Николай Владимирович Авдеенко
А снег всё падал…
Цимиханов несколько секунд обдумывал слова, сказанные генералом, после чего, протянул руки к его голове. Командир полка побелел, а капитан Кукаревич едва не потерял сознание от увиденного.
«Мудрый Сефер» схватился за каракулевую шапку генерала, немного повертел и слегка придавил её на буйной голове Барягина, и, убедившись, что она сидит на башке начальника ровно, как ни в чём не бывало, снова встал по стойке смирно, вздернув руку к своему, все еще висящему набекрень головному убору.
Теперь уже взгляд генерала был направлен куда-то вдаль, только он не был таким мудрым, как у рядового Сефера. Барягин смотрел на срочника, но не видел его. В глазах как будто стояла пелена, а в голове проносились годы его долгой службы. Он всякого успел повидать, но такого в его практике не было никогда.
Никто не осмеливался проронить ни слова. Тишина воцарилась такая, что её можно было рубить топором. Лица солдат-срочников, как по команде, стали белее мела, казалось, что бойцы даже перестали дышать. Некоторые еле сдерживались, чтобы не заржать от смеха. Единственные, кому было совсем не весело – это полковник Палюк и капитан Кукаревич. Оба уже успели попрощаться со своими погонами и поставить крест на своей карьере.
Генерал потихоньку приходил в себя. Он не стал ругаться или как-то комментировать произошедшее. Он вообще не проронил ни слова. В его голове не укладывалось, как такое могло произойти и что теперь с этим делать. Обращаться к уставу тоже было бесполезно, на этот случай там не было никаких указаний. С лицом обиженного мерина Барягин просто развернулся и удалился из помещения. Командир полка был настолько шокирован ситуацией, что даже не посмел пойти вслед за начальником. Он повернулся к ротному и тихо спросил:
– Ну что Кукаревич, докукарекались?
А капитан молча смотрел выпученными глазами на своего солдата, рядового Цимиханова, который с высоко поднятой головой устремил своё взор куда-то в даль. И снова никто не мог догадываться, что творилось у него в голове…
Весь остаток дня генерал-лейтенант Барягин просидел в комнате психологической разгрузки. Военный начальник был настолько опустошён, что даже пропустил ужин, ради которого повара несколько часов колдовали у плиты. Сидя в мягком кожаном кресле, он вспоминал, как прибыв в часть, был полон решимости объявить пару выговоров, возможно, лишить кого-то премии, а может даже поставить вопрос об увольнении пары нерадивых офицеров или контрактников. Но в один момент эти планы оказались похороненными каким-то глупым солдатом. Всё, что раньше приносило генералу ни с чем несравнимое удовольствие – власть, чувство превосходства и безнаказанности – всё это больше не имело никакого смысла. А виной всему была какая то шапка. Барягиным завладела апатия. Больше он не хотел устраивать разнос командованию полка. Единственным его желанием было – дождаться утра и поскорее убраться из этой части.
Что до «Мудрого Сефера», то он не особо переживал по поводу данного инцидента. Собственно для него, ничего страшного не произошло; он также стоял на посту дневального, нёс службу, только не понимал, почему все проходящие мимо него просили поправить им шапки и весело смеялись.