– А как насчет событий, произошедших, когда тебе было три года и семнадцать лет. – Он назвал даты ухода из семьи матери и исчезновения отца.
«Опять провоцирует? Может, ему понравилась моя вспыльчивость? Ладно, продолжим в том же духе».
– Мать… Бог ей судья. А вот уродов, которые убили отца, я бы собственными руками удавил. Наверняка они и мизинца его не стоили. Таких гадов надо на ближайшем столбе вешать, чтобы другим неповадно было.
– Евгения Зайцева заказал его второй заместитель, который сразу после смерти твоего отца очень удачно перебрался в министерство экологии. Потом еще выше. Сейчас он занимает пост замминистра.
– Откуда вы знаете?
– Он сам рассказал.
– Добровольно?
– Почти. Если хочешь, он и тебе сообщит все тонкости этого давнего дела.
– Как же, пустят меня к нему.
– А далеко ходить и не надо, – сказал черноглазый. – Убийца твоего отца сидит в соседней квартире.
«Они хотят, чтобы я прикончил члена правительства? А потом – шантаж? Или еще чего покруче?»
– Я могу с ним поговорить?
– И не только переговорить. Ты можешь сделать с ним все что пожелаешь. Я лишь советую не убивать его сразу. В твоих руках есть более действенное средство. Ведь лепестки можно не только чинить, кое-кому их и обломать не грех. Скажу сразу: для любого человека это крайне мучительная процедура. Причем как во время процесса, так и впоследствии. Оставишь ему один лепесток, и он еще месяца три протянет в тяжких муках, а затем помрет. Как напишут в некрологе, «после тяжелой непродолжительной болезни». И, заметь, никаких следов убийства. А память мы подправим, враз забудет, где находился этой ночью.
Замминистра сидел в большой комнате в двух шагах от высокого трюмо. Руки были привязаны к спинке стула, однако помятым этот лощеный тип не выглядел.
«Интересно, есть ему сорок или нет?» – попытался угадать я.
– Здравствуйте. – Проклятое воспитание: мне следовало без слов заехать подонку по физиономии, а не здоровья желать!
Специально не стал смотреть на его отражение и расположился спиной к зеркалу. Связанный, даже сидя в скрюченной позе, умудрился посмотреть на меня свысока.
– Ты кто? Когда меня наконец отсюда выпустят? Кто-то ищет неприятностей на свою голову?
– Я бы на вашем месте права не качал.
– А ты на мое место не меть, мордой не вышел. Лучше развяжи меня! Небось за этим прислали?
Породистая холеная внешность, над которой явно поработала целая команда имиджмейкеров, абсолютно не вязалась с его речью. Но ведь стиль общения несложно и сменить. В зависимости от того, с кем разговариваешь.
– Меня никто не присылал. А послать я и сам могу – крепко и с мощным ускорением. Но пока зашел лишь задать несколько вопросов. Так что если кто-то будет грубить, недолго и его морду подправить. Твою башку никогда не использовали в качестве футбольного мяча? Могу устроить.
– Только тронь и ты – труп.
Нахальное заявление. Я все-таки не удержался, чтобы его не проверить. Мало того, что он угробил моего отца, так еще и наезжать пытается. От моего удара стул опрокинулся и пленник рухнул на пол. Спасая затылок от столкновения, он успел прижать подбородок к груди.
– Ну и как, кто из нас сейчас больше похож на труп?
– …!..!..! – Трудно было сосчитать этажность его выражений, но закончились они почти пристойно. – Ты…, чего…, совсем обалдел?
– По-моему, кто-то до сих пор не въехал в ситуацию. Да, забыл сказать, от мата я иногда зверею! Ну что, поиграем в футбол?
Похоже, решимость прикончить наглеца была написана на моем лице такими крупными буквами, что даже он ее заметил.
– Молодой человек, что вам от меня надо?
– Я уже сказал, но если ты плохо слышишь, могу прочистить уши. – Адреналин в крови зашкаливал. Позволь он себе еще одну выходку, и я не стал бы себя сдерживать.
– Что вы хотите узнать?
Некоторые люди начинают уважать собеседника лишь после того, как почувствуют на себе его силу. Пленник наверняка был из их числа.
– Дело об исчезновении Зайцева. – Дернув за спинку, я поднял стул вместе с привязанным человеком.
– И охота вам ворошить былое? – Перестав вытирать воротником пол, тип снова поменял стиль общения: теперь он воспринимал меня как ровню.
«Может, еще пару раз приложить?» – мелькнула шальная мысль, но продолжать разговор кулаками не стал.
– Вопросы здесь задаю я, не забыл?
Он пристально посмотрел на меня и через несколько секунд произнес:
– Запомнил. Только иногда прошлое сильно вредит настоящему.
– Как раз мой случай. Так я жду ответа.
– Вас интересует смерть Зайцева? – явно пытаясь потянуть время, уточнил высокопоставленный пленник.
– Да. И особенно – твоя роль в этом деле.
– Понял. Просто есть и более увлекательные темы. Например, не желаете узнать, насколько через неделю упадет доллар? На этом можно сделать большие деньги. Или…
– Меня интересует другая тема. И я ее уже обозначил, – с плохо скрываемой ненавистью произнес я. – Или ты опять плохо слышишь?
– Нет-нет, я все расскажу. – Привязанный понял, что переступил грань моего терпения. – По большому счету Зайцев сам виноват в случившемся. Время тогда было тяжелое, я с огромным трудом, через знакомых в правительстве, выбил деньги в наш фонд. Естественно, не за просто так. Половину нужно было вернуть в виде наличных – так все делали. А он уперся как баран. Собирался даже перевести деньги обратно, как будто это спасало положение. В результате я оказался перед непростым выбором: либо я, либо он. После повторного намека со стороны серьезных людей мне сделалось очень страшно за свою жизнь. Вот и пришлось пожертвовать им. А куда было деваться?
– Ты нанял двух братков, а потом убрал и их?
– Неужели вы думаете, что серьезные дела так делаются? Это уровень владельцев рыночных палаток. – Пленник снова возвращался к первоначальной схеме разговора, когда он «бугор», а я – сошка. – У больших людей другие методы. Один проверенный человек дал мне номер телефона, мы переговорили об условиях, я внес предоплату. Все. Детали меня абсолютно не интересовали.
– Что потом стало с фондом?
– Мы легко договорились с первым замом Зайцева и обналичили нужную сумму. Мужик прихватил свою долю и сразу укатил за границу, я перешел на государственную службу, а идиоты, оставшиеся руководить фондом, попытались нагреть руки. На этом их и накрыли. Даже до стрельбы дело дошло. В итоге на убитых списали всю пропавшую сумму, а тем, кто выжил, дали немалые сроки.
– И ты из этой грязи вышел чистеньким?! – В душе вновь разгоралась ярость.
– Можете мне не верить, но из денег фонда я не взял ни копейки. Зато стал очень влиятельным человеком. Если захотите приткнуться к безграничной кормушке, одного моего звонка будет достаточно. И я человек незлопамятный. Считайте, что уже забыл о недавнем недоразумении.
Он надеялся меня задобрить.
– Экий ты бессребреник! Хорошие связи – те же деньги. И ты убил человека из-за них? – В моем голосе явно читалась угроза.
– Нет, нет. Говорю же, я всего лишь спасал свою шкуру! А на хорошую должность меня позвали совершенно случайно. И я, не будь дураком, согласился.
Ощущение вседозволенности – штука очень опасная. Зная о том, что перед тобой отъявленный негодяй и тебе ничего не грозит, как бы ни сложился этот разговор, механизмы сдерживания начинают отключаться один за другим. В результате агрессивность зашкаливает, в особенности когда беспомощная жертва начинает огрызаться или юлить.
Я уже несколько раз ловил себя на мысли подвесить пленника вниз головой и именно в этом положении продолжать беседу. Хорошо, что в комнате не имелось подходящих приспособлений.
– Но ведь это ты довел ситуацию до критической. А виноват Зайцев?
– Прими он мои условия, и всем было бы хорошо!
– Честный человек никогда не пойдет на преступление, чтобы такому подонку, как ты, было хорошо.
– Где вы их видели, честных людей? – У пленника задергался подбитый глаз. – Они давно вымерли, как динозавры. Остались на этом свете лишь редкие экземпляры, встречающиеся, как правило, в низших слоях общества. И если они случайно высовываются наверх, там их и отстреливают. Так заведено, поверьте.
– Потому что такие, как ты, не дают им жить!
– Что я? Маленькое колесико в большом механизме. Вся наша система так устроена. Если в нее вписываешься – живи на здоровье, нет – прочь на обочину жизни или на кладбище, как получится.
– То есть бывший начальник просто попал под колесо естественного отбора и в его смерти винить некого?
– Точно схватываете. А почему вас заинтересовало дело Зайцева?
– Я его сын.
На несколько секунд в комнате повисла напряженная пауза. Пленник изменился в лице.
– А вы в курсе, что меня обещали выпустить после этой беседы?
– Обязательно выпустят. Только вряд ли ты останешься в том же состоянии. На четвереньках отсюда выползешь, гад!
– Мы можем договориться…
– Ты вернешь мне отца?!
– Я могу компенсировать…
– Не можешь. Могу даже поспорить, правда, не с тобой.
Он резко сник. От былого лоска не осталось и следа, а во взгляде появилась затравленность.
– Что вы собираетесь со мной делать?
– Еще не решил. Одно могу сказать: хорошего не жди.
– Эй, там! Слышит меня кто-нибудь?! Уберите от меня этого сумасшедшего! Мы так не договаривались!
Меня предупредили об отличной звукоизоляции комнаты и что на крики никто не должен обратить внимания.
– А почему бы не сработать под сумасшедшего? Про футбол я уже спрашивал? Ладно. Тебе когда-нибудь отрывали уши? А нос наизнанку выворачивали?
– Вы, вы не посмеете!..
– Ты в этом уверен? – словно хищник, почувствовавший запах крови, я был готов крушить не только лепестки.
– Вы же разумный молодой человек и понимаете, что прошлого не возвратить. Поспешными действиями вы можете испортить всю свою жизнь.
– Сначала твою.
– Нет, вы подумайте хорошенько, что лично вам даст моя смерть? Месть – состояние мимолетное. Вы подумайте, кем вы будете ощущать себя после убийства?
Узник судорожно пытался найти соломину, способную вытащить его из омута безысходности. Неожиданно его глаза резко потемнели.
– Семен, не растягивай удовольствие. У меня не так много свободного времени, а за тобой еще подчищать придется.
– Ладно, потороплюсь немного.
Я встал позади связанного и взглянул в зеркало. Над головой приговоренного застыл синий цветок. Меня удивила форма лепестков: продолговатые хрустальные пластины были закручены винтом.
«Неужели и такое бывает? Как же нужно прожить жизнь, чтобы их так вывернуло?! А ведь кроме искажений формы других повреждений не видно. И я должен это разрушить?»
Мои ладони не отреагировали на отражение, но этого и не требовалось. Оказывать воздействие на лепестки я теперь мог в любой ситуации. Только вот ломать их мне еще ни разу не приходилось.
У подопытного глаза все еще оставались черными, в чем, как мне казалось, не было смысла. Этот гад просто обязан почувствовать боль. Или кое-кто внезапно воспылал гуманизмом? Открыв было рот, чтобы высказать свои возражения, я остановил себя в последний момент.
«Секундочку, а почему это ему вдруг рот закрыли? Свободу слова еще никто не отменял. Или любитель подчинять чужие сознания испугался? Боится, что мужику удастся отговорить меня от глупости? Зря он так думает. Я полон решимости. Наконец в мои руки попал… – В голове разом пронеслись десятки образов хороших людей, с которыми довелось встретиться. Те же Илья, Виктор, Маргарита, Людмила. Стало не по себе, что рядом с ними будет идти такой кровожадный человек, которым я сейчас себя ощущал. – Ну уничтожу я сейчас эту падаль. Других, что ли, мало останется? Мир от этого поступка точно не изменится. А я? Тому кукловоду почему-то очень нужно, чтобы я обломал гаду лепестки. И как лихо меня уговорили! Вот она, месть и полная безнаказанность за совершенное преступление. Отец вряд ли бы одобрил мой поступок. Так зачем я должен идти по дорожке, на которую меня столь усердно подталкивает неприятель?»
Кисти рук меж тем уже непроизвольно начали выполнять работу. Но не ту, что ждал от меня таинственный незнакомец. Они привычно работали с хрупкой тканью первого лепестка.
«Интересно, смогу ли я добиться столь же яркого сияния, как тогда, в Химках? И к чему это приведет? Ведь я еще ни разу не пытался довести свою работу до идеала. Почему бы сейчас не попробовать?»
Менять форму хрустального лепестка оказалось гораздо легче, чем латать в нем дыры, однако и это потребовало немалых усилий. С меня семь потов сошло, прежде чем я выровнял один и принялся за его чистку. Грязи на нем накопилось немерено. После первой чистки началась вторая, затем попытался отшлифовать хрустальную поверхность.
– Семен, ты чем занимаешься? – опять не своим голосом спросил пленник.
– Хочу опробовать одну идею, раз уж попался такой ценный расходный материал.
– По-моему, ты зря тратишь мое время.
– Я выполняю очень полезную работу, хочу проверить некоторую особенность своего дара.
– Побыстрее, будь любезен.
– Стараюсь изо всех сил.
Все-таки мне удалось довести лепесток до ослепительного блеска. И в этот же миг подопытный закричал. Глаза пленника вернулись к нормальному состоянию.
– Что происходит? – попытался выяснить он, тряся головой.
Ответить ему я не успел, задребезжал мой сотовый. Пробивалась Людмила, с которой в ресторане мы обменялись номерами.
– Да.
– Спускайся немедленно вниз. Жду в двадцати шагах от подъезда.
– Я сейчас не могу.
Увлеченный работой, я не догадался спросить, у того ли подъезда она ждет и как меня отыскала. В этот момент, как завороженный, я глядел в зеркало – сияние исправленного лепестка воздействовало на остальные. Мне показалось, что они стали выправляться…
– Быстрее, не то будет поздно! – с надрывом в голосе умоляла Людмила.
В этот момент раздался звон битого стекла. На пол упал предмет, очень напоминающий гранату. Я кинулся из комнаты и едва не столкнулся в прихожей с водителем.
– Там… – хотел было предупредить его об опасности, но был бесцеремонно отброшен в сторону.
Не знал, что грубость врага иногда оказывается спасительной. Столб огня, вырвавшийся из прохода, отшвырнул очкарика к противоположной стенке. Дальше я полностью отдался на волю инстинкта самосохранения, следуя которому ноги сами понесли к входной двери, затем – вниз по лестнице. Осознавать себя я начал лишь после того, как оказался в машине.
– Толик, трогай, – сказала Людмила.
Меня вжало в сиденье.
– Откуда ты…
– Потом расскажу.
Она даже не успела переодеться как следует. Правда, вместо полотенца на ней сейчас был махровый халат. Судя по всему – на голое тело.
– Что там у тебя случилось?
– Кто-то бросил гранату, представляешь? – По-моему, я непроизвольно улыбался, хотя чувствовал в коленках легкую дрожь.
– Выпить хочешь? – оглядев меня, спросила девушка.
– Не откажусь. Куда поедем?
– Думаешь, меня в халатике и в тапочках в приличное заведение пустят? Нет, у Толика в машине всегда запас имеется. Ты говорил, крепкие напитки не пьешь?
– Сейчас мне и спирт особо крепким не покажется.
– Тогда хлебни текилы. По-моему, жуткое пойло, но тебе, судя по виду, будет в самый раз. – Она вытащила бутылку, отвинтила крышку и протянула мне.
Сделал три глотка. Вкусовые рецепторы, или как там их называют, не отреагировали на жидкость никоим образом. Разве что в груди немного потеплело. Я повторил процедуру.
– Да, Семен… Больше не пытайся меня уверить, что не любишь крепких напитков. – Она отобрала бутылку и слегка приложилась к горлышку. – Фу, какая гадость! И как вы ее пьете?
На входе в гостиницу у нас попросили предъявить документы.
– Все мои документы остались в номере. Сомневаетесь, так сходите и проверьте. Или вы считаете, что я обязана носить паспорт в домашнем халате?
– Женщина, ну откуда я знаю, что вы именно та, за кого себя выдаете? – разбуженная вахтерша не хотела пропускать нас внутрь.
– Предпочитаете, чтобы я сейчас разбудила Вадима Сергеевича и он вам сам дал распоряжение пропустить клиента в номер?
Не знаю, кем там был Вадим Сергеевич, но на женщину угроза подействовала.
– Прошу прощения, мадам. Какой у вас номер?
– Не стоит беспокоиться, ключи у меня с собой.
Лифт плавно доставил на пятый этаж. В комнате все оставалось так, как было до моего ухода. Только вот настроение и у меня, и у Людмилы в корне изменилось. Тем не менее она сказала:
– Твоя очередь принимать ванну, не забыл?
Душ меня не взбодрил. Позапрошлая ночь, когда удалось поспать чуть больше двух часов, вчерашняя – после побоев и тяжелого разговора с Маргаритой, и эта… Побег из ресторана, беседы с неприятными типами, работа с лепестком, граната, алкоголь… Последней мыслью перед тем, как провалиться в сон, стало неожиданное открытие: «А ведь Людмила – первая девушка, с которой мы на одной кровати просто спим. И ни-че-го! Прямо хоть голову пеплом посыпай!»
На этот раз мне снились хрустальные цветы с оборванными лепестками. Картина производила гнетущее впечатление, растения словно плакали. Они грустно проплывали на фоне звездного неба, вселяя в сердце глубокую тоску.
Потом появился цветок с вытянутыми синими лепестками, который постепенно приближался, заслоняя собой другие, и вскоре в поле зрения он остался один. Неожиданно возникший сильный порыв ветра начал срывать хрупкое обрамление. Лишь один лепесток удержался на месте, но, как выяснилось, ненадолго. Оборвыш попал под свет кроваво-красного луча, и… диск, став черным, окончательно потерял все обрамление. Во сне меня пробрал пронизывающий холод.
Потом показалась плита. На этот раз шестигранник имел всего две серые грани, а одна из боковых поверхностей сияла золотом.
– Семен, очнись! Ты весь горишь.
Людмила положила ладонь мне на лоб. Ее рука казалась холодной, меня пробирала дрожь, а в голове настойчиво звучал голос: «Семен, почему не отвечаешь, мы у входа в твою гостиницу. Немедленно свяжись!»
– Ты мой телефон не видела? – спросил я слабым голосом.
– Какой телефон? Тебе к врачу надо.
– Сначала позвонить. Ребята волнуются.
Она выбралась из-под одеяла. Из одежды на ней был только нательный крестик. Твою ж… и мать ее… У меня чуть сердце не остановилось от восторга. Нельзя с нами так. Мало того что вчера не удалось отведать лакомства, так еще и сегодня дразнится, а ведь с таким жаром у меня никаких шансов.
– Твой телефон разрядился. – Она протянула трубку.
– Афродита в твоих предках не значится?
– Ой! А нечего за порядочными девушками подглядывать. Пользуешься тем, что я еще не проснулась.
Она убежала в ванную и вышла оттуда в халате. Ее одежда вызвала смутную тревогу в мыслях, но мне так и не удалось ее себе объяснить.
– У тебя аспирин есть?
– Я еще не в том возрасте, чтобы лекарства с собой таскать. Разве только противозачаточные, но они тебе вряд ли помогут.
– И все порядочные девушки их носят с собой?
– Через одну.
– Понятно. Тогда могу я тебя попросить?
– Можешь.
– Спустись вниз, там мои друзья пришли, проводи их сюда, заодно скажи, пусть кто-нибудь за аспирином сбегает. Да и документ какой-нибудь с собой возьми. А то будет как вчера.
Девушка взяла карточку гостя и ушла. Комната была наполнена дневным светом. Похоже, утро давно вошло в свои права. Но меня сейчас даже солнечные лучи не радовали. Хотелось укутаться в одеяло с головой и скорее согреться.
«Халат… Почему он меня так напрягает? Нет, с одной стороны, оно понятно – под ним скрывается такая красота… Но дело не в этом. Вчера, когда нас не пускали в гостиницу, у меня возникла какая-то мысль. Если бы не сонливое состояние… Твою ж забывчивость и мать ее беспамятство на арену забвения! Ведь наверняка что-то важное!»
– Что случилось? – Первой вбежала Маргарита. – Тебя мучили? – При этих словах она почему-то оглянулась на Людмилу.
– Ничего страшного, просто была трудная ночь.
– Кувырком тебя через коромысло! Мы тебя вчера живым и здоровым отпускали, а сегодня обнаруживаем в плену у красавицы изможденным донельзя. Вы чем этой ночью занимались, ешь вашу медь?
– Поверьте мне на слово: далеко не тем, чем хотелось бы.
– У тебя всегда один ответ, – махнул рукой майор. – Ты бы нас представил даме.
– Я и сама большая девочка, а он пусть лучше силы бережет. Температура под сорок.
Пока они знакомились, прибежал Володька с мандаринами, яблоками, соком и аспирином. Принес сразу три вида: растворимый, импортный в баночке и отечественный в облатке.
– Не знал, какой тебе помогает.
– Температуру лучше нашим сбивать, – посоветовал Сашка. – Только ты его сначала разжуй, чтобы быстрее подействовал.
Кошевар отвел Людмилу в сторонку и начал допрос о вчерашних событиях. Маргарита принялась чистить мандарины и скармливать их мне по одной дольке, попутно рассказывая о своих переживаниях.
– Возле метро «Войковская» ты просто исчез из моей головы. Я так испугалась, думала, тебя убили. Поделилась тревогой с майором, он сказал – ты в автомобиль сел. Пытались тебе дозвониться – абонент недоступен.
Я слушал и наблюдал сразу за двумя женщинами. За Маргаритой, сидевшей рядом, и Людмилой, стоявшей поодаль. Первая поражала красотой непорочной юности, слегка наивными суждениями, способностью краснеть по пустякам и проявлениями детской восторженности. Вторая отличалась грацией дикой кошки, хорошо знала себе цену, имела прагматичные взгляды на жизнь и, похоже, умела добиваться поставленных целей.
Говорят, противоположности притягиваются, и, следуя этой логике, Маргарита должна была нравиться мне гораздо больше. Но сейчас логика пасовала. Образ Людмилы грел мою порочную душу куда сильнее. Интересно, а какого цвета лепестки ее цветка?
Закончив со вторым мандарином, я все-таки решил высказаться:
– Возвращаться домой вам нельзя.
– А как же вещи?
– Если что-то важное, Илья потом заберет. Кстати, я там паспорт оставил…
И тут меня осенило. Вот почему мне никак не давал покоя Людкин халат. Ведь Ляля тогда тоже была в халате. И паспорт почему-то оказался в кармане. Кто ж в домашней одежде таскает документы? Только тот, кто собирается их использовать в самое ближайшее время. Она ждала меня. Получается, мамаша еще до просветления собиралась… А вдруг маячок именно там? Илья не зря говорил, что генератор дискретных сигналов, когда между импульсами слишком длинные промежутки времени, определить очень сложно.
– Рита, позвони Илье. Надо с ним переговорить.
– Отдыхай. Потом свяжешься.
– Это очень важно.
Она набрала номер.
– Илья, привет. Ты как?
– Нормально, а ты?
– Лучше, чем могло быть, но хуже, чем хотелось. У меня к тебе просьба.
– Слушаю.
– Нужно наведаться в наши покои твоим способом. И проверить одну вещицу… – Я рассказал о своих подозрениях. – Только будь осторожен, мы квартирку покинули и возвращаться не собираемся. Даю тебе Маргариту, она скажет, что нужно забрать.
Вернув телефон, я почувствовал, что глаза начинают слипаться. Видимо, аспирин начал наступление на болезнь.
– Мужики, а ну тихо! – раздался голос сиделки. – Больному нужен покой.
Не знаю, сколько времени длилось забытье, но очнулся я от шепота.
– Если вы переспали, это еще не значит, что он тебя любит. Знаешь, сколько у него было любовниц?
– Я не страдаю повышенным любопытством, но активные мужчины мне всегда нравились. Они постоянно в поиске и только когда найдут именно то, что хотели…
– Думаешь, он всю жизнь искал тебя?
– Пока не знаю, я ведь для себя еще не решила, подходит ли он мне.
– А я решила.
– В твои-то годы? Не слишком ли торопишься?
– Нет. Я знаю, что он за человек. И мне именно такой и нужен.
– А уберечь его ты сумеешь? – неожиданно спросила Людмила.
– Спасать должен мужчина.
– Представь себе, не всегда. Если ты постоянно будешь заслоняться им от бед, да еще свои проблемы на парня навешивать, его надолго не хватит.
– Если нам никто не будет мешать – разберемся. – Маргарита вела себя очень агрессивно.
До меня вдруг дошло, что разговор-то обо мне. Причем Шелестова, похоже, объявила меня личной собственностью и теперь пытается объяснить это конкурентке. Неужели я давал ей повод? Успокоить пытался, помню, но без каких-либо конкретных обещаний.
– Девочки, вы там случайно не шкуру неубитого медведя делите?
Маргарита сразу стала пунцовой, а Людмила улыбнулась и ответила:
– Пока еще действительно живого, но при большом желании процесс можно ускорить. Тогда каждой из нас достанется ровно половина.
– А подслушивать, между прочим, нехорошо! – Обладательница мыслеречи вскочила и выбежала в ванную.
– Умеешь ты юным девочкам мозги запудрить, Семен.
– Я, правда, не нарочно. Ты меня ей только не отдавай за бесплатно.
– Пока не буду, а там посмотрим на твое поведение. Если оно не изменится, привяжу к тебе ленточку с голубым бантом – и Маргарите в подарочной упаковке.
– Насчет голубого бантика – это намек?
– Надо же, какие у тебя цветовые ассоциации! Хотя вчерашние события навевают некоторые опасения. Я для него два раза душ принимала, а результат…
– Я обязательно исправлюсь. Хочешь, клятву дам?
В комнату вошла Маргарита.
– Звонил майор, – сообщила она. – Илья нашел частную гостиницу в двух кварталах отсюда. Мы сняли три номера. Ты как себя чувствуешь?
– Гораздо лучше. Думаю поваляться еще пару часиков и буду в норме.
– Я здесь нужна?! – с вызовом спросила она.
– Тебе лучше отдохнуть. Ты и так со мной столько провозилась.
– С тобой все ясно, – сделала вывод девушка и направилась к выходу. Уже в дверях она немного задержалась. – Смотри сильно не перевозбуждайся. Это может плохо сказаться на здоровье.
– Буду невозмутим, как египетский сфинкс.
– А у тебя получится? – лукаво поинтересовалась Людмила после громкого хлопка двери.
– Я этого сфинкса видел только на картинке, поэтому ничего не могу сказать о его эмоциональном настрое. Ты как меня вчера нашла?
– Просто поехала за тобой, вдруг ты меня кинуть решил? – улыбнулась она.
– Почему тогда так долго не звонила?
– Вот тут ты ошибаешься. Пыталась связаться каждые десять минут, хорошо у Анатолия в машине подзарядка для сотового имеется. Но доступ открылся лишь в четыре утра.
– Ты сказала, мне нужно оттуда уходить. Знала, что мне грозит опасность?
– Да.
– Откуда?..
– Женская интуиция подсказала. – Людмила не позволила мне закончить вопрос. – Ты меня еще долго допрашивать собираешься?
– Я только начал. Причем, заметь, до физического воздействия дело пока не дошло.
– Размечтался. Теперь, пока не принесешь справку от врача…
В этот момент зазвонил ее сотовый.
– Да. Сейчас включу.
Она нашла пульт, и стоявший напротив кровати телевизор ожил: «Судя по документам, погибший является Курсманом Алексеем Шамировичем. Утонувший…»
Людмила выключила телевизор, как только труп показали крупным планом.
– Подонки! – Она медленно опустилась на кровать.
– Может, это не он?
– Крестик. На нем точно такой же. – Она достала свой. – Отец его никогда не снимал и считал своим талисманом. Вот гады! – Людмила резко подскочила и направилась к одежному шкафу. – Ты бы закрылся пока одеялом, мне переодеться нужно.
– Я не буду смотреть. Куда собираешься?
– Выполнить последнюю волю отца.
– Я с тобой.
– Лежи. Оставлю тебе свой второй телефон и блок подзарядки, если что – позвоню.
– Людмила, может, Лера с тобой поедет?
– По дороге решу. Все! Ты, главное, сам никуда не исчезай. – Она поцеловала в щеку и покинула номер.
Я попытался вскочить следом и проделать тот же трюк, что так удался вчера Людмиле. Увы, голова пошла кругом, мой организм был не готов к резким движениям. Единственное, на что меня хватило, – поставить свой сотовый на зарядку.
«Да, помощник из тебя, Зайцев, никудышный. Только и остается, что ждать. А ведь Виктор просил за ней присмотреть. Пока получается все наоборот – из беды она меня вытаскивает».
«Семен, это Наташа, помните мой телефон? Если нетрудно, перезвоните, пожалуйста», – прозвучало в голове.
«Еще одна девушка на мою нездоровую голову? Надеюсь, эта не будет предъявлять на меня права? Я ведь ее сестренкой считаю, можно сказать, единственной родственницей. Надо хоть сказать об этом, чтобы потом недоразумений не было».
Взял телефон Людмилы и по памяти набрал номер.
– Але, это вы? – раздалось в трубке.
– Я.
– С вами что-то случилось? Мне ночью сон плохой приснился, будто вы куда-то провалились.
– Немного приболел, но ничего страшного. Отдыхаешь? – постарался сменить тему.
– Ага, тут здорово! Море, бассейны, горки. Просто чудо!
– Дедушка далеко?
– В душе.
– Скажи ему, пусть не торопится возвращаться домой.
– У нас путевка не скоро заканчивается.
– Все равно поезжайте еще куда-нибудь.
– Лучше вы ему сами об этом скажите. Он как раз вышел.
– Слушаю, – раздался голос генерала.
– Здравствуйте, Михаил Федорович. В Москву вам пока лучше не возвращаться. Сможете прямо из аэропорта уехать куда-нибудь в глубинку? Если нужны деньги, могу выслать.
– Привет, Семен. Дела совсем плохи?
– Я за Наташку боюсь.
– Мои связи не помогли?
– Враг действует быстрее, чем мы предполагали, а хороших людей под удар подставлять не хочется.
– Ладно, продержитесь еще немного. Я постараюсь спрятать Наташу и сам приеду.
– Лучше не надо, товарищ генерал.
– Разберемся. – Он отключил связь.