Николай Витальевич Щекотилов
Баба-яга, Ваня и Наполеон
Акция, или о том, как Горыныч в Японию попал
– Да что же ты творишь, жулик окаянный! – Баба-яга захлебнулась от возмущения. – Всю свою гору мне приписал! Только я отлучилась зелье помешать и, на тебе, химичить вздумал!
– Ну, даёшь, старая! Я и писать-то не умею! Ты же сама все эти буковки-цифирки и у себя, и у меня нажимаешь.
– Научился, знать! А то кто же тут мне накрутил? Святой дух? Так он мою избушку за километр обходит. Боится!
– Да пошла ты к Лешему со своим духом!
Распалившиеся игроки уже было сцепились в схватке, визжа как два тасманийских дьявола, но призыв пойти к Лешему показался Яге разумным: тот считает Соловья-разбойника басурманином, так что наверняка будет на её стороне.
Вооружившись вещьдоками, разгорячённые спорщики отправились к лесному арбитру. Баба-яга ловко управляла метлой сидя в ступе, а Соловей привычно висел сбоку, как каскадер – ухватившись ручищей за край летающего агрегата.
Леший был не один: с Водяным на пару смотрели по телевизору «Машины сказки».
– Что же ты, лягушатник, как штаны завёл, так теперь по избушкам и шастаешь? – не удержавшись съязвила Яга. – А как же твои пиявки? Небось, передохнут с голоду.
– Ты, бабуля, не шути так. Хвораю я.
– И что за напасть к тебе прицепилась? Ты ж в воде и зимой, и летом закаляешься. Здоров, как Айболит.
– Сам не знал, пока знакомая Водяница не вразумила. Говорит: От мусору.
– В мозгах?
– Чего?
– В мозгах, спрашиваю, мусор-то или в живот наглотался? Нынче не мудрено: все речки людишки своими политиленами забросали.
– Это точно! Спасу от него нет, – подтвердил Соловей, – все опушки вдоль дорог завалены. Только засаду на дубе оборудуешь, ан глядь: и под него уже всякой дряни натаскано!
Ссора бабки с разбойником тут же была забыта, и все четверо принялись костерить человеческий род за его непобедимое свинство. Наругавшись всласть, сообразительная старушка начала переводить разговор в конструктивное русло: «Надо акцию организовать. Экологическую».
Все её собеседники разом умолкли и посмотрели на Ягу уважительно. Целых два мудрёных слова из всего четырех-то!
– Мусор весь собрать и … хоть вон … в Японию отправить, – продолжила Яга, насладившись произведённым впечатлением, – им островов не хватает, так они их из своего мусора делают. Да много ли мусору у самураев? Они же все как есть экономные.
– Ну, ты даёшь, старушка! – выдохнул Водяной. – Да разве нам справиться. Нас всего-то с полсотни наберётся, даже если Горыныча за троих считать.
– Нет, не справимся – согласился с этим доводом Леший, а вслед за ним и Соловей.
– Так я ж вам, балбесам, и говорю: акцию нужно устроить, самих же людишек и завлечь.
– Да ты что, бабуля, с дуба рухнула? – отрезал Соловей, под общий одобрительный смех. – Так они и кинутся собирать свой хлам! Наперегонки…. И детишек ещё с собой приведут.
– И кинутся. А детишки сами прибегут, если вы свои две извилины на троих, включите….
А идея Бабы-яги была столь же проста и гениальна, как и та, что когда-то пришла в голову учёному Ньютону: мусор в обмен на селфи с нечистой силой!
Все обладатели айфонов, включая подоспевшего Кощея, теперь день и ночь в интернете: акцию рекламируют. А Водяной, со своей болезнью, даже пробился на телевидение – в передачу Елены Малышевой.
Но больше всего достаётся Горынычу – он делает по три рейса в Японию ежедневно, и, хоть японцы и засунули змею в каждое ухо по роботу-навигатору, всё равно страшновато: в небе над этой страной самолётов, что комаров в лесной чащобе.
Баба-яга, Ваня и Наполеон
– Я женщина хоть и не молодая, но и не такая старая тогда была, как, к примеру, ты, Кощеюшка. Ты в войну с Бонапартом уже замшелым пнём выглядел, – вспоминала Баба-яга, разглядывая свои седые клочья, оставшиеся от некогда роскошных волос, сводивших с ума всю нечисть от невских болот, до глухих сибирских владений лешего. – Я ведь тогда с прадедом соловья разбойника первую любовь крутила. Мужчина ладный и ремесло доходное…. Династия…. А сама на Наполеона заглядывалась….
– И что же он тебе от ворот поворот выписал? До стандарту 90-60-90, как до лампочки, небось, недоставало?
– Дурак ты неграмотный, чтоб о красоте судить. Тогда на этих вешалок никто бы и не позарился. Меня сам Рубенс зазывал в свою Фламандию позировать.
– И что же ты не поехала в неё?
– Больно надо. В неметчину-то! – отрезала Яга, бросив в зелье огромный кусок мухомора. – Бонапарта, между прочим, Жозефина охмурила! К тому же, враг отечества, как ни крути.
– Сколько уж лет прошло! Теперь и правнук того соловья не свистит, а шепелявит…, – совсем расчувствовалась старушка, собираясь на дело. Вчера она шапку-невидимку из волшебного ларца украла. Дело нехитрое: его всего-то два балбеса охраняют.
– Чего изволите? – спросили недотёпы.
– Шапку невидимку украсть, – ответила Яга.
– Слушаемся! – хором заорали двое из ларца и сами же ей волшебный колпак вручили. А вот торт этот, Наполеон, умыкнуть из студии прямо во время передачи не так просто.
Передачу «Смак», где речь про торт зашла, Яга по телевизору увидела. Таких передач теперь много, но тут интерес особый: парни к Женскому дню собрались делать Наполеона. И очень уж ей любопытно: из чего такого этот кекс делается, что на самого императора становится похож? А если и впрямь похож, то нельзя ли его с помощью колдовского зелья оживить? Жозефины-то давно нет, а Наполеон, поди, теперь не молод – привередничать не станет перед своей спасительницей.
План такой: проникнуть в Останкино в шапке-невидимке; выпив зелье, превратиться в длинноногую красотку; шапку на Наполеона перекинуть; Ваньку – ведущего нейтрализовать и сбежать с Наполеоном.
Только осечка вышла. И почему все Иваны такие везунчики? Увидела Яга Ваню в полный его рост, обомлела, и про Наполеона забыла. Накрыла шапкой невидимкой и тикать к себе в избушку: под шапкой-то Иван легок, что перышко.
Ивану у бабы Яги понравилось: парень компанейский – в любом месте, как у себя дома. С Кощеем на айфонах в стрелялки, играют, Горыныч парня на его передачи подбрасывает, и теперь змеевы головы друг другу анекдоты травят: Иван научил. А Соловью Ваня в салоне у знакомого дантиста голливудскую улыбку сотворил и они вдвоем на военный полигон, опять же на Горыныче, летают – свистеть, значит.
А вот с любовью ничего путного не вышло. Бабка уже облики всех Василис: и Прекрасных и Премудрых, перепринимала, а Иван шоколадками отделывается, говорит: не стабильная. И ведь прав: зелье-то не шибко долго действует. Только Ваня на красавицу особым взглядом начнёт поглядывать, поэзию ей на ушко сочинять, а она: бац – и снова старуха несносная – того и гляди тебя в печи зажарит! Ванька повздыхал, повздыхал и однажды Василису на свой мобильник зафотографировал – с тех пор ею и любуется, стишки шепчет.
– Да не переживай ты! Что они, люди, в женской красоте понимают? – громко выражал своё сочувствие Кощей, уминая остатки блюда с красивым названием «Ангелы на лошадях». – Зато теперь не голодно: вон ведь какую кухню – как в телевизоре, у тебя наладил!
– Обещал и передачу в избу перенести, – добавила позитива застрявшая в оконном проёме Горынычева голова, со щеками набитыми козинаками из кедровых орешков.
– Креатив, и новый тренд, по-ихнему! – блеснула знаниями вторая, примостившаяся на лавке у печи, разомлев от плова по-Самаркандски. Все бабкины гости разом повернулись на третью, но её хватило лишь на то, чтобы приоткрыть томный глаз.
