайя Элдридж меня зовут. Я на север еду. До утра можешь остаться со мной.

Коннор чувствует такое невероятное облегчение, что в течение какого-то времени не может даже вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы поблагодарить водителя.

– Тут койка, конечно, не самая удобная в мире, но спать можно, – говорит Джосайя. – Вот и поспи пока. Я только еще раз в сортир зайду, и поедем.

Он выбирается из кабинки и закрывает за собой дверь. Коннор прислушивается к удаляющимся шагам – водитель действительно направился в сторону туалета, как и сказал. Наконец мальчик решает, что сделал для своего спасения все, что можно. Нервное напряжение спадает, и сразу наваливается чудовищная усталость. Водитель не сказал точно, куда едет, просто назвал направление, но Коннору и этого более чем достаточно. На север, на восток, на юг, на запад – какая разница, лишь бы подальше отсюда. Мальчик решает подумать позже о том, что делать дальше. Нужно переживать неприятности по мере их поступления, думает он.

Спустя минуту Коннор чувствует, что засыпает, но моментально просыпается, услышав на улице крики полицейских: «Мы знаем, что ты здесь! Выходи с поднятыми руками, или будем стрелять!»

Силы оставляют Коннора. Похоже, Джосайя провернул другой фокус. Нужно выходить, копы ждать не будут. Вот черт. Путешествие окончилось, так и не начавшись. Коннор распахивает дверь, готовясь увидеть инспекторов по работе с несовершеннолетними с пушками в руках.

Полицейские на стоянке есть. Оружие наготове, но целятся они отнюдь не в Коннора.

Мало того, они стоят к нему спиной.

Дверь кабины грузовика, под которым несколько минут назад скрывался Коннор, распахивается, и появляется мальчик, прятавшийся за водительским сиденьем. Коннор немедленно узнает его – они ходят в одну и ту же школу. Парня зовут Энди Джеймсон. Господи, неужели и его отдали на разборку?

Энди напуган, но на его лице не только страх перед полицейскими. Он побежден, раздавлен. В этот момент Коннор осознает свою глупость: он все еще стоит как вкопанный на пороге кабины, у всех на виду. Полицейские его не заметили, зато заметил Энди. На секунду он встретился с Коннором взглядом…

После этого произошло нечто замечательное. Выражение отчаяния и горя исчезло с лица Энди, сменившись железной решимостью и чуть ли не триумфом. Заметив Коннора, он быстро отвел глаза и успел сделать несколько шагов в сторону, уводя полицейских прочь, прежде чем они схватили его.

Энди видел его и не выдал! День не принес ему удачи, зато подарил одну маленькую победу.

Спрятавшись в тени кабины, Коннор осторожно закрыл дверь.

Снаружи, на стоянке, полицейские увозят Энди. Коннор ложится на койку и слезы подступают внезапно, как летний дождь. Он и сам не знает, по кому плачет – по себе ли, по Ариане или по Энди, – и от этого незнания становится еще больнее и горше. Коннор не вытирает слезы, дает им высохнуть прямо на лице. Он так всегда делал, когда был маленьким, когда повод для слез был таким незначительным, что утром он не мог вспомнить, в чем было дело.

Водитель не заглядывает в спальное отделение. Коннор слышит, как заводится двигатель и грузовик медленно трогается. Под убаюкивающий шорох шин мальчик вскоре засыпает.

* * *

Из глубокого забытья его вырывает звонок мобильного телефона. Он вскакивает и борется со сном. Хочется лечь снова и досмотреть сон. Ему снилось какое-то очень знакомое место, где он точно не раз бывал, но вспомнить, когда он там был, Коннор не может. Во сне он с родителями в бунгало на пляже. Младший брат еще не родился. Нога Коннора провалилась сквозь прогнившую доску на крыльце дома. В щели оказалось полным-полно паутины, плотной и мягкой на ощупь, как хлопок. Коннор кричит от боли и страха – он боится, что гигантский паук съест его ногу. И все же это был хороший сон – хорошее воспоминание – потому что отец там был и вытащил его. Он внес его в хижину на руках, ему перевязали ногу, усадили у камина и дали чашку с чем-то вроде сидра. Его аромат был таким терпким, что Коннор даже сейчас помнит его, просто подумав о нем. Отец рассказал ему сказку, но ее мальчик уже забыл. Но голос отца, нежный баритон, рокочущий, как шум волн, накатывающих на берег, все еще стоит в ушах. Маленький Коннор выпил сидр, прислонился к маме и прикинулся спящим. На самом деле он не спал, а просто старался раствориться в этом мгновении и остаться в нем навечно. Во сне у него получилось. Он растворился в чашке с сидром и родители осторожно поставили ее на стол, поближе к огню, чтобы напиток никогда не остывал.

Глупая штука – сны. Даже если сон хороший, он все равно плохой, потому что по сравнению с ним реальность кажется еще более отвратительной.

Снова раздается звонок телефона, и остатки сна окончательно улетучиваются. Коннор почти что ответил на звонок. В спальном отделении так темно, что он не сразу сообразил, что он не у себя в комнате. Его спасло то, что он не смог найти телефон, и ему нужно было включить свет. Коннор тянется к тому месту, где, как ему кажется, стоит тумбочка, а на ней ночник. Рука натыкается на стену кабины, и только в этот момент мальчик понимает, что он вовсе не в спальне. Телефон снова звонит, и Коннор вспоминает все разом. Наконец ему удается найти мобильный в рюкзаке. Мальчик нащупывает его, подносит к глазам и смотрит на экран: звонит отец.

Значит, родители уже спохватились. Неужели они всерьез думают, что он ответит? Дождавшись переадресации на голосовую почту, Коннор выключает питание аппарата и смотрит на часы. Половина восьмого утра. Он протирает глаза, чтобы прогнать остатки сна, и старается понять, как далеко они успели заехать. Грузовик стоит на месте, но за остаток ночи, пока он спал, они проехали, наверное, километров триста. Неплохо для начала.

Кто-то стучит в дверь.

– Выходи, парень. Поездка окончена.

Коннор не жалуется: то, что сделал для него водитель, не сделал бы никто другой. Он не может просить о большем этого доброго человека. Он распахивает дверцу и выходит наружу, чтобы поблагодарить старика, но оказывается, у двери вовсе не он. В нескольких метрах от кабины полицейские заковывают в наручники Джосайю, а перед Коннором стоит инспектор по работе с несовершеннолетними и довольно улыбается. В паре метров от него стоит отец Коннора, сжимая в руке телефон, с которого он только что звонил.

– Все кончено, сынок, – говорит отец.

Эта фраза приводит Коннора в бешенство. «Я не твой сын! – вот что он хочет крикнуть. – Я перестал быть твоим сыном, когда ты подписал это чертово разрешение!» Но он в таком глубоком шоке, что не может и слова вымолвить.

Какая глупость – не выключить сотовый телефон, ведь именно по нему они его и выследили. Интересно, сколько ребят уже попались на эту удочку, забыв о простейшем трюке в своей слепой вере в надежность современных технологий. Ладно, что уж теперь. Но Коннор не собирается сдаваться, как Энди Джеймсон. Он быстро оценивает ситуацию. Грузовик прижат к обочине федерального шоссе двумя полицейскими машинами. В третьей машине прибыл отряд инспекторов по работе с несовершеннолетними. Мимо на скорости свыше ста километров в час пролетают автомобили; едущие в них люди безразличны к маленькой трагедии, разворачивающейся у обочины. Коннор снова принимает молниеносное решение и срывается с места, оттолкнув в сторону полицейского. Мальчик устремляется на другую сторону дороги, не обращая внимания на проносящиеся мимо автомобили. Не будут же они стрелять прямо в спину невооруженному мальчишке, думает он на бегу. Может, будут целиться в ноги, чтобы не задеть драгоценные внутренние органы? Он пересекает полосу за полосой, не глядя по сторонам, и водители пролетающих мимо автомобилей вынуждены совершать головокружительные маневры, чтобы не сбить его.

– Коннор, стой! – он слышит крик отца и выстрел.

Мальчик чувствует удар в спину – пуля попала в него, но ее, видимо, задержал рюкзак. Коннор решает не оглядываться. Добежав до разделительного ограждения, он видит, как на металлическом заборе появляется и расплывается небольшое синеватое пятно, как будто кто-то разбил ампулу с жидкостью. Полицейские стреляют пулями с транквилизирующим средством. Значит, хотят не убить его, а только сбить с ног и усыпить. Естественно, думает он, использовать на оживленном шоссе боевые патроны им вряд ли кто разрешит.