Николай Шамрин
Баловень – 2
Пашка мотнул головой:
– Нет. Я не об этом. Нас разделили на две группы. В нашей «камере» всё встало на свои места: два человека не хотят гнить заживо, а один вполне согласен стать рабом. Двое готовы рискнуть жизнью. Один – нет. Значит, вы сделали свой выбор. Но мы не имеем права лишить выбора остальных пленных. У Сабыржана хватит ума пообщаться со своими сокамерниками. И они сами примут решение. Или я не прав? Кстати, вы в цветах и красках рассказали, что ждёт тех, кто примет ислам. Судя по всему, вы уже приняли решение. Вопрос: что, товарищ старший киномеханик, возьмёте калаш и начнёте доказывать хозяевам свою преданность?
Привалов заговорил не сразу. Он явно не ожидал, что вопросы Коробова загонят его в угол. Не сумев найти ответов, решил обойти острые углы:
– Начнём с казаха. Ума ему, несомненно, хватит. Если только он решит составить вам компанию. А если он вас заложит? Минут через пять после разговора по душам? Который, кстати, не факт, что состоится.
Павел кивнул, соглашаясь:
– Не факт. Это точно. Но я о другом ещё хотел сказать.
– О чём?
– У вас, товарищ работник армейского культпросвета, теперь есть шанс и себе должность у духов выхлопотать. По примеру Таджика. А что? Говорят, что один раз не считается. Завтра поутру вложите нас по-тихому и все дела. Уже второй, нет, пожалуй, третий выбор перед вами нарисовался. Решайте.
Лицо старлея вновь стало бледным:
– Ты за кого меня принимаешь, сержант?
Пашка решил не останавливаться. Он почувствовал себя лётчиком, идущим на таран:
– Что? Снова вспомнили о своём звании и партийном билете? Вы ведь наверняка член партии? Тогда какого хрена…
– Да пошёл ты! – Привалов поднялся и шагнул в облюбованный им угол.
Фролов положил руку на пашкино плечо:
– Не с*ы, братишка! Если что, я ему своими руками шею сверну. Не успеет настучать. Давай спать. Может завтра всё и сложится.
Коробов постарался успокоиться. Ему почему-то стало стыдно перед старлеем. Скинув руку разведчика, пробурчал себе под нос:
– Один хрен, впрок не выспишься…
– Это точно, – буркнул Фрол в ответ, поворачиваясь лицом к стене, – но попробовать надо. – Зевнув, спросил без особого интереса. – Ты где так красиво трепаться научился?
– Отвяжись. Без тебя тошно…
***
Пообщаться с казахом не удалось. Всё пошло как-то не так. Утром ни свет, ни заря в их каморку вошёл Таджик и, молча поставив на циновку кувшин с водой, поспешно вышел, не проронив ни слова. Фролов, проводив взглядом сгорбленную спину прапорщика, хриплым спросонья голосом заметил:
– Хоть бы слово сказал, урод! «Начальник», твою мать…
Пашка, не ответив разведчику, зачем-то посмотрел на Привалова. Тот выглядел неважно, словно недавно перенёс тяжёлую болезнь.
– Всё в порядке? – Коробов задал вопрос просто так, даже не рассчитывая на ответ.
К его удивлению, Валерий, слабо улыбнувшись, кивнул:
– Нормально. Вы, парни, лепёшку на двоих делите. Мне что-то есть не хочется.
Через полчаса в комнату снова зашёл прапорщик в сопровождении двух вооружённых моджахедов. Пряча глаза, сказал голосом обречённого:
– Пошли, пацаны. Пора.
Пашкой овладело предчувствие то ли катастрофы, то ли ещё большей беды. «Хорошо ещё, что успел часы завести. – Не к месту подумал он, следуя за еле передвигающими ноги товарищами. – Вот и Фрол со старлеем приуныли. Как будто знают, что нас ждёт. Ладно. Разберёмся. Пока живём, а там видно будет». Он сразу заметил изменения во дворе. Вместо трёх автомобилей у полуразрушенного дувала стоял только один. Тот самый «американец», взбодривший его воображение. Куда-то подевались и вчерашние «гвардейцы», одетые в камуфляж с иголочки. Правда, количество охранников заметно увеличилось, но они явно были из местных. «Значит, остальные высокие гости уехали? – Думал Пашка, занимая место рядом с разведчиком. – Похоже, что никакого обмена не будет. По крайней мере, сегодня уж точно».
– Гляди, Паха, они, что ли, турник забацали? – Негромкий шёпот Фролова прервал тяжёлые мысли. – Нормативы у нас принимать будут?
Коробов поднял глаза и увидел сооружение из двух столбов с перекладиной наверху, отдалённо напоминающее спортивный снаряд. Чуть в стороне от непонятной конструкции стоял навес из куска армейской массети, под которым был расстелен ковёр, заставленный посудой для чаепития. Пашка даже не успел сообразить, что ответить товарищу, как всё вокруг пришло в движение: вдруг засуетились душманы, которые до этого просто коротали время в безделье, в прорехах дувала замелькали дети, явно выбирая места поудобнее в предвкушении зрелища. Даже водитель джипа, очевидно дремавший на заднем сиденье, вышел из автомобиля и присел на валяющийся рядом обломок самана. Коробов оглянулся в растерянности и почувствовал, как спина покрылась холодным потом: позади их шеренги стояли шесть охранников с автоматами наизготовку. «Неужели всё? Откуда взялись дети? Кишлак ведь заброшен… Зачем по стрелку на каждого? Хватило бы и двоих… – Бессилие и апатия парализовали его волю. – Какая нелепость…». Установившуюся было тишину потревожил скрип двери, из которой показался Таджик, тащивший на руках обмякшее тело Толяна. Парень был жив, но безвольно повисшие руки и волочащиеся по земле босые ноги ясно указывали, что его пребывание в этом мире исчисляется уже не часами, а минутами. Пленники молча наблюдали, как у перекладины к прапорщику подошли два помощника-моджахеда и, приняв исхудалое тело, осторожно уложили его лицом вверх. Тут же распахнулись двери самого большого дома, расположенного в дальнем углу, рядом с колодцем. Все присутствующие одновременно повернули головы. В воздухе повисла почти абсолютная тишина, нарушаемая лишь шагами нескольких мужчин, одетых в традиционные наряды с элементами военного снаряжения и далёкими отзвуками повседневной жизни соседнего селения. Один из мужчин, очевидно, главный, кивнув сопровождающим, чтобы они заняли места под навесом, не торопясь подошёл к пленникам и остановился в паре шагов от шеренги. Он был высок, строен и молод. Даже седина в ухоженной бороде не добавляла ему лет. «На вид, не более тридцати. – Думал Пашка, стараясь не смотреть в глаза моджахеду. – Вождь племени или полевой командир. Какая разница? Какого х*ра ему от нас надо? Сто процентов по-русски ни бельмеса…». Однако мужчина заговорил на русском, при том без ошибок и почти неуловимым акцентом:
– Меня зовут Заки. Я – главный советник старейшины нашего племени, многоуважаемого Кабира. Я не люблю ваш язык. Это язык шакалов. Но мой долг довести до вас слова нашего вождя. Следуя заповедям Пророка, мы даём вам возможность искупить свою вину, приняв истинную веру и став участниками нашей борьбы за свободу многострадального Афганистана. Я понимаю, что ваши головы больны безверием и коммунистической идеологией. Вы не верите в единого Бога и следуете по пути лжи и порока. Вы не верите в сады, где текут ручьи. Вы не верите в ад, куда отправляются души неверных после смерти. Аллаха всесилен. И только он может показать, что такое рай – обитель правоверных душ. Я – человек. А человек лишь песчинка в этом мире. Я – песчинка. Но мне по силам показать вам, что ждёт неверных в аду. Вы своими глазами увидите, какие мучения ожидают вас после смерти, если вы согрешите и проявите гордыню, отказавшись от истинной веры. Шурави любят называть именами цветов предметы и орудия убийства. Вы называете ваши пушки «Гиацинтами» и «Акациями». Вы называете самолёт, увозящий трупы неверных, «Чёрным тюльпаном». Но вы забыли, что тюльпаны бывают разными. И чёрными, и красными. Мне рассказали, что шурави сами назвали это испытание «Красным тюльпаном». Очень точное название. Только мало кому из ваших товарищей довелось увидеть, как расцветает бутон алого цвета. Вам повезло. Вы это увидите своими глазами. Узнаете. И это знание позволит вам принять правильное решение. – Махнув рукой за спину, Заки улыбнулся. Широко и дружелюбно. – Этому кяфиру не будет больно до тех пор, пока он не очнётся от своего сна. И пока он спит, мои помощники подвесят его за руки и аккуратно надрежут кожу вокруг живота. Он проснётся, уже превратившись в красный тюльпан. Он пожалеет, что не принял истинную веру. Но будет уже поздно. Для него. А у вас ещё будет время для размышлений. До завтрашнего утра. Главное, чтобы ваше решение созрело самостоятельно.
Закончив столь долгую речь, Заки отвернулся и негромко сказал всё ещё на русском:
– Приступайте…
Пашка успел увидеть, как взмыло вверх обнажённое тело Толяна и как один из моджахедов сделал надрез острым и тонким клинком. Ещё он успел услышать чей-то нечеловеческий крик и короткую автоматную очередь. Мозг не выдержал, сознание его померкло…
Глава 7. Да пошёл ты со своими планами!
Пашка с трудом вырвался из чёрной вонючей трясины. Зловонная жижа уже почти достигла подбородка, но чьи-то руки неожиданно рванули его вверх.
– Оклемался? – голос разведчика звучал где-то рядом с ухом, – кончай ночевать, пехота. В обморок шлёпнулся как баба. Не думал, что ты такой слабак. Хорошо ещё, что не об*ся со страху…
– Спасибо, Фрол! – Пашка открыл глаза, думая, что и болото, и спасение из трясины были наяву. Настолько реальными казались ему сновидения.
– За что? За то, что я тебя на своём горбу в камеру тащил? Так ты лучше начальнику охраны спасибо скажи. Это он мне приказал, а пацанам не разрешил помогать. Скотина!
Коробов, осознав нелепость своей благодарности, нехотя оправдался:
– Извини, разведка. Кошмар приснился, вот и перепуталось всё в голове. Вроде бы всё в натуре было.
Тот кивнул и присел на циновку. Его лицо стало серым, глаза покраснели, а пальцы предательски задрожали. Пашка видел, с каким трудом товарищ сохраняет видимость спокойствия. Наконец Фролу удалось взять себя в руки:
– Кошмар, говоришь? Тебе, братишка, повезло. Ты отрубился. А мы этот кошмар до самого конца досмотрели. Все. Кроме, старлея Валеры…
Пашка почувствовал, как ужас сжимает его сердце:
– Что с ним? Он жив?
Фролов сглотнул и, прикрыв глаза, хрипло ответил:
– Ты в обморок грохнулся, когда бабаи стали шкуру с Толяна сдирать, а Валера заорал что-то и кинулся с кулаками на ихнее начальство. Два шага только и успел сделать… Из калаша его завалили. – Вытерев кулаком непрошенные слёзы, прошептал затухающим голосом. – Эх, Валерка… а я тебя за чморя держал… а оно… вон оно как получилось. Мы все от страха обо**сь, а ты в одиночку…
Разведчик замолчал и положил лоб на колени. Его плечи затряслись от сдерживаемых рыданий. Коробов не решался заговорить. Ему было невыносимо стыдно и за обморок, и за недавний спор с «киномехаником». Пашка пытался и не мог найти слова утешения, понимая, что всё, что он сейчас скажет вслух, будет насквозь пропитано фальшью. Наконец Фролов поднял голову и вытерев ладонью лицо, заговорил, глядя пустыми глазами на стену:
– Толян даже кричать не мог. Так, сипел что-то. Трепыхался на верёвке, как рыба… Долго мучился. А эти уроды сидели, чай пили. – Его лицо вдруг стало спокойным, а из голоса исчезла хрипота. – Знаешь, Паша? Ладно, эти, гон**ны. Им всё по х*й. Но дети! Они сидели на заборе, смеялись и швыряли в Толика камни. Скажи мне, Павел, ты ведь пацан образованный. Я это сразу понял. Скажи, какого х*ра мы пришли в этот ср*ный Афган? Кому мы здесь помогаем? На хрена это всё было нужно? Ответь мне. Только по-честному. Нормальными человеческими словами, а не из книжек про коммунизм и прочую хрень. Можешь мне объяснить? Я ведь не чета тебе. Фазанку кой-как закончил и сразу в армейку.
Странно, но откровения разведчика, вдруг успокоили Коробова. Может быть, потому что тот впервые назвал его полным именем, а может, и потому, что в его речи не было ни малейшего упрёка. Глубоко вздохнув, Пашка присел рядом с ним и обняв за плечи, честно сказал:
– Не знаю. Я знаю только одно. Вся эта философская белиберда нам сейчас не нужна. Нам дёргать отсюда надо. – Почувствовав, как напряглись плечи разведчика, торопливо закончил. – Ты говорил, что можно сначала согласиться принять их веру, а потом рвануть с оружием к своим. Ты как?
Фролов скинул пашкину руку с плеча и резко поднялся. Глядя, сверху вниз на съёжившегося Павла, зашептал. Несвязно, путаясь в словах, то и дело перескакивая с одного на другое:
– Ты о*л? Это не люди… ребятня камнями… Толян как карась на леске, а они чай пьют! Это как? Ты говоришь, веру ихнюю принять? Х*р тебе! Валерка был прав. Не наша это вера… и особисты здесь ни при чём! Ты не видел, как с него кожу сдирали, а я – видел! Если я, хоть чем-то стану похож на них… нет! Я жить с этим не смогу. Хочешь? Принимай! А я лучше пулю приму… и хрен с ними, с особистами этими…
Коробов резко дёрнул руку разошедшегося Фрола вниз:
– Успокойся, братан! И сядь на место. – Глядя, как пришедший в себя разведчик опускается на циновку, продолжил немного растерянно. – Я тебе твой план напомнил. Просто так. Без всяких понтов. Как вариант. Не нравится? Давай другой вместе обдумаем. Нам ведь план, хоть какой-то нужен? Нужен. Так что включай извилины.
Реакция разведчика была неожиданной. Встав на четвереньки, Фрол почти заорал:
– План! Да пошёл ты со своим «планом»! Какой на х*р тебе план нужен? Может, ещё на бумаге напишем и с начальником душманской охраны согласуем? А ещё лучше, с этим, как его? Заки! Он – урод! – Выплеснув эмоции и осознав комичность своей позы, парень успокоился и снова присел рядом. – Паха! Нет у нас плана и быть не может. И ты это понимаешь не хуже меня. Тут всё от удачи зависит. И от нас самих. Знаешь, что говорил мой ротный, когда задачу на выход ставил? Он говорил, мол, прибудете в эту точку, а дальше работайте согласно обстановке. Он знал, что по-всякому могло повернуться и рассчитывал на наши бестолковки. И всё всегда получалось. Кроме крайнего раза. – Ещё раз взглянув в глаза товарища, тихо закончил. – Прав был Валера. Наложил я тогда в штаны. Всего-то на пару секунд заб*л. Мне ещё за пацанов рассчитаться надо. И за Толяна…
Услышав последнюю фразу, Пашка вдруг спросил:
– Все наши смотрели, как Толяна убивали?
– Все. Казах, правда, рыпнулся на помощь Валерке, но ему прикладом по затылку врезали, он и осел. Повезло, что не пристрелили.
Коробов не стал долго думать. Вернувшись на своё место, подвёл итог:
– Всё в силе. Ты, Фрол, за командира. Моя задача взять оружие. Если повезёт, то калаш прихвачу. Твоя – автомобиль. Жаль, что пикапы уехали. Но я думаю, что ты и с джипом справишься. Ну что, командир? Утверждаешь?
Разведчик улыбнулся:
– Яволь, херр Пехота! Не с*ы Паша, за дело берётся Разведка.
Глава 8. Побег
Фрол очнулся глубокой ночью в холодном поту от кошмарного полузабытья и увидел Пашку, стоящего на цыпочках у маленького окошка:
– Ты чего, Пехота? Не спится? – Он спросил лишь для того, чтобы услышать свой голос и задавить воспоминания о недавнем сне. – Зря. Нам сил надо набираться. Хрен его знает, что нас ждёт, а от воды много пользы не будет. Только сон и остаётся. Особенно тебе.
Коробов вздрогнул от неожиданности и повернулся к другу:
– Я вот что думаю, командир…
Фролов, невольно улыбнувшись в ответ на столь почётное обращение, всё же решился перебить:
– Ты присядь. Нечего каланчой торчать. Да и базарить лучше сидя. Как говорил наш старшина: «Солдату дельные мысли приходят, когда он на толчке сидит». Умный был прапорщик. Большой души человек. Даже не бухал никогда.
Пашка кивнул и опустился рядом:
– Блин, перебил ты меня… Старшина твой прямо Козьма Прутков вылитый. Бессмертная цитата. Постараюсь запомнить. Вдруг пригодится?
Разведчик усмехнулся, подчёркивая своё превосходство в жизненном опыте:
– Вот ты умный, Пехота, а несёшь чушь галимую! Надо же такое ляпнуть?
– Ты это о чём сейчас?
Фрол, слегка покряхтывая для пущей солидности, опёрся спиной на стенку:
– Не можешь ты всё знать, Паха! Да и откуда тебе? Старшину нашей разведроты звали Одилько Леонид Францевич. Никакой не Прутков. Кликуха – Француз. Он наверняка знал и не обижался на пацанов.
Коробов поморщился от досады, но ответить не успел. Окончательно оправившись от ужасов сна, его товарищ явно хотел выговориться:
– Дурацкая кликуха у него. И у тебя тоже… дурацкая. Не в тему. Ты ведь не птица? Не птица. Давай я тебя Пехотой буду звать, а ты меня Разведкой? А ещё лучше Командиром? Ну что?
Пашка почувствовал, как похолодели кончики пальцев: «Совсем как Толян тогда. В зиндане. Всё хотел мне имя красивое придумать. Не успел. Послать разведку, что ли? Только время зря теряем. Хотя… Может оно и к лучшему». Взяв себя в руки, всё же решил поскорее закончить пустой разговор и перейти к главному:
– Классная идея, братишка! Пехота, так Пехота. А я тебя Командиром звать буду. Коротко и ясно.
Фрол, сам того не понимая, пришёл ему на помощь:
– Ага. Ты чего сказать-то хотел? А то ходишь вокруг да около. Давай по делу. Светает уже. Скоро наш гэсээмщик приползёт. Не знаю, как насчёт еды, но что-то ведь сказать должен?
Коробов, уже справившись с дурными мыслями, заставил себя улыбнуться:
– Лады. С позывными у нас теперь полный порядок. – Немного подумав, чтобы собраться и вернуться в начало разговора, продолжил, стараясь говорить короткими фразами. – Я вот что думаю, Командир. План нам всё-таки нужен. На авось не получится. Не тот случай. Слишком много на карту поставлено.
Разведчик поморщился как от зубной боли. Тяжко вздохнув, пробубнил недовольно:
– Опять за своё? Мы ведь уже всё обсудили… Нет никакого плана. И не хрен время тратить впустую. Тебе чего? Потрепаться захотелось? Так давай на другую тему. Например, про девчонок. Я не против.
– Постой, не перебивай. – Пашка с трудом подавил желание прикрыть рот товарища ладонью. – Ты абсолютно прав. Всё будет зависеть от стечения обстоятельств…
Фрол и в этот раз не смог удержаться:
– Давай попроще. Говоришь, блин, как на политинформации…
– Заткнись и слушай! – Коробов даже придвинулся к разведчику, явно намереваясь закрыть ему рот. Сдержался. – Вопрос в том, что эта случайность, скорее всего, будет короткой. По времени.
– Дебилу понятно!
– Это хорошо, что «дебилу» понятно. Дальше слушать будешь? Или башку лень включить?
– Валяй.
Пашка удовлетворённо кивнул:
– Ну и хорошо. Так вот. Если кто-то из нас поймёт, что момент подходящий, то без всяких сигналов сразу начинает действовать. Сам. Другой, неважно, ты или я, без вопросов обязан решать свою задачу. По задачам мы уже определились.
В глазах разведчика вспыхнула искра неподдельного интереса, слегка замешанного на недоверии:
– Как? На словах всё гладко у тебя получается.
Коробов пожал плечами:
– Просто. Ты засёк, например, что кто-то из охранников расслабился. Ну, споткнулся… Или ещё что-то… Тут же толкаешь его на меня и рвёшь к машине. Любой. Если их будет несколько. Лучше всего к той, у которой стоит водила. Твоя задача – вырубить душару и взять ключи. Ты заметил? Они всегда ключи на пальце крутят. На цепочке. Друг перед другом выделываются. Прыгаешь в тачку и заводишь. На меня не оглядываешься. Сразу по газам…
– А ты? Силёнок-то хватит? Не много на себя берёшь?
Пашка нахмурился:
– Не твоя забота. Всё равно суматоха поднимется. Ты только около меня чуть притормози, чтобы я успел в кузов «Симурга» запрыгнуть. Усёк?
Фрол, судорожно сглотнув ком в горле, переспросил:
– А если будет джип?
– Значит, заранее открой дверцу пассажира. Не с*ы, Командир, я смогу. – Немного поразмыслив, твёрдо добавил. – Ну а не успею, рви к реке и действуй, как говорил твой ротный, согласно обстановке. Назад не оглядывайся. Закон джунглей. Повезёт тому, кому повезёт.
Парень приподнялся и тут же опустился на колени:
– Знаешь, что, Пехота? Пошёл ты на х*р со своими джунглями! Так у нас не принято. Разведка своих не бросает. Если тебя замесят, то я тачку разверну и на полном ходу в толпу въеду. В ихнюю, конечно. А там посмотрим, кто кого. Усёк? Или ты меня бросишь? Если карта не так ляжет? Да и в одиночку далеко в горах не уйти.
Пашка серьёзно посмотрел в глаза друга:
– Дело говоришь. Будем бодаться. Только давай так. Если вместо меня или тебя в кабину запрыгнет кто-то другой, ну… например, казах… тогда однозначно надо рвать и не оборачиваться. Главное – до гор добраться.
Фрол даже зашёлся от негодования:
– Ты о**л? Получается, что по любому, кто-то из нас должен на остальных болт положить? Как хочешь, но я не согласный.
Коробов не смог сдержать улыбки:
– «Не согласен».
– Чего?
– Того. Правильно будет «не согласен». – Посерьезнев, продолжил, стараясь объяснить свою мысль. – Успокойся, дружище! Тут ещё вот в чём загвоздка. Кто-то из нас обязан выбраться к нашим, чтобы рассказать и о лагере, и о зинданах, и о Толяне с Валерой. И о твоих пацанах. Нельзя, чтобы нас за предателей держали. Мы никого не предавали. И даже не думай спорить. Закон джунглей, он ведь, братишка, не только в Африке закон. Такие вот дела…
В каморке повисла тишина. Друзья, словно позабыв о времени, думали о своём. Наконец Фрол, вздохнув, заговорил, не отрывая глаз от своих кулаков:
– Как ты думаешь, Пехота? Выгорит у нас или нет? И что будет, если все наши к барбухайке кинутся? А если у тебя не получится ствол захватить? В горах без оружия делать нечего.
Пашка даже поворачиваться не стал. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел, как на потолке появляются робкие отблески пробуждающегося рассвета. Выждав пару секунд, негромко, как бы про себя, ответил:
– Здесь столько можно вопросов придумать, что башню сорвёт. Только я сомневаюсь, что всем нашим удастся до машины добраться. Кому-то повезёт, а кому-то нет. Если получится, то все влезут. Уместимся. Нам момент упускать нельзя. Скоро нас во двор поведут. Значит, мулла приедет. Без него в истинную веру не примут. Машин во дворе прибавится. Существуют ведь какие-нибудь правила или традиции? Это, наверное, как в комсомол вступить. Обязательно комсорг должен присутствовать. Обряды веками складывались. Я уверен на все сто процентов, что бардак непременно возникнет. Куда ж без него? Вот этим и воспользуемся. Мы просто должны уяснить для себя раз и навсегда, что другого шанса у нас не будет. Если упустим, то у нас два пути. Или соглашаться, или в отказ идти. Отсюда и плясать надо…
Фрол хмыкнул:
– Тоже мне, танцор нашёлся.
Снаружи раздались шаги, а затем негромко звякнула щеколда…
***
Кабир, вождь племени, стараясь не выказывать своего интереса, мельком взглянул на сидящего рядом с Джалалудином чужестранца. Ему впервые приходилось принимать у себя заокеанского гостя. Из рассказов сведущих людей, он знал, что американцы просты в общении, как несмышлёные дети. Этакие простачки, не признающие условностей. Но эта простота зачастую противоречит многовековым обычаям и традициям мусульманского Востока. Прибывший за несколько часов до этого посланник доктора Бурхануддина осторожно, но довольно твёрдо порекомендовал старейшине не обращать внимания на возможную бестактность кяфира. «Американцы считают себя вершителями судеб мира. – Говорил эмиссар, старательно пряча глаза. – Эти неверные ошибаются, думая, что их не постигнет кара Всевышнего. Но сегодня они наши союзники в борьбе против оккупантов. И от их помощи зависит очень многое. Наш руководитель просил на словах передать, чтобы вы были терпимы к невежеству англосакса. Высокомерие, эта печать Иблиса, на его лице. Он называет себя журналистом. Но это не так. Он часто меняет свои прозвища и просит, чтобы сегодня его называли Алжирцем. Будьте снисходительны к глупцу, не знающему света истинной веры. Господин Бурхануддин рассчитывает на вас. А он умеет быть благодарным». Слушая посланника, старейшина с трудом сдерживал свой гнев, но ничего не мог поделать. Так уж вышло, что некоторые пути караванов Раббани пролегли через земли племени, и это обстоятельство делало его зависимым от расположения потомка скотовладельцев. С самого начала Кабир противился желанию доктора и даже намеревался сформировать отряд самообороны, чтобы в бою доказать простую истину: землёй пуштунов может распоряжаться только пуштун. А не таджик или белудж. Но в дело вмешался сам Хекматияр, прислав короткую записку: «Противоречия между нашими народами должны быть забыты перед лицом великой беды. Я рассчитываю на ваше благоразумие и прошу оказывать посильную помощь нашему общему другу». Это письмо передал вождю Заки, который некоторое время спустя стал его правой рукой и главным советником. Однако порою старейшина не мог отказать себе в удовольствии продемонстрировать свою независимость от кого бы то ни было. Вот и сегодня он не вышел встречать гостей, поручив это дело приближённым. Кабир знал, что Джалалудин непременно отреагирует на скрытое пренебрежение, но не боялся гнева полевого командира. Напротив, старейшина рассчитывал своим поступком спровоцировать гостя на разговор и высказать своё неудовольствие по поводу отсрочки платежа за участие его людей в боевой акции. Клятву надо держать. Ведь тот начал её со слов «Клянусь Аллахом!», а это значит, что данные договорённости не терпят пересмотра.
Закончив с воспоминаниями, хозяин оглядел гостей. Он был несколько смущён поведением американца, выделявшегося высоким ростом, светлой кожей и мощными плечами. Вопреки предупреждениям эмиссара и сведущих людей, чужеземец вел себя довольно скромно и в тоже время с достоинством. Кабир вдруг поймал себя на мысли, что испытывает невольную симпатию к этому весьма молодому человеку. Остановив свой взгляд на Джалалудине, хозяин заговорил. Негромко и неспешно, как и полагается вождю:
– Мы искренне рады видеть вас в нашем доме. Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: «Гость является проводником в Райские сады». И несмотря на скудость наших полей, вызванную засухой, мы постарались подготовить достойную встречу. – Хозяин намеренно пренебрёг обычаем и упомянул про неурожай. Ему хотелось дать понять надменному боевику, что не собирается забывать про обещанное вознаграждение. Заметив насмешку в глазах полевого командира, продолжил, сделав вид, что не понял безмолвной, но язвительной иронии. – Я вижу, что вы, многоуважаемый Джалалудин, не привели с собой переводчика. Может мне стоит позвать своего? Чтобы наш заокеанский гость не чувствовал себя немым и глухим?
В разговор внезапно вмешался американец. Бросив, скорее предупреждающий, а не вопрошающий взгляд на смутившегося боевика, начал чуть нараспев:
– Не беспокойтесь, многоуважаемый Кабир! Я знаю благородный язык вашего народа и с удовольствием общаюсь на нём. Прошу простить, если нарушил обычай. Поверьте, я сделал это без злого умысла и только лишь для того, чтобы избежать кривотолков и недоверия.
Увидев мимолётное замешательство Джалалудина, старейшина с трудом сдержал удовлетворённую улыбку. Благосклонно кивнув чужестранцу, ответил подчёркнуто дружелюбно:
– Вам не стоит извиняться, уважаемый…, – Кабир умолк, как бы разрешая гостю представиться самостоятельно.
– Зовите меня «Алжирец». Я журналист, но в силу известных вам обстоятельств, моя миссия является нежелательной для Советов. Я намерен давать правдивую информацию о борьбе афганцев за свободу и независимость. И только поэтому вынужден пользоваться псевдонимами.
Старейшина слегка прикрыл веки в знак понимания. Выдержав короткую паузу, вежливо спросил:
– Какая нужда привела вас, уважаемый Алжирец, в наши земли? Мы готовы оказать вам любую помощь и поддержку. Не стану скрывать, ваша миссия полна опасностей и лишений. Мы готовы выслушать.
Американец благодарно улыбнулся и, расстегнув брезентовую сумку, извлёк из него небольшой кожаный кейс на молнии. Положив пухлый баульчик на ковёр, взглянул на вождя:
– Это документы пленных шурави, которые находятся на вашем попечении, уважаемый Кабир. Мне их передал господин Джалалудин, предварительно заручившись согласием высокочтимого Доктора. Я хочу взять интервью у ваших, так сказать, непрошенных гостей. Особенно меня интересуют два человека. Когда вы позволите мне встретиться с ними?
Хозяин не сдержал улыбки. Ему понравилось, что Алжирец, пусть и бесцеремонно, отвёл высокомерному полевому командиру незавидную роль безмолвного свидетеля. Он даже не счёл нужным сообщить иностранцу, что пленники являются собственностью Джалалудина. Бросив мимолётный взгляд на кейс с документами, ответил, быть может, с некоторой поспешностью:
– Завтра эти люди будут в полном вашем распоряжении, уважаемый Алжирец. Сегодня им предстоит сделать нелёгкий выбор между светом и мраком невежества и безбожия. Те, кто примет правильное решение, будут готовы ответить на все ваши вопросы. Мы искренне заинтересованы в правдивом освещении событий в нашей многострадальной стране. – Оглядев дастархан с яствами, гостеприимно развёл руками. – А теперь, дорогие гости, угощайтесь. Вам надо набираться сил после долгой дороги. Начнём же трапезу с именем Аллаха!
Внезапно где-то невдалеке раздалась длинная автоматная очередь. Мужчины одновременно взглянули на хозяина…
***
Фрол, усмехнувшись, прокомментировал:
– Тоже мне, танцор нашёлся…
Договорить он не успел. Снаружи раздались шаги, а затем негромко звякнула щеколда и на пороге появился Таджик. Опасливо оглядев лежащих на циновках парней, он зачем-то неуклюже поклонился и лишь за тем поставил на пол глиняную миску с кусками лепёшки. Рыжий громко хохотнул:
– Ты где так классно кланяться научился? В школе прапорщиков, что ли? Я слыхал, что там другому учили. – Приподнявшись на локтях, ехидно добавил. – Гляди-ка Пехота! Нашего старшого в бабайскую одёжу нарядили. Теперь он точно… Вылитый басмач!
Тот, пропустив мимо ушей колкость Фролова, наклонился к Коробову:
– Слышь, Паха? Мне вчера Мамун шепнул, что сегодня мулла сюда приедет. В ислам записывать нас будут.
Пашка жестом остановив готового снова взбрыкнуть разведчика, сразу перешёл к делу:
– Не торопись, Тадж. У нас вопросы к тебе есть. Как-никак ты у нас единственный источник.
– Какие? Только давай быстрее.
– Сколько человек в охране сегодня?
Прапорщик с неохотой на лице опустился на корточки:
– Восемь. Вместе с начальником охраны. – Немного помолчав, добавил для солидности. – Его Парвизом зовут.
– Чем вооружены?
Таджик огрызнулся:
– Я что, на допросе? Ты сам не видел?
Фрол не выдержал:
– Отвечай, сука, когда тебя спрашивают! – От напряжения и гнева его голос сорвался на визг. Спохватившись, рыжий перешёл на шёпот. – Урою, падла!
Почти щенячий взвизг Фролова не напугал, а лишь прибавил прапорщику смелости. Поднявшись в полный рост, он с ненавистью взглянул на парня:
– А ты меня не «сучь», сявка писклявая. Сам ты падла! – Сплюнув и демонстративно растерев плевок резиновой подошвой, перевёл взгляд на Коробова. – Бежать решили? Не советую. До полуденного намаза сюда приедет Заки. Муллу контролировать будет. С ним не меньше четырёх человек… Машин во дворе пока нет. У домика охраны мопед Парвиза стоит. Заки на джипе ездит, а охрана на пикапе. Не обижайся, сержант, но я не с вами. Я жить хочу. Ну… Я пошёл? Минут через десять ведро воды принесу. Умойтесь. Не пейте только. Хотя и без моего совета не получится. Водичка из «солёного» колодца.
