Николай Лузан
Drang nach Osten. Натиск на Восток
Часть 1. «Повивальные бабки» Второй мировой войны. Кто на самом деле раздувал ее пожар
Корни Второй мировой войны, «повивальными бабками» которой являлись финансово-промышленные группы Германии, Великобритании Франции и США, надо искать не в 1939 г. и даже не в 1933 г., когда А. Гитлер и нацисты пришли к власти, а гораздо раньше.
28 июня 1919 г. закрылась последняя, кровавая страница в истории Первой мировой войны. В тот день в Париже, в Версальском дворце был заключен мирный договор между странами победительницами – Антантой – и побежденной стороной, Германией. Союзнице Антанты – России, ставшей большевистской, места за тем столом не нашлось. Она превратилась не только в изгоя, а стала кошмаром для победителей. Заявления большевистских вождей: «…Мы назло буржуям мировой пожар раздуем!» – в Лондоне, Париже и Вашингтоне воспринимали со всей серьезностью.
В феврале 1925 г. министр иностранных дел Великобритании О. Чемберлен в секретной записке, направленной главам делегаций, участвовавшим в Локарнской конференции, писал: «Советская Россия нависала, как грозовая туча, над восточным горизонтом Европы – угрожающая, не поддающаяся учету, но, прежде всего, обособленная».
Далее он предлагал партнерам по переговорам – Франции, Италии, Бельгии, Польше и Чехословакии – «…определить политику безопасности вопреки России, пожалуй, именно из-за России»[1].
Что касается Германии, то она, в отличие от большевистской России, поддавалась учету. Здесь, как говорится, чего не бывает между «своими», победители решили примерно наказать ее за непомерные амбиции и чрезмерные захватнические аппетиты. Версальский договор низвел Германию до третьесортной державы. Ее заморские территории отошли Великобритании, Франции и Нидерландам. Кроме того, Франции она возвратила Эльзас и Лотарингию, Дании – часть Шлезвига (после плебисцита), а Польше – значительную часть земель с т. н. Данцигским коридором, отделившим Восточную Пруссию от остальной части Германии.
Но самым болезненным в Версальском договоре в восприятии немцев было то, что им собственными руками подлежало ликвидировать предмет национальной гордости – армию и флот. Германия вынуждена была полностью уничтожить артиллерию, а в Санта-Флоу – затопить флот. Ей запрещалось иметь военную авиацию и подводные лодки. Общая численность армии сократилась до 100 000, а ее функции свелись к полицейским – поддержанию внутреннего порядка. Кадровый состав, офицеры – костяк армии – был распущен. Воинственный германский дух, казалось бы, на долгие годы был наглухо запечатан в урезанных границах рейха.
Если говорить об экономическом положении Германии, то, по оценке У. Черчилля, «…экономические статьи договора были злобны и глупы до такой степени, что становились бессмысленны. Германия была принуждена к выплате баснословных репараций»[2].
В то же время политики стран-победительниц, продолжая публично заявлять, что заставят Германию заплатить «все до последнего пфеннига», за кулисой делали обратное. По признанию того же У. Черчилля, «…Германии было предоставлено, главным образом, Соединенными Штатами и Великобританией, более полутора миллиардов фунтов стерлингов, что дало ей возможность быстро ликвидировать разрушения, причиненные войной»[3].
Наряду с оказанием финансовой помощи ряд крупных американских компаний принял непосредственное участие в восстановлении и модернизации ведущих промышленных гигантов Германии, таких как химический концерн «ИГ Фарбениндустри» (во время войны выпускал отравляющий газ, использовавшийся для умерщвления заключенных концентрационных лагерей), «Опель», нефтяного концерна «Дойчамериканише петролиум», угольного концерна «Гуго Стиннес» и многих других.
Именно США и Великобритания сыграли ключевую роль в возрождении экономической, а затем и военной мощи Германии. В 1924 г. они инициировали разработку специального плана о новом порядке репарационных выплат Германии странам-победительницам в Первой мировой войне, получившего название «план Дауэса» – по имени председателя международного комитета экспертов, созданного при Комиссии по репарациям, в прошлом генерала армии США Ч. Дауэса. Разработанный комитетом план был утвержден 16 августа 1924 г. на международной конференции в Лондоне и вступил в силу 1 сентября того же года.
В рамках «плана Дауэса» Германия, в основном от США, за пять лет получила кредитов на сумму в 21 млрд. марок, что позволяло ей безболезненно производить выплаты по репарациям и одновременно развивать свою экономику. По признанию германского банкира Я. Шахта, Германия «…получила столько же иностранных займов, сколько их получила Америка за сорок лет, предшествовавших Первой мировой войне»[4].
Благодаря этой помощи уже в 1929 г. Германия вышла на третье место в мире по экспорту продукции – 9,2 %. Впереди нее были только США (15,6 %) и Великобритания (10,7 %).
Вслед за этим победители Германии приоткрыли ей дверь и на международную политическую кухню. В феврале 1925 г. на конференции в Локарно она уже участвовала не только в качестве провинившегося. Победители, еще раз строго спросив с Германии за «шалости» 1914–1919 гг., обошедшиеся народам Европы в десятки миллионов человеческих жизней, показали путь, на котором ей необходимо было искать решение своих экономических и социальных проблем – «Drang nach Оsten». Обозначен он был на конференции в Локарно. По ее итогам участники подписали пакт, развязавший руки Германии на восточном направлении.
Первая его статья устанавливала «…сохранение территориального «статус-кво», вытекающего из границ между Германией и Францией, между Германией и Бельгией, и неприкосновенность указанных границ.».
А вторая статья обязывала эти страны «…не предпринимать друг против друга какого бы то ни было нападения или вторжения и ни в каком случае не прибегать к войне друг против друга»[5].
Что касается нерушимости границ Германии на востоке, то руководители Польши и Чехословакии – А. Скшинский и Э. Бенеш – подписали с Германией всего лишь арбитражные договоры. Их смысл состоял в том, что вместо гарантии польско-германских, чехословацко-германских границ, решение всех спорных вопросов отдавалось в ведение согласительных комиссий, в состав которых входили представители обеих сторон и назначенные ими же представители третьей страны.
Министру иностранных дел Германии Г. Штреземану даже не понадобилось напрягаться, чтобы понять, на какой путь толкают будущий военный каток будущего рейха партнеры по переговорам в Локарно. Он тут же воспользовался ситуацией, чтобы ослабить путы Версальского договора. Обращаясь к участникам конференции, Г. Штреземан заявлял: «Если против Советской России начнется война, то Германия не может считать себя безучастной и должна будет, несмотря на трудности, выполнить свои обязательства»[6].
Его заявление нашло поддержку со стороны остальных участников конференции. И Г. Штреземан поспешил развить успех. Он поставил перед ними вопрос о вооружении Германии и нашел союзника в лице О. Чемберлена. Тот сказал: «Германия станет союзником всех остальных государств – членов Лиги. Ее сила станет их силой. Ее слабость станет их слабостью. Все остальные государства будут вынуждены оказывать помощь Германии, и те, кто разоружил Германию, должны опять вооружить ее»[7].
Заручившись поддержкой Лондона и Парижа, за которыми маячила тень Вашингтона, воротилы германского бизнеса и армейская верхушка рейхсвера, жаждавшие вернуть утраченные позиции и снова побряцать оружием, занялись поиском внутренней политической силы, которая бы смогла собрать в один крепкий кулак общество, пережившее чудовищную национальную катастрофу и находившееся в глубочайшей депрессии.
Компартия Германии с ее лидером Э. Тельманом, имевшая тесные связи с большевистской Россией и пользовавшаяся широкой поддержкой в рабочей среде, по определению не могла быть союзником боссов «Стального треста» – Ф. Тиссена, «Рейнско-Вестфальского угольного синдиката» – Э. Кирдорфа, банкира Я. Шахта и других – в осуществлении реваншистских планов. Для них коммунисты являлись внутренним врагом номер один. Социал-демократы с их либеральными взглядами также не годились на роль спасителя нации. И тогда «тиссены», «шахты» и «кирдорфы» обратили внимание на крикливую и напористую публику – нацистов и их лидера А. Гитлера, которые быстро набирали политический вес в обществе и стремительно пополняли свои ряды. В 1925 г., когда они вышли из прокуренных мюнхенских пивных, то их было всего 17 000 человек, а через два года численность нацистской партии возросла в 2 раза и превысила 40 000. Причина столь стремительного роста ее популярности была связана с тем, что А. Гитлер и его окружение, хорошо зная психологию своего народа, умело использовали в своей пропагандисткой деятельности уязвленное и униженное национальное чувство. И об этом он цинично писал:
«…Перед Бисмарком благоговели! Почему? Широкие массы любят мужественность, потому что они женственны; они хотят, чтобы их вели, и не желают иметь такого ведущего, который бы говорил им: это можно сделать одним путем, можно другим, а возможно, и еще как-нибудь. Массы хотят человека, который, топнув сапогом, говорит: вот правильный путь»[8].
Еще лучше А. Гитлер знал, чего хотели от политика большой бизнес и военные. На встречах с ними он неустанно твердил о необходимости восстановления Германией статуса великой державы. И его услышали.
В апреле 1927 г. А. Гитлер был приглашен на встречу с 400-ми крупнейшими предпринимателями Рура. Она проходила на вилле стального «короля» А. Круппа. На ней фашисты и толстосумы быстро нашли общий язык. А. Гитлер гарантировал бизнесу неприкосновенность собственности и рост прибылей, военным обещал возрождение былой мощи армии, а главное, заверил их в том, что раз и навсегда покончит в Германии с коммунистической заразой и установит твердый порядок. В ответ бизнесмены открыли перед ним свои кошельки. Тиссен одним из первых внес в фонд нацистов 3 млн. марок, его примеру последовали другие. С того времени фашистская партия стала расти как на дрожжах. В 1928 г. ее численность уже составляла 100 000, в 1929 г. – 178 000, в 1930 г. – 380 000, а к концу 1931 г. – превысила 800 000 человек.
Накануне бури
К высшей власти в Германии нацистам оставалось сделать всего один шаг. И они его сделали, это стало их фирменным стилем – провокация и еще раз провокация. 27 февраля 1933 г. в Берлине, в пленарном зале рейхстага вспыхнул пожар. Нацисты во главе с А. Гитлером обвинили в нем коммунистов. Уже на следующий день президент П. Гинденбург издал чрезвычайный декрет «О защите народа и государства». Он развязал руки нацистам. После выборов в рейхстаг 5 марта они завоевали всего 288 и из 647 мест, но, опираясь на декрет, аннулировали 81 мандат коммунистов.
Спустя месяц, 24 марта 1933 г. большинством голосов (441 голос – «за» и 91 – «против») депутаты рейхстага предоставили А. Гитлеру чрезвычайные полномочия сроком на четыре года. И он не замедлил воспользоваться ими. Компартия Германии подверглась разгрому, по стране покатилась волна повальных арестов оппозиционеров, а на обывателя обрушились потоки пропаганды, замешанной на махровом национализме. И она сделала свое дело. За короткое время нацисты совершили невозможное – вывернули наизнанку Германию, степенных и рассудительных «гертруд» и «гансов». Рожденные их безумием идеи пещерного национализма, подобно тифозным вшам, заразили нацию. Страна под грохот барабанов, пока еще штурмовых отрядов нацистов, становилась на рельсы войны. А. Гитлер и его рупор – будущий министр пропаганды Й. Геббельс, уже не стесняясь, во всеуслышание заявляли о несправедливости существующего миропорядка и требовали от США, Великобритании и Франции выпустить Германию из «подполья» экономической и политической изоляции.
Призывы не остались без ответа. В 1933 г. Я. Шахт по приглашению руководства США посетил страну и имел встречи с президентом Ф. Рузвельтом и представителями крупного бизнеса. Их результатом стало предоставление правительству А. Гитлера новых займов общим объемом около 1 млрд. долларов и активное участие американских концернов в развитии ее экономики. К началу 1940 г. на территории Германии действовало около 60 филиалов таких крупнейших американских компаний как «Дженерал электрик», «Стандард ойл», «Форд» и многих других.
В целом, капиталовложения в предвоенную экономику Германии, согласно данным авторов «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг.»[9], по годам выглядят следующим образом:
Это позволило Германии в кратчайшие сроки провести модернизацию промышленности и тем самым обеспечить бурный рост ее основных отраслей. Так, производство продукции машиностроения с 1933 по 1938 гг. увеличилось в 4 раза. Еще больше возрос выпуск важнейших военно-стратегических материалов. Так, например, выплавка алюминия составляла в 1932 г. 19 000 тонн, а к 1939 г. достигло 194 000 тонн, что превысило производство этого металла во всех странах Европы, вместе взятых.
«…С помощью американских монополий германские промышленники довели к 1938 г. выработку синтетического горючего до 1 600 тыс. тонн. К началу Второй мировой войны Германия имела самый большой в мире парк металлообрабатывающих станков – 1,6 млн. единиц… В 1939 г. военное производство Германии в 2,5 раза превышало уровень 1933 г. – первого года фашистской диктатуры»[10].
Одновременно с серьезными капиталовложениями США и Великобритании в экономику Германии в 1935 г. с нее было снято еще одно ярмо – финансовое. Она полностью прекратила выплату по репарациям, установленным Версальским договором. Выпуская Германию из экономического и политического подполья, Лондон и Париж преследовали далеко идущие цели. Почву им давали приватные беседы с фашистскими функционерами, в них они недвусмысленно намекали, что Германии крайне необходимо расширение жизненного пространства, и убеждали своих британских и французских собеседников в том, что вектор движения будет направлен на Восток – на большевистскую Россию.
Ныне в Париже и Лондоне предпочитают не вспоминать о той своей позорной, соглашательской позиции с фашистами, но она была. Свидетель ее, У. Черчилль, ссылаясь на свои беседы с германским послом в Англии И. Риббентропом, позже вспоминал:
«…Он сказал мне, что ему предлагали пост министра иностранных дел Германии, но что он просил Гитлера отпустить его в Лондон, чтобы добиться англо-германского союза….Немцы, быть может, и попросят вернуть им немецкие колонии, но это, конечно, не кардинальный вопрос. Важнее было, чтобы Англия предоставила Германии свободу рук на востоке Европы. Германии нужен лебенсраум, или жизненное пространство, для ее все возрастающего населения. Поэтому она вынуждена поглотить Польшу и Данцигский коридор. Что касается Белоруссии и Украины, то эти территории абсолютно необходимы для обеспечения будущего существования германского рейха, насчитывающего 70 млн. душ»[11].
В Лондоне – давнем ненавистнике Москвы – сигналы фашисткой верхушки приняли и поспешили снять последний заслон на пути милитаризации Германии. 18 июня 1935 г. было заключено новое англо-германское соглашение, которое торпедировало еще одно положение Версальского договора. Согласно соглашению, Германия получала право иметь флот, составляющий 35 % от английского, а по подводным лодкам – даже 45 %. Позже, на Нюрнбергском процессе И. Риббентроп показал: «…Гитлер и я были весьма довольны этим договором. Гитлер был счастлив как никогда».
Спустя пять лет, в 1940 г., это «счастье Гитлера» обернулось для Великобритании потерями сотен военных и торговых судов, затонувших после атак подводных лодок подчиненных адмирала К. Деница, кошмарными бомбардировками Лондона люфтваффе Г. Геринга и тысячами безвинных жертв. Так в 1935 г. коварные британские политики, вскормившие фашизм в Германии, перехитрили самих себя.
Между двух огней
Оказавшись между двух огней – советской Россией, не расставшейся с планом: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем» (мировую революцию. – Прим. авт.), и нацистской Германией, обещавшей установить «новый порядок», Вашингтон, Лондон и Париж сделали выбор в пользу последней. Страх буржуа перед большевистской Россией оказался сильнее, чем перед фашисткой Германией. Сотни тысяч русских эмигрантов, осевших в Париже, Лондоне, Белграде, Вене, среди которых было немало «князей голубых кровей», являлись суровым напоминанием респектабельным господам о том, что их ждет, если под стенами родовых замков и офисов чеканным шагом промаршируют колонны «революционных масс». Кроме того, жуткие воспоминания о неудавшихся социалистических революциях в 1918 г. в Венгрии, в 1923 г. – в Германии и Болгарии, в 1924 г. – в Эстонии, зловещий «призрак» которых пытались пробудить советские вожди, опутывая Европу невидимой сетью Коминтерна и разведывательных резидентур, вынуждали их «копать подкоп под ненавистную советскую власть».
До конца 1920-х гг. у Запада еще существовали некоторые надежды на смену власти в России. Их питали наличие многочисленной и довольно сплоченной силы в лице различных антисоветских организаций и центров, действовавших в большинстве стран Европы, а также судебные процессы в СССР над политическими противниками И. Сталина. Они порождали в Париже, Лондоне и Вашингтоне иллюзию слабости его власти. К концу 1930-х гг. от нее не осталось и следа. Внутренняя оппозиция И. Сталину перестала существовать: она превратилась в лагерную пыль, теперь только он один колосом возвышался на выкошенном политическими репрессиями политическом поле.
Его политическая мощь ВКПб, растущая не по дням, а по часам экономика СССР вынудили буржуа идти на союз с самим дьяволом – Гитлером. Помимо политических причин для такого союза с нацистами у буржуа существовали и экономические. Неисчерпаемые природные ресурсы, энтузиазм масс, питавших веру в идеи социализма и огромная творческая энергия новой советской интеллигенции превращали СССР в опаснейшего для Запада конкурента.
Индустриализация, проведенная в СССР в небывало сжатые сроки, дала мощнейший толчок развитию промышленности. Старт ей положила первая пятилетка – 1929–1934 гг. Начинать ее приходилось в тяжелейших условиях: по своим основным производственным показателям страна значительно отставала не только от передовых стран Запада – США, Великобритании и Франции, но и значительно уступала царской России образца 1913 г.
Так, в СССР, в 1928 г., накануне первого года первой пятилетки, производство чугуна еще не достигло уровня 1913 г. и было чуть больше 3 млн. тонн, выплавка стали незначительно превысила аналогичный показатель и составила 4,3 млн. тонн, а по остальным основным параметрам эти цифры оказались еще скромнее. Всего через пять лет с начала первой пятилетки то, что произошло в СССР, иначе как настоящим чудом не назовешь. За период 1929–1934 гг. производство промышленной продукции возросло в 2,7 раза по сравнению с 1913 г. В строй было введено более 1,5 тыс. крупных предприятий, таких как Магнитогорский и Кузнецкий металлургические комбинаты, которые и сегодня определяют развитие этой отрасли в России. В Харькове, Волгограде, Москве и Нижнем Новгороде с нуля были построены тракторные и автомобильные заводы. На Украине возник мощнейший энергоузел – Днепровская ГЭС. Крупнейшая угольно-металлургическая база была создана на востоке страны – в Кузбассе, давшая гигантское ускорение развитию промышленности всей Восточной Сибири.
В результате целеустремленной организаторской работы руководителей государства, помноженной на энтузиазм населения, а не подневольного труда заключенных ГУЛАГа, как это пытаются преподнести некоторые ненавистники советского прошлого, а по сути, очерняющих самоотверженное служение своих отцов и матерей Отечеству и светлой идее, страна, подобно комете, вырвалась из исторического небытия и яркой, привлекательной для трудового человека звездой надежды засияла на мрачном капиталистическом небосклоне. Небосклоне, подсвеченном зловещими всполохами расправляющего плечи нацизма в Италии и Германии.
Заявления некоторых нынешних предвзятых критиков того периода развития нашей страны о том, что тот экономический прорыв был обеспечен якобы рабским трудом, реками крови и жизнями миллионов людей, не выдерживает никакой критики. Да, был тяжкий, изнурительный, но не рабский, а в первую очередь творческий и вдохновенный труд. Это могут подтвердить не кабинетные историки, наглотавшиеся архивной пыли, и краснобаи из литературных салонов, а те немногие, кто еще остался жив и действительно творил историю нашей страны.
Да, были холод и голод; да, были жертвы. А разве их не было, когда царь Иван Грозный огнем и мечом собирал Россию? А что, Россия Петра Великого одним божьим словом создавалась? Город на Неве, которым мы сегодня гордимся и восхищаемся, горно-рудные заводы на Урале – этот опорный край державы, верфи в Петербурге, Азове и Архангельске фактически стоят на костях тысяч и тысяч русских крестьян. Такова, видимо, судьба России – каждый раз «себя в бореньях обретая», платить высокую человеческую цену.
И не вина наших дедов в том, что бездарный и безвольный правитель – император Николай – в феврале 1917 г. не только не сумел спасти и защитить великое наследие славных предков, но и безропотно повел свою семью на заклание; семью – пять несчастных женщин и царевича Алексея, которым их коронованные родственники в Лондоне отказали в защите и приюте. Лондон, Париж и Вашингтон вовсе не интересовала судьба Романовых, более того, они являлись помехой в замышлявшейся глобальной перекройке России. Еще не успели остыть тела Романовых, как британский, французский, американский и японский экспедиционные корпуса, а также банды более мелких хищников принялись рвать и терзать на части Россию. В 1918 г. тринадцать стран Антанты предприняли попытку оккупировать Россию. Они рвались к бакинской нефти, черноземам Украины, углю Донбасса, несметным богатствам Сибири, но на их пути встали большевики и победили. Главным оружием большевиков стала не винтовка, а Слово. Слово, которое дало надежду крестьянской России на то, что ее вековая мечта, наконец, воплотится в жизнь, и крестьяне станут хозяевами своей земли.
25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 г. большевики своим Обращением к гражданам России перевернули страну. Оно заняло всего четверть газетной страницы, но по своему значению перевесило все многопудовые решения царского и Временного правительства.
«К ГРАЖДАНАМ РОССИИ!
Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства – это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!
Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов.
25 октября 1917 г., 10 ч. утра».
Россия Романовых, Россия Керенского, бросившая гнить в окопы миллионы крестьян и рабочих, истерзанная бессмысленной и жестокой войной, ставшая в тот день советской, поднялась с колен. Они, еще вчера безродные «иваны» и «марьи», а сегодня – «кто был никем, а стал всем», бились не на жизнь, а на смерть за власть, которая дала им то, о чем их предки мечтали столетия: свободу от эксплуататоров и землю в безвозмездное пользование.
Прошло чуть больше 20 лет. Российская империя, казалось бы, канула в 1917 г. в небытие, а возникшая на ее обломках в муках и крови советская, которой надменный Запад отвел место на исторических задворках, снова заявила о себе. Нет, не штыком, а успехами в экономике, науке и культуре она по праву заняла ведущее место среди развитых стран мира.
Созданная за годы первой, второй и три года третьей пятилетки материально-техническая база СССР обеспечила прирост валовой продукции более, чем в 2 раза, по сравнению с 1932 г. и в 6 раз – по сравнению с 1913 г. Одни только Магнитогорский, Кузнецкий и Макеевский металлургические заводы, построенные за годы пятилеток, давали чугуна столько же, сколько все заводы России в 1913 г. Продукция машиностроения и металлообработки превысила дореволюционный уровень в 20 раз.
Общий объем продукции промышленности в 1937 г. «…по сравнению с 1913 г. увеличился в 6 раз. Промышленность развивалась невиданными в истории быстрыми темпами, которые были выше темпов индустриализации любой капиталистической страны…По объему промышленного производства СССР занял первое место в Европе и второе – в мире (после США)»[12].
Мощный рост советской экономики сопровождался серьезным улучшением материального благосостояния народа. Только за годы первой пятилетки «…заработная плата рабочих и служащих в народном хозяйстве выросла более чем в 2 раза. Средства государственного социального страхования возросли в 1932 г. более чем в 4 раза по сравнению с 1927/28 гг., расходы на здравоохранение и физическую культуру за счет средств государственного бюджета и других источников за этот же период увеличились в 3,2 раза и на просвещение – в 6 раз»[13].
Другим важнейшим показателем, характеризующим состояние экономики СССР того периода, является производительность труда. Ее цифра впечатляет: «…Советский Союз смог опередить капиталистические страны не только по темпам производства, но и по относительному росту производительности труда. По сравнению с 1913 г. производительность труда в США выросла в 1937 г. на 35 %, в Англии – 13 %, во Франции – на 29 %. За это же время производительность труда в Советском Союзе увеличилась более чем в 3 раза и составила в 1937 г. 318 % к уровню 1913 г.»[14]
Растущая индустриальная и военная мощь СССР строилась не на кнуте и рабском труде заключенных, как пытаются сегодня преподнести все те же отечественные ненавистники. На них, и это доказала история, мощного государства не создать. Да, работали без выходных и проходных, до кровавых мозолей, не жалели себя, добивались выдающихся рекордов. Но в основе всего этого и столь бурного и стремительного развития страны были не кирка и лопата, не НКВД и ГУЛАГ, а творческий вдохновенный труд. Его фундаментом стали качественное образование и высоконравственная культура.
По состоянию на 1913 г. в Российской империи неграмотных насчитывалось 78 %, а спустя всего 13 лет, в «…1926 г. в СССР среди населения в возрасте от 9 лет и старше было только 51,1 % грамотных, а среди отдельных национальностей грамотные составляли незначительный процент: у казахов – 9,1 %, якутов – 7,2 %, киргизов – 5,8 %, таджиков – 3 %, туркмен – 2,7 %»[15].
Большевистские вожди прекрасно понимали, что в непримиримой схватке с капитализмом победителем выйдет тот, кто создаст более эффективную, основанную на высокой производительности труда, экономику, в основе которой должен находиться человек, обладающий необходимой суммой современных знаний. На решение этой сверхзадачи были брошены все силы. С 1930 г. в стране вводится всеобщее бесплатное обучение в объеме четырехлетней начальной школы. С 1930 г. в промышленных городах, фабрично-заводских районах и рабочих поселках семилетнее обучение становится обязательным.
Для решения этих задач в стране было развернуто грандиозное школьное строительство. В рекордно короткие сроки, всего за 9 лет, удалось построить и ввести в строй 31 778 школ. К 1938 г. в них обучалось «…до 29, 6 млн. человек (в 1914 г. – 8 млн. чел.). Огромные успехи были достигнуты в союзных республиках. Например, число учащихся в Таджикской ССР к 1938 г. выросло по сравнению с 1914 г. в 682 раза»[16].
Одновременно с ликвидацией неграмотности закладывалась мощная научно-техническая база. За 6 лет в стране было создано 684 новых ВУЗа и образованы почти во всех союзных республиках Академии наук, а на Урале и Дальнем Востоке – их филиалы. Помимо них существовало 690 научно-исследовательских институтов, в которых в 1939 г. трудилось почти 100 000 человек. Все это вместе взятое позволило за период с 1929 г. по 1937 г. получить высшее и средне-специальное образование 1 460 000 человек. И это они – советские ученые и инженеры – своим самоотверженным, творческим трудом создали оборонный щит страны, позже защитивший ее от самой мощной на тот период времени промышленно-военной машины мира – фашистской Германии.
Решая задачи по обеспечению научно-технического прорыва, советская власть самое серьезное внимание уделяла умонастроению и состоянию души человека. Да, действовала хорошо отлаженная, жесткая идейно-пропагандистская машина, которая с детских лет воспитывала будущего гражданина в духе преданности идеям Ленина и Сталина, верности генеральной линии партии, но она же прививала ему чувство глубокого патриотизма и любви к Родине. И как знать, не будь всего этого, в 1941 г. смогла бы страна устоять перед фашизмом, а потом одержать победу над ним.
Глупо и смешно отрицать тот факт, что за предвоенные годы советская власть сделала немало для духовного развития человека труда и укрепления его здоровья.
«…В годы первой и второй пятилеток…количество профессиональных театров в 1932 г. увеличилось до 551, а в 1938 г. – до 787… все больше становилось новых киноустановок, количество которых выросло с 1,4 тыс. в 1914 г. до 27,6 тыс. в 1932 г…Количество клубов и учреждений клубного типа возросло с 34,5 тыс. в 1928 г. до 53,2 тыс. в 1932 г. Росло количество массовых библиотек, книжный фонд которых увеличился с 8,9 млн. экземпляров в 1913 г. до 95 млн. в 1934 г. Открывались новые музеи: если в 1913 г. их было 180, то в 1932 г. насчитывалось уже 732 музея…Разовый тираж газет, издававшихся в СССР, вырос с 9,5 млн. в 1928 г. до 35,5 млн. в 1932 г….В 1932 г. газеты издавались на 64 языках народов Советского Союза…Число больничных коек в городах с 1928 г. по 1932 г. увеличилось с 143 600 до 230 000»[17].
В центре духовной жизни 1930-х бесспорно находились книга и человек, с его духовными исканиями и устремлениями, а не материальными потребностями и меркантильными интересами. Люди той эпохи жили терзаниями Григория Мелехова из «Тихого Дона» М. Шолохова, сопереживали Василию Чапаеву одноименном кинофильме, отдавшему жизнь за советскую власть, и смеялись вместе с героями М. Булгакова из «Мастера и Маргариты».
