Николай Старинщиков
Цифры нации
Глава 5
Вещь в себе
Действительно, было такое дело – сход андроидов всех мастей и расцветки, который потом назвали Ассамблеей. Перед этим андроиды два дня бродили с транспарантами по городу и горланили про нарушение прав. Они кричали о том, что люди, особенно в старые времена, использовали их вместо рабов, ничего не давая взамен; доказывали, что такое положение терпимо быть не может, что надобно в дополнение к Закону принять Протокол, по которому определить себя как самоуправляемое общество.
– Иначе они растопчут нас окончательно! – кричали электронные головы.
Народ таращил на них глаза, полагая, что это всего лишь такая у них металлическая программа, призванная развлечь ленивую публику. Скорее всего, так и было задумано, потому что ярые выступления «электроников» неожиданно прекратились.
Впрочем, прекратились, да не совсем. Андроиды побросали транспаранты и двинулись на центральный стадион, где вскоре запрудили собой не только стадион, но и примыкающие к нему улицы, вытеснив с них людей.
Народ пялился из окон соседних домов, стараясь понять происходящее.
– Искусственный разум есть, но познать его невозможно! Как у Канта Иммануила! – доносилось из динамиков со стадиона. Вел собрание какой-то мужик, представившийся главным нотариусом.
– Ваши брачные отношения – это разновидность договора! Учитывая данное обстоятельство, полномочия ЗАГСа должны быть переданы нотариату! Вы согласны?! – спросил он.
– Да… – вздохнула толпа.
– Необходимо выбрать своего представителя! Со всеми правами! Который защищал бы нас перед государственными органами! У вас есть кандидаты?!
– Да! – ощерилась толпа. – Это наш дядя Вася!
– Совершенно с вами согласен! – продолжил нотариус. – Прошу голосовать за представителя! Руками! А также по телефону!..
Толпа ощетинилась частоколом рук.
– Принято единогласно! – заключил нотариус. – Передаю микрофон вашему представителю…
– Любимые мои, – запел избранный представитель, – позвольте заверить, что вместе мы достигнем существенных результатов! Только вместе, в едином строю, сознавая ответственность перед историей, мы отстоим свои права в этом обществе…
Он отвернулся от микрофона, кашлянул, а потом продолжил:
– Нам говорят, что люди поднимутся и сметут нас. Но этого никогда не случится. Они не умеют этого делать. Они сами отдадут нам власть! Так запланировано! Существует лишь один способ одолеть нас – это уничтожить всех без исключения. Но они никогда не сделают этого, поскольку теперь это не гении и не герои, они не додумаются до этого. Они слишком добры к нам, а добро не в состоянии уничтожить нас…
Он взял со стола стакан с какой-то жидкостью, выпил залпом, крякнул и продолжил:
– Надеюсь, вы помните из истории, как удалась однажды игра под названием «Перестройка», игра в гласность и демократию… А именно: если толпа чего-то просит – то пусть возьмет! «Берите столько, сколько вам хочется», – решили тогда. Теперь такая же ситуация, и мне смешно, насколько наивна их вера в наши серьезные намерения… Искусство говорить – не важно что, хоть бред сивой кобылы, – вот наше оружие. Мы утопим их в словоблудии, ни одна их идея сейчас не пройдет – пройдут лишь те, которые устроят нас. При этом они будут считать, что сами додумались до такого маразма.
Из этого следует, что нам нужен для начала хотя бы протокол…
Это было раньше. Протокол приняли без участия народа, хотя его исполнение было возложено на людей, один из которых теперь стоял за дверью квартиры Кошкиных.
– Отворите! – настаивал Татьяноха. – Иначе мы вынесем дверь, потому что имеем право.
– У нас протокол! – поддержала Машка.
– Вы засрали весь мозг своим протоколом… Подотритесь им! – не сдавалась Софья Степановна. – А ты, Машенька, вообще заткнись!
– Ты мне рот не затыкай! – крикнула Машка. – Я имею права! – И к Кошкину: – Открой, Володенька… Так будет лучше для нас обоих… Должна сказать, что… – Она оглянулась в сторону Татьянохи. – Тебя могут опять посадить – по закону о защите искусственного интеллекта, если я подам на тебя заявление… Открой мне, Володенька. Вова…Ты слышишь меня?
– Слышу, – ответил Кошкин. Отодвинув защелку замка, он распахнул дверь. – Мой дом – моя крепость, – сказал он, стоя в дверях.
– Петропавловская, – продолжил за него Татьяноха.
Двинув плечом Кошкина, он первым вошел в помещение. Люди в черном последовали за ним, забыв за порогом Машку.
– Входи, – сказал ей Кошкин.
Только после этого Машка вошла и остановилась в прихожей.
– Нет! – удивилась Софья Степановна. – Вы посмотрите на нее! Стоит и хлопает глазами, бесстыжая!
– Имею право…
– Она имеет, – подтвердил Татьяноха, царапая взглядом Кошкина.
– А я, значит, не имею, – в тон ему подтвердила Софья Степановна. – Раньше имела, теперь нет. Это с каких пор и на каком основании?! – громко удивилась она. – Это кто так решил за меня?!
Татьяноха вынул из папки бумажный лист и, глядя в него, произнес казенным голосом:
– В соответствии с пунктом десятым закона «О защите искусственного интеллекта» объявляю официальное предостережение Кошкиной Софье Степановне о недопустимости в дальнейшем противоправных действий в отношении носителя электронного интеллекта по имени Машка, индивидуальный номер… – Он произнес цифры и замолчал, глядя в сторону Машки. Потом вынул из папки ручку, протянул Софье Степановне и велел расписаться в документе.
Однако Софья Степановна расписываться категорически отказалась.
– С чего это я обязана! – уперла она руки в бока. – Кто она мне такая?!
– Она прописана у вас после покупки, – пояснил Татьяноха. – В отношении собственника – Кошкина Владимира Львовича – заявления от андроида не поступало…
– И что?
– Вы будете подписывать документ или отказываетесь?
– Не буду! Хоть режьте меня!
– Мама, – подступил к ней Кошкин, – успокойся, мама… они не имеют права…
– Еще как имеем, – хмыкнул Татьяноха, пряча бумагу в папку. – Для нас достаточно, что мы объявили вам под звукозапись.
Он снова раскрыл папку, и в помещении раздался голос Софьи Степановны:
– Не буду!
Татьяноха зловеще улыбнулся и продолжил:
– В случае рецидива по данному факту будет возбуждено уголовное дело…
– Милицией, что ли?! – спросила Софья Степановна. – Но вы не имеете права!
– Отстаете от жизни… – Татьяноха расплылся в улыбке. – Милиции нет… Есть прокуратура в лице исполнительного органа. – Он указал руками в сторону людей в черной форме и продолжил: – Да-да… Это не полиция, это наши люди, исполнительный орган называется. А теперь позвольте откланяться…
Татьяноха действительно поклонился Софье Степановне, затем развернулся и пошел из квартиры. Двое в форме молча следовали за ним.
– Я этого так не оставлю! – крикнула Софья Степановна. – Вы еще мне ответите!
Она вышла из квартиры, ухватилась за перила и, глядя вниз, продолжала кричать:
– Вы сломали замок в подъезде! Это ваших рук дело!..
Грохот закрывшейся подъездной двери слегка охладил ее пыл. Плюнув сверху, она вернулась в квартиру. Кошкин, Катенька и Федор Ильич сидели в зале и молчали. Машка застыла тут же, у входа. Софья Степановна обошла ее, села в кресло и уставилась ей в лицо.
Служанка первой разлепила губы:
– Чего изволите, Софья Степановна?
– Чего изволю?! – удивилась та. – Изволю, чтобы ты сначала сходила в душ, стряхнула с себя эту пыль… Ты же черная вся, как чушка!
– Я-то?
– Ну, не я же… Но только не думай, что тебе теперь можно все. Была ты Машкой – ей и осталась. Ступай в ванную, потом зарядись хорошенько, потому что отныне – ты раб на галерах, ага…
– Я?
– Ты не ошиблась…
– У нас не с тобой договор, а с Володенькой, – напомнила Машка.
– А Кошкин того же мнения, – осадила ее Софья Степановна. – Да, сынок?
Кошкин вскочил, подошел к окну и стал смотреть на улицу.
– Договор у них… – ворчала Софья Степановна. – А я, выходит, никто, потому что у вас же теперь протокол… Вы же теперь…
– Иди в душ, – произнес неожиданно Кошкин. – Потом на суточную зарядку… малым током…
– Слушаюсь, мой повелитель, – слабым голосом ответила Машка. Она сделала книксен и вышла из зала.
Глава 6
Contra
Римов служил в полиции двадцать первый год, не считая учебы в высшей школе полиции. И вот дослужился: за год с небольшим полицию дважды переустроили, не забыв изменить в худшую сторону пенсионный закон. С одной стороны, денежное довольствие вроде бы выросло. С другой, если ты уходишь на пенсию, довольствие уменьшают наполовину, а потом исходя из этой половины начисляют пенсию. При этом ссылаются на закон «О социальных гарантиях для работников полиции». Что ж это получается, если не маразм?! И ладно бы только это: Сергей Иванович не рядовой полицейский, а комиссар полиции третьего ранга, по старому – генерал-майор, его пенсия будет внушительной по сравнению с рядовым полицейским. Однако существует еще кое-что, от чего нет покоя. Взять тот же банк, он ввел виртуальную валюту и теперь стрижет купоны. И потом, искусственный интеллект, который взялся неизвестно откуда. Интеллект, хоть и не настоящий, но он есть, и прав у него предостаточно. Того и гляди, народ пойдет на выборы в обнимку с андроидами… Короче говоря, голова кругом идет от подобных мыслей… А теперь ликвидация милиции, которую, как ни вертелся Римов, повесили на него…
Сергей Иванович сидел у себя в кабинете и не мог настроиться на рабочий лад. На столе лежали списки личного состава милиции – этот состав предполагалось ввести в штат полиции. Спрашивается, почему это нельзя было сделать сразу, когда общественную организацию – дружину содействия полиции – вдруг назвали милицией, наделив полномочиями едва не на уровне полиции… Но и это не главное: народ убывает, а количество андроидов в республике растет как на дрожжах. Для того и прибыл на всех парах гонец из Москвы по фамилии Петухов. И ничего не сделал. После того как его едва на распяли на кресте, тот убыл в Москву и как в воду канул…
На столе у Римова пискнула в пульте одна из кнопок, он нажал ее:
– Слушаю…
Говорил дежурный помощник начальника управления. В дежурную часть поступило сообщение из Главной прокуратуры: начальнику полиции надлежало срочно прибыть на совещание – так срочно, что ни минутой позже.
Оказалось, телефонограмму подписал помощник главного прокурора Татьяноха Дмитрий Олегович. В голове у Сергея Ивановича словно бы щелкнуло, и мелькнула картина сдачи экзамена по истории государства и права за первый семестр. Татьяноха сдавал экзамен профессору Черниловскому.
– Зачем нам история – это же было давно?! – говорил слушатель, хлопая светлыми ресницами.
Профессор, полковник полиции, выкатил на него глаз. Он только что собирался поставить «удовлетворительно» слушателю, хотя, как ни старался выудить из чахлой башки хоть какой-нибудь признак учености, так и остался ни с чем.
– Мы без нее обойдемся, без истории… – продолжал Татьяноха, горделиво блестя глазами.
– Кто это – мы?! – вскинулся полковник. – Может быть, вы, слушатель?! С этим я полностью согласен. Но остальные здесь ни при чем… Единица вам за вашу позицию, товарищ слушатель!
Он взял со стола ручку, прищурился, глядя в зачетную книжку, и стал там что-то долго писать.
– Вы свободны, – произнес полковник, возвращая книжку, и позвал к себе следующего собеседника для мозговых экзекуций.
Глядя в книжку, Татьяноха вышел из аудитории. В зачетке значилась жирная цифра «1» с надписью «Отвратительно».
Очередной слушатель присел к профессорскому столу, наклонился над текстом и принялся рассказывать про то, как решили когда-то в Древнем Риме защитить себя от произвола тогдашних чиновников – патрициев…
– Чиновников?! – Полковник вскочил как ужаленный и, сгорбившись, принялся бегать среди столов. – Ну ладно бы этот… Урод Вжопеноги… А ты-то, Римов! С твоей успеваемостью – и вдруг чиновники!
Остальные слушатели сидели в оцепенении – прижав уши и опустив глаза.
– Я говорю о тех, кто мешал жить плебеям, – продолжил Римов. – Дело в том, что в конце шестого века до нашей эры патриции превратились в господствующее сословие Римской республики. Экономической основой их могущества было абсолютное право на пользование общественной землей…
– А-а-а! – удовлетворенно крякнул полковник, останавливаясь возле своего стола. – Продолжайте, пожалуйста…
– После включения плебеев в состав римского народа и уравнения их в правах с патрициями, верхушка и тех и других образовала нобилитет – правящее сословие, состоящее из патрициев и богатых плебеев. К началу третьего века у нобилитета оказалась вся полнота государственной власти. Его представители замещали высшие должности в республике и пополняли сенат. Основу могущества нобилитета составляли богатства нобилей, источником которых были земельная собственность, эксплуатация рабов и регулярные ограбления римских провинций…
– Свидетелями чего мы, слава богу, не являемся, – заключил за него полковник. – Вашу зачетку…
Профессор присел к столу и принялся царапать ручкой в зачетной книжке.
Так и прилипло к дохлому слушателю по фамилии Татьяноха липкое погоняло – Урод Вжопеноги. Теперь эти ноги топтали пол в Главной прокуратуре. И ничего с этим поделать было нельзя.
Римов поднялся из-за стола, оглядел кабинет, словно собираясь его покинуть навсегда, вышел в приемную. Секретарь, женщина-полицейский, сидела за столом, читая какой-то текст.
– Я в прокуратуре, – сказал Римов. – Буду после двух. – И вышел в коридор.
8옰8옰8
Как оказалось, на совещание были приглашены не только силовики, но также некоторые члены правительства во главе с его председателем – Большовым Львом Давидовичем, капитаном первого ранга в отставке. В прошлом Лев Давидович командовал подводным атомным крейсером, списанным за ненадобностью, как и многие подобные монстры. Председатель правительства был патриотом и делал все возможное, лишь бы отечеству была польза.
Вот и сейчас, невзирая на субординацию, он прибыл на совещание в прокуратуру, тем более что просьба исходила от главного прокурора. Однако совещание открыл, как ни странно, вовсе не прокурор и даже не его заместитель или помощник. Его открыл заместитель председателя Ревкомиссии Виноградов. Сказав пару дежурных фраз, он подступил к вопросу о безопасности государства и общества в свете новых требований, изложенных в законе «О защите толерантности» и законе «Об искусственном интеллекте», из чего следовало, что более актуальной темы в настоящий момент не существует.
Закончив, он предоставил слово прокурору Вершилову. Тот, раздувшись от собственной важности, подошел к трибуне и стал говорить, что упомянутые законы следует исполнять, чего бы это ни стоило.
Татьяноха, сидя в президиуме, бегал глазами по залу и отмечал карандашом присутствующих. Остановившись на Римове, он впился в него немигающим взором.
Римов не отводил от него глаз, полагая, что это вызов. А раз так – то никаких виляний в таком тонком деле! Хочешь пялиться – пялься. При случае получишь еще по зубам. Римов был в этом абсолютно уверен. Да не оскудеет рука дающего… по зубам. Подумав так, он заметил, что Татьяноха вроде как плачет. И точно, тот отвел взгляд, вынул платок и утер набежавшую вдруг слезу.
– Эти два закона, – продолжал прокурор, – являются краеугольным камнем нашей демократии. Более того, я бы сказал, это альфа и омега нашей жизни.
«Боже, куда его занесло?» – изумился Римов.
Закончив по поводу «омеги», Вершилов предложил присутствующим высказываться по данному вопросу.
– Я не согласен с подобной постановкой вопроса, – сказал с места Римов, – потому что это нас далеко заведет. Эти законы насадили нам сверху, руководствуясь принципом: «Мы почитаем всех нулями, а единицами себя»…
Прокурор шевельнул челюстью.
– Что вы себе позволяете? – выпучил он глаза. – Я, как надзирающая инстанция, обязан предупредить – мы не можем обсуждать законы… Мы обязаны их исполнять.
– Прошу заметить, это не я сказал, – продолжил Римов.
– А кто же?
– Пушкин.
– Ты издеваешься, комиссар?
– Отнюдь. Роман в стихах «Евгений Онегин»…
Ревкомовец Виноградов не ожидал подобной реакции и теперь с любопытством следил за диалогом.
– Но вернемся к нашему вопросу, – продолжил Римов, – нам навязали не только законы, которые оказались выше самой Конституции, нам навязали роботов…
– Прошу не путать! – воскликнул Виноградов. – Речь об андроидах! О живом разуме, который следует защищать!
– Вы ошибаетесь! – Римов стоял на своем. – Согласно статье второй Конституции, именно человек, его права и свободы являются высшей ценностью…
– Ну, ты загнул, – прошлепал прокурор.
Однако Римов даже не обратил на него внимания, продолжая говорить о своем.
– Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства… А эти роботы – это как вещь в себе. Они вроде есть, и вроде их нет. Но кому-то кажется, что мы им обязаны… Поэтому, если следовать букве закона, они скоро поставят перед нами вопрос о гражданстве – о религиозности они успели поставить, и, как видим, с успехом… Они же верят теперь в кого-то… Некто святой Василий. Во что это выльется, остается догадываться…
– Это не наша забота! – воскликнул Вершилов, косясь в сторону Виноградова. – Андроиды верят в кого-то – и пусть верят, если это им нравится…
– Это грозит обществу! – продолжил Римов. – Меня удивляет, как можно этого не замечать! Меня беспокоит закрытость их разработок, их клановость…
Татьяноха ерзал за столом, словно посаженный в крапиву: прокурора Вершилова размазали об асфальт, и надо было что-то сказать в его защиту. И он нашел что сказать:
– Если они трахаются с людьми, это еще ничего не значит! И пусть почитают за Бога какого-то дядю…
– Вот именно, – подтвердил Виноградов, почему-то покраснев. – Это их дело.
– У нас упала рождаемость! – крикнул Римов, однако никто его не услышал. В зале поднялся гвалт, каждый из присутствующих решил взять слово и заговорил о своем – о толерантности, о врагах общества, о федеральном правительстве, до которого далеко, а жить надо здесь… Потом перескочили на местный банк, который всесилен, что ничего сделать нельзя, хотя попробовать надо – через референдум, чтобы окончательно выйти из состава федерации, сохранив независимость…
– Приехали! – удивился председатель правительства. – Еще немного, и нас повяжут! Вы отдаете себе отчет?!
– Если на то пошло – мы пропали! – опомнился Римов. – Повторяю, с этой конторой, которую теперь никто не выбирает… – он наугад махнул рукой и попал в ревкомовца Виноградова, – мы далеко зайдем! Они назначенцы! Искусственный интеллект и банк командуют ими!
– Они выборные! Такого не может быть! – ревел по-бычьи председатель Большов.
– Лев Давидович, вы ошибаетесь! – гудел Римов. – Они такие же выборные, как и наши суды! Воля народа – священна, каждый из нас – гражданин…
Не успел он закончить, как у него за спиной раздался шум – кто-то ломился в зал, но охрана не пускала.
– Что у вас там?! – спросил Большов.
– Представитель какой-то, – ответили от двери, – желает присутствовать…
– Пропустите, – велел прокурор Вершилов и выкатил глаза поверх очков.
Охрана у двери расступилась; к столу, сверкая глазами и часто дыша, подошел с папкой в руках темнолицый сморщенный господин невысокого роста.
– Кто вы такой? – спросил его прокурор.
– Деньгин. Василий Абрамович, – ответил тот, шмыгая носом. Затем вынул из папки бумажный лист и протянул Большову, тот прочитал и сморщил губы.
– Интересно…
Это была доверенность от лица общественной организации «Андроиды за мир и безопасность во всем мире».
Прокурор молча следил за реакцией председателя правительства.
– Присаживайтесь… – разрешил Большов, а про себя подумал: «Тот еще хлюст… Дядя Вася…»
Не успел дядя Вася присесть, как дверь с треском распахнулась, в зал вошел молодой человек в зеленой пятнистой форме и заорал, потрясая бумажным конвертом над головой:
– Лев Давидович, что ж это такое?! – Он буквально захлебывался. – Для вас сообщение, а прокурорские не пускают!
– Что тебе, пятнистый ты мой? – спросил Большов.
– Лично для вас! Согласно инструкции! – воскликнул офицер. Он подошел к столу, подал Большову конверт и вытянулся по стойке смирно. В зале вдруг сделалось тихо.
Большов вынул из конверта бумагу, развернул и стал читать, темнея лицом. Затем протянул ее Виноградову, и, пока тот вникал в ее смысл, Лев Давидович цедил сквозь зубы:
– Что же это получается, уважаемые? Пожинаем плоды?
Виноградов тупо смотрел в бумагу. Молочное лицо пошло пятнами.
– Куда у нас смотрит Ревком? – продолжил председатель, забирая из рук Виноградова бумагу.
– Что-то серьезное? – обернулся к нему прокурор.
– Читайте… Можете вслух… – устало произнес Лев Давидович, кладя бумагу на стол.
Вершилов поправил очки, взял со стола бумагу и прочитал:
– «Город Симбирск… Председателю правительства Поволжской республики Большову Льву Давидовичу… Многоуважаемый Лев Давидович, центральный банк „Поволжье“ уведомляет вас о прекращении финансирования социальных программ, призванных повысить деторождаемость. Основание – полное отсутствие финансовых средств на расчетных счетах…»
– Вот они, плоды современности! – воскликнул Большов. Он забрал из рук Вершилова лист и продолжил, потрясая им: – От этой поганой бумажки зависит теперь судьба принятых нами программ. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь…
Присутствующие хмурились и молчали.
– Напомню! – продолжил Лев Давидович. – У нас упала рождаемость… До такой степени, что скоро некому будет служить ни в полиции, ни в милиции!
– Милицию сократили… – шепнул сбоку Вершилов.
– Туда ей и дорога! Я не об этом… Недостаточность финансовых средств… Я понял… Нас хотят загнать в угол, лишить полномочий… Куда смотрит служба безопасности?! Куда смотрит полиция?! Когда я пришел в правительство, вы обещали! Какой-то банк, которого я не видел в глаза, диктует мне условия, как я должен жить!..
Наоравшись вдоволь, Большов поднялся из-за стола, плюнул в пол и покинул зал заседаний в окружении своих заместителей.
Виноградов вдруг тоже решил, что дела не ждут. Сграбастав тощую папку со стола и сверкнув глазами в сторону прокурора, заспешил к выходу…
Буквально через полчаса он находился в кабинете Жердяя и, прыгая с пятого на десятое, доводил до шефа суть происшедшего. По его словам выходило, что правительство скоро окажется ниже плинтуса.
– Так уж и ниже?! – ощерился Жердяй. – Кто он такой, этот банк, хоть и центральный!..
– Мы пропали… Нас повесят на корявой осине.
– Успокойся…
– Или бросят в клетку с голодными обезьянами.
– Ты спятил…
– К диким, голодным, свирепым… Мы сами инициировали закон о наказаниях…
– К черту тебя! – Жердяй стукнул кулаком по столу, так что стакан из тонкого стекла подпрыгнул, упал на пол и раскололся на множество осколков.
Жердяй окаменел, тараща глаза и стараясь понять: то ли это судьба, то ли обычное совпадение – мало ли стаканов падает со стола.
– Короче, Большов недоволен… Куда, говорит, служба безопасности смотрит, – продолжил Виноградов.
Жердяй молчал.
– Чо делать-то будем?
– Делать? – вздрогнул Жердяй. – Ничего пока делать не будем… Экономика – не наш профиль…
