Николай Лесков
Литератор-красавец
«Как человеку не взобраться вверх по этому водопаду, – надменно промолвила красавица, – так иностранцу не завладеть сердцем итальянки».
Водопад, на который указала итальянка, был черт знает какой страшный – совсем неприступный. «Под острым углом сходились тут две неприступные голые стены, и по ним ниспадал водопад».
Но что же может удержать писателя Авенариуса?
«В два прыжка (говорит он в своих бесценных признаниях) я был у подножия водопада и лез уж вверх по его течению!»
«Безумец! Куда вы?» – не на шутку перепугалась девушка.
«За сердцем итальянки», – отвечал коротко Авенариус и «при известной ловкости», со «смертельною опасностью», «не хуже дикой кошки или ползучего растения», взлез до вершины обрыва, который «восходил до самых небес». Были там по этому пути и ущелья, сквозь которые другому бы ни за что не пронырнуть; «но я молод, тонок в талии, в движениях эластичен (рассказывает о себе наш Чурила), и протиснулся». Дело он сделал, по его описанию, сверхъестественной трудности, и вы действительно ничего подобного не найдете даже в описании опасностей, которым подвергался Тиндаль, исследуя альпийские ледники. Были моменты в этом подвиге, когда даже сам неустрашимый Авенариус отчаивался в своем спасении и, вися над бездною, спрашивал: «Господи! ужели так и покончить? свеж, здоров, полон светлых надежд…»
Ну, а если бы он там и покончил-то! Представьте! только представьте себе, российский читатель, всю скорбность столь рановременной утраты человека на нашем теперешнем-то литературном безлюдье! Кто у нас так может писать, как г. Авенариус? Положительно никто… Но, dei gratiae[1], он спасся; он долез куда-то, он «растянулся» на траве и вскоре почувствовал у себя, на самом вдохновенном челе своем, мягкую ладонь.
«– Слава богу, жив… – послышался голос Анджелики. – Отчего он не итальянец!
Я (говорит красавец) раскрыл глаза и счастливо улыбнулся.
Итальянка вспыхнула и отдернула руку.
– Я думала, вы померли, – пробормотала она».
Извольте их разобрать, этих итальянок! Будь он их итальянец, так она б его небось зацеловала-замиловала, потому что уж видно, что невтерпеж ей совсем от своих влечений к нашему Чуриле; но как он «поганый русский», а не их макаронник, так ей даже досадно, что «растянулся» он с остатками жизни, а не совсем мертвый!
Страшные женщины!
И действительно: чуть только наш дорогой соотечественник и наш талантливый писатель стал на свои резвые ножки, как уж эта Анджелика потребовала от него еще «нового подвига», который, пожалуй, еще пострашнее неприступного водопада. А именно: эта скверная девчонка, чтобы еще раз испытать любовь и храбрость г. Авенариуса, послала его в горы к свирепым бандитам.
