bannerbannerbanner
Лучшие рассказы

Нил Гейман
Лучшие рассказы

Полная версия

Снова молчание.

– Ну да. Тощая мертвая белая женщина. Возможно, что и любил. – Он закрыл альбом.

– Но ведь для вас она не умерла, не так ли?

Он покачал головой. И ушел. А альбом остался у меня.

Секрет иллюзии «Греза художника» заключался в следующем: женщину плотно привязывали к обратной стороне полотна. Полотно было дополнительно укреплено проволокой, и когда художник легко и небрежно вносил на сцену холст и ставил его на мольберт, женщина там уже была. А само полотно было устроено как штора и могло подниматься и опускаться.

А иллюзия «Заколдованная створка» выполнялась с помощью зеркал: зеркало, поставленное под определенным углом, отражало лица людей, стоявших за кулисами.

И сегодня многие иллюзионисты используют на своих представлениях зеркала, чтобы заставить зрителей думать, будто они видят то, чего нет.

Это просто, если вы знаете, как это делать.

– Прежде чем мы начнем, – сказал он, – я должен вам сказать, что никогда не читаю сценарий. Я пришел к мысли, что это сковывает мое творческое воображение. Не беспокойтесь, мой помощник составляет конспект, чтобы быстро войти в курс дела.

У него были борода и длинные волосы, и он немного походил на Иисуса, правда, я сомневался, что у Иисуса могли быть такие безупречные зубы. Он представлялся мне самой важной персоной из тех, с кем я говорил до сих пор. Звали его Джон Рей, и даже я о нем слышал, хоть и не вполне понимал, чем он занимался: кажется, его имя обычно значилось в начале фильма, сразу после слов ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОДЮСЕР. Голос со студии, назначивший встречу, сообщил, что они, то есть студия, очень воодушевлены тем, что он «присоединился к проекту».

– А разве конспект не сковывает ваше воображение?

Он усмехнулся.

– Что ж, мы все считаем, что вы проделали впечатляющую работу. Даже очень впечатляющую. Осталось лишь несколько нерешенных вопросов.

– Например?

– Ну, этот Мэнсон. И идея с его выросшими детьми. Мы тут в офисе набросали кое-что: попробуйте взять за основу. Один парень, скажем, Джек Головорез – это идея Донны…

Донна скромно наклонила голову.

– Его сажают за сатанизм и поджаривают на электрическом стуле, а он, умирая, обещает вернуться и всех уничтожить. Дальше действие уже в наши дни, и мы видим молодых парней, подсевших на игру «Головорез», у героя которой его лицо. И поскольку они играют в его игру, они становятся им одержимы. Может, у него что-то странное в лице, на манер Джейсона или Фредди[28].

Он замолчал, словно ожидая моего одобрения.

Тогда я сказал:

– И кто же придумал эту компьютерную игру?

Он указал на меня пальцем:

– Вы ведь у нас писатель, душа моя. Хотите, чтобы мы сделали за вас всю работу?

«Надо думать о кино, – решил я. – Они ничего другого не понимают». И сказал:

– Но ведь то, что вы предлагаете, это как «Мальчики из Бразилии»[29], только без Гитлера.

Он выглядел озадаченным.

– Был такой фильм Айры Левина, – сказал я. Но в его глазах не промелькнуло и тени узнавания. «Ребенок Розмари». – Никакой реакции. – «Щепка»[30].

Он кивнул; монетка провалилась в автомат.

– Принято, – сказал он. – Вы пишете роль для Шэрон Стоун, а мы сделаем все возможное, чтобы ее заполучить. У меня есть выход на ее команду.

На этом я ушел.

Той ночью было холодно, а в Лос-Анджелесе такого быть не должно, и воздух еще сильнее пах микстурой от кашля.

Недалеко от Лос-Анджелеса жила моя давняя подруга, и я решил встретиться с ней. Я позвонил по номеру, который был у меня записан, начав поиски, растянувшиеся почти на весь вечер. Мне давали новый номер, я по нему звонил, там мне снова давали номер, и я снова звонил.

Наконец, набрав очередной номер, я узнал ее голос.

– А ты знаешь, где я? – спросила она.

– Нет, – ответил я. – Просто мне дали этот номер.

– Это телефон больничной палаты, – сказала она. – Здесь лежит моя мама. С кровоизлиянием в мозг.

– Прости. У нее все в порядке?

– Нет.

– Прости.

Мы неловко помолчали.

– Как ты? – спросила она.

– Довольно плохо, – ответил я.

И рассказал ей все, что со мной случилось. И что я при этом испытываю.

– Почему все так получается? – спросил я.

– Просто они боятся.

– Почему боятся? Чего?

– Потому что ты им нужен, пока с твоим именем связаны только успешные проекты.

– В смысле?

– Если ты дашь добро, студия снимет фильм, который обойдется им в двадцать – тридцать миллионов долларов, и если фильм провалится, твое имя навсегда будет связано с этим провалом, и ты потеряешь свой статус. Если же ты откажешься, ты ничем не рискуешь.

– В самом деле?

– Типа того.

– А откуда ты все это знаешь? Ты музыкант и не имеешь отношения к кино.

Она устало засмеялась.

– Я здесь живу. Все, кто здесь живет, это знают. Ты не пробовал поспрашивать людей про сценарии?

– Нет.

– Так попробуй. Спроси. Парня на автозаправке. Кого угодно. У всех есть сценарии. – Тут кто-то к ней обратился, и она ответила, а мне сказала: – Извини, нужно идти, – и повесила трубку.

Я не нашел обогреватель, если он там был, и замерзал в своем крошечном шале, точно таком, в каком умер Белуши, с бездарной картинкой на стене и промозглой сыростью в воздухе.

Я приготовил себе ванну, чтобы согреться, но когда из нее выбрался, мне стало еще холоднее.

Белые золотые рыбки сновали взад-вперед, то прячась, то появляясь из-под листьев кувшинок. У одной из них была темно-красная отметина, в принципе похожая на отпечаток губ: странное клеймо, оставленное полузабытой богиней. В воде отражалось серое утреннее небо.

Я мрачно смотрел на воду.

– У вас все в порядке?

Обернувшись, я увидел стоящего рядом Праведника Дундаса.

– Рано вы встаете.

– Плохо спал. Страшно холодно.

– Надо было сказать администратору. Вам бы принесли обогреватель и еще одеял.

– Мне это даже в голову не пришло.

Дышал он с огромным трудом.

– А у вас все в порядке?

– Нет, черт побери. Стар я. Вот доживешь до моих лет, парень, у тебя тоже будет не все в порядке. Но когда ты помрешь, я буду еще тут. Как работа?

– Не знаю. Я больше не пишу сценарий, а «Греза художника», рассказ о волшебных фокусах викторианских времен, не двигается с места. Действие происходит на морском побережье в Англии, в дождь. На сцене фокусник показывает свое искусство, и публика неуловимо меняется. Это их глубоко трогает.

Он медленно кивнул.

– «Греза художника». Ну-ну. А себя вы кем представляете, художником или иллюзионистом?

– Не знаю. Мне кажется, ни то, ни другое.

Собравшись было уходить, я вдруг вспомнил одну вещь.

– Мистер Дундас, – спросил я, – а у вас есть сценарий? Написанный вами?

Он покачал головой.

– И вы никогда не писали сценариев?

– Только не я.

– Честно?

Он ухмыльнулся:

– Честно.

Я вернулся к себе. Пролистал английское издание своих «Сынов человеческих», спрашивая себя, как получилось, что была издана такая нелепая писанина, зачем Голливуд купил на нее права, и почему теперь они не хотят снимать по книге фильм.

Вновь принявшись за «Грезу художника», я потерпел прискорбную неудачу. Герои были как неживые. Они не могли ни дышать, ни двигаться, ни говорить.

Я пошел в туалет и пустил в унитаз ярко-желтую струю. По зеркалу пробежал таракан.

Вернувшись в гостиную, я создал новый файл и написал:

 
Я вспоминаю Англию. Шел дождь.
Театр на пирсе, странной тени след…
Смешались страх, и магия, и ложь.
 
 
Страх слыть безумцем вечно вводит в дрожь.
Как в сказке, магия спасет от бед.
Я вспоминаю Англию. Шел дождь.
 
 
В моей душе лишь пустоту найдешь,
Над одиночеством не одержать побед.
Смешались страх, и магия, и ложь.
 
 
Клубок из правд всем видится как ложь.
Лицо скрывая, не увидишь свет.
Я вспоминаю Англию. Шел дождь…
 
 
Маг палочкой взмахнет – и даст ответ,
Всю правду скажет – только толку нет.
Я вспоминаю Англию. Шел дождь.
Смешались страх, и магия, и ложь.
 

Я не знал, хорошее ли вышло стихотворение, но это не имело значения. Я написал нечто для себя новое и неожиданное, и это было чудесно.

 

Заказав завтрак в номер, я попросил принести обогреватель и парочку одеял.

На следующий день я написал шестистраничный сценарный план к фильму под названием «Головорез», где Джека Головореза, серийного убийцу, с вырезанным на лбу огромным крестом, казнят на электрическом стуле, но он возвращается в видеоигре и овладевает сознанием четырех парней. Пятый его побеждает, предав огню электрический стул, который был выставлен в качестве экспоната в Музее восковых фигур, где днем работала его девушка, которая ночью исполняла экзотические танцы.

Я по факсу отправил на студию свой план, а сам отправился спать.

Отходя ко сну, я искренне надеялся, что студия официально отвергнет мой сценарий и я наконец смогу вернуться домой.

* * *

Во сне я увидел иллюзион, в котором человек с бородой и в бейсболке затащил на сцену экран и ушел. Серебристый экран завис в воздухе без всякой видимой опоры.

Но вскоре замерцал, и началось немое кино: я увидел женщину, которая смотрела прямо на меня. Это была Джун Линкольн, это она мерцала на экране, и это она из него вышла и уселась на краешке моей кровати.

– Ты пытаешься сказать мне, чтобы я не сдавался? – предположил я.

В душе я понимал, что это сон. Я смутно помнил: мне известно, что эта женщина – звезда, и сожалел о том, что ни один из ее фильмов не сохранился.

В моем сне она была воистину прекрасна, несмотря на белый след вокруг шеи.

– С чего бы мне это делать? – удивилась она.

В моем сне от нее пахло джином и старым целлулоидом, хотя я и не помню, чтобы в моих снах от кого-нибудь чем-нибудь пахло. Она улыбнулась мне безупречной черно-белой улыбкой:

– Я ведь вышла из игры, не так ли? – и прошлась по комнате. – Не могу поверить, что этот отель все еще существует, – добавила она. – Я здесь трахалась. – Ее голос трудно было различить сквозь потрескивание и шипение.

Вернувшись к кровати, она уставилась на меня, как кошка смотрит на мышиную нору. Спросила:

– Ты мой поклонник?

Я покачал головой. Она подсела ближе и взяла мою теплую руку своей серебристой рукой.

– Никто уже никого не помнит, – сказала она. – В этом городе в тридцати минутах.

Мне хотелось спросить ее кое о чем.

– Куда подевались звезды? – решился я. – Я все гляжу на небо, их там нет.

Она указала на пол:

– Ты смотрел не туда.

Оказалось, что пол в моем шале – это тротуар, и на каждой его плитке изображена звезда, а рядом значится имя, из тех, которые ни о чем мне не говорят: Клара Кимбол Янг, Линда Арвидсон, Вивиан Мартин, Норма Телмеддж, Олайв Томас, Мэри Майлз Минтер, Сина Оуэн…

Джун указала на окно:

– И еще там.

Окно было открыто, и из него я мог видеть весь простиравшийся подо мной Голливуд: бесконечное пространство мерцающих разноцветных огней.

– Разве это не лучше, чем звезды? – спросила она.

И она была права. Я даже видел созвездия уличных фонарей и автомобильных фар. Я кивнул.

Ее губы коснулись моих.

– Не забывай меня, – прошептала она, но так печально, словно заранее знала, что ее просьба напрасна.

Я проснулся от телефонного звонка. Сняв трубку, сипло что-то пробормотал.

– Это Джерри Квойнт, со студии. Нам необходимо встретиться на ланче.

Снова нечто нечленораздельное.

– Мы высылаем машину, – сказал он. – Ресторан от вас в получасе езды.

Они ждали меня на открытом воздухе, где было светло и зелено.

На этот раз я бы очень удивился, если бы хоть кого-то узнал. Под закуску мне сообщили, что Джон Рей «свалил из-за разногласий по контракту», а Донна, «видимо», ушла вместе с ним.

Оба мои собеседника были бородаты, а у одного из них была плохая кожа. Худая женщина показалась мне приятной.

Они спросили, где я остановился, а когда я ответил, один из бородачей сообщил (взяв с нас слово, что дальше это не пойдет), что в тот день Белуши принимал наркоту вместе с политиком по имени Гари Харт[31] и одним из «Eagles».

После чего они заверили, что с нетерпением ждут от меня истории.

И тогда я спросил:

– Мы о чем сейчас говорим? О «Сынах человеческих» или о «Головорезе»? Дело в том, – пояснил я, – что с последним у меня проблема.

Они выглядели озадаченными.

Да нет же, сказали они, речь идет о «Я знал невесту, когда она танцевала рок-н-ролл». Здесь есть, сообщили мне, и Высокий Замысел, и Добрый Посыл. К тому же, добавили они, это Очень Своевременно, что важно для города, в котором все, что происходило час назад, уже Древняя История.

Они признались, что подумали, как было бы здорово, если бы наш герой мог спасти юную леди от замужества без любви, а в конце они вместе танцевали бы рок-н-ролл.

Я указал им, что для этого им следует купить права у Ника Лоу, написавшего песню, и сообщил, что нет, я не знаю имя его агента.

Они, усмехнувшись, ответили, что с этим проблемы не будет.

И предложили, чтобы я поразмыслил как следует над проектом, прежде чем начну писать сценарный план, и каждый из них назвал пару имен начинающих звезд, которых мне при этом следует иметь в виду.

Я пожал каждому руку и сказал, что непременно так и сделаю. А еще я заметил, что мне удастся лучше с этим справиться по возвращении в Англию.

И они со мной согласились.

За несколько дней до того я спросил Праведника Дундаса, был ли кто-нибудь с Белуши в его шале в ту ночь, когда он умер.

Ведь если кто об этом знал, так это он.

– Один он был, – не моргнув ответил Праведник Дундас, старый, как Мельхиседек. – Какое кому, к чертям собачьим, дело, был с ним кто-нибудь или нет. Один он умер.

Мне странно было покидать отель.

– Сегодня днем я уезжаю, – сообщил я администратору.

– Очень хорошо, сэр.

– Вам не трудно будет… дело в том… служащий отеля, мистер Дундас. Пожилой джентльмен. Даже не знаю. Я не видел его дня два. А мне хотелось бы с ним попрощаться.

– С одним из уборщиков?

– Да.

Она озадаченно уставилась на меня. Она была очень красивой, а ее губная помада была цвета раздавленной ежевики. Она явно ожидала, что кто-то наконец откроет ее для кино.

Сняв трубку, она с кем-то поговорила, потом повернулась ко мне:

– Мне очень жаль, сэр, но мистера Дундаса уже несколько дней не было на работе.

– Вы не могли бы дать мне номер его телефона?

– Мне очень жаль, сэр, но по нашим правилам это запрещено. – Говоря все это, она смотрела прямо на меня, чтобы я видел, что ей действительно очень жаль.

– А как ваш сценарий? – спросил я.

– Как же вы узнали?

– Ну…

– Он сейчас у Джоэля Силвера[32], – сказала она. – Мой приятель Арни, мой соавтор, работает курьером. Он занес сценарий в офис Джоэля, словно тот прислан откуда-то из агентства.

– Удачи! – пожелал я.

– Спасибо, – сказала она, улыбнувшись ежевичными губами.

В справочнике было два Дундаса Пэ, что показалось мне невероятным даже для Америки, не говоря уж о Лос-Анджелесе.

Первый оказался мисс Персефоной Дундас.

Когда, набрав второй номер, я спросил Праведника Дундаса, мужской голос поинтересовался:

– Кто говорит?

Я назвал себя, объяснил, что уезжаю из отеля, а у меня осталась вещь, принадлежащая мистеру Дундасу.

– Слушайте, мистер. Мой дедушка умер. Прошлой ночью.

Шок возвращает жизнь избитым фразам: у меня реально кровь отхлынула от лица и перехватило дыхание.

– Мне очень жаль. Он был мне симпатичен.

– Угу.

– Это, должно быть, случилось совсем неожиданно.

– Он был стар. И все время кашлял. – Кто-то спросил, с кем он говорит, он ответил: ни с кем, а мне сказал: – Спасибо что позвонили.

Я растерялся.

– Вы, возможно, не поняли: у меня остался его альбом.

– Эта фигня со старыми вырезками?

– Да.

Пауза.

– Оставьте у себя. Это уже никому не нужно. Слушайте, мистер, мне надо бежать. – Щелчок, и в трубке тишина.

Когда я засовывал альбом в сумку, на выцветший переплет упала слеза, и только тогда я понял, что плачу.

Во дворе я остановился, прощаясь с Праведником Дундасом и Голливудом.

Три призрачных белых карпа дрейфовали, покачивая плавниками, сквозь свое вечное сегодня.

Я помнил их имена: Бастер, Призрак и Принцесса; но никто на свете уже не смог бы их различить.

У выхода из отеля меня ждала машина. До аэропорта было тридцать минут езды, ровно столько, сколько нужно, чтобы все забыть.

Цена

У бродяг и бездомных принято оставлять знаки на воротах и деревьях и дверях, благодаря которым такие, как они, могут понять, кто живет в домах и фермах, попадающихся им на пути. Мне представляется, что кошки тоже оставляют подобные знаки; иначе чем объяснить, что именно под нашими дверьми весь год напролет появляются голодные, блохастые, бездомные кошки?

Мы даем им приют. Избавляем от блох и клещей, кормим и отвозим к ветеринару. Платим за прививки и – что, конечно, возмутительно – кастрируем и стерилизуем.

И они остаются с нами: на несколько месяцев, на год или навсегда.

Чаще всего они появляются летом. Мы живем как раз на таком удалении от города, куда городские жители выбрасывают их, выживать.

Больше восьми кошек кряду у нас, кажется, не живет, и редко случается, чтобы их было меньше трех. В настоящий момент кошачье население моего дома состоит из: Гермионы и Поды, соответственно полосатой и черной, бешеных сестричек, которые живут наверху, в моем кабинете, и не общаются с другими; Снежинки, голубоглазой белой длинношерстой кошечки, которая много лет жила в лесу, прежде чем отказалась от своих диких повадок в пользу мягких диванов; и последней, но самой крупной – Фербол, длинношерстой черно-бело-оранжевой, похожей на подушку дочери Снежинки, которую крошечным котенком я обнаружил однажды в нашем гараже, придушенную и почти мертвую, так как ее голова запуталась в старой сетке для бадминтона, и которая, к нашему удивлению, не умерла, но выросла и превратилась в самую покладистую кошку, какую я когда-либо встречал.

И наконец еще Черный Кот. Другого имени у него нет, просто Черный Кот, а появился он почти месяц назад. Вначале мы не поняли, что он собирается остаться здесь жить: он выглядел слишком упитанным, чтобы быть беспризорным, слишком взрослым и бойким, чтобы считаться брошенным. Он был похож на маленькую пантеру, а в ночи казался огромным темным пятном.

Однажды я обнаружил его на нашей старой веранде: примерно восьми или девяти лет от роду, самец, с желто-зелеными глазами, очень дружелюбный и невозмутимый. Я решил, что он живет где-то по соседству.

На несколько недель я уехал, чтобы закончить работу над книгой, а когда вернулся, он все еще жил на веранде и спал в старой кошачьей корзинке, которую принесли ему дети. И при этом он изменился до неузнаваемости. У него было несколько залысин и глубокие царапины на шкурке. Кончик одного уха был оборван. Под глазом – глубокая рана и порвана губа. Он похудел и выглядел измученным.

Мы отвезли Черного Кота к врачу, где нам дали антибиотики, которые мы скармливали ему вместе с кошачьими консервами.

Нам было любопытно, с кем он сражался. С нашей прекрасной белой полудикой Снежинкой? С енотами? С клыкастым крысохвостым опоссумом?

 

После каждой ночи шрамов становилось все больше, и однажды у него оказался прокушен бок; в другой раз живот был располосован глубокими царапинами, которые при прикосновении кровоточили.

Когда дошло до такого, я отнес его в подвал, чтобы он мог оправиться у печи, среди груды коробок. Он оказался на удивление тяжелым, этот Черный Кот, и в подвал я отнес его в корзинке, вместе с лотком, едой и водой. Я плотно закрыл за собой дверь. А когда поднялся наверх, мне пришлось помыть руки, так как они были в крови.

Он оставался в подвале четыре дня. Вначале он был так слаб, что не мог даже есть: раненый глаз заплыл, когда ходил, он прихрамывал, и его шатало от слабости, а из рваной губы сочился желтый гной.

Я приходил к нему утром и вечером, кормил, давал антибиотики, которые смешивал с едой, обрабатывал гноящиеся раны и говорил с ним. В довершение ко всему у него был понос, и хоть я менял содержимое лотка ежедневно, от лотка ужасно воняло.

Четыре дня, которые Черный Кот провел у меня в подвале, были ужасными для моей семьи: крошечная дочка поскользнулась в ванне, ударилась головой и едва не утонула; я узнал, что от проекта, в который я вложил душу (переработка для Би-би-си романа Хоуп Миррлиз «Луд в тумане»[33]), компания отказалась, и у меня не было сил начинать с нуля, предлагая его другим каналам или другим СМИ; дочь, уехавшая в летний лагерь, стала забрасывать нас душераздирающими письмами и открытками, по пять-шесть на дню, умоляя забрать ее оттуда; сын чуть не подрался с лучшим другом, и они больше не общались; а жена, возвращаясь вечером домой, сбила оленя, который выбежал на дорогу прямо перед автомобилем. Олень погиб, машина была разбита, а у жены оказалась рассечена бровь.

На четвертый день кот, прихрамывая, бродил по подвалу, в нетерпении изучая стопки книг и комиксов, коробки с письмами и кассетами, картинами, и подарками, и прочим имуществом. Он принялся мяукать, чтобы я выпустил его, и хоть и неохотно, я это сделал.

Он вернулся на веранду, где проспал остаток дня.

На следующее утро у него на боках появились новые глубокие царапины, а пол веранды был усеян клочьями черной шерсти.

В письмах, которые пришли от дочери в тот день, говорилось, что в лагере не так уж плохо и она продержится там еще несколько дней; сын и его друг разрешили свои разногласия, и я так никогда и не узнал, что послужило причиной ссоры, коллекционные карты, компьютерные игры, «Звездные войны» или Девочка. Оказалось, что продюсер Би-би-си, наложивший вето на «Луда в тумане», брал взятки (или «сомнительные кредиты») у независимой кинокомпании, за что был отправлен в бессрочный отпуск, а его преемница, о чем я с радостью узнал из ее факса, как раз и предложила мою кандидатуру на этот проект, перед своим уходом из Би-би-си.

Я подумывал было вернуть Черного Кота обратно в подвал, но не стал этого не делать. Взамен я решил выяснить, что за животное каждую ночь приходит в наш дом, и разработать план его возможной поимки.

На дни рождения и Рождество моя семья дарила мне гаджеты и прочие дорогие игрушки, возбуждающие мое воображение, но в конечном счете редко покидающие свои коробки. У меня есть дегидратор, электрический разделочный нож и хлебопечка, а в прошлом году мне подарили бинокль ночного видения. На Рождество я зарядил в него батарейки и обошел с ним подвал – так как не мог дождаться сумерек, – выслеживая стаю воображаемых скворцов. (В бинокль не рекомендовалось смотреть при свете, чтобы не повредить его, а возможно, и глаза в придачу.) После я убрал его в коробку, и он так и лежал теперь в моем кабинете, среди компьютерных проводов и ненужных вещей.

Возможно, подумал я, если это животное, собака или кошка, или енот, или кто-там-еще, увидит меня на веранде, оно и не явится, а потому я поставил себе стул в кладовке величиной чуть больше туалета, из которой была видна веранда, и когда все в доме уснули, зашел на веранду пожелать Черному Коту доброй ночи.

Этот кот, сказала моя жена, когда он появился у нас впервые, – почти человек. В самом деле, его огромная львиная мордочка очень смахивала на лицо: широкий черный нос, желто-зеленые глаза, клыкастый, но дружелюбный рот (со все еще гноящейся раной на нижней губе).

Я погладил его по голове, почесал под подбородком и пожелал удачи. После чего ушел в свою кладовку, погасив на веранде свет.

Там я сидел в темноте с биноклем ночного видения в руке. Я включил бинокль, и его окуляры излучали зеленоватый свет.

Время шло, было темно.

Я развлекался тем, что смотрел в бинокль, учась наводить фокус, видеть мир зеленых теней. И ужаснулся, увидев, сколько насекомых роится в ночном воздухе: ночной мир напоминал кошмарный суп, в котором кишмя кишит жизнь. Тогда, немного опустив бинокль, я стал смотреть в черно-синюю ночь, пустую, мирную и спокойную.

Время шло. Я старался не заснуть, тяжко страдая от отсутствия сигарет и кофе, насильно избавленный от этих вредных привычек, которые наверняка помогли бы не сомкнуть глаз. Но не успел я слишком погрузиться в мир грез и снов, как в саду раздался вой, который сразу стряхнул с меня оцепенение. Схватив бинокль, я поднес его к глазам и увидел всего-навсего Снежинку, белую кошку, пронесшуюся по палисаднику пятном зеленовато-белого света. Она пропала среди деревьев слева от дома. Я был разочарован.

И собирался вновь принять расслабленную позу, но мне пришло в голову поинтересоваться, что же так напугало Снежинку, и я принялся внимательно осматривать окрестности, выискивая огромного енота, собаку или злобного опоссума. И вдруг увидел, как по подъездной дорожке к дому движется нечто. В бинокль я видел все так ясно, словно днем.

Это был дьявол.

Я никогда прежде не видел дьявола, и хотя когда-то писал о нем, если бы меня приперли к стенке, я признался бы, что не верю в его существование; он был для меня воображаемой фигурой, по-мильтоновки трагической. Однако то, что теперь двигалось по дорожке к дому, не было мильтоновским Люцифером[34]. Это был дьявол.

Сердце так забилось в груди, что мне стало больно. Я надеялся, что он меня не видит, что, сидя в доме и глядя в окно, я надежно спрятан.

А приближавшаяся фигура мерцала и менялась. Одно мгновение она была темной, похожей на Минотавра[35], в следующее – изящной и женственной; потом превращалась в кота, огромного, покрытого шрамами серо-зеленого дикого кота с перекошенной от ненависти мордой.

На мою веранду ведут ступени, четыре некрашенных деревянных ступени (я знал, что они белые, хотя в бинокле они были серыми, как и все остальное). На нижней ступени дьявол остановился и что-то крикнул, я не разобрал, три-четыре слова на скулящем, воющем языке, архаичном и позабытом, должно быть, еще в древнем Вавилоне; и хотя не понял ни слова, я почувствовал, как, когда он их произносил, у меня на затылке волосы встали дыбом.

И тут я услышал приглушенное стеклом низкое рычание: это был вызов, и, медленно и нетвердо ступая, стала спускаться навстречу дьяволу черная фигура. Это был Черный Кот, который уже не напоминал пантеру и шатался и спотыкался при ходьбе, как только что сошедший на берег моряк.

Тем временем дьявол превратился в женщину. Она сказала коту что-то нежное и успокаивающее, на языке, похожем на французский, и протянула к нему руку. Он впился в руку зубами, и тогда ее губы искривились, и она в него плюнула.

Тут женщина взглянула на меня, и если у меня еще оставались в том сомнения, теперь я точно знал, что это дьявол: в глазах ее горел красный огонь, хотя в бинокль это и не видно – только оттенки зеленого. Дьявол видел меня в окно. Он меня видел. Я в том нисколько не сомневаюсь.

Дьявол, корчась и извиваясь, превратился в нечто вроде шакала, в существо с плоской мордой, огромной головой и бычьей шеей, полугиену-полудинго. В его шелудивой шкуре копошились черви, но он продолжал подниматься по ступеням.

Черный Кот прыгнул, и, извиваясь, они принялись кататься по земле так быстро, что я не успевал ничего разглядеть.

И при этом не издавали ни звука.

Вдали, на проселочной дороге, куда выходит наш подъездной путь, загромыхал припозднившийся грузовик, через бинокль его горящие фары сияли, как зеленые солнца. Я убрал бинокль и увидел в темноте слабый желтый свет фар, а затем красный – задних фонарей, а потом и они пропали.

Когда я снова поднес к глазам бинокль, смотреть было уже не на что. Только на ступенях сидел Черный Кот и смотрел в темноту. Я поднял бинокль выше и увидел нечто, возможно, стервятника, улетавшего прочь.

Я пошел на веранду, поднял Черного Кота и погладил его, и сказал ему много добрых и ласковых слов. Он жалобно мяукнул, когда я подошел, но очень скоро уснул у меня на руках, и я положил его в корзинку, а сам пошел наверх, спать. А наутро обнаружил на футболке и джинсах капельки засохшей крови.

Это было неделю назад.

Но такое случается не каждую ночь, хотя и довольно часто: мы знаем об этом по ранам кота и по боли, которую я читаю в его львиных глазах. У него уже не сгибается левая передняя лапа и ослеп правый глаз.

Не могу понять, чем мы заслужили появление у нас Черного Кота. И кто его послал. И еще, как ни трусливо и эгоистично это звучит, мне хотелось бы знать, надолго ли его еще хватит.

28Джейсон Стэтхэм (р. 1947) – английский актер, известный в основном по фильмам Гая Ричи. Фредди Меркури (наст. имя Фарух Булсара, 1946–1991) – британский певец и музыкант парсийского происхождения, вокалист группы Queen.
29«Мальчики из Бразилии» (The Boys from Brazil, 1978, реж. Френклин Джей Шеффнер) – фильм о нацистах, перебравшихся в Бразилию после падения Третьего рейха. Нацистский преступник Йозеф Менгеле (Грегори Пек), изувер, подвергавший чудовищным пыткам узников Освенцима, перебравшись в Южную Америку, создает тайную организацию, которая собирается вывести новую породу людей, клонируя Адольфа Гитлера. Детям до 16 просмотр фильма не рекомендуется.
30«Ребенок Розмари» (Rosemary’s Baby, 1968) – триллер Романа Полански по роману Айры Левина. Бесплодная пара мечтает о ребенке, но зачать его женщина смогла лишь после того, как приняла какое-то зелье, подмешанное в шоколадный мусс соседями, по ее подозрениям, участниками сатанинского культа. Ей снится, что ее насилует демон, и проснувшись, она видит на себе следы его когтей. «Щепка» (Sliver, 1993, реж. Филип Нойс) – эротический триллер по роману Айры Левина. Героиня, переехав в дорогие апартаменты, знакомится с соседями и узнает, что в этом доме убиты несколько женщин, предположительно серийным убийцей. В конце концов она начинает подозревать в этих убийствах одного из своих новых соседей. Детям до 16 лет просмотр обоих фильмов не рекомендуется.
31Гари Харт (Gary Hart, р. 1936) – американский политик, бывший сенатор от штата Колорадо, участник президентских кампаний, юрист, писатель, публицист.
32Джоэль Силвер (Joel Silver, р. 1952) – продюсер приключенческих фильмов и экшенов, в том числе таких культовых, как «Матрица», «Готика», «Смертельное оружие-4», «Крепкий орешек», «Коммандо».
33Хоуп Миррлиз (1887–1978) – британская романистка, поэт и переводчик. «Луд Туманный» (1926) – главное ее фэнтезийное произведение, ставшее известным почти полвека спустя после издания. Это роман-притча о том, какие опасности в себе таит стремление вытеснить из жизни все таинственное, не вписывающееся в привычные рамки.
34В поэме Джона Мильтона (1608–1674) «Потерянный рай» (Paradise Lost, впервые – 1667) о возмущении отпавших от Бога ангелов и падении человека. Великое значение «Потерянного рая» – в психологической картине борьбы неба и ада. Мильтон создал грандиозный образ Сатаны, которого довела до отпадения от Бога жажда свободы. Первая песнь «Потерянного рая», где побежденный враг Творца горд своим падением и посылает угрозы небу, – самая вдохновенная; она положила начало демонизму в английской да и в мировой литературе. При всей своей ужасающей гордости и готовности противостоять Богу, Сатана сознает свою неправоту: Метался Враг на огненных волнах, Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрек Его на казнь горчайшую: на скорбь О невозвратном счастье и на мысль О вечных муках. Он теперь обвел Угрюмыми зеницами вокруг; Таились в них и ненависть, и страх, И гордость, и безмерная тоска… (Пер. М. Лозинского)
35Минотавр – персонаж греческих мифов, чудовище с телом человека и головой быка.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43 
Рейтинг@Mail.ru