Николай Побережник
Гнев изгнанников

Глава третья

Земли Желтого озера

Внутри дома наместника на территории строящейся крепости было просторно и светло, пахло лаком и свежеструганным деревом. Корен покорно ждал в полукруглом зале, куда его провели иноземные воины и из которого была только одна дверь – в покои наместника. Оценивающе рассматривал иноземцев, вырывая из памяти, затянутой годами праздности и роскоши, скудные воспоминания о средневековье, точнее о фильмах, картинки из которых выплывали из закоулков сознания. Очень уж похожи были эти иноземцы на средневековых рыцарей, в остальном люди как люди, только вот эти их глаза с белыми зрачками в центре абсолютно черных глазных яблок… Ждать пришлось долго. Скучая, Корен сначала разглядывал идеально отциклеванные и покрытые лаком доски пола, потом изучал два то ли вымпела, то ли флага на стене, рядом с которыми неподвижно уже час стоят два иноземных воина в блестящих металлом доспехах, вооруженные короткими двухсторонними боевыми топорами. Мужики суровые, смотрят прямо перед собой, не шевелясь, стоят уж битый час. Порядком отсидев филейную часть, Корен встал и начал прохаживаться вдоль стены, сопровождаемый взглядами двух воинов. Но вот дверь в покои распахнулась, из нее вышли трое в богатых одеждах, похоже шелковых, пренебрежительно окинули взглядом Корена и, переговариваясь, пошли дальше.

– Ты Корен? – в дверях, словно монумент, возник немолодой мужчина: коротко стриженные седые волосы, выделяющиеся скулы, высокий лоб и те же жуткие глаза – черные с белым зрачком. Мужчина был высок и статен, отлично развит физически. Возможно, он был моложе Корена на несколько лет, но оказавшийся не у дел Хранитель по сравнению с наместником просто обрюзглый мешок. – Я наместник Стак.

– Очень приятно, – Корен был готов пасть ниц, переступив через свою гордость и прошлое положение, – да, это я, у меня к вам очень важный разговор.

– Ты так считаешь?

– Я надеюсь… нет, я хочу быть полезным той могучей силе, которую вы представляете.

– Хм, ну входи, – наместник Стак отступил в глубину покоев.

Внутреннее убранство поразило Корена своей простотой – дальний угол отделяли две ширмы, в середине просторной комнаты большой стол с дюжиной стульев по периметру, одна из стен увешана оружием и доспехами, на противоположной что-то скрыто атласными шторами от высокого потолка до пола. По обе стороны двери стояли двое охранников в кольчугах и с короткими мечами на перевязи. Наместник сел на один из стульев около стола, оставив Корена стоять меж двух охранников, и еще раз пристально осмотрел его.

– Говори.

– Наместник Стак, я так понимаю, что вы и ваше воинство пришло в наши земли с целью… эм…

– Колонизации, – безучастно кивнул наместник.

Корен знал истинное значение этого слова, но в Трехречье оно было неизвестным.

– Простите, наместник, но я не могу понять этого слова… – низко поклонился Корен.

– С этих земель императорская армия начнет освоение этих диких территорий и присоединит их к империи.

– Империи? – неподдельно удивился Корен.

– Да-а, – протянул наместник, – даже с виду образованные и обладающие определенным авторитетом местные люди скудны знаниями…

– Это не совсем так, наместник, некоторое время назад землями княжества управляли Хранители, по мере сил мы…

– Мы?

– Простите, забыл сказать, что я один из представителей ордена Хранителей Трехречья…

– То есть не торговец? – наместник посмотрел на Корена, заставив того поежиться.

– Пришлось покинуть княжество и стать торговцем. Путем обмана и предательства власть в княжестве перешла к самозванцу, призвавшему себе в помощь…

– Колдуна? – перебив Корена, с иронией спросил наместник. – Я уже кое-что знаю о событиях прошлого года и о вашем варварском княжестве.

– Ему помогал человек из другого мира! – отважился зайти с козыря Корен. – Еще будучи Хранителем, я пытался отыскать чужака, собирал показания людей, свидетельства…

– Из какого другого мира? Из-за Темных болот?

– Вообще из другого!

– Ты так уверен в этом, торговец? Что-то я не пойму цели нашего разговора.

– Я могу помочь его найти, он обладает знаниями, вот! – Корен выставил на стол пару стреляных гильз, сделал он это опрометчиво резко, вследствие чего был отброшен за шиворот одним из охранников к двери.

Медленно поднявшись со стула, наместник взял одну из гильз, с минуту повертел ее в руках и спросил:

– И что это?

– Это оружие чужака, вернее часть его оружия, которое несет смерть на сотни шагов, а ваши доспехи для него не преграда.

– Что еще ты можешь рассказать о чужаке? – наместник жестом приказал Корену сесть на стул.

– Очень многое! Но судебные свитки, в которых есть свидетельства, остались в Городище, в архивах ордена.

– Расскажи все, что знаешь.

* * *

Возвращаясь от Вараса, мы с Дариной оба молчали, каждый о своем. Я сосредоточенно греб, оглядывая берег и присматриваясь к протокам, а Дарина, наклонившись к воде, чертила наконечником стрелы водную гладь.

– Скажи, Никитин, – наконец прервала она молчание, – из-за этих вестей с востока нам снова придется расстаться?

– С чего ты взяла?

– Как же, если чужеземцы придут в княжество, то будет война, прискачет всадник с приказом воеводы, и ты уедешь, – не отвлекаясь от воды, сказала она.

– И такое может быть… Хотя, не думаю, что война случится скоро, князь разместил на восточном тракте гарнизон, дружина там с новым оружием, да и роды в тех местах хорошо охраняют свои территории. Что касается земель по берегу Желтого озера, то рано или поздно подобное случилось бы.

– Что именно?

– Нашелся бы хозяин. Вот он и появился – войско чужеземцев, хорошо, что Большая луна отвела от кровопролития, просто пришел некто и назвал себя наместником. Ладно, поживем – увидим.

Еще не знал я тогда, насколько сильно все скоро изменится и насколько сильно изменюсь я…

О скором приходе зимы раньше всех узнают жители берега Чистого озера. В затонах, ближе к болотам, по утрам уже блестит тонкая корка льда, а на пожухлой траве у берега искрится иней, встречая яркое, но не греющее солнце. После разговора с Чернавой о ее сне прошло несколько недель, я продолжал жить размеренной жизнью на своей заимке, изготавливая арбалеты и болты к ним, раз в неделю отвозил несколько штук к Вара-су. Вот и сегодня, пообедав, решил отвезти следующую партию, оставив Дарину на хозяйстве – она уже второй день квасит овощи и коптит мясо – делаем запасы на зиму, а на днях сплавали вверх по протоке к ближайшему каменку и накупили всякого впрок. Ведь большинство проток вот-вот скует лед, дороги опустеют, и княжество уйдет на зимовку.

Узкая, не более трех метров полоска воды вдоль берега еще позволяет передвигаться по озеру, протоки несут теплую воду, что не позволяет схватиться льду. Но в тех местах, где расстояние меж устьями проток по берегу значительно и небольшая глубина, ледок все же появился. Я переложил на нос лодки две корзины с болтами и вязанку арбалетов, так вроде получше ломается еще не крепкий лед и несильно тормозится лодка.

Человека в траве у берега я заметил, когда до дома Вараса оставалось не более часа пути, поднял весло и, поправив перевязь, осмотрелся – никого, только это тело. Лодка по инерции еще немного проплыла, потом, толкаемая слабым течением из протоки, тихо стукнулась левым бортом о кромку льда и, слабо раскачиваясь, остановилась.

– Эй! – громко сказал я, продолжая внимательно осматривать сбросивший листву кустарник на берегу. – Ты живой?

В ответ человек чуть шевельнулся, промычав что-то нечленораздельное. Одной рукой он держался за ветку кустарника у самого корня, попытался подтянуться и выбраться из воды… Ветка хрустнула, человек застонал, погрузился в воду по шею и безвольно сник.

– Вот же бл… – выдал я матерную тираду.

За несколько взмахов весла я приблизился и, ухватив его за ремни кожаного доспеха, затащил раненого дружинника в лодку. Слипшиеся от запекшейся крови волосы прилипли к глубокому рассечению на лбу, на груди в двух местах пробит доспех. Мужик здоровый, еле вытянул его и чуть не перевернул лодку.

– Эй, – похлопал я его по щекам, – очнись, что случилось?

– Я не спал… я слышал…

– Что слышал? Кого?

– Я не видел, их никто не видел…

Дружинник явно бредил, его веки подрагивали, он тяжело дышал, и с каждым вздохом из пробитого доспеха надувались бурые кровавые пузыри. Еще один вздох, последний – у дружинника остекленели открытые глаза, и его лицо замерло, как посмертная маска.

– Что за хрень! – я выпрямился, ухватился за весло и стал быстро грести.

Сделав несколько гребков и заставив лодку быстро скользить по воде, я присел на колено и закрыл глаза покойнику.

Что он не видел и что слышал, я так и не понял. Похоже, из дружины объездчиков, что патрулируют перекрестки торговых трактов. Ладно, доберусь до Вараса, отправим Даука, что в подмастерьях у кузнеца, протокой вверх до ближайшего каменка.

Вероятно, если бы кто-то засекал время, то мне бы заочно присудили чемпионский титул по гребле. Проплывая мимо дома Чернавы, обратил внимание, что лодки у мостков нет, да и дым из трубы не идет, должно быть, еще на заимке, внука Ласа от хвори лечит. Через полчаса, когда я уже видел черепичную крышу каменного дома Вараса, из кустов на берегу, как черт из табакерки, выскочил Даук…

– Никитин! – почему-то понизив голос, прошипел он. – Не надо! Не плыви!

– Даук? – я погрузил весло в воду, уперев его в илистое дно.

– Там… там… – крепкого сложения парень был перепуган не на шутку.

– Да что ж такое сегодня! Что случилось?

– Всадники… в железных доспехах, они убили Вараса!

– Что? – у меня внутри все замерло, комок подступил к горлу и засвербело в носу.

– Они еще на заре приехали, – Даук подтягивал брошенную мной веревку, – с ними был Хранитель!

– Что ты несешь! Какой Хранитель?

– Я не знаю, Никитин, десять всадников и с ними Хранитель, я же насмотрелся на них в Городище, это точно один из них!

– Что за всадники? – спросил я, развязывая веревку, которой были стянуты арбалеты.

– Они в железных доспехах, даже на их лошадях доспехи! Один снял шлем, когда разговаривал с Варасом… его глаза, он как сама смерть!

– Успокойся, – я влепил затрещину Дауку, – перестань трястись и по порядку излагай!

– Утром, – Даук сел на берегу, обнял колени и, раскачиваясь, начал говорить, – я проснулся и пошел в сарай, ну, угля наносить в кузню. Мастер Варас отругал меня, что гребу все подряд, и наказал отбирать крупные куски, ну, я снова в сарай, куски, значит, выбираю, слышу, к воротам подъехал кто-то, Варас с ними разговаривал о чем-то, а потом крик, Варас за меч…

– Ну!

– Тот, что шлем снял, хватил своим длинным мечом так, что Варас еле сдюжил, испугался я, Никитин, не будет мне прощения…

– Дальше! – схватил я Даука за ворот.

– Варас упал, а тот его пикой, в живот… И Хранитель этот сразу к Варасу, стал трясти его, что-то спрашивать, я не слышал, что. А Варас как вцепится Хранителю в горло руками и давай сжимать… ну и… тот, без шлема, с коня-то соскочил и рубанул. Потом они все спешились, в дом пошли, искали что-то, а я ползком к забору, потом в лес.

– Они еще там? – спросил я, сунув пучок болтов за пазуху кафтана.

– Я не знаю.

– Слушай меня и перестань уже трястись!

В ответ Даук быстро закивал.

– Ты сейчас пойдешь так же, как уходил, и посмотришь, что происходит на заимке Вараса, понял?

– Понял, – продолжал кивать тот.

– Все внимательно посмотришь, сколько их, что делают, и возвращайся.

– Да, понял.

– Все, иди, живо!

Пока отсутствовал Даук, я взвел тетивы девяти арбалетов, уложил болты в желоба и аккуратно разложил оружие вдоль борта, внутри меня все клокотало от злости, но я, присев на дно лодки, достал трубку, закурил и попытался успокоиться и переварить поток информации и событий, вылитый на меня с утра. Похоже, тот сон Чернавы был в руку… Успел выкурить трубку, но Даук так и не вернулся. Я подождал еще немного, оттолкнулся веслом от берега и медленно начал грести, стараясь не шуметь…

Глава четвертая

Я немало удивился, увидев на мостках облаченного в блестящие доспехи самого настоящего рыцаря. Его фигура возвышалась над водой. Наручи и шлем, напоминающий ведерко для льда, были из металла более темного цвета, чем остальной доспех. Рыцарь стоял неподвижно, уперев длинное деревянное топорище в доски мостков и глядя в сторону болот. Я повернулся в направлении его интереса и увидел, что меж закованных тонким льдом болотных кочек и сухого камыша возятся три щенка гиены. Должно быть, и мамаша где-то рядом… Оценил расстояние от полыньи до небольшого островка с одиноким деревцом, за которым поверхность озера была покрыта тонкой коркой льда до самой границы болот. Можно не волноваться, не сунется гиена на лед.

Расстояние до мостков метров пятнадцать, дом и двор Вараса не видно, мешает кустарник и высокая сухая трава вдоль берега. Боясь быть замеченным раньше времени, я медленно опустил весло в воду, нащупал дно и придавил борт лодки к берегу. В ушах начало шуметь, во рту пересохло, чувство опасности паническим жаром металось по всему телу. Взгляд проскользнул по уже окоченевшему дружиннику, зацепившись за боевой нож на его поясе – то, что нужно. Погрузив широкий клинок в глинистую землю у берега, я привязал к его рукояти веревку и осторожно переполз в траву, поправив топорик за поясом на спине и придерживая ножны. Сел на колени и, медленно выпрямившись, посмотрел поверх травы… Ворота были закрыты, рядом с ними, внутри двора, стоял еще один такой же воин в доспехах, еще двое были у дверей дома, но у тех шлемы попроще, какие-то кожаные, скрывающие половину лица. А еще кольчуга по колени и кирасы из металла темного цвета. Из оружия у них были короткие мечи, а за спиной колчаны с луками и стрелами. К жердям загородки птичника привязаны поводья пяти лошадей, головы и грудь которых были защищены пластинчатой броней. Лошадей пять, вижу четверых людей… Даук говорил, что их десять, еще этот Хранитель… уехали? И куда он сам провалился? Ответ не заставил себя ждать – из дома вышел рослый детина, тоже в доспехах, со шлемом под мышкой, держащий в руках подорожный лоскут. Он еще несколько секунд повертел в руках местный заменитель карты и поднял глаза на того, что стоял на мостках…

– Твою мать! – аж присел я.

Глаза его действительно, мягко говоря, были странными, метров с двадцати казалось, что их вообще нет, лишь черные дыры. И что это за тевтонские мутанты?

– Поедем вверх по протоке, – крикнул детина с каким-то странным акцентом, – надо торопиться, а то опять какой патруль дикарей проезжать будет.

Тот, что стоял на мостках, молча кивнул, развернулся и пошел к лошадям.

– А вот хрен вы угадали, – прошептал я и быстро пополз к лодке.

Выдернув импровизированный кнехт из берега, бросил его на дно лодки, с силой оттолкнулся, сделал два мощных гребка веслом, откинул его и, встав на колено, схватил арбалет. Лодка медленно плыла к мосткам, а я выцелил первого лучника, идущего к лошадям, и выстрелил. Не глядя на результат, отбросил арбалет и схватил следующий… Меня уже заметили, а мой выстрел оказался в молоко.

– Стреляйте в дикаря! – крикнул детина и, надев шлем, потянул из ножен длинный меч.

Получив в грудь тяжелый болт, который без труда пробил кирасу, один из лучников повалился на землю, это явно озадачило «тевтонцев», за счет чего я выиграл еще несколько секунд, схватил следующий арбалет, выстрел, второй лучник упал, а тот, что с топором, уже спешил обратно к мосткам. Выстрелил в него, болт, чиркнув по касательной о кирасу, отлетел.

– Андо, убей же его! – крикнул детина и тоже побежал к мосткам, хотя бегом это назвать сложно – очень быстрый и неуклюжий шаг, тяжелы, видать, доспехи.

– Эй… Эй! Я здесь, – вдруг со стороны леса начал кричать запропастившийся Даук, отвлекая убийц Вараса от меня.

Мысленно поблагодарив недотепу Даука, подарившего мне еще несколько ценных секунд, я почти в упор выстрелил в того, что уже ступил на мостки. Гулко стукнув по броне и легко пробив ее, болт ушел в плоть на две трети в районе селезенки, а «тевтонец» замер, сделал еще несколько шагов и рухнул в воду. Детина же, доковыляв до лошади, сдернул закрепленное на седле короткое копье и весьма ловко и сильно метнул его в подпрыгивающего Даука. Копье пробило тело подмастерья насквозь. Лодка ткнулась в мостки, я заскочил на них с диким ревом и, обнажив меч, побежал на того, что был у ворот.

С разбегу рухнув на колени, я подкатился под пролетающий над моей головой двухсторонний боевой топор, ощутив лицом поток воздуха, разгоняемый двумя широкими лезвиями, вскочил на ноги и мощным лоу-киком зарядил под колени противнику, при этом сильно отбив о края наколенника голень. «Тевтонец» грохнулся, но топора из рук не выпустил, сразу опасно махнув им в мою сторону. В глаза бросилась яркая деталь одежды под латной юбкой, куда я с излишней силой вонзил острие меча. Противник, заорав, ухватился перчатками за меч. Я дернул меч на себя – черта с два! Вцепился, как клещ, и орет, а детина уже в двух шагах и занес для удара свой длинный меч. Отпустив рукоять, я кувыркнулся через заколотого «тевтонца» и что было духу понесся к лодке, запрыгнув в которую развернулся уже с арбалетом в руках в ожидании противника. Этим своим «сто первым приемом каратэ» я, похоже, слегка обескуражил детину, который, не дойдя до мостков три метра, остановился и раздраженно рявкнул:

– Дерись как мужчина, дикарь!

– Да пошел ты! – ответил я и, целясь детине в живот, спустил тетиву, после чего оттолкнулся от мостков, быстро догреб до берега и побежал к своему мечу. Теперь достать его не составило труда, «тевтонец» уже отходил к праотцам, или кто там у этих уродов…

– Ты трус! – шипя, выдавил из себя детина.

– Да ладно, – окинув взглядом всех выбывших из гонки, ответил я, – а вы, суки, что же, благородные рыцари, значит?

Детина снял шлем и швырнул им в меня. Его лицо было перекошено гримасой боли. Я наконец смог его разглядеть и весьма не толерантно заметил:

– Ну, ты и урод!

В следующую секунду детина сделал опасный выпад, нанеся удар из нижней полусферы слева, и припал на колено. Я отскочил и тут же что есть силы ударил ему по наручам, почувствовав через рукоять, как клинок разрубил металл и плоть под ним.

Детина взвыл диким зверем, рухнул на колени и схватился за культю, а я прямым ударом ноги свалил его на землю, присел рядом и провернул торчащий из кирасы болт.

– Зачем вы здесь? Откуда вы?

– А-а-а-а! Будь ты проклят, дикарь! – проревел детина и попытался перекатиться, но я с размаху опустил кулак на его нос.

Детина плевался кровью, ревел, пытался сопротивляться, но с каждой секундой слабел и бледнел.

– Куда поехали остальные? – схватил я его за длинные рыжие волосы и встряхнул хорошенько.

– Будь проклят… – только и ответил тот, прежде чем его глаза замерли негативом белков и зрачков.

– Что, отмазался, урод? – плюнул я ему на доспех.

Да уж, трехгранные наконечники арбалетных болтов отлично пускают кровь, что дикому зверю, что человеку. Я поднял тяжелый двуручный меч детины, перевернул того на живот и хватил им по шее. То же самое сделал и с остальными непрошеными гостями и убийцами Вараса. Потом стоял некоторое время посреди двора, тяжело дыша и прислушиваясь к себе и к тому, что происходит вокруг. Что касается меня, то злоба и ярость все еще клокотали внутри, но шум в ушах успокоился, ощущения опасности уже не было. А вокруг что лес, что озеро были спокойны, как всегда, только лишь поднялся холодный ветерок и погнал рябь по полынье, а верхушки деревьев в лесу плавно раскачивались, шелестя остатками сухой листвы.

– Что ж это за уроды такие? – сказал я вслух и не узнал свой голос – словно песка полный рот, жутко захотелось пить. Покосившись на лошадей в броне, будто они тоже представляют угрозу, прошел в дом и выпил почти полный кувшин сока белого дерева. После чего с большим трудом затащил тело Вараса в сарай с углем и дровами, туда же поместил тела дружинника и Даука, простодушного доброго парня из посада Городища, которого мы с Тарином когда-то выкупили с каторги. Да, он не был воином: сначала в подмастерьях у отца, затем учеником у Вараса… но умер в бою, пусть и без оружия в руках. Несколько минут я молча сидел рядом с телом Вараса, держа его за огромную, мозолистую и теперь холодную ладонь, в голове роились мысли… как сказать Дарине про отца? Где Чернава? Что вообще происходит, и что теперь делать, и куда делись остальные уроды с этим непонятным Хранителем?

Я с усердием работал веслом, греб в сторону своей заимки, при этом то и дело оглядываясь на черный дым, поднимающийся к небу с низкими, уже зимними облаками. Тела обезглавленных уродов я скинул в озеро на корм рыбам, а четыре головы с неправильными глазами нанизал на колья забора у ворот. Если вдруг вернутся их друзья, пусть знают – их здесь не ждут и каждый из них теперь в моем личном черном списке.

Проплывая мимо дома Чернавы, я в очередной раз пожалел, что не знаю письменности этого мира, хоть записку бы местной клинописью оставил… Дарина пыталась мне как-то объяснить азы, но что-то не пошла впрок наука, а сейчас так вообще мозги набекрень, и колотит так, что нет-нет да клацну зубами на вздохе. Смерть Вараса стала большим потрясением, как будто от меня самого кусок оторвали. Прикрою глаза – стоит, улыбается, бороду ручищей своей скребет…

– Ты так быст… – хотела спросить Дарина, оторвавшись от шитья.

– Собирайся. И для похода, и для боя, – бухая сапогами, я прошел через большую комнату, попутно схватил стул, поставил его в угол и добрался до тайника в потолке.

– Ты в крови! – подскочила Дарина ко мне. – Ты ранен?

– Это не моя кровь, – я скинул на пол увесистый сверток, опустился на стул, приобнял Дарину за талию и усадил на колени. – Милая, крепись… твой отец…

– Что с ним? – вздрогнула она, сморгнула моментально навернувшуюся слезу и закрыла рот ладонью, тихо всхлипнув.

– Его убили… чужеземцы какие-то, я не знаю, кто это был, но свое они получили.

Дарина ткнулась лицом мне в шею, ее плечи подрагивали, она тихо плакала, а я крепко обнял ее, желая защитить от еще не известной мне угрозы. В одночасье рухнуло будущее, перечеркнутое событиями этого дня раз и навсегда, я это чувствовал. С полчаса мы сидели так, и я тихо, вполголоса, рассказал ей все, с того самого момента, как наткнулся на тело дружинника у протоки.

– У нас, возможно, очень мало времени, – погладил я Дарину по волосам, – надо собираться.

– Что надо делать? – подняла она голову и посмотрела мне в глаза.

– Собирайся, и для похода, и для боя.

– Хорошо, – ответила Дарина и принялась быстро ходить по комнате, кидая на нашу большую кровать то, что считала необходимым, в этом ей мои советы не нужны, нечему учить амазонку.

Через полчаса мы забрались в лодку, бросив на дно баулы, оружие и снаряжение.

– А это что? – Дарина кивнула на части доспехов чужеземцев и тряпичный сверток, с одной стороны пропитавшийся кровью.

– Доказательства.

– Я посмотрю? – Дарина села на нос лодки, положив на колени свой колчан с охотничьим луком и стрелами, из которого отлично умеет стрелять.

– Это голова одного из убийц Вараса.

Дарина решительно тряхнула свертком, и на дно лодки выпала голова с рыжей копной волос, с распахнутыми черными глазами и с белыми точками вместо зрачков.

– Ой… – только и сказала она, увидев эти глаза. – Демоны?

– Не думаю… просто люди издалека, очень издалека, и очень плохие люди.

– А это что, железная броня? – замотав снова голову в тряпку, Дарина подняла наручи.

– Не железная, сплав какой-то, мягкий, к слову, и тяжелый.

– Спл… с-п-л-а-в? – с трудом Дарина выговорила незнакомое слово.

– Да, металлическая, в общем, броня. Меч тоже очень тяжелый, – кивнул я на двуручник детины, что достался мне трофеем.

– Куда мы теперь? – Дарина выпрямила спину и осмотрелась кругом, задержав пустой взгляд на озере позади меня.

– Поплывем протокой на заимку к Ласу, надо найти Чернаву и предупредить князя о чужеземцах.

– Хорошо, – кивнула моя амазонка, аккуратно приставила к борту колчан, достала лук, пару стрел и, развернувшись, сделала вид, что смотрит вперед, а сама тихо оплакивала отца, роняя слезы в медленные, почти неподвижные воды протоки.