Николай Рерих
Письма. Том III (1936)

Полная версия

© Международный Центр Рерихов, 2022

* * *

1
Н.К.Рерих – В.А.Дукшта-Дукшинской

2 января 1936 г. Naggar, Kulu, Punjab, Br[itish] India

Дорогая Вера Александровна,

Сердечно благодарю Вас и друзей, с Вами подписавших, за Ваши приветы. Ценно чувствовать, что Вы все духовно устремляетесь. В наши особо трудные и смущенные дни духовное устремление является особо насущным.

Посылаю Вам копию одного моего обращения в наше Содружество Имени Преп[одобного] Сергия Радонежского на Дальнем Востоке^[1]. Каждое Содружество есть сердечное сотрудничество. Великие Предстатели шлют лучи Благодати и Помощи, когда люди умеют ясно держать перед собою Великий Облик. Всякая клевета и прочие проявления невежества отпадают, как осенняя листва, там, где ствол древа прочен и устремление несломимо.

Елена Ивановна шлет Вам всем сердечный привет. Будьте добры, сообщите мне, в каком именно музее и как выставлены в Белграде мои картины^[2]. Наверно, Вы или Ваши друзья бываете в местных музеях и даже без особых хлопот и посещений можете ответить на мой вопрос.

Последнее время подошли многие хорошие друзья. Только что получил извещения об образовании новых прекрасных групп. Поистине, Свет всегда побеждает тьму. Когда говорим: «Пылайте сердцами и творите любовью», это не будут отвлеченные, но именно самые реальнейшие реальности. Непременно скажите всем нашим друзьям, как мы помним их и желаем в этом знаменательном году укрепить все мужество, всю бодрость для истинных преуспеяний.

Прилагаемый мой записной лист «СОДРУЖЕСТВО»^[3] прочите в собрании друзей – в нем еще раз подчеркнуты основы дружелюбия и сотрудничества. От нас всех привет и добрые пожелания.

Духом с Вами,

Н.Рерих

2
Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант и М.Лихтману

3 января 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 23

Родные З[ина], Фр[ансис], М[орис], послали Вам телеграмму, предлагая обратиться к Брод[и], чтобы через Чарльза устроить сумму для адвокатов. При этом мне вспомнилось, как бывало раньше в России, где картины – художественные ценности – всегда считались самою лучшею платою. Я могу Вам перечислить целый ряд лучших адвокатов, которые предпочли бы взять от меня в виде гонорара мою картину, нежели деньги. То же самое в нашей жизни бывало и с выдающимися врачами, которые отказывались принимать деньгами и просили возместить рисунком или эскизом. То же самое у нас бывало и с антикварами, которые назначали очень высокие цены за старинные произведения, но тут же прибавляли: «Впрочем, Вы сами печатаете деньги, и потому мы предпочли бы иметь Вашу картину. Эти Ваши деньги мы считаем более ценными». Если все это фактически происходило в течение многих лет, то, кто знает, может быть, и сейчас такие же комбинации вполне возможны. Ведь не можем же мы предположить, что теперешние врачи и адвокаты были более далеки от художественных ценностей, нежели юристы и врачи двадцать лет тому назад. Вы знаете, с каким бы удовольствием я дал картину и Ш[ульцу], и Фри[де], Д.Гр[анту] и рекомендованным адвокатам. Весьма возможно, что вместо того, чтобы искать под картины деньги, сами юристы предпочли бы непосредственно иметь художественное произведение. Ведь это же было в реальности в нашей жизни, с моими же вещами. Помню, как лейб-медик Бертенсон (наверно, Вы о нем слышали) за консультацию отказался принять гонорар и просил меня дать ему рисунок; а потом оказалось, что он его продал за пятьсот рублей, а ведь гонорар за консультацию во всяком случае не превысил бы ста рублей. Итак, пожалуйста, имейте в виду эти соображения. Ведь цены на мои вещи подтверждались и самыми последними покупками.

Посылаю Вам мою запись «Примат Духа»^[4], можете поместить ее в газете «Свет»^[5] или другой, а также ознакомить с нею адвокатов и друзей. Пусть твердо знают, что наши строительные идеи были не туманно облачными, но тоже были подтвержденными на опыте жизни, с полным успехом. Там, где нет тайного разрушающего, и противодействующего, и разъединяющего элемента, там и урожай хорош. Если «Примат Духа» будет в газете, то попросите дать десять номеров. Посылаю копию письма Черткова, видите из нее, насколько на Д[альнем] Во[стоке] наросли друзья. Прошу Зин[у] сообщить ее корреспондентам какой-то другой верный адрес, иначе ценные сообщения попадут во враждебные руки. В Вашей телеграмме от 3 дек[абря] Вы сообщали, что выслали нам форму доверенности для заполнения. Между тем и до сих пор мы ее не получили. Беспокоимся – не пропала ли где-то? Ведь теперь все возможно. Также беспокоимся, не пропала ли книга Сутро^[6], которую Вы нам, наверное, своевременно послали. Ведь, как Вы писали, книга была готова уже 17 ноября, и нам нужно знать ее, чтобы соответственно написать самой Сутро, а также в местных журналах. Ведь это, наверное, было бы приятно автору книги. Опасаемся, не пропала ли и эта посылка? Когда думаем о возможности таких пропаж, то невольно еще и еще раз приходит на ум: сохранны ли манускрипты, документы и корреспонденция? Помню, что Морис говорил мне, что все это у него в порядке и сохранно, но ведь могут быть всякие двойные ключи.

Теперь еще об очень важном: ведь Форман был председателем Нью-Йоркского Комитета Пакта и секретарем Конвенции^[7]. Все Комитеты Пакта не распущены, и сейчас такое обстоятельство особенно ценно. Именно как председатель Комитета и секретарь Конвенции Форман мог бы писать соответственным лицам в Юж[ную] Ам[ерику], указывая, что существуют слухи о каком-то тайном злоумышленном письме, циркулярно посланном^[8]. Ведь он может и не упоминать имени самого злоумышленника, рассылавшего такие письма. В своем письме Форман может, как и подобает председателю местного Комитета, энергично протестовать против всяких наветов и подчеркнуть, насколько неприличны и недостойны такие действия в высоком деле Охранения культурных ценностей под Знаменем Мира. Форман ничем не будет рисковать, ибо скажет то, что входит даже в обязанность председателя Комитета, работающего для утверждения Пакта. Может быть, и другие члены того же Комитета, как, например, Кэмбелль, как первый инициатор третьей Конвенции в Ваш[ингтоне], и со своей стороны поддержат такие обращения. Мысль Франс[ис] о Комитете друзей, как мы уже писали, чрезвычайно своевременна и неотложна. Даже не исключено, что понадобится какая-то депутация к самому Главе^[9]. Зина права о «Коз селебр[ейтед]»^[10]. Потому вызовите к жизни все лучшие силы, которые могут отстаивать Культуру и озаботятся, чтобы в Истории Искусств и Культуры не оказалась вписанной еще одна трагическая страница. Пусть эти достойные имена впишутся громко в Историю Культуры. Вы уже имеете выписки из писем г-на Леви о том, что он принял на себя все финансовые заботы и хлопоты, чтобы освободить меня от них, также и о том, что картины не могут быть в Музее проданы, будучи собственностью нации. Оба эти его заявления чрезвычайно важны. Ведь и жалованье не получаем, посылаем копию прилагаемую. Шлю все лучшие мысли.

Сердцем с Вами,

Р[ерих]

3
Н.К.Рерих – уполномоченному налогового управления Министерства финансов США*

4 января 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Уважаемый сэр!

В ответ на копию Вашего письма за номером IT: E-Aj-HWS-27609-90D от 2-го числа прошлого месяца, полученного с почтой этой недели, я должен сообщить, что суммы, указанные в Вашем заявлении, представляют собой денежные средства Американской Центрально-Азиатской экспедиции, руководителем которой я являюсь и которая была организована Американскими Учреждениями и финансировалась на американский капитал; средства были потрачены исключительно на экспедицию. Никакой личной выгоды я не получал, равно как и жалованья от этого экспедиционного фонда.

Если какие-либо суммы были теперь представлены Вам как мой частный доход, то это искажение фактов.

Я передал это дело моим адвокатам.

Искренне Ваш.

МЕМОРАНДУМ ДЛЯ АДВОКАТОВ

В связи с тем, что профессор Рерих являлся руководителем данной экспедиции, счета, естественно, были открыты на его имя, но поступления не являлись его частным доходом; фонды были сформированы Американскими Учреждениями, которые, соответственно, финансировали экспедицию средствами американского капитала. То, что фонды были частично сформированы за счет картин проф[ессора] Рериха, находящихся в Американских Учреждениях, конечно, не означает, что эти суммы являлись частным доходом профессора Рериха, так как траты с этого счета (которые Налоговый департамент отказался удерживать) показывают и доказывают, что деньги были израсходованы на заработную плату и расчеты со служащими и посылались экспедиции во время прохождения маршрута. Любой возникающий остаток этих сумм использовался исключительно на нужды экспедиции и в дальнейшем, так как экспедиция продолжалась до 1929 года в соответствии с официально утвержденным заявлением Американских Учреждений, которые организовали и финансировали эту экспедицию. Проф[ессор] Рерих не пытался извлечь какой-либо личной выгоды и не получал никакого жалованья из фондов экспедиции.

Г-н Хорш, который заведовал этими фондами и счетами, упоминал о них как о «различных счетах, относящихся к экспедиции».

При сем прилагаю свой ответ на письмо уполномоченного налогового управления Министерства финансов США, Вашингтон. В случае одобрения адвокатами его можно переслать в Вашингтон заказным письмом.

Все это равносильно тому, как если бы спонсоры антарктической экспедиции адмирала Бёрда через девять лет после завершения экспедиции попросили его вернуть деньги под предлогом, что их вклад на самом деле следует рассматривать как заем.

С таким же успехом можно представить, что после завершения Центрально-Азиатской экспедиции Музей естественной истории заявил бы Рою Чепмену Андрюсу, что несколько сотен тысяч долларов, потраченных на экспедицию, следует рассматривать как частное приобретение у него яиц динозавра, и, следовательно, эта сумма подлежит обложению налогом.

4
Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант и М.Лихтману

5 января 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 24

Родные З[ина], Фр[ансис] и М[орис], хочется еще собрать некоторые пункты, документы о которых у Вас уже имеются.

1. Итак, Леви признал письменно, что картины в Музее нельзя продавать, ибо они являются собственностью нации.

2. Сам Леви пишет определенно, что он принял на себя все финансовые дела и освободил меня от этих всех финансовых хлопот.

3. Имеет большое значение копия бумаги Вейнберга о том, что я жалованья от Учреждений не получал.

4. Очень важно, что официальная бумага удостоверяет о том, что экспедиция была от Американских Учреждений и финансирована американским капиталом.

5. Также совершенно ясно в заседании 20 февраля 1935 года упоминается о каком-то заседании Мастер-Институ[та], будто бы бывшего 19 февраля, но ни журнала, ни каких других следов этого заседания Мастер-Института не имеется.

6. Невозможно предположить, чтобы уже в прошлом феврале могло быть какое-то заседание, в котором Вы трое не участвовали. Ведь и трио не было тогда в сборе.

7. Прекрасно, что Зина и Морис нашли у себя документ о том, что их шеры^[11] Мастер-Института переданы г-ну Леви лишь на хранение^[12]. Франсис может удостоверить, что ее шера передана г-ну Леви на хранение вместе с ее завещанием. От нас по поводу этих шер у г-на Леви имеется телеграмма, посланная по совету адвокатов, на которую он до сих пор так и не ответил.

8. Получив нашу доверенность, Зина, посоветовавшись с адвокатом, в его присутствии примет все манускрипты, тетради записей, документы и корреспонденцию. Все это в запечатанном виде пусть хранится в наиболее безопасном месте. Конечно, текст уже напечатанных книг можно хранить отдельно, ибо при существовании книг он становится не таким важным, если только он не нужен как доказательство права издания.

9. Вы уже имеете мои соображения о том, как в былое время гонорары разным специалистам выплачивались в виде художественных произведений. В конце концов, разве не возможен такой же способ и в данном случае? Крупному адвокату легче пойти на это. Не следует ли о происходящем осведомить и Баттля, ведь после его прекраснейших формул, может быть, он тоже захотел бы дать какой-то полезный совет или же замолвить где-то нужное слово. Ведь у него же масса знакомых – как и адвокатов, так и правительственных лиц. Кроме того, такой человек, как он, должен ясно усвоить, что не мы, не Вы напали, а на нас всех злостным образом набросились, желая искоренить всю первоначальную группу сотрудников-основателей.

10. Имейте в виду, что в августе к нам заезжала вдова известного адвоката Генриетта Меррик, знающая множества людей, в числе них выдающихся адвокатов в Вашингтоне. Адрес ее был на Нашионал Сити-Банк, Нью-Йорк, по этому адресу можно с ней снестись. Отсюда она уехала в Японию, но, может быть, уже вернулась. Уехала отсюда в самых дружественных настроениях. Она большая противница нашего прежнего друга. Можно было бы ее повидать и осведомить. У нее имеются книги Живой Этики. Также просто на всякий случай имейте в виду, что Светик дружественно встречался с адвокатами из Вашингтона, которые в то время были в правительственных кругах, имена следующие: Уильям Лэахи (Лэй), Инвестмент Бильдинг, Вашингтон, D.С., другой – Франсис Томас, он вместе с Лэй.

Во всех наших брошюрах, начиная от «Корнер Стон»^[13] и до завтраков, упоминается множество имен, прекрасно выражавшихся. Надо бы проверить все эти списки, ведь между этими людьми могут оказаться и действительные друзья. Так же точно нужно не забыть о директорах музеев, которые были дружественны, например, Хессемер или директора Даллас^[14], в Тульсе и др. Если одни из людей окажутся отравленными, то весьма возможно, что другие, наоборот, будут благородно негодовать тем сильнее.

11. Чем больше мы читаем старые документы и отчеты, тем яснее положение нашей Средне-Азиатской экспедиции. Посмотрите рапорт директоров от 1923 до 1926 [года]. Также обновите в памяти большой отчет под названием «Рерих Музеум & итс аффилиэтед Активитис»^[15]. Наконец, посмотрите отчеты по Музею первого вице-президента М.М.Лихтмана. Везде Вы найдете полезнейшие данные. Поистине, после всего того, что сам Леви писал, для него особенно позорно сделать отступнический вольт-фас. В отчете «Рерих Музеум & итс аффил[иэтед] Активитис» приведена и полностью Декларация о признании всеми нами содержания Музея собственностью нации^[16]. Ведь не могут же официальные отчеты заключать в себе неверные данные. Не может же рассматриваться такое вопиющее дело лишь по наветам одного Леви, действующего с адвокатом, которого он сам называет из всех адвокатов наинизшим трикстером. Не может же правит[ельство] руководствоваться этими заведомыми злоумышлениями! Вообще, чем больше будете вчитываться в архив пятнадцатилетней нашей работы, тем большее возмущение возникнет по поводу происходящего неслыханного злоумышления. Неужели же одержимые утеряли всякий облик человеческий?

5
Н.К.Рерих – З.Г.Лихтман, Ф.Грант и М.Лихтману

10 января 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Родные З[ина], Фр[ансис] и М[орис], сейчас получили сведение, что какая-то часть почты спасена с погибшего аэроплана. Может быть, хотя бы частично и из Ваших писем что-либо дойдет. В газете от 8-го читали об американских трудностях, впрочем, нечего писать, когда Вы это на месте уже знаете. Вчера получено письмо от Шкл[явера] с извещением, что как Во, так и Тауб[е] получили от трио циркулярное письмо, в котором трио сообщает о своей отставке, а также об образовании новой корпорации во главе с Уол[лесом]. Конечно, передаем так, как мы сами слышали. Запросили Тау[бе] прислать текст письма. В то же время сообщили Шкл[яверу]: так как наше Франц[узское] Общ[ество] регистрировано в Париже^[17], то оно должно продолжать свою самостоятельную жизнь. Думается, что подобные же циркуляры разосланы всюду. Шкл[явер] говорит и о каких-то наветах, но, как всегда, трудно понять, какие именно наветы в этом циркуляре он имеет в виду. Во всяком случае, такое сведение важно, ибо не заключается ли в этих наветах состава клеветы? Еще раз, пусть адвокаты очень устанавливают всякий состав клеветы – ведь это так нужно для ближайшего будущего.

Вчера вечером получили Вашу телеграмму о передаче Мемо[рандума] и письма, также о том, что Ч[арльз] обещал артикл^[18]. При этом в телеграмме написано – он артикл. Мы проверили это слово, но оно так и пришло в Индию. Полагаем, что оно означает в испорченном виде «один»^[19]. Обратите внимание на прилагаемые выписки закона о налогах, которые напечатаны на налоговых формах, – Вы сами тоже их имеете. По ясному выражению этих законов выходит, что я вообще не должен платить налогов в Ам[ерике], ибо я не гражданин и не резидент и не живу в Ам[ерике]. Проверьте это обстоятельство с юристами. Конечно, может быть, то обстоятельство, что мы сейчас еще временно состоим на службе, может иметь значение для этих двух последних (1934 и 1935) лет. Но что касается раннего времени и последующего, то нужно принять точное выражение самого закона. Как видите, закон выражается очень определенно. Конечно, я не говорю о годах экспедиции, потому что средства экспедиции вообще не подлежат налогам, и в этом мы можем идти под любую клятву. Только злая воля могла извратить значение экспедиционных сумм. Ведь и уплата Кард[ашевскому], и другие расходы по экспедиции не должны оставить сомнения ни в ком, что эти суммы были экспедиционные. Еще раз напоминаю, что сам Леви писал о них – «вэриус эккаунтс пертенинг экспедишен»^[20]. Спрашивается, какие еще доводы нужны, когда сам финансовый администратор выражался сам так совершенно точно. Там, где донос, там и подлоги, там могут быть и всякие кражи.

Наше несломимое мотто^[21] – «Мир через культуру и Живая Этика». Ведь никакой цивилизованный человек не может возражать против этих мирных и созидательных девизов. И мы можем всеми трудами, всей нашей жизнью подтвердить, что именно эти стремления были выражаемы всеми нашими действиями. Совершенно непонятно, в кого же хотят нас рядить злоумышленники? Мы слышим какие-то совершенно противоречивые выкрики, взаимоисключающие. Все эти нелепости напоминают нелепый вопрос проф[ессора] Кор[енчевского] о том, что будто бы фамилия моя не Рерих. Помните, как все мы от души смеялись такому нелепому измышлению. Но теперь перед лицом новейших злостных измышлений невольно вспоминается и это, которое тогда мы считали просто признаком сумасшествия. Совершенно невероятно, что не о ком-то неизвестном, но о лице, биография которого издана на многих языках, можно измышлять такие злостные наветы. Наверное, Вы ознакомили адвокатов и с этой любопытнейшей стороной. Недавно Свет[ик] вспоминал, как он сам слышал от Босс[ома] о том, как мы завладели всеми несметными сокровищами Далай-ламы!! Где же предел выдумкам?! Воображаем, какая мрачная сеть плетется злобных доносов! Но будем помнить, что еще в 1920 году в Лондоне я слышал о моей смерти и погребении, а тем не менее мы все же живы. Трудно представить, о какой именно корпорации помянуто в письме, полученном в Париже. Вероятно, Вы знаете об этом новом измышлении. Если же это не что иное, как Мастер-Институт, то это, во всяком случае, не новая, но самая наша старинная корпорация. Также известно ли Вам, что будто бы во главу поставлен теперь Уол[лес]? Спрашивается, как это возможно, когда из семи шер Мастер-Института лишь две принадлежат чете Х[орш]? Кроме того, разве такие самовольные избрания возможны? Ведь присвоение шер, данных на хранение, есть вообще присвоение собственности, что предусмотрено всеми уголовными законами всего мира. Также сам Х[орш] достаточно часто упоминает в своем же рукописании о том, что картины Музея принадлежат нации. Каким же способом после этих его утверждений и после торжественной Декларации, воспроизведенной в отчетах Музея, он бы стал приписывать эту чужую собственность себе? Ведь это опять было бы присвоением чужой собственности. Для юристов такое положение вещей должно быть совершенно ясным. Не знаем, как прошло шестое число, о котором Вы в телеграмм[е] поминали. Не было ли отложено что-то, ибо всякие отложения происходят иногда годами. Во всяком случае, Мастер-Институт вступил в новый семестр ненарушенно. Впрочем, всякое такое нарушение могло бы угрожать прямо исками потревоженных учащихся и преподавателей. Так иногда и бывало. Еще со времен Академии мы сами видели, как учащиеся вставали на защиту руководителей. Помните эпизод с Куинджи. Какая неслыханная Битва! Слышим уже о победе, но ведь ее нужно принять и понять во всем ее значении. И всюду велико напряжение. Все еще не получили книги Сутро.

Итак, преуспевайте во всех направлениях. Шлем Вам всю сердечность. Мужайтесь, победа идет.

Духом с Вами,

Р[ерих]

Послал ответные письма Брэгд[ону] и Народн[ому]. Что Косгрэв?

Цифры для заполнения налоговой декларации за 1935 год^[22]:

ДОХОД

1. Заработная плата за январь 1925 г. – ноябрь 1935 г. включительно (за декабрь еще не получена): $ 237.50 в месяц за 3½ месяца и $ 350 в месяц за 7½ месяцев – $ 5412.50.

2. Поступления от продажи картин, включая деньги Хисса на балансе, – $ 750.

(Примечание: если имели место небольшие выплаты за картины, об этом мне ничего не известно.)

11. Суточное содержание из расчета $ 6 за 269 дней и $ 2.50 за 22 дня – $ 1669.

Итого: $ 7831.50.

ВЫЧЕТЫ

16. Дебеторская задолженность (расходы на «Урусвати»^[23] в течение 1935 г. – Rs:3066/$ 1152; расходы на Французское общество в течение 1935 г. – $ 930) – $ 2082.

18. Суточное содержание – $ 1669.

22. Личные вычеты – $ 2500.

Итого: $ 6251.

Так, насколько мне известно, весь облагаемый налогом доход составляет $ 1380.50.

Однако согласно параграфу 21 «Лица, обязанные подавать декларацию о доходах», напечатанному на налоговой форме: «Налоговая декларация подается каждым гражданином Соединенных Штатов, находящемуся на территории страны или за рубежом, и каждым резидентом Соединенных Штатов, чей совокупный доход за облагаемый налогом период (1934) превышает $ 5000».

Из этого вытекает, что я не подхожу ни под один из перечисленных случаев, ПОТОМУ ЧТО: 1) не являюсь гражданином Соединенных Штатов; 2) не являлся и не являюсь резидентом Соединенных Штатов в 1935 году.

Пожалуйста, проясните этот принципиальный вопрос с нашими адвокатами. Прилагаю при сем оригинал вырезки из декларации.

Наггар. 10 января 1936 г.