Николай Лузан
Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра
– Да, вполне. Всегда можно объяснить, что еду к родителям.
– В таком случае когда и в какое время встречаемся в следующий раз?
– Все зависит от того, как быстро мне удастся выполнить ваше поручение.
– Тогда сделаем так: когда я буду в Бюро, запиской дайте знать, что готовы к встрече.
– Хорошо.
– Ну что, расходимся?
– Да, – печально обронила Рената и шагнула к машине.
Матвеев распахнул перед ней дверцу «фольксфагена». Рената остановилась и не решалась сесть за руль. Слова замерли у нее на губах, за нее говорили глаза. Шум машины, донесшийся со стороны шоссе, заставил девушку встрепенуться. Она порывисто подалась к Матвееву. Легкое, подобно дуновению ветерка, прикосновение губ Ренаты к щеке опалило его жаром. Перед глазами возникло и исчезло волшебное белокурое облачко с глазами небесной синевы. Через мгновение об отважной девушке напоминал сизый дымок выхлопных газов.
Шорох за спиной заставил Матвеева встрепенуться. Рука скользнула в карман плаща и коснулась парабеллума. Он обернулся. На ветке покачивалась белка и смотрела на него любопытными глазенками.
– Надеюсь, ты нас не выдашь, – с улыбкой произнес Матвеев и, подмигнув белке, возвратился к машине.
Обратно к озеру он возвращался в приподнятом настроении. Душа пела от радости, а сердце согревала теплота от встречи с Ренатой. Он снова и снова вспоминал каждый ее жест, каждый ее взгляд и в мыслях продолжал находиться в волшебном мире светлых чувств и образов. Военная колонна, двигавшаяся навстречу, вернула его из мира грез к суровой действительности. Встрепенувшись, Матвеев бросил взгляд на зеркало, хвоста за собой не обнаружил и утопил педаль газа до пола. Через десять минут он подъехал к озеру. Шток находился на месте и исправно отрабатывал легенду прикрытия, продолжал ловить рыбу. Матвееву было уже не до рыбалки. Он сгорал от нетерпения поскорее ознакомиться с сообщением Ренаты. Смотав удочки, они покинули озеро.
Возвратившись в Миссию, Матвеев заперся в кабинете и занялся изучением материалов, представленных Ренатой. За скупыми строчками сообщения скрывалась огромная работа, лишний раз говорившая ему, что в ее лице Смерш имеет ценнейший источник информации. Список завербованных и готовящихся к вербовке агентов французской разведки перевалил за полтора десятка. Обработав и зашифровав личным кодом сообщение Надежды, Матвеев положил его в сейф, а подлинник сжег. После этого ему оставалось запастись терпением и ждать выхода на связь курьера из Управления Смерш ГСОВГ.
Следующие два дня для Матвеева прошли в поездках по лагерям, во встречах с лагерной администрацией и в беседах с репатриантами. Они проходили строго по графику, согласованному с командованием оккупационных войск, Бюро, и носили рутинный характер. Очередная поездка в лагерь, расположенный под городом Ульм, не предвещала неожиданностей. В четверг после завтрака Матвеев, отдав необходимые распоряжения сотрудникам Миссии, с водителем – сержантом Муравлевым – отправился в поездку. За несколько километров до лагеря они попали в аварию. Она не была следствием неисправности машины или стечения обстоятельств. При осмотре колес и шоссе они обнаружили острые металлические «ежи».
«Провокация!» – Матвеев вспомнил о предупреждении Ренаты и предостерег Муравлева.
– Коля, от машины не отходи!
– Вот же гады! Как специально сделали! Шоб их… – выругался Муравлев.
– Коля, ругайся не ругайся, а этим делу не поможешь. Запаски у тебя есть?
– Ага. Как знал, взял аж две.
– Сколько тебе надо времени, чтобы поменять колеса?
– Думаю, шо минут за двадцать справлюсь.
Но успели они приступить к ремонту, как со стороны леса донеслись громкие голоса. Они звучали все громче, через минуту на опушке показалась враждебно настроенная толпа репатриантов. Воздух сотрясли злобные выкрики:
– Ну чо, суки, приехали!
– Бей комиссаров!
– Бей гадов!
Толпа приближалась. Ее намерения не оставляли сомнений у Матвеева, что его и Муравлева изобьют до полусмерти. Об этом говорили перекошенные ненавистью физиономии провокаторов и палки в их руках. Их было не больше десятка, и они верховодили толпой. Матвееву и Муравлеву рассчитывать на помощь не приходилось. Дорога будто вымерла, а до лагеря было больше километра. Толпа сомкнула вокруг них кольцо. Отступать было некуда. Матвеев выхватил из кобуры пистолет и кивнул Муравлеву. Николай метнулся к машине, достал саперную лопату и занял позицию за кузовом. В ответ толпа взорвалась злобным ревом и качнулась вперед. Матвеев прижался к бамперу, вскинул пистолет, выстрелил в воздух и предупредил:
– Дальше стреляю на поражение!
Толпа отпрянула и замерла. Над дорогой установилась звенящая тишина. Ее нарушали тяжелое дыхание, сопение и скрип песка под ногами. Решительный вид Матвеева и Муравлева не оставлял сомнений, что они будут биться до последнего патрона и до последнего вздоха. Это остудило горячие головы, и раздались трезвые голоса. Вперед выступил рыжеволосый богатырь и предложил:
– Погодь палить, подполковник! Давай погутарим!
– Мыкола, та чо с ними базарить! Бей комиссарскую морду! – не унимались провокаторы.
– Заткнитесь! – рыкнул здоровяк с буйной шевелюрой и обратился к Матвееву: – Эт ты начальник, шо отправляет нас в Сибирь?
– Я! – подтвердил Матвеев и заявил: – Не в Сибирь, а на родину.
– Ага, знаем мы ту родину! В лагеря! За колючку! – загалдела толпа.
– Это наглая ложь! Даю вам слово советского офицера, поедете домой! – заверил Матвеев.
– Та знаем мы то слово! Поставишь к стенке и в расход! Не верьте ему, хлопцы! Цэ чистая комиссарская брехня!
– Не верите мне, так спросите у моего водителя. Он, как и вы, до февраля сорок пятого сидел в фашистском лагере, а теперь служит в Советской армии.
– Та такого не может быть! Брехня! Чо его слушать! – провокаторы продолжали подзуживать толпу.
– Коля, покажи свои документы! – приказал Матвеев.
Муравлев передал здоровяку с буйной шевелюрой красноармейскую книжку. Тот, полистав ее, воскликнул:
– Цэ правда, хлопцы! Вин сидел у фрицев!
Книжка пошла по рукам.
– А и правда, братцы! Он сидел, як и мы, у фрица в лагере! Выходит, брехал Нильсон, шо нас отправят в Сибирь! – катилось по рядам.
– Домой, домой поедете! Можете не сомневаться, ребята! – продолжал убеждать Матвеев, достав пачку папирос «Казбека», и пригласил: – Подходите, ребята! Закуривайте!
К пачке потянулись десятки рук. Где-то в глубине толпы провокаторы еще пытались подать голос, но их заставили замолчать. Матвеев достал вторую пачку папирос, и она тоже пошла по кругу. Его спокойствие, доброжелательный тон и награды – орден Отечественной войны II степени, два ордена Красного знамени и два ордена Красной Звезды – внушали уважение. Завязался оживленный разговор, но продолжался недолго.
Со стороны лагеря донесся вой сирен. По дороге мчалась кавалькада машин, и, когда облако пыли рассеялось, из них высыпало два десятка американских военных полицейских во главе с майором. Размахивая пистолетом над головой, он приказал толпе расступиться. Его требование подкрепили полицейские, они грозно повели стволами автоматов. Репатрианты нехотя подчинились. По живому проходу майор прошел к Матвееву, нагло, в лицо обвинил его в организации массовых беспорядков и потребовал следовать за ним.
Назревал новый конфликт. Матвеев решил не отступать, наотрез отказался выполнять приказ майора и потребовал прекратить провокацию. Американец взбеленился, обернулся и махнул рукой полицейским. Они вскинули автоматы и нацелили на Матвеева с Муравлевым. И тут произошло невероятное. Толпа, еще несколько минут назад готовая растерзать их, не испугалась автоматов. Людское море всколыхнулось, в глубине его поднялась яростная волна гнева и выплеснулась грозными раскатами:
– Сволочи!
– Фашисты!
– Пошли вон!
Людское кольцо сомкнулось вокруг машин и полицейских. Они растерялись и опустили автоматы. Майор запрыгнул в кабину и махнул рукой. Под оглушительный свист и улюлюканье американцы ретировались. Эта послевоенная победа Матвеева, Муравлева и тысяч русских людей, бывших военнопленных сопровождалась громовым «Ура!».
В окружении тысячной толпы Матвеев триумфатором вступил на территорию лагеря. Попытка его начальника – полковника Нильсона и охраны – воспрепятствовать встрече с репатриантами провалилась. На плацу стихийно собралось около 20 тысяч. Разговор Матвеева по душам с ними, без вины виноватыми, продолжался несколько часов. В Миссию он возвратился смертельно усталым и едва держался на ногах, но был счастлив от того, что тысячам несчастных, попавших в безжалостные жернова войны он вернул надежду на встречу с родными и близкими.
Уходящая неделя для Матвеева оказалась весьма плодотворной. Вторая часть его деятельности, известная только в Управлении Смерш ГСОВГ, после восстановления связи с Надеждой и вербовки Друга – Штока получила практическое подкрепление. С очередным курьером он направил на имя Зеленина шифрованную записку, в ней сообщил о результатах своей разведывательной работы и готовности к выходу на связь с курьером управления. Генерал не замедлил с ответом. В нем он предписывал, чтобы Матвеев 14 мая выехал в Нюрнберг и там вышел на связь с сотрудником Управления. Явка была назначена на 17:00 в кафе «Георг».
Перед тем как отправиться на встречу, Матвеев, чтобы ввести в заблуждение французскую разведку, проехал в Бюро, передал материалы на очередную партию репатриантов и предупредил, что вечером заедет за ними. Бросив один ложный след, с помощью Штока он сделал второй, на подъезде к Миссии, в укромном месте они поменялись машинами.
В Нюрнберг Матвеев прибыл за час до явки, оставил машину на стоянке, прогулялся по городу и, убедившись в отсутствии слежки, направился на встречу с курьером управления. В уютном кафе неподалеку от церкви Святого Лаврентия было немноголюдно. Заказав кофе, он пил мелкими глотками и постреливал взглядами по сторонам. Две пожилые супружеские пары и трое подростков никак не тянули на агентов французской наружки.
Стрелки показывали 17:00. С немецкой пунктуальностью на входе появился курьер. Элегантно одетый и постриженный по последней моде, он мало походил на того Ивана Устинова, которого Матвеев видел пять месяцев назад. В руках он держал журнал концерна «Mercedes-Benz» – пароль для явки. Они обменялись коротким рукопожатием, за них говорили глаза, в них плескалась радость. Устинов присел за столик, сделал заказ, развернул журнал и многозначительно произнес:
– Посмотри. Есть интересные снимки.
Среди страниц лежала семейная фотография. С нее Матвееву улыбались жена и сын. Задержав взгляд, он сделал вид, что рассматривает последнюю легковую модель «Mercedes-Benz», потом, полистав страницы, перешел к докладу. Он и Устинов разговаривали на языке, понятном только профессионалам.
– Наши надежды, – здесь Матвеев сделал акцент, – полностью оправдались. Теперь у нас есть хорошие позиции в штаб-квартире конкурентов.
– Отлично! – принял эту игру слов Устинов и уточнил: – Как продвигаются дела в работе с двумя другими партнерами?
– Ищу выходы на них. Но есть новый партнер, он из местных – хороший Друг. Мы нашли с ним общий язык.
– Кто он?
– Состоял в компании конкурентов, но разочаровался и сейчас работает на нас.
– Ты не поторопился? – в голосе Устинова появилась озабоченность.
– Все нормально, я подстраховался. Он представил письменный отчет по конкурентам, – поспешил развеять его опасения Матвеев и пояснил: – Через него они контролируют меня.
– Причина?
– Пока не могу понять, разбираюсь.
– А как идет работа с Надеждой? Не ведет ли она двойную игру?
– Нет! Нет! Исключено! От нее поступает исключительно ценная информация по конкурентам. Она же предупредила меня о провокации конкурентов.
– Какой еще провокации?! – насторожился Устинов.
К столику подошел официант и принес заказ: два бокала пива и неизменные баварские сосиски. Устинов перевел разговор на машины и, когда они снова остались одни, вернулся к своему вопросу.
– Так что за провокация?
– Позавчера конкуренты натравили на меня толпу репатриантов.
– И… и что… – голос Устинова сорвался.
– Обошлось. Они оказались нормальными людьми. Все закончилось разговором по душам, – пытался рассеять его опасения Матвеев, но не сдержался и дал волю чувствам: – Какие же они мерзавцы! Врут безбожно и запугивают людей!
– Если бы только это. Для них нет ничего святого! Нет, тебе надо сворачивать дела! Эти мерзавцы на провокации не остановятся, они пойдут дальше!
– Ничего, Бог не выдаст, а свинья не съест. На войне бывало и хуже.
– Пойми, сейчас идет другая война. В ней нет правил.
– Выиграли ту войну, выиграем и эту, – стоял на своем Матвеев, достал из кармана пачку французских сигарет, передал Устинову и пояснил: – В них отчеты: мой, Надежды и Друга.
– Сегодня они будут у нас, – заверил Устинов.
– У нас, говоришь. Эх, сейчас бы наши грамм сто и к ним огурчик, а не их пиво, – с грустью произнес Матвеев.
– Будет и двести, потерпи. А пиво здесь, кстати, отменное, – отметил Устинов и поднял бокал.
Чтобы не привлекать внимания, они, договорившись о следующей встрече, покинули кафе. В Тюбинген Матвеев возвращался в приподнятом настроении. Плечо боевого товарища и стоящая за ним мощь Управления Смерш придали ему уверенность в том, что удастся переиграть Гофре и Роя. Он уже думал о том, как найти и подключить к работе резидентуры Мустафаева с Беспаловым. И здесь ему понадобилась помощь Ренаты. Ее доступ к общему банку данных на репатриантов мог облегчить их поиск.
Не столь оптимистично были настроены как Устинов, так и руководство управления Смерш ГСОВГ. К ним все чаще поступали данные о том, что спецслужбы США, Франции и Великобритании в своих оккупационных зонах развернули настоящую охоту на советских военнослужащих и гражданский персонал, заподозренных в принадлежности к органам госбезопасности. Подтверждением тому являлась провокация против Матвеева. В том, что они и французская спецслужба не остановятся на этом и пойдут дальше, у Устинова не возникало сомнений. Чем закончится их очередная пакость, он не хотел гадать, так как был твердо убежден, что Матвеева надо немедленно отзывать. Окончательное решение оставалось за Зелениным. Выслушав доклад Устинова, изучив донесения агентов Надежды и Друга, которые представляли исключительную ценность, генерал, полагаясь на опыт Матвеева, решил продолжить операцию.
Такого же мнения был и сам Александр Иванович. Соблюдая предельную осторожность и рассчитывая на помощь Штока, он по уже отработанной схеме провел очередную явку с Ренатой. Ее результаты предвосхитили самые смелые его ожидания. Она привезла с собой не только полный список репатриантов, которых Гофре и Рой готовили на вербовку, но и смогла раскрыть причину их враждебного отношения к Матвееву. Все оказалось до банальности просто: его как сотрудника Смерша опознал разоблаченный им в 1943 году гитлеровский агент Грач. Тот самый, что бежал из-под стражи. Негодяй – он уцелел в мясорубке войны и перешел в услужение к французской спецслужбе.
Легенда армейского офицера – подполковника Николая Смирнова уже не давала Матвееву никаких преимуществ. Но он не отступил и продолжил тайную схватку с Гофре и Роем. Его не страшила опасность, исходившая от них и их подручных. За годы войны она стала неизменным спутником Матвеева. Воспринимая ее как должное, он, однако, не мог позволить себе рисковать жизнью Ренаты. Его сердце разрывалось между долгом разведчика и ответственностью за судьбу девушки. Он всячески оттягивал то время, когда придется свернуть работу с Ренатой. А она будто чувствовала это и на каждую новую явку доставляла все более важную информацию.
Одна из них не имела цены. Из тени Гофре и Роя проступила ключевая фигура – фигура главного вербовщика агентов. Им оказался некий Малиновский. Выходец с Западной Украины, гражданин Франции, он служил ей не за страх, а на совесть. Знание украинского, польского, русского языков и психологии позволяло Малиновскому в короткие сроки добиваться результата, склонять к вербовке самых несговорчивых. Кроме того, в его руках, как выяснила Рената, находилась совершенно секретная картотека на «особый контингент» – агентов, предназначенных для длительного оседания в СССР. Она и стала целью № 1 для Матвеева.
Шли дни, а с ними таяла надежда, что ему удастся заполучить данные из картотеки. Но случилось чудо, и его совершила Рената. Матвеев долго не мог поверить своим глазам, когда она привезла на встречу копии 120 карточек на агентов и кандидатов на вербовку из картотеки Малиновского. В них было все, чтобы коллеги из контрразведки Украины и Белоруссии могли быстро выйти на след шпионов, диверсантов и террористов, заброшенных в СССР по каналу репатриации.
Вскоре уже сам Матвеев столкнулся лицом к лицу с Малиновским. Произошло это во время посещения лагеря для репатриантов, расположенного в окрестностях города Золингена. Знакомство состоялось за обедом. Малиновский, представившись помощником начальника лагеря, предложил Матвееву помощь в проработке списка лиц, место содержания которых не было установлено. В ходе работы и затем за ужином он был сама любезность, охотно рассказывал о себе, доброжелательно отзывался об СССР и его руководителях, не преминул отметить, что является членом французской социалистической партии, а в годы войны в составе сопротивления боролся против нацистов.
В следующий приезд Матвеева в лагерь Малиновский передал данные на семерых репатриантов, считавшихся без вести попавшими. Позже по своей инициативе представил сведения на трех репатриантов, которые, по его мнению, могли сотрудничать с гитлеровцами. Эту активность Малиновского и симпатию к советскому строю Матвеев расценил как хитрую игру французской спецслужбы и принял ее. Вскоре в порыве «откровенности» Малиновский рассказал о родственниках, якобы проживающих во Львове, и высказал просьбу, чтобы организовать ему поездку на Украину для их поиска.
В его «просьбе» как Матвеев, так и руководство управления Смерш – с мая 1946 года особых отделов МГБ СССР по ГСОВГ – усмотрели попытку французской спецслужбы провести инспекцию работы агентов, засланных в СССР. Подтверждением тому служило то, что в числе лиц, подвергшихся вербовочной обработке Малиновским и Гофре, находились выходцы с Западной Украины. На Лубянке согласились с мнением Зеленина и поручили разработку многоходовой операции. Ее замыслом предусматривался вывод Малиновского в СССР, вскрытие агентурной сети французской спецслужбы и ее ликвидация.
Матвеев блестяще справился с поставленной задачей. Подыгрывая Малиновскому, он «добился» разрешения на его поездку во Львов. С очередным эшелоном репатриантов Малиновский выехал в СССР. С первых шагов по советской земле за ним, как нитка за иголкой, неотступно следовали разведчики наружного наблюдения. Постепенно перед контрразведчиками, словно паутина в лучах солнца, проступала агентурная сеть французской разведки. В один день, в одно и то же время оперативно-боевые группы управлений госбезопасности по Львовской, Тарнопольской и Волынской областям провели аресты французских агентов. Для самого Малиновского поиск «родственников» завершился в камере львовской тюрьмы.
За этим успехом Матвеева последовали другие. Он уже не надеялся отыскать в живых Мустафаева и Беспалова, полагая, что оба сгорели в топке войны, а они восстали из мертвых. Настойчивость Ренаты увенчалась успехом: среди сотен тысяч фамилий в списках репатриантов она нашла их. Матвеев выехал в лагерь и встретился с Мустафаевым и Беспаловым.
Оставшись без связи, они на свой страх и риск продолжали выполнять задание, которое им отработал Михайлов. Особо ценные сведения представил Мустафаев. Он передал Матвееву тетрадь, в которую были внесены данные на кадровых сотрудников гитлеровских спецслужб, находящихся на содержании французской, американской и британской разведок, а также фамилии и клички бывших гитлеровских агентов из абвера и «Цеппелина».
После встречи с Мустафаевым и Беспаловым Матвеев возвратился в Миссию и занялся подготовкой шифрованного донесения в Управление для Зеленина. Объем информации, представленный Ренатой, Беспаловым и Мустафаевым, оказался настолько значительным, что для ее обработки понадобилось два дня. Наконец он поставил последнюю точку в донесении и занялся изготовлением тайника – контейнера, когда с улицы донеслись шум и крики. Матвеев выглянул в окно.
Подобно нечистотам, изо всех щелей к Миссии стекалась враждебно настроенная толпа из числа украинских и прибалтийских националистов. Провокаторы выкрикивали оскорбления и антисоветские лозунги. Несколько десятков человек перебрались через забор и принялись бросать в окна камни, гнилые фрукты и овощи. Увещевания Матвеева и других сотрудников Миссии не действовали. Толпа, подобно грозовой туче, наливалась ненавистью. Ее агрессивность нарастала с каждой минутой. До отделения полиции было не больше нескольких сотен метров, но она бездействовала. На звонки Матвеева не отвечали ни дежурный, ни начальник полиции.
Ситуация приобретала все более угрожающий характер. Толпа, подстрекаемая провокаторами, перешла от угроз к действиям. Больше сотни человек проникли на территорию Миссии, сорвали решетки на окнах, проломили дверь на первом этаже и ворвались внутрь. Матвеев и сотрудники отступили на второй этаж, забаррикадировались в конференц-зале и готовы были стоять насмерть. Вряд ли стареньким маузером, парабеллумом и неисправным карабином им бы удалось остановить опьяненную ненавистью и безнаказанностью толпу, и они готовы были погибнуть в рукопашной, но не сдаться.
Матвеев предпринял еще одну попытку дозвониться до полиции. На его вызовы по-прежнему никто не ответил. Сотрудникам Миссии ничего другого не оставалось, как только рассчитывать только на самих себя. Они готовились достойно принять свой последний бой. От него их отделяли мгновения. Под ударами лома и топора трещала и разлеталась в щепки единственная преграда – массивная входная дверь на лестничной клетке второго этажа.
Матвеев бросил прощальный взгляд за окно – за ним яркой синевой расплескалось безмятежное небо, прошелся по лицам товарищей и задержался на киноаппаратуре. Ее не убрали после просмотра советского фильма «Парад Победы на Красной площади». Подчиняясь какому-то внутреннему голосу, он приказал киномеханику включить киноаппарат, дать звук на полную громкость и открыть окна.
Сухой щелчок камеры потонул в грохоте трещавшей двери и в истошных воплях толпы. Створки окон распахнулись настежь. Осколки стекол посыпались на головы беснующихся во дворе штурмовиков. В следующее мгновение, перекрывая сумасшедшую какофонию, зазвучала величественная мелодия. Она, зычные команды советских полководцев и чеканная поступь парадных расчетов по Красной площади произвели на толпу ошеломляющее впечатление. Дверь перестала трещать под ударами лома и топора. Вопли прекратились. Прошла минута-другая, и толпа исчезла, как чудовищный мираж. Полиция, вне всякого сомнения участвовавшая в грязной игре – провокации французских спецслужб, прибыла к шапочному разбору.
На следующий день Матвеев выехал в штаб-квартиру Командующего генерала Де Кюна и выразил ему решительный протест. Он и Гофре, присутствовавший на приеме, принесли свои извинения и заверили, что предпримут меры, исключающие подобные инциденты в будущем. На следующий день перед Миссией был выставлен постоянный пост полиции. В конце недели с визитом вежливости приехали Гофре и Рой. Они были сама любезность, еще раз принесли извинения от имени генерала Де Кюна и пригласили Матвеева вместе сотрудниками Миссии на рыбалку в одно из живописнейших мест Баварии, на озеро Бодензее. Временное перемирие в тайной войне позволяло продолжить работу по укреплению резидентуры, и он принял предложение. Участие в рыбалке генерала Де Кюна, как полагал Матвеев, исключало возможную провокацию.
В субботу во второй половине дня Матвеев вместе с сотрудниками Миссии на двух машинах отправился на озеро. На въезде на виллу их встретил вооруженный пост, сама территория была огорожена высоким забором, что само по себе исключало появление провокаторов. На ступеньках роскошного особняка Матвеева и сотрудников Миссии встретил Рой. Он постарался не ударить в грязь лицом. В банкетном зале от обилия блюд и напитков разбегались глаза. Отсутствие генерала Рой объяснил занятостью по службе, заверил, что он вместе с Гофре подъедет позже, и пригласил на ужин.
Застолье продолжалось несколько часов. Поднимались тосты за победу в войне, за Советскую армию, за дружбу. Время шло, а Де Кюн и Гофре так и не появились. Рой от их имени принес извинения. Это не могло не насторожить Матвеева. Ожидая подвоха, он призвал своих сотрудников к бдительности, перед сном осмотрел спальню, ничего подозрительного не обнаружил, запер дверь на ключ, окна на шпингалеты и лег спать.
Ночь прошла без происшествий. Ранним утром хозяев и гостей поднял на ноги мелодичный звонок колокольчика. В банкетном зале их ждал легкий завтрак и новость. Ее сообщил Рой. В ближайшие часы к ним должны были присоединиться генерал Де Кюн и Гофре. Это добавило настроения Матвееву. Теперь его мысли занимала рыбалка. К этому времени туман над озером рассеялся. Зеркальную гладь тут и там морщили большие и малые круги. Рыба активно играла. Азарт, проснувшийся в рыбаках, гнал их к воде. Роль распорядителя взял на себя Рой. Он распределил гостей по лодкам, для Матвеева персонально выделил гребца. Ухватками тот походил на борца, отвесив поклон, перенес рыболовные снасти в лодку и сел за весла. Матвеев занял лавку на корме, они поплыли к камышам и там стали на якорь.
Место было прикормленное, уже первый заброс оказался удачным. Судак весил не меньше килограмма. Следующий оказался еще больше. Начался бешеный клев. Садок на глазах наполнялся рыбой. Азарт охватил Матвеева. Он уже ничего не замечал и не видел ничего, кроме поплавка, и здесь под ногами захлюпала вода. Она фонтаном била из днища лодки. Гребец запаниковал, совершал несуразные движения, и через мгновение оба оказались в воде.
Сапоги и намокшая куртка тянули ко дну. Стащив их с себя, Матвеев вынырнул на поверхность и перевернулся на спину, чтобы перевести дыхание. Метрах в десяти от него барахтался гребец. На воде он держался плохо. Его голова то исчезала, то появлялась над поверхностью. Матвеев поплыл к нему на помощь, но тут чья-то рука ухватила за щиколотку и потащила вниз.
«Гады! Решили утопить! – обожгла его догадка, и яростная волна поднялась в груди. – Не на того напали! Сволочи!»
Он извернулся, чтобы освободиться от захвата. Перед глазами возникли лицо в маске, акваланг и неправдоподобно длинное тело в сером гидрокостюме. Аквалангист, вцепившись Матвееву в ногу, тащил ко дну. Завязалась отчаянная борьба. Они все глубже уходили под воду. Воздуха уже не хватало, когда рука Матвеев нащупала на поясе аквалангиста нож. Выхватив его из ножен, он принялся наносить беспорядочные удары. Хватка на ноге ослабела. Собрав последние силы, Матвеев всплыл на поверхность. Здесь его подстерегала другая опасность – гребец. Он уже не барахтался и уверенно держался на воде. Выражение его физиономии не оставляло сомнений, чем обернется «помощь». Угрожая ему ножом, Матвеев звал на помощь. Первыми на двух лодках подплыли сотрудники Миссии, подняли на борт его и гребца и поплыли к берегу.
На пирсе их встретил Рой. Его лицо напоминало застывшую маску ужаса. Он что-то лепетал в свое оправдание. Матвеев его не слышал. В нем все клокотало от гнева. В качестве доказательств покушения ему нечего было предъявить Рою. Аквалангист так и не всплыл на поверхность, а дыру в днище резиновой лодки всегда можно было объяснить тем, что она напоролась на корягу. Матвеев промолчал. Рой предложил новую смену белья и пригласил на обед. Предложение было отвергнуто. Сотрудники Миссии покинули озеро и отправились к себе.
О происшествии Матвеев доложил в первом же донесении на имя Зеленина. Реакция генерала последовала незамедлительно.
17 августа 1946 года в кабинет Матвеева вошли Устинов, новый руководитель Миссии – армейский офицер подполковник Васильев и его заместитель – сотрудник военной контрразведки майор Ковалев. В течение двух часов шла передача дел и их ознакомление с обстановкой. Затем Матвеев представил коллективу новых руководителей. И когда он и Устинов остались одни, тот довел приказ Зеленина – немедленно убыть в Берлин.
– Как это – немедленно? Я же должен передать на связь Ковалеву агентуру: Штока, Беспалова, Мустафаева и Лонге! – настаивал Матвеев.
– На это у нас нет времени! – был неумолим Устинов.
– Ну хоть сутки, Иван!
– Нет! И еще раз нет!
– Но это же это предательство по отношению к Ренате и Вальтеру! – возмутился Матвеев.
– Саша, не говори глупости! Ты никого не предал! Им пока ничего не угрожает! Пойми же, ты сейчас для них самая большая гроза! Гофре обложил Миссию со всех сторон! Мышь не проскочит!
– Ну не по-людски это, Иван! Не по-людски! – терзался Матвеев.
– Саша, своим упрямством ты только угробишь Ренату и Вальтера! Ковалев – опытный работник и сам восстановит с ними связь. Тебе надо уходить! Уходить немедленно!
– Но должен же быть какой-то другой выход? Должен!
– Нет! Есть приказ Зеленина, и его надо выполнять! – был непреклонен Устинов.
– Значит, уходить, – потерянно произнес Матвеев.
– Да! И первое, что нам надо сделать, так это оторваться от хвоста Гофре!
– Понятно. Каким образом?
– Садишься со мною и Ковалевым в машину. Ее вплотную подогнали к запасному выходу, чтобы с улицы не было видно. Едем до вокзала, там Ковалев соскочит и отвлечет на себя хвост.
– Ясно. Что дальше?
– Кирха, представляешь, где находится?
– Да, конечно. Две минуты хода от вокзала.
– Там ждет Коратуев с машиной и группой прикрытия.
– Миша?! – оживился Матвеев.
– Он самый. Пересаживаешься к нему, и дальше уходите на запад.
– Отвлекающий ход! Гофре наверняка бросит своих псов на восток.
– На то и расчет, – подтвердил Устинов и поторопил: – Собирайся, Саша! Уходим через десять минут!
Они разошлись. Матвеев поднялся к себе в комнату и переоделся. С собой взял трофейный парабеллум и ручную гранату, спустился к запасному выходу. Вплотную к нему стоял «опель». Его дверцы были распахнуты. Устинов и Ковалев своими телами закрыли проход от чужих глаз. Матвеев стремительно проскользнул на заднее сидение. Устинов занял место водителя, рядом сел Ковалев.
«Опель» взревел двигателем и на скорости вылетел за ворота Миссии. За ним тут же увязался хвост французской спецслужбы. У вокзала Ковалев покинул машину и увел его в сторону. Хвост оказался не единственным. Слежка продолжалась. За Матвеевым и Устиновым неотрывно следовал еще один мерседес. У них было всего несколько секунд, чтобы остаться вне поля зрения французских агентов наружного наблюдения. Впереди показалась кирха. Наступил решающий момент. Устинов резко взял влево и сбросил скорость. Они оказались в мертвой зоне. Этого хватило Матвееву, чтобы на ходу покинуть машину и через проходной двор выскочить на соседнюю улицу. Там его встретил Коратуев. Через несколько секунд они сидели в «мерседесе» и мчались на запад. Спустя сутки, избежав ловушек, Матвеев благополучно добрался до Восточного Берлина и прибыл в Управление особых отделов по ГСОВГ.
