Николай Сергеевич Башев
Николкины сказки
К вечеру прилетают скворцы за букашками. Дедушка для них включает полив, чтобы эти полезные птицы водички напились и искупались в лужицах.
И Ольку обрызгает слегка, чтобы росла побыстрее да повыше.
На ужин бабушка Ира блинчики печёт, а Олька – куличики стряпает в песочнице. Красивые. Только кто-то стал эти куличики ломать, когда дедушка, бабушка и внучка уезжали кататься на самокатах по улицам и переулкам. Очень обидно. Старается девочка-красавица, а поймать злодея никак не получается.
Пришлось дедушке куличики караулить. Изловил-таки он разбойника, в стеклянную баночку посадил, а потом показал Ольке свою добычу, муравьиного льва. Название грозное, да мало кто видел такого зверя. Уж очень он маленький, меньше божьей коровки, и похож на кусочек засохшего листочка. Живёт муравьиный лев в сухом песочке, копает маленькие ямки и ловит в них муравьишек и букашек всяких.
Взяла Олька баночку со львом и домой в свою детскую комнату отнесла.
– Я назову его Лёвой, буду кормить и поить, пока не вырастет, – говорит дедушке с бабушкой.
Пошли в ход и комарики, и букашки всякие. Но больше всего льву понравился сухой корм для рыбок. Не по дням, а по часам стал расти. Олька его пересадила в пустующий большой аквариум, ведёрком песка принесла.
Через неделю Лёва стал, как дедушкин кулак, сам выпрыгнул из аквариума и добрался до миски с сухим кормом нашей рыженькой кошки Эсси. А ещё через неделю уже сам открыл холодильник и съел все сосиски.
Бабушка хотела выпроводить его на улицу жить, да пожалела. А зря! Дедушка обмотал холодильник толстой верёвкой. Так этот разбойник перегрыз её ночью и съел всю колбасу. Целый килограмм. И шоколадным мороженым закусил. Пять пачек съел. Обжора ненасытный.
Приехали Олькины папа Алёша с мамой Алёной. Увидели в доме такую беду, поймали Лёву, в большой ящик посадили и в зоопарк отвезли.
Ботя.
Сказка про одного болтунчика.
Жил-был в Москве один очень болтливый ученик Ботя. Было ему целых 11 лет. Он мог рассказывать разные истории с утра до поздней ночи без перерыва на обед. Болтал Ботя очень быстро, так быстро, что его трудно было понять.
Слова сыпались у Боти изо рта, как переспелый горох из дырявого мешка. Никто не мог остановить эту болтовню хоть на секундочку. Ни родители, ни учителя, ни доктора учёные ничего не могли поделать с таким болтливым созданием. В конце концов, нашёлся всё-таки один очень древний седой мудрец, который предложил погрузить Ботю в самую большую ракету и отправить на Луну.
Сказано-сделано! Глубокой ночью сонного болтунишку отправили в космическую даль… Целую неделю бродил наш невольный путешественник по унылой и пыльной, пустынной и безмолвной, холодной и негостеприимной лунной поверхности. Поговорить не с кем! Тоска жуткая.
Выручила Ботю его рассеянность и невнимательность. Он нечаянно провалился в открытый люк и оказался в небольшом городке с маленькими уютными домами, в которых жили настоящие крошечные лунатики.
Эти хозяева Луны были очень красивыми и сильными. Хотя, имелись и недостатки: они всё время работали и вообще не разговаривали. Таких молчунов Ботя не видел даже в Антарктиде, куда его отправляли в прошлом году на целый месяц на перевоспитание.
Напрасно Ботя рисовал на стенах и тротуарах динозавров и роботов, пытаясь отвлечь лунатиков от работы. Никто из этих малышей не хотел с ним перекинуться хотя бы парой слов. Было от чего впасть в отчаяние.
Долго ломал голову наш горемыка, как же разговорить зелёненьких лунатиков. Даже сварил Бубль-Гум, долго-долго жевал и выдувал огромные разноцветные пузыри. Не помогло. От скуки смастерил себе рогатку, сделал соломенное чучело и стал стрелять мелкими камешками. Меткость у него была совсем никудышная. Редкие попадания в цель вызывали необыкновенную радость с воплями и прыжками до неба.
Постепенно вокруг него собралась целая толпа безмолвных зрителей. Наконец один из них протянул руку к рогатке. Ботя тут же стал объяснять на четырёх языках, как надо правильно стрелять.
Кто бы его слушал! Лунатик выбрал камень побольше, вложил его в кожанку, резко растянул резину и вдруг, развернувшись, прицелился в Ботю. Получить камнем в лоб очень не хотелось, поэтому пришлось броситься наутёк. Бежал зигзагами, спасаясь от града камешков, со свистом летящих ему вдогонку. Один из снарядов ударил Ботю чуть пониже спины. Парнишка взвыл от боли, схватил из-под ног крупный булыжник и запустил им в бестолкового лунатика.
В тот же миг все зрители закатились переливчатым смехом. Они смеялись так заразительно, что и Ботя рассмеялся от души, время от времени потирая ушибленное мягкое место.
Весь следующий день мастерил дюжину разных рогаток, больших и маленьких, простых и разукрашенных. Ещё он соорудил две дюжины соломенных чучел, очень похожих на него самого. Головы сделал из зрелой брюквы, язык – из спелой свёклы, глаза – из прозрачных камешков, волосы – из лохматой пакли.
На большой ровной площадке установил своих страшилищ, в двадцати шагах провёл жирную черту, вбил в землю двенадцать рогулек, и повесил на них двенадцать рогаток. Рядом вкопал высокий гладкий столб, на вершине которого поставил ведёрко с петушками-леденцами из жжёного сахара.
Для проверки несколько раз выстрелил из каждой рогатки по чучелам, напевая шкодную песенку. Увы, ни разу не попал в цель и полез на столб за сладкими лизунчиками.
Всё это время лунные человечки занимались своими неотложными делами, изредка поглядывая на дивные чудеса. Утро следующего дня зелёные человечки встретили Ботиной песней, нарушив тысячелетнюю лунную тишину. Они нещадно коверкали слова и абсолютно перевирали мелодию.
И всё-таки это была песня, первая песня в истории маленькой планеты. Один за другим малыши подходили к черте, брали рогатки, стреляли по чучелам и громко смеялись после каждого удачного выстрела.
Кое-кто даже пытался взобраться на гладкий скользкий столб за вкусняшками. Оканчивалось это болезненным падением, стонами, громким плачем упавшего лунатика и звонким смехом остальных.
Когда закончились все камешки, приготовленные заранее Ботей, он услышал тысячеголосое требовательное:
– Дай!
Как Баба-Яга замуж выходила.
Далеко-далеко на Востоке, там, где утром сонное солнышко из-за гор поднимается, в небольшом городе Бикине, в старой-престарой избушке на четырёх куриных ножках жила-была несносная Баба-Яга. Просыпалась очень рано, ещё затемно, когда пастух начинал гудеть в свой скрипучий пастуший рожок, призывая голодных коров оставить свои тёплые сараюшки и отправиться на дальнее пастбище за сочной травушкой.
– Хоть бы кто-нибудь угостил меня после вечерней дойки тёпленьким молоком. Оно так вкусно пахнет! Тысячу лет не пила я парного молока. Видно, никому я, бедная, холодная и голодная, не нужна, – грустно ворчала Баба-Яга, сползая с высоченной деревянной кровати на холодный пол.
Целый час разминала древние свои скрипучие косточки. Сначала делала утреннюю зарядку, затем каталась неглиже в зарослях крапивы. Обжигая скрюченные пальцы, варила себе в дырявой закопчённой турке на раскалённом песочке крепкий кофе из жареных жуков. Доставала из морозилки прошлогоднее горчичное пирожное и принималась завтракать за одноногим столом.
Раньше у стола было четыре ножки, как и положено, но три из них, обидевшись на хозяйку, ушли в лес, да так и не вернулись. Наверное, их волки голодные съели. Или нашёлся новый добрый хозяин, который не бросит их в печку.
После завтрака, немного подобрев, Баба-Яга доставала из печки чёрный уголёк и начинала подкрашивать свои седые бровки и рыжие глазки. Вместо зеркала смотрелась в старый помятый самовар с зубастым сапогом на трубе. Щёчки подрумянивала разрезанной свёклой, губы подкрашивала зелёнкой, подтачивала зубы точильным камнем и красила ногти жёлтым лаком, который подарил ей леший на Восьмое марта лет пятьсот назад.
– Другое дело! Приятно теперь на деву юную смотреть! Ещё бы жениха знатного, молодого да богатого! – напевала Ёжка, пританцовывая перед самоваром.
– Да где такого взять? В наших краях таких не водится. Да и шама ты не подарок, – противно шипела в углу на коврике облезлая змея-гадюка. – Так и помрёшь штарой девой из-за швоего шкромного характера. Тьфу, на тебя.
– Тебя, замороженную, не спрашивала, – отвечала Яга. – Вот возьму и полечу на деревянной ступе своей в далёкую Испанию, познакомлюсь с тамошним принцем, от зависти лопнешь, верёвка беззубая!
– Лети-лети, милая штарушенция. – прошепелявила двуязыкая в своём тёмном углу.
– Вот прямо сейчас и полечу, только юбочку коротенькую найду, да туфельки на высоком каблучке, – завелась бабулька.
Запорхала молодушкой по избушке, собираясь в дальний путь, даже платочек носовой, надушенный и молью узорами вышитый, отыскала. Сняла паутину с растрескавшейся ступы, подвязала гниловатой бечёвкой старую берёзовую метлу и задумалась над подарком принцу.
Негоже без даров богатых да без приданого предстать перед женихом. Открыла дубовый сундук, подарок своей матери, принялась доставать сокровища несметные: мятые карты гадальные, маски ужасные, челюсти вставные клыкастые, шляпки соломенные, чулочки ажурные… Всё не то!
Обречённо вздохнула Баба Яга, швырнула в сторону змеюку поганую с ковриком пыльным, отодрала две доски, вытащила из-под пола рогожку свёрнутую, на окно положила, шторки почерневшие раздвинула, свет солнечный в избу трухлявую запустила.
Осторожно размотала свёрток, и чуть не ослепла от нестерпимого блеска золотой короны царской, с бесчисленными бриллиантами, рубинами да изумрудами.
– Ах, не устоит принц пред такою красою. Непременно женится на мне! На всякий случай возьму я и зелье своё приворотное! – проворковала невестушка тысячелетняя.
Завернула подарок в полотенце кухонное, почти новое, спрятала под кофточку, слегка примятую, впрыгнула в ступу, гремучую быстролётную, три раза махнула метлой и взмыла за облака.
Замелькали далеко внизу города и страны, реки и озёра, леса и горы. Быстро летит ступа. Как бы не проскочить мимо Испании этой. Невелика страна корриды и фламенко. Да и не хотелось бы пешком по пыльным дорогам под жгучим южным солнцем плестись до королевского дворца.
Над Мадридом притормозила метёлкой Ёжка, пониже полетела, растворяя закрытые ставни и вовнутрь домов заглядывая из любопытства, как живут-поживают загорелые мачо со своими знойными дамами. Заодно без спросу, где гитару со стены прихватила, где шпагу золочёную, где вязанку чеснока или перца горючего, а где и трусики модные с лифчиком…
Широко раскрыты ворота королевского замка. Золотая карета, окружённая всадниками в тяжёлых доспехах, в город направляется через каменный мост. Все спешат на главную площадь, где собрались огромные толпы наряженных горожан и горожанок.
– Это же начинается фестиваль жареного лука! Как удачно я прилетела! В самый раз! Какая умница! – похвалила себя Баба-Ёжка и пригладила рукой взлохмаченные волосы.
– Ой! Надо причесаться! Неудобно в таком виде перед принцем появляться. Где же мой волшебный гребешок? – спохватилась Яга.
Провела легонько гребешком по своим седым кудряшкам, тут же на головы горожан посыпались с безоблачного неба солёные селёдки. Провела гребешком второй раз, тут же всех сверху градом из разноцветных конфет накрыло. Изумлённые крики, смех, толкотня, девушки с полными подолами конфет, рыцари, облепленные мятыми селёдками. Отличное получилось начало фестиваля.
Стоят в центре король с королевой, принц с принцессой, ничего понять не могут. Никто на них внимания не обращает. Все стоят и в небо смотрят, ждут очередного чуда.
Плавно опустилась ступа с Бабою в небольшом саду. Быстренько наломала цветущих веток Яга, накрыла ступу скатертью невидимкой и пошла на площадь. Идёт, цветы людям раздаёт, а сама всё ближе к принцу подбирается.
Уж вплотную к нему протиснулась мимо бестолковых стражников. А принц вблизи так хорош, что ни в сказке сказать, ни красками волшебными нарисовать.
