И бездна смотрит на тебя,
Свое лицо ещё скрывая.
Ты, пальцем совесть теребя,
И сам находишься у края.
У края, где одна черта…
Переступить? И невозможно!
И жизнь что прожита ни та…
Так для чего ты осторожно,
Шагнул туда, где жизни нет?
Где ночь – раскосые закаты.
И преломленный подлый свет,
Крест, накрест забивает хаты.
И мертвым духом тишина,
Укроет даль сплошной тенью.
И обнаженная вина,
Будет второй твоей ступенью.
И чуда больше не видать,
Оно дождем вчерашним смыто.
И будут многие рыдать,
О том хорошем, что забыто.
И где достоинство как лень,
Держать в руках себя опасно.
И рубит так с размаху день,
Все, предавая – только гласно.
Одни боятся промолчать,
Других молчание коробит.
Им так хотелось обличать,
И чье обличье в шкуре бродит?
Бродячий подзаборный пес,
Ещё не выстрадал понятий.
И растворилась правда грез,
Там на кресте, что для распятий.
И суетливая мораль,
Себя в насилие вгоняя.
Когда придет к нам тот февраль,
Что потеплее будет мая?
В затухших помыслах огня,
Ещё коптит былая сила.
И презирая, и виня,
А ждёт нас всех одна могила.
И где вы мученики все,
Что бунту ставили подножки.
На чистом стеклышке, в росе,
И шла борьба одна – за ложки.
Идеи сумрачны… Извне,
Толкает вол повозку мира.
Мы, так пугаясь новизне,
Так растоптать, вольны кумира.
И он обрубком от куста,
В углу укроется сирени.
И та провальная мечта,
Чтобы мы все зазеленели.
И зелень рвется из штанов,
Карманы полные набиты.
И вырываем из основ,
Как мы случайно знамениты.
Дух лицемерия, завравшись про запас,
И тайное становится понятней.
И все сложнее правдой напоказ,
И ложь видна отчётливее, внятней.
И губы прошептавшие не мы,
И выдают глаза слезою страха.
И мы уже посередине тьмы,
А там нам уготовлена и плаха.