Унывна осени пора; Но день сегоднишний прекрасен: На небе волны серебра, И солнца лик блестящ и ясен. Один дорогой почтовой Бредет, с котомкой за спиной, Печальный путник из чужбины. Уныл, и томен он, и дик, Идет согнувшись, как старик; В нем Ганца нет и половины. Полупотухший бродит взор По злачным холмам, желтым нивам, По разноцветной цепи гор. Как бы в забвении счастливом, Его касается мечта; Но мысль не тем уж занята. — Он в думы крепкие погружен. Ему покой теперь бы нужен. Прошел он дальний, видно, путь; Страдает больно, видно, грудь; Душа страдает, жалко ноя; Ему теперь не до покоя. О чем же думы крепки те? Дивится сам он суете: Как был измучен он судьбою; И зло смеется над собою, Что поверял своей мечтой Свет ненавистный, слабоумной; Что задивился в блеск пустой Своей душою неразумной; Что, не колеблясь, смело он Сим людям кинулся в объятья; И, околдован, охмелен, В их злые верил предприятья. — Как гробы холодны они; Как тварь презреннейшая низки; Корысть и почести одни Им лишь и дороги, и близки. Они позорят дивный дар: И попирают вдохновенье, И презирают откровенье; Их холоден притворный жар, И гибельно их пробужденье. О, кто б нетрепетно проник В их усыпительный язык! Как ядовито их дыханье! Как ложно сердца трепетанье! Как их коварна голова! Как пустозвучны их слова! И много истин он, печальный, Теперь изведал и узнал, Но сам счастливее ли стал Во глубине души опальной? Лучистой, дальнею звездой Его влекла, тянула слава, Но ложен чад ее густой, Горька блестящая отрава. — Склоняется на запад день, Вечерняя длиннеет тень. И облаков блестящих, белых Ярчее алые края; На листьях темных, пожелтелых Сверкает золота струя. И вот завидел странник бедный Свои родимые луга. И взор мгновенно вспыхнул бледный, Блеснула жаркая слеза. Рой прежних, тех забав невинных И тех проказ, тех дум старинных — Всё разом налегло на грудь И не дает ему дохнуть. И мыслит он: что это значит?.. И, как ребенок слабый, плачет.
ДУМА
Благословен тот дивный миг, Когда в поре самопознанья, В поре могучих сил своих, Тот, небом избранный, постиг Цель высшую существованья; Когда не грез пустая тень, Когда не славы блеск мишурный Его тревожат ночь и день, Его влекут в мир шумный, бурный; Но мысль и крепка, и бодра Его одна объемлет, мучит Желаньем блага и добра; Его трудам великим учит. Для них он жизни не щадит. Вотще безумно чернь кричит: Он тверд средь сих живых обломков. И только слышит, как шумит Благословение потомков. Когда ж коварные мечты Взволнуют жаждой яркой доли, А нет в душе железной воли, Нет сил стоять средь суеты, — Не лучше ль в тишине укромной По полю жизни протекать, Семьей довольствоваться скромной И шуму света не внимать?
КАРТИНА XVIII
Выходят звезды плавным хором, Обозревают кротким взором Опочивающий весь мир; Блюдут сон тихий человека, Ниспосылают добрым мир; А злым яд гибельный упрека. Зачем же, звезды, грустным вы Не посылаете покоя? Для горемычной головы Вы – радость, и, на вас покоя Свой грустный стосковалый взор, Страстей он слышит разговор В душе, и вас он призывает, И вам он пени поверяет. По-прежнему всегда томна. Еще Луиза не разделась; Не спится ей; в мечтах она На ночь осенню загляделась. Предмет и тот же, и один… И вот восторг к ней в душу входит: Песнь стройную она заводит, Звучит веселый клавесин. Внимая шуму листопада, Промеж деревьев, где сквозит Из стен решетчатых ограда, В забвеньи сладостном, у сада, Наш Ганц закутавшись стоит. И что же с ним, когда он звуки Давно-знакомые узнал, И голос тот, со дня разлуки Что долго, долго не слыхал; И песню ту, что в страсти жаркой, В любви, в избытке дивных сил, Под строй души в напевах яркой, Ее, восторженный, сложил? Чрез сад она звенит, несется И в упоеньи тихом льется: Тебя зову! тебя зову! Твоей улыбкою чаруюсь, С тобой не час, не два сижу, С тебя очей я не свожу: Дивуюся, не надивуюсь.
* * *
Поешь ли ты – и звон речей Твоих, таинственный, невинный, Ударит в воздух ли пустынный — Звук в небе льется соловьиный, Гремит серебряный ручей.
* * *
Приди ко мне, прижмись ко мне В жару чудесного волненья. Пылает сердце в тишине; Они горят, они в огне, Твои покойные движенья.
* * *
Я без тебя грущу, томлюсь, И позабыть тебя нет силы. И пробуждаюсь ли, ложусь, Всё о тебе молюсь, молюсь, Всё о тебе, мой ангел милый.
* * *
И вот почудилося ей: Чудесным заревом очей Возле нее блистает кто-то, И слышит вздох она кого-то, И страх, и дрожь ее берет… И оглянулась… “Ганц!”… О, кто поймет Всю эту радость чудной встречи! И взоров пламенные речи! И этот чувств счастливый гнет! О, кто так пламенно опишет Сию душевную волну, Когда она грудь рвет и пышет, Терзает сердца глубину, А сам дрожишь, в весельи млеешь, Ни дум, ни слов найти не смеешь; В восторге, в куче сладких мук, Сольешься в стройный, светлый звук! Опомнясь, Ганц глядит сквозь слезы В глаза подруги своея; И мыслит: “Полно, это грезы; Пусть же не просыпаюсь я. Она всё та ж, и так любила Меня всей детскою душой! Чело печалию накрыла, Румянец свежий иссушила, Губила век свой молодой; А я, безумный, бестолковой, Летел искать кручины новой!..” И спал страданий тяжкий сон С его души; живой, спокойной, Переродился снова он. На время бурей возмущен, Так снова блещет мир наш стройной; В огне закаленный булат Так снова ярче во сто крат. Пируют гости, рюмки, чаши Кругом обходят и гремят; — И старики болтают наши; И в танцах юноши кипят. Звучит протяжным, шумным громом Музыка яркая весь день; Ворочает веселье домом; Гостеприимно блещет сень. И поселянки молодые Чету влюбленную дарят: Несут фиалки голубые, Несут им розы огневые, Их убирают и шумят: Пусть век цветут их дни младые, Как те фиалки полевые; Сердца любовью да горят, Как эти розы огневые! — И в упоеньи, в неге чувств Заране юноша трепещет, — И светлый взор весельем блещет; И беспритворно, без искусств, Оковы сбросив принужденья, Вкушает сердце наслажденья. И вас, коварные мечты, Боготворить уж он не станет, — Земной поклонник красоты. Но что ж опять его туманит? (Как непонятен человек!) Прощаясь с ними он навек, — Как бы по старом друге верном, Грустит в забвении усердном. Так в заключеньи школьник ждет, Когда желанный срок придет. Лета к концу его ученья — Он полон дум и упоенья, Мечты воздушные ведет: Он независимый, он вольный, Собой и миром всем довольный, Но, расставаяся с семьей Своих товарищей, душой Делил с кем шалость, труд, покой, — И размышляет он, и стонет, И с невыразною тоской Слезу невольную уронит.
