Николай Лузан
Drang nach Osten. Натиск на Восток

Все это, вместе взятое, и предопределило тот колоссальный интеллектуальный взрыв в стране, который обогатил не только отечественную, а и мировую науку и искусство, и по праву сделал Советский Союз великой мировой державой.

Трудно заподозрить в симпатиях к большевистской России британца, да к тому же банкира председателя правления банка «Юнайтед доминион» Г. Джарви. В октябре 1932 г. он посетил СССР и затем поделился своими впечатлениями в прессе. Они заслуживают того, чтобы привести их в этой книге.

«…Я хочу разъяснить, что я не коммунист и не большевик, я – определенный капиталист и индивидуалист… Россия движется вперед, в то время как слишком много наших заводов бездействует и примерно 3 млн. нашего народа ищут в отчаянии работы. Пятилетку высмеивали и предсказывали провал. Но вы можете считать несомненным, что в условиях пятилетнего плана сделано больше, чем намечалось… Не пытайтесь недооценивать русских планов и не делайте ошибки, надеясь, что Советское правительство может провалиться. Сегодняшняя Россия – страна с душой и идеалом. Россия – страна удивительной активности…Быть может, самое важное в том, что вся молодежь и рабочие в России имеют одну вещь, которой, к сожалению, недостает сегодня в капиталистических странах, а именно – надежду»^[18].

Г. Джарви – до мозга костей капиталист, но ему не откажешь в уме и прагматизме; он увидел главное в советской России – ее стержень – новый дух нации и мобилизационный характер экономики, которые способны выдержать самые жестокие испытания. Именно «вся молодежь и рабочие», воспитанные в любви к Отечеству и верящие в идеи социализма, в час тяжких испытаний 1941–1945 гг. спасли страну от порабощения.

Будь в запасе у Советского Союза лет 5-10 мирного развития, то, можно не сомневаться, он бы совершил гигантский социально-экономический рывок вперед. К сожалению, этого времени Запад ему не предоставил.

У страха глаза велики

На фоне впечатляющих успехов СССР, в странах Запада все происходило с точностью наоборот. Локомотив капиталистической экономики – США – безнадежно застрял в тисках глубочайшего кризиса. Вслед за ним кризис постиг Великобританию, Францию, Германию и другие страны Запада. В результате: «…Промышленное производство в Соединенных Штатах упало к 1932 г. по сравнению с 1929 г. на 46,2 %, в Германии – на 46,7 %, во Франции – на 31,9 %, в Англии – 16,5 %»^[19].

По основным промышленным показателям это выглядело следующим образом:

На фоне глубочайшего кризиса, охватившего Западную Европу и США, в глазах трудящихся этих стран впечатляющие успехи СССР делали модель советского государственного устройства все более притягательной. Призрак коммунизма вновь замаячил на горизонте стран Запада. Его появление в Испании, где в 1936 г. к власти пришли социалисты, вынуждало западных политиков искать силу, которая бы могла остановить продвижение коммунизма, а затем разрушить его оплот – Советский Союз и помочь реализовать давний план – «план полковника Хауса».

Советник президента США В. Вильсона – полковник Э. Хаус – в далеком 1914 г. разработал план расчленения Российской империи, с последующим подчинением и эксплуатацией западными державами этой огромной, обладающей колоссальными природными ресурсами территории. В 1918 г. экспедиционным силам США, Великобритании, Франции и Японии осуществить его не удалось. Большевики во главе с В. Лениным встали на их пути. Через 20 лет Лондон, Париж и Вашингтон решил повторить попытку. В качестве тарана для сокрушения большевистского режима они рассчитывали использовать Гитлера и его фашистов.

Но с ними западные политики жестоко просчитались. Вскормленный ими хищник – Гитлер, – почувствовав свою силу, уже сам претендовал на роль главного режиссера в устройстве нового миропорядка. К концу 1937 г. в его руках находилась одна из самых мощных экономик мира, а по темпам производства она превосходила экономику США в 1,5 раза, и полностью подчиненная воле А. Гитлера армия. К тому времени вермахт представлял собой грозную силу. С 1933 г. количество дивизий возросло в 4 раза и составило 39, авиационных эскадрилий – с 3 до 66, танковых полков – с 0 до 10, артиллерийских полков – с 7 до 43.

Что касается внутриполитической ситуации в Германии, то Гитлер стал ее полновластным хозяином. Соратники- конкуренты в лице Э. Рема были мертвы. Армейская верхушка, истосковавшаяся по военным баталиям, рвалась в бой. Крупный капитал, получивший огромные военные заказы, не считался с затратами и активно поддерживал нацистскую партию. Голос оппозиции, в первую очередь коммунистов, не был слышен, ее упрятали в концентрационные лагеря. Большая часть народа находилась под гипнозом заклинаний Гитлера об исключительности нации арийцев и пребывала в эйфории от экономических успехов. Безработица была забыта, на полках магазинов появился выбор товаров, а о будущем не требовалось думать – за «массу» думал фюрер. А он уже мыслил планетарными масштабами. Фашистская Германия задыхалась в трещавшей по всем швам «версальской робе» и рвалась расширить свое жизненное пространство.

Первым пробным шаром в реализации этих замыслов предстояло стать Австрии. Надежду А. Гитлера на то, что план «Отто» – аннексии Австрии – не встретит серьезных возражений со стороны Лондона, Парижа и Вашингтона, питали тайные встречи фашистских функционеров с дипломатами и политиками этих стран.

Одна из них, имевшая ключевое значение в судьбе Австрии, состоялась в ноябре 1937 г. между послом США в Париже В. Буллитом и вторым человеком в партии нацистов после А. Гитлера – Г. Герингом, на ней также присутствовал «кошелек» нацистов – президент рейхсбанка Я. Шахт. Во время беседы Г. Геринг зондировал мнение В. Буллита на предмет возможности осуществления Германией аннексии Австрии и Судетской области Чехословакии. В частности, он сообщил: «…Германия твердо решила присоединить к себе Австрию и не потерпит другого решения австрийского вопроса»^[20]. В ответ американский дипломат не высказал каких-либо возражений.

В Берлине оценили этот сигнал, и в том же месяце личный адъютант Гитлера капитан Ф. Видеман отправился в США, чтобы обговорить детали предстоящей военно-политической сделки. В ходе встреч с американскими политиками он получил от них согласие на то, что они не будут связывать Германии руки на Востоке.

Такую же позицию по отношению к аннексии Германией Австрии и последующего захвата Чехословакии заняло руководство Великобритании. 3 марта 1938 г., за девять дней до вторжения вермахта в Австрию, А. Гитлер в беседе с британским послом Н. Гендерсоном в Берлине прямо заявил: «…В случае взрывов изнутри в Австрии и Чехословакии Германия не останется нейтральной, а будет действовать молниеносно»^[21]. Вместо того чтобы заявить протест, Гендерсон подтвердил благожелательную для гитлеровцев позицию Англии в австрийском вопросе и добавил, что сам он часто высказывался за аншлюс.

Получив такой карт-бланш, А. Гитлер приступил к практической реализации плана «Отто». Первыми за дело взялись спецслужбы Германии. Они плели разветвленную агентурную сеть во всех звеньях государственного аппарата Австрии. Одновременно по линии партийных и земляческих связей, как грибы после дождя, плодились различные спортивные, общественные организации, германо-альпийские союзы и комитеты, которые, по сути, представляли структуры нацистской партии. Они развернули среди австрийского обывателя бешенную нацистскую агитацию и пропаганду, от которой у него голова пошла кругом. Правительство К. Шушнига, брошенное Великобританией и Францией в качестве «кости» Гитлеру, беспомощно билось, как рыба об лед.

11 марта 1938 г. берлинское радио передало ложное сообщение «о кровавом коммунистическом восстании в Австрии». Вслед за этим, в ночь на 12 марта механизированные колонны вермахта вторглись в Австрию, якобы для «восстановления порядка». Красавица Вена безропотно легла под фашистский сапог. 13 марта в 19:00 А. Гитлер триумфально въехал в столицу Австрии, склонившуюся у его ног. В тот же день был опубликован закон «О воссоединении Австрии с Германской империей». Фашистская пропаганда преподнесла этот неприкрытый акт агрессии против суверенного государства как «миролюбивый шаг, который, по словам А. Гитлера, не дал Австрии погрузиться в пучину гражданской войны».

Так 13 марта 1937 г. был вбит последний гвоздь в гроб Версальского договора. Спустя 18 лет после его подписания, проигравшая сторона – Германия – снова диктовала свои условия недавним победителям – Великобритании и Франции. В результате аншлюса Австрии Германия увеличила свою территорию на 17 %, получила около 7 млн. человек, почти 50-тысячную армию и вышла на границы с союзниками – Италией и Венгрией.

На эти циничные действия и заявления Берлина Париж ограничился ритуальными протестами. Министр иностранных дел Франции И. Дельбос выразил послу Германии «беспокойство в связи с событиями в Австрии». А Великобритания, надеявшаяся отсидеться за морями, поддержала аннексию Австрии.

12 марта в Лондоне, за завтраком с министром иностранных дел Германии И. Риббентропом, премьер Н. Чемберлен по этому поводу сказал: «…Когда это неприглядное дело (аннексия Австрии. – Прим. авт.) будет позади и будет найдено разумное решение, можно надеяться, что мы сможем начать серьезно работать над германо-английским соглашением»^[22].

Такая позиция руководителей США, Франции и Великобритании только разожгла захватнический аппетит фашисткой верхушки. Наступил черед Чехословакии. В недрах Верховного главнокомандования вермахта, генералы в срочном порядке принялись верстать план ее захвата.

У последней черты. Мюнхенский сговор

Подготовка к оккупации Чехословакии шла по уже хорошо обкатанному на Австрии сценарию. К 20 апреля – дню рождения А. Гитлера – начальник штаба Верховного главнокомандования В. Кейтель вооруженными силами Германии преподнес ему подарок – план военной операции вермахта против Чехословакии, получившей кодовое название «Грюн». За несколько месяцев до ее начала гитлеровская пропаганда развернула оголтелую античешскую компанию «…в защиту трех с половиной миллионов «несчастных» судетских немцев, стонущих под игом чехов». Рупор гитлеровской пропаганды Й. Геббельс вещал: «…Мы не станем дальше смотреть на то, как измываются над тремя с половиной миллионами немцев. Я не потерплю ни при каких обстоятельствах, чтобы в Чехословакии и дальше угнетали немецкое меньшинство».

Скрытые мины, заложенные в Версальском договоре – отобранные у Германии земли – спустя 19 лет начали взрываться. В тот решающий для Европы момент, когда еще сохранялась возможность остановить фашизм и большую войну, Советский Союз решительно заявил, что готов выполнить свои союзнические обязательства перед правительством Чехословакии – оказать ему всестороннюю, в том числе и военную помощь.

17 марта 1938 г. в интервью представителям СМИ министр иностранных дел СССР М. Литвинов сделал заявление. Касаясь «возникновения угрозы Чехословакии», он предложил: «…Трем заинтересованным великим державам – Франции, России и Великобритании – выступить с совместной декларацией, которая бы стала наилучшим путем предотвращения войны».

Предложение руководителей Советского Союза, как отмечал Черчилль, «…встретило прохладный прием в Париже и Лондоне»^[23].

Британские и французские политики не захотели откликнуться на призыв М. Литвинова. Более того, они ничего не сделали, чтобы повлиять на позицию руководителей Польши и Румынии, отказавшихся пропустить через свою территорию части Красной армии, которые советское правительство намеривалось направить на помощь Чехословакии. Вместо этого британский премьер Н. Чемберлен решил умиротворить А. Гитлера.

16 сентября 1938 г. под Мюнхеном, в резиденции рейхсканцлера Германии Берхтесгадене, в ходе переговоров с А. Гитлером он согласился на расчленение Чехословакии. В Лондон Н. Чемберлен вернулся, сияя белозубой улыбкой, и громогласно с трапа самолета объявил: «…Я привез вам мир!» «Мир», который спустя три года обернулся десятками миллионов безвинных человеческих жертв.

«…Английский премьер сам нанес визит Гитлеру в момент, когда они (руководители Чехословакии. – Прим. авт.) впервые оказались хозяевами внутреннего положения в Судетской области…Когда известие об этом было в Праге, руководители Чехословакии не могли поверить ему… Расчленение Чехословакии под нажимом Англии и Франции равносильно капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой применения силы… Позиция Польши, связанная с отказом пропустить советские войска через свою территорию, была такова: «С немцами мы рискуем потерять свободу, а с русскими – нашу душу», – вспоминал об этом позорнейшем акте У. Черчилль^[24].

Так в сентябре 1938 г. был упущен уникальный шанс по созданию антигитлеровской коалиции и предотвращению войны в Европе. Свидетельством тому служат показания фельдмаршала В. Кейтеля, данные им на Нюрнбергском процессе. В частности, на вопрос представителя Чехословакии полковника В. Эгера: «Напала бы Германия на Чехословакию в 1938 г., если бы западные державы поддержали Прагу?» Кейтель ответил: «.Конечно, нет. Мы не были достаточно сильны с военной точки зрения. Целью Мюнхена было вытеснить Россию из Европы, выиграть время и завершить вооружение Германии»^[25].

В отношении позиции руководства Польши точнее, чем У. Черчилль, видевший в ней ключевое звено в борьбе с экспансией коммунизма в Центральную Европу, не скажешь. С достойной уважения прямотой он писал:

«…Героические черты польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания… Слава в периоды мятежей и горя, гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнуснейших!»^[26].

Еще не успели высохнуть подписи А. Гитлера, премьеров Великобритании и Франции Н. Чемберлена и Э. Даладье под Мюнхенским соглашением, как на следующий день, 30 сентября, польское правительство направило в Прагу ультиматум с территориальными претензиями. В нем оно настаивало на немедленной передаче Польше пограничного района Тешин. Подобно мелким стервятникам, руководители Польши спешили поживиться за чужой счет и под шумок набросились на «труп Чехословакии», которую рвали на части Германия и ее будущий союзник Венгрия, прихватившая себе южные районы Словакии.

Об этой гнуснейшей странице в предательской политике западных стран нынешние их руководители предпочитают не вспоминать, зато на каждом углу, к сожалению, в России также находятся подпевалы. Крича о преступном пакте Молотова-Риббентропа, они в то же время предпочитают не говорить о том, как руководители Великобритании и Франции не захотели использовать последний шанс, чтобы остановить А. Гитлера и не допустить большой войны в Европе.

Легко овладев Чехословакией и ее высокоразвитой промышленностью, фашистская Германия нацелилась на следующую жертву – Польшу. И здесь снова сработали мины замедленного действия, заложенные в Версальском договоре. Как в случае с Австрией и Чехословакией, в германских СМИ была начата пропагандистская компания, направленная на возвращение земель, переданных Польше.

На этот раз агрессивные действия фашистского руководства вызвали волну возмущения в британском обществе. Под его давлением правительство Н. Чемберлена вынуждено было реагировать. 31 марта 1939 г. он, выступая в палате общин, заявил, что правительство взяло на себя гарантию независимости Польши. Однако юридического оформления это обязательство так и не получило. Британские политики, испытывавшие все большее давление общества, возмущенного потаканием фашистам, вынуждены были затеять игры вокруг Польши и попытались втянуть в них Советский Союз. Непредсказуемость и все возрастающая агрессивность А. Гитлера вызывала у них, как у дрессировщика, опасение, что взбесившийся зверь может наброситься на хозяина и, страхуясь на этот случай, они подыскивали подходящее средство. В их представлении натравить друг на друга два тоталитарных режима являлось наилучшим выходом из положения.

Грязные игры

С этой целью во второй половине апреля 1939 г. британское правительство подбросило затравку советскому руководству – проект декларации, определяющей меры обеспечения мира и европейской безопасности. Одно из ее положений гласило: «…В случае акта агрессии против какого-либо европейского соседа Советского Союза, который бы оказывал сопротивление, можно будет рассчитывать на помощь советского правительства, если она будет желательна, каковая помощь будет оказана путем, который будет найден более удобным»^[27].

При этом британская сторона не брала на себя каких-либо встречных обязательств, и, видимо, не намеривалась. 28 марта 1939 г. министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс через своего посла в Вашингтоне конфиденциально информировал госдеп США об истинной позиции британского правительства на предстоящих переговорах с Советским Союзом. Она сводилась к тому, что «…Англия, приступая к переговорам с СССР, не намерена устанавливать с ним действительное сотрудничество»^[28].

Что касается позиция правительства Польши, вокруг которой ломалось столько копий, то она нашла отражение в телеграмме ее министра иностранных дел Ю. Бека, адресованной 14 мая 1939 г. послу в Лондоне Э. Рачинскому. В частности, он ориентировал его на то, что «…наша позиция по вопросу об англо-французских-советских переговорах не может быть ни отрицательной, ни положительной, поскольку в этих переговорах мы участия не принимаем…Мы, по-прежнему, придерживаемся той точки зрения, что договор о взаимной польско-советской помощи ускорил бы конфликт»^[29].

В Москве не знали об этой закулисной политической кухне и положительно отреагировали на предложения Лондона и Парижа. В течение апреля-мая 1939 г. по дипломатической линии между Советским Союзом, Великобританией и Францией шел обмен проектами будущего трехстороннего соглашения. Но дальше слов дело не шло, и тогда 23 июля советское руководство сделало радикальный, практический шаг – предложило организовать в Москве переговоры военных миссий, которые бы компетентно оценили угрозы в Европе и на этой основе определили меры по ее уменьшению.

Несмотря на то, что ситуации вокруг Польши обострялась с каждым днем, Британия и Франция прислали своих представителей только 11 августа. Примечательно, что руководители делегаций адмирал Р. Дракс, до этого призывавший к войне с СССР, и генерал Ж. Думенк не были уполномочены подписывать каких-либо документов. Перед отъездом в Москву Ж. Думенк был ознакомлен с директивой Генштаба Франции. В ней ему предписывалось: «…Не в наших интересах, чтобы он (Советский Союз. – Прим. авт.) оставался вне конфликта, сохраняя нетронутыми свои силы»^[30].

Переговоры в Москве продолжались до 18 августа и напоминали скорее разговор слепого с глухим. В это же самое время в Лондоне министр внешней торговли Британии Р. Хадсон проводил тайные встречи с посланцем Берлина, крупным специалистом в области экономики Г. Вольтатом. На них обсуждались вопросы будущего разграничения «жизненных пространств» между Британией и Германией.

За двое суток до их встречи, 16 августа в Берлине состоялась другая, не менее важная беседа полномочного представителя правительства Великобритании Г. Роппа и идеолога нацистской партии А. Розенберга. На ней фактически была предрешена судьба Польши. В лице Г. Роппа Германия получила важный сигнал: ее агрессия против Польши не встретит со стороны Великобритании решительных военных действий.

В частности, Г. Ропп дал понять А. Розенбергу: «…Возможен такой вариант, что Германия быстро покончит с Польшей. Хотя к этому времени война (с Англией и Францией будет объявлена. – Прим. авт.), в этом период она будет вестись обеими сторонами как оборонительная… поскольку из-за государства, которое уже практически прекратило бы свое существование в первоначальном виде, ни Британская империя, ни Германия не поставили бы на карту собственное благополучие»^[31].

В Москве об этой двойной игре британских и французских партнеров по переговорам начали догадываться и все-таки до последнего рассчитывали на их благоразумие. А для Берлина она не составляла никакого секрета, но опасение, что в ходе переговоров Москве удастся склонить к своему варианту соглашения Лондон и Париж, вынудили А. Гитлера играть на опережение.

Хорошо зная коварство британских правителей и помня уроки прошлого, когда война Германии на два фронта привела ее к поражению, А. Гитлер решил на время нейтрализовать одного из будущих противников. 15 августа 1939 г. германский посол Ф. Шуленбург в устной форме довел до советских руководителей позицию Гитлера. В частности, в беседе с В. Молотовым он сказал: «…В настоящее время они (Британия и Франция. – Прим. авт.) вновь пытаются втравить Советский Союз в войну с Германией. В 1914 г. эта политика имела для России худые последствия. Интересы обеих стран требуют, чтобы было избегнуто навсегда взаимное растерзание Германии и СССР в угоду западным демократиям»^[32].

Одновременно с действиями Ф. Шуленбурга в Москве в самом Берлине в глубочайшей тайне готовился визит Г. Геринга в Великобританию для встречи с Н. Чемберленом. Она была назначена на 22 августа и должна была состояться в загородной резиденции премьера в Чекерсе. На ней предстояло согласовать детали будущего германо-британского соглашения.

Чаши весов в судьбах Европы и мира на время застыли. Игра политиков перешла в эндшпиль. Всего один неверный ход, и она могла либо ввергнуть собственный народ и народы других стран в бездну немыслимых страданий либо дать надежду на мирный исход драмы, разворачивавшейся в Европе. Но, к сожалению, в очередной раз непомерные амбиции и цинизм британских и французских политиков взяли верх над здравым смыслом и уважением к человеческой жизни.

А И. Сталин все еще надеялся, что на переговорах с британцами и французами удастся добиться прорыва и потому предложение Ф. Шуленбурга отклонил. Но надежде не суждено было сбыться. Переговоры зашли в тупик. Причиной стало отсутствие со стороны британской и французской делегаций вразумительных ответов на конкретные предложения советских представителей, а также позиция Польши, категорически отказавшейся пропустить через свою территорию части Красной армии, в случае агрессии против нее Германии. Стороны вынуждены были взять тайм-аут в переговорах до 21 августа.

Паузой тут же воспользовались в Берлине. И. Сталину было сделано предложение, не оставлявшее ему выбора. 20 августа 1939 г. А. Гитлер направил в адрес советских руководителей срочную телеграмму с предложениями, больше напоминавшими ультиматум. В ней говорилось: «…В отношениях Германии с Польшей может каждый день разразиться кризис, в который будет вовлечен Советский Союз, если он не согласится безотлагательно на подписание договора о ненападении. Поэтому я (А. Гитлер. – Прим. авт.) еще раз предлагаю Вам (И. Сталину. – Прим. авт.) принять моего министра иностранных дел во вторник 22 августа, самое позднее – в среду 23 августа. Имперский министр иностранных дел будет наделен всеми чрезвычайными полномочиями для составления и подписания пакта о ненападении»^[33].

Политическая схватка в Европе достигла кульминации. Ее исход уже определяли не дни, а часы. И. Сталин решил выбрать из всех зол, как ему казалось, наименьшее. В ситуации, когда Великобритания и Франция завели в тупик переговоры о заключении тройственного договора, направленного на обуздание фашистской угрозы в Европе, а Красная армия вела ожесточенные бои с японцами на реке Халхин-Гол, советским руководителям ничего другого не оставалось, как начать свою игру, чтобы выиграть время и оттянуть неизбежную войну на западных границах СССР.

23 августа 1939 г. в Москве В. Молотов и И. Риббентроп подписали советско-германский пакт о ненападении сроком на 10 лет.

Известно: договоры заключаются для того, чтобы затем их нарушать. Опытные дипломаты В. Молотов и И. Риббентроп, ставя свои подписи под документами, это хорошо знали и потому не питали иллюзий в отношении долговечности мирных отношений между Советским Союзом и Германией. В сложившейся ситуации мирный договор с Германией был необходим Советскому Союзу как воздух. Вести войну на три фронта: против Японии, захватившей весь северо-восток Китая и грозовой тучей нависавшей над советским Дальним Востоком и Забайкальем, против Германии на западе и… против Франции с Великобританией на юге, было равносильно самоубийству.

Открытие третьего фронта – в советском Закавказье – на фоне переговоров с британской и французской делегациями, возглавляемыми адмиралом Р. Драксом и генерал Ж. Думенком, представлялось в Кремле верхом цинизма и безответственности. Первоначально в Москве отказывались верить сообщениям своих разведчиков о подготовке Франции и Великобритании к нападению на СССР. Советское руководство не допускало мысли о том, что партнеры по переговорам Франция и Великобритания вели двойную игру и в тайне планировали нанести удар под дых – по Закавказью. Поэтому донесения в Центр нелегальных резидентов Ш. Радо и А. Дейча о том, что в глубочайшей тайне, в тиши армейских кабинетов узким кругом французских и британских офицеров разрабатывается план военных действий против СССР в Закавказье, воспринимались И. Сталиным как провокация.

Однако новые факты, поступавшие к нему по разведывательным и дипломатическим каналам, все меньше оставляли сомнений в том, что война в Закавказье может стать реальностью. Так, летом 1939 г. в Турции появились группы французских и британских специалистов. С их участием в спешном порядке создавалась сеть военных аэродромов, а затем началась переброска эскадрилий бомбардировщиков ВВС Франции и Великобритании.

Таким образом, план военных действий коварных французов и англичан в советском Закавказье не был игрой воображения советских разведчиков. Во французском Генштабе он получил кодовое название «Южный план». Его непосредственной разработкой занимались генерал М. Гамелен и адмирал Ж. Дарлан. Планом предусматривалось нанесение массированных бомбовых ударов по нефтепромыслам Баку с территории Турции. Он не был отменен даже после того, как пала Польша, а Германия заняла более жесткую позицию в отношениях с Францией и Великобританией.

С приближением весны война в Закавказье против СССР становилась все более реальной. «…В первой половине апреля французское правительство трижды обсуждало доклад генерала М. Вейгана о подготовке нападения на Советский Союз, несмотря на то, что Германия уже вторглась в Данию и Норвегию. Премьер-министр Франции П. Рейно, сменивший Даладье, требовал, чтобы все приготовления к нападению на Баку были завершены в двухнедельный срок»^[34].

После доработки плана М. Вейганом, правительство Франции утвердило его. Срок нападения на Советский Союз был установлен на конец июня – начало июля 1940 г. Но военная операция «Южный план» так и осталась на бумаге. Этот заматеревший, почувствовавший запах большой крови хищник – фашистская Германия – набросился на тех, кто его вскормил.

10 мая 1940 г. войска вермахта, реализуя военно-политические цели плана «Рот», вторглись во Францию. Ее армия, считавшаяся одной из лучших в Европе, проигрывала одно сражение за другим и стремительно откатывалась вглубь страны. Помощь союзников – британцев – не спасла положения. К 26 мая 1940 г. основные их силы, а также остатки французских и бельгийских войск были заперты вермахтом на узкой прибрежной полосе у порта Дюнкерка. Над ними нависла угроза полного уничтожения, и тогда У. Черчилль, сменивший на посту премьер-министра Н. Чемберлена, принял горькое для чести британцев, но вынужденное решение. Чтобы избежать полного разгрома британского экспедиционного корпуса и сохранить остатки французских войск, он дал команду на проведение операции «Динамо» – их эвакуацию в Великобританию.

Дни Франции были сочтены. В сложившейся ситуации, как и в случае с Польшей и Чехословакией, союзница Франции – Великобритания – решила урвать свой кусок от агонизирующей жертвы фашистов. 3 июля 1940 г., в то время, когда несколько тысяч французских и бельгийских военнослужащих стояли на смерть, прикрывая эвакуацию из Дюнкерка, британская эскадра под командованием вице-адмирала Д. Соммервилла в далеком Оране (порт в Алжире) блокировала французский флот. На его предложение сдать корабли или потопить их, французы ответили отказом. Завязался бой, в ходе которого французы потеряли 1 300 моряков и три линкора.