Сколько вывесок, сколько шагов (Так, идешь да считаешь, случается). Грешен, знаю число кабаков. Что ни есть в этом городе жителей, Всех по времени вызнал с лица». – «Ну, а много видал сочинителей?» – «День считай – не дойдешь до конца, Чай, и счет потерял в литераторах! Коих помню – пожалуй, скажу. При царице, при трех императорах К ним ходил… при четвертом хожу: Знал Булгарина, Греча, Сенковского, У Воейкова долго служил, В Шепелевском сыпал у Жуковского И у Пушкина в Царском гостил. Походил я к Василью Андреичу, Да гроша от него не видал, Не чета Александру Сергеичу — Тот частенько на водку давал. Да зато попрекал всё цензурою: Если красные встретит кресты, Так и пустит в тебя корректурою: Убирайся, мол, ты! Глядя, как человек убивается, Раз я молвил: сойдет-де и так! «Это кровь, говорит, проливается, Кровь моя,– ты дурак!..»
5
Полно ждать! за последней колонною Отсталые прошли, И покрытою красной попоною В заключенье коня привели. Торжествуя конец ожидания, Кучера завопили: «Пади!» Всё спешит». Ну, старик, до свидания, Коли нужно идти, так иди!!!»
6
Я, продрогнув, домой побежал. Небо, видно, сегодня не сжалится: Только дождь перестал, Снег лепешками крупными валится! Город начал пустеть – и пора! Только бедный и пьяный шатаются, Да близ медной статуи Петра, У присутственных мест дожидаются Сотни сотен крестьянских дровней И так щедро с небес посыпаются, Что за снегом не видно людей. Чу! рыдание баб истеричное! Сдали парня?.. Жалей не жалей, Перемелется – дело привычное! Злость-тоску мужики на лошадках сорвут, Коли денежки есть – раскошелятся И кручинушку штофом запьют, А слезами-то бабы поделятся! По ведерочку слез на сестренок уйдет, С полведра молодухе достанется, А старуха-то мать и без меры возьмет — И без меры возьмет – что останется!
III. Сумерки
Говорят, еще день. Правда, я не видал, Чтобы месяц свой рог золотой показал, Но и солнца не видел никто. Без его даровых, благодатных лучей Золоченые куполы пышных церквей И вся роскошь столицы – ничто. Надо всем, что ни есть: над дворцом и тюрьмой, И над медным Петром, и над грозной Невой, До чугунных коней на воротах застав (Что хотят ускакать из столицы стремглав) — Надо всем распростерся туман. Душный, стройный, угрюмый, гнилой, Некрасив в эту пору наш город большой, Как изношенный фат без румян…
Наша улица улиц столичных краса, В ней дома всё в четыре этажа, Не лазурны над ней небеса, Да зато процветает продажа. Сверху донизу вывески сплошь Покрывают громадные стены, Сколько хочешь тут немцев найдешь — Из Берлина, из Риги, из Вены. Всё соблазны, помилуй нас бог! Там перчатка с руки великана, Там торчит Веллингтонов сапог, Там с открытою грудью Диана, Даже ты, Варсонофий Петров, Подле вывески «Делают гробы» Прицепил полуженые скобы И другие снаряды гробов, Словно хочешь сказать: «Друг прохожий! Соблазнись – и умри поскорей!» Человек ты, я знаю, хороший, Да многонько родил ты детей — Непрестанные нужны заказы… Ничего! обеспечен твой труд, Бедность гибельней всякой заразы — В нашей улице люди так мрут, Что по ней то и знай на кладбища, Как в холеру, тащат мертвецов: Холод, голод, сырые жилища — Не робей, Варсонофий Петров!..
В нашей улице жизнь трудовая: Начинают ни свет ни заря Свой ужасный концерт, припевая, Токари, резчики, слесаря, А в ответ им гремит мостовая! Дикий крик продавца-мужика, И шарманка с пронзительным воем, И кондуктор с трубой, и войска, С барабанным идущие боем, Понуканье измученных кляч, Чуть живых, окровавленных, грязных, И детей раздирающий плач На руках у старух безобразных — Всё сливается, стонет, гудет, Как-то глухо и грозно рокочет, Словно цепи куют на несчастный народ, Словно город обрушиться хочет. Давка, говор…(о чем голоса? Всё о деньгах, о нужде, о хлебе) Смрад и копоть. Глядишь в небеса, Но отрады не встретишь и в небе.
Этот омут хорош для людей, Расставляющих ближнему сети, Но не жалко ли бедных людей! Вы зачем тут, несчастные дети? Неужели душе молодой Уж знакомы нужда и неволя? Ах, уйдите, уйдите со мной В тишину деревенского поля! Не такой там услышите шум, — Там шумит созревающий колос, Усыпляя младенческий ум И страстей преждевременный голос. Солнце, воздух, цветов аромат — Это всех поколений наследство, За пределами душных оград Проведете вы сладкое детство. Нет! вам красного детства не знать, Не прожить вам покойно и честно. Жребий ваш… но к чему повторять То, что даже ребенку известно?
На спине ли дрова ты несешь на чердак, Через лоб протянувши веревку, Грош ли просишь, идешь ли в кабак, Задают ли тебе потасовку — Ты знаком уже нам, петербургский бедняк,
