Николай Леонов
Тайна золотого обоза
Кончилось тем, что какая-то наемная шлюшка накатала на него «телегу», будто он пытался ее изнасиловать. Евгения сразу же, даже не проведя положенной служебной проверки, кинули в СИЗО. Началось следствие. Дело попахивало реальным сроком, но, как видно, и у него где-то в верхах нашлись свои сторонники. Поэтому через несколько дней оперу предложили: или он увольняется по собственному, или садится по «грязной» статье. Понимая, что на него «наехали» структуры очень не слабые, он согласился уволиться…
– А когда это было? – Гуров вопросительно взглянул на сержанта.
– Да еще году в девяносто девятом. Я тогда еще только в пятый класс ходил, – хохотнул Володька.
Как далее он поведал, Миллениум начал заселяться «с колеса», еще когда только строился. Как-то Евгений вел кладку на пару с Васильичем, возводя очередной дворец, а в соседний, уже готовый дом в этот момент въезжали жильцы.
Лишь мельком взглянув на новосела, бывший опер схватился за голову. Он узнал в нем того самого мошенника, который во времена ваучерной приватизации облапошил сотни (если не тысячи!) человек, за фальшивые доллары скупая у них ваучеры, которые потом менял на акции «Россвязи». Как видно, жулик хорошо знал, что это ведомство – не какие-нибудь фальшивые «нефтьалмазинвесты».
К концу девяностых ее бумаги в цене подпрыгнули столь высоко, что этот жулик в момент стал долларовым миллионером. Евгений за время своей работы его задерживал дважды. И за ваучеры – он тогда еще только начал работать после школы милиции, и в девяносто седьмом за махинации при обмене старых денег на новые. Но толку с этого было мало. По неведомым причинам суды его оправдывали, что называется, «с порога». Как видно, у этого мошенника все и везде было куплено.
– Ну а что удивляться? Сказал же кто-то из классиков: в основе любого состояния лежит преступление… – философично изрек Крячко. – Ты, я так понял, с этим Евгением хорошо знаком?
– Ну, в общем-то, да, – сержант утвердительно кивнул. – Скажем так, по-родственному. Он зять Васильича. Его когда с работы выперли, жена сразу же к другому ушла. Вышла за торгаша, и они уехали в Финляндию. А Женька однажды шел вечером и увидел, как трое отморозков напали на девушку. Ну, он их в момент уделал, как щенков. Проводил ее до дому. А через месяц они поженились. Ну, вот, так он и стал у Васильича напарником.
– Его телефончик дай – вдруг он что-нибудь про этого Мартыняхина знает? – попросил Станислав.
– Не вопрос! – Володька двинул вверх левым плечом. – Кстати! Минут через пять подъезжаем к Пятницкому – тутошний райцентр. Заезжать будем?
– Да надо бы заехать… – лаконично определил Лев, взглянув на часы. – Пообщаемся с коллегами. Думаю, из Миллениума они уже должны бы вернуться. Знаешь, где тут райотдел?
– Честно говоря, не в курсе… – чуть смущенно признался сержант.
– Понятно… Значит, сейчас едем прямо, до городской площади, а там сразу направо, – глядя на приближающиеся пятиэтажки, пояснил Гуров.
Подпрыгнув на люке какой-то коммуникационной шахты, «Волга» побежала по городской улице с какой-то неуловимой печатью провинциальности.
Глава 2
Лев оказался прав. Опергруппа из «Приюта бедняков» уже вернулась. Опера передали прибывшим все наработанные ими бумаги – акт осмотра места происшествия, предварительное заключение судмедэксперта, протоколы допроса свидетелей и тому подобную канцеляристику. Внимательно просмотрев все эти материалы и, дополнительно к этому, дотошно порасспросив членов опергруппы, приятели были вынуждены сделать неутешительный вывод: стопроцентный «глухарь». Не случайно местные коллеги очень обрадовались, когда узнали, что это дело берет на себя Главк угрозыска.
Уточнив, в какой именно морг отправили умершего магната, Лев созвонился с судмедэкспертом Главка Дроздовым и поручил ему поработать с усопшим. Уточнив у коллег некоторые нюансы, касающиеся системы охраны Миллениума, внутреннего жизнеустройства поселка, статистики тамошних происшествий, опера отбыли в сторону «Приюта бедняков».
Минут через двадцать пути по лесистой территории, изобилующей сосновыми борами с рядами корабельных сосен, из которых в былые времена вытесывали мачты для парусных судов, они пересекли по вполне современному мосту извилистую речку и помчались по трассе, бегущей вдоль ее левого берега.
– Да, красивые тут места! – глядя из окна на прихотливые изгибы Вишневки с обширными затонами и лиманами, поросшими камышом, мечтательно отметил Крячко. – А рыбы-то тут, поди, полным-полно! Как-нибудь надо будет сюда наведаться с удочками и спиннингом. Как думаешь? – Он вопросительно взглянул на Гурова.
Тот в ответ лишь безнадежно махнул рукой, проворчав:
– Ага, порыбачишь с нашим Петром Николаевичем! Гарантия, что, как только закончим с Миллениумом, он тут же подкинет что-нибудь позанозистее, чтобы жизнь нам медом не казалась.
Стас на это недовольно поморщился.
– Сплюнь, а то и в самом деле запряжет! – сердито обронил он.
Оглянувшись, Лев рассмеялся.
– Плевать, насколько я помню, рекомендуется через левое плечо. А там ты сидишь, искуситель, ешкин кот… Так что давай уж обойдемся без этих знахарских прибабахов.
В этот момент, свернув влево, машина миновала очередную рощицу с дубами и березами, и опера увидели на пологом холме длиннющую зубчатую кирпичную стену с просторными воротами, оборудованными шлагбаумом. По краям ворот возвышались две островерхие декоративные башенки «а-ля Спасская». Из-за стены виднелись в окружении зелени крыши коттеджей разной этажности.
– Вот он, этот «миллиардерский рай», чем-то напоминающий или хронически осажденную крепость, или ИТК комфортабельного режима! – с нескрываемым сарказмом объявил Станислав. – Не-е, мужики, тут жить я не захотел бы. Ни за что! Гадючник, он и на миллиардерский лад – гадючник…
Они подъехали к воротам, и к ним тут же направились двое охранников «а-ля суперсекьюрити фром Голливуд» в черной форме, в кевларовых касках, в черных очках, с болтающимися на поясных ремнях резиновыми дубинками и пистолетами в кобуре. В киношной манере и даже с некоторым намеком на английский акцент «секьюрити» поинтересовались, кто и зачем прибыл в ЗТО (закрытый территориальный объект) Миллениум. Впрочем, предъявленные удостоверения сотрудников Главка угрозыска с парней спесь сразу же несколько сбили. Уже без «суперменских» интонаций они пояснили, куда именно надо проехать, чтобы найти дом Мартыняхина.
– Парни, а вы уверены, что человек, имеющий какие-то недобрые умыслы, попытается пробраться на территорию вашего ЗТО именно через эти ворота? Вы не допускаете, что ему куда проще перебраться через ограждение в каком-нибудь достаточно укромном месте? – выйдя из машины, поинтересовался Гуров.
Несколько опешив от его вопроса, парни поспешили заверить, что весь периметр поселка круглосуточно отслеживается камерами видеонаблюдения, на всем протяжении стены имеются датчики, улавливающие движение. Так что посторонним через стену не перебраться. Да и вдоль всех улиц есть камеры, работающие в круглосуточном режиме.
– Вот и отлично! – резюмировал Лев, окидывая взглядом открывающийся за воротами ландшафт поселка. – Мне нужны материалы видеоконтроля со всех улиц, прилегающих к дому Мартыняхина, за последние трое суток. Вот вам флеш-карта, поедем назад, будьте добры к этому времени подготовить!
«Волга» покатила вдоль роскошных вилл по просторной, с образцово-ровным асфальтом центральной «Пятой стрит» в сторону «Шестой авеню» (здесь даже улицы именовались на американский манер), где на их пересечении и обитал ныне усопший. Дом Мартыняхина выглядел не хуже, а в чем-то и круче соседских. В его архитектуре были смешаны псевдостарорусский стиль и ультрасовременный американистский хай-тек. Эдакая смесь княжеского терема с футуристическими постройками из голливудского фантастического боевика.
Охранник, с зевотцей прохаживавшийся во дворе вдоль роскошных кованых, с чернью и позолотой ворот, узнав о том, кто прибыл, скривил рот недоуменной подковой.
– Так опера сегодня к нам уже приезжали, – пробурчал он, доставая мини-рацию. – Джасто момент, господа!
«И этот туда же! Тоже косит под Голливуд!» – едва не рассмеявшись, мысленно отметил Гуров.
О чем-то переговорив со своими собеседниками, охранник вернулся к воротам и картинно развел руками.
– Госпожа Мартыняхина сказала, что ее и так уже очень утомили представители полиции, и поэтому она видеть больше никого не желает! – даже не сказал, а изрек он с оттенком некоторого высокомерия и затаенного злорадства.
На его лице прямо-таки было написано: «Ну что, съели? Вот не пущу вас сюда, и ничего вы мне не сделаете. Бу-у-у-у-у!..»
Измерив его взглядом, Лев уведомил совершенно невозмутимым голосом, со сдержанно-сочувственной улыбкой:
– В таком случае мы сегодня же пришлем обитателям этого дома, включая прислугу, повестки, согласно которым вам всем придется прибыть в Главк для дачи показаний. А всякий, уклонившийся от сотрудничества с правоохранительными органами, автоматически будет восприниматься как потенциальный подозреваемый. Как вам это?
Подхватив его мысль, Станислав продолжил, сверля охранника свирепым взглядом голодного бенгальского тигра:
– А если наши повестки будут проигнорированы, в дело вступит группа захвата спецназначения. И в Главк вы поедете уже на нашем спецтранспорте, в наручниках. Кстати! Что-то мне твое лицо знакомо… Ты у нас ни по каким делам не проходил? Прямо, гляжу, манеры у тебя очень уж характерные… Ну-ка, ну-ка, колись, сколько и по какой статье мотал?
Скисший и позеленевший охранник нервно огрызнувшись: «С меня судимость уже снята!» – спешно схватился за рацию и, отойдя в сторону, вновь что-то начал бубнить в микрофон.
Менее чем через минуту он вернулся и с недовольно-брюзгливым видом открыл калитку.
– Госпожа Мартыняхина готова вас выслушать и ответить на ваши вопросы… – пробурчал охранник, отступая в сторону.
– Я так думаю, для беседы с хозяйкой будет достаточно одного Льва Ивановича, – по-хозяйски, уверенно шагнув во двор и оглядевшись по сторонам, объявил Крячко. – А мы сейчас побеседуем с господином секьюрити. Вы не против? – Он с вызовом окинул взглядом отчего-то поеживающегося охранника.
Через украшенный витражами и отделанный ценными породами дерева вестибюль Гуров вошел в богато обставленный холл первого этажа, где его встретила хорошенькая, смазливая горничная с показательно-невинным взглядом. Изобразив книксен, девушка пригласила его пройти следом за ней. Они поднялись по роскошнейшей винтовой лестнице на второй этаж в гостиную с занавешенными черной тканью зеркалами.
В центре просторного помещения Лев увидел моложавую особу лет тридцати пяти в черном платье, с черной же вуалью на голове. Представившись как Антонина Яновна, хозяйка дома, поминутно морщась и сетуя на головную боль, предложила гостю присесть в большое кресло у столика с чашками горячего кофе, который, повинуясь взгляду хозяйки, принесла все та же сноровистая горничная.
В ходе разговора Лев расспросил свою собеседницу о многом из того, что осталось за рамками протокола, составленного районными операми. В частности, она подтвердила, что была второй по счету женой Мартыняхина (о чем Гуров догадался и сам, лишь взглянув на нее при знакомстве). Отвечая на вопросы гостя, хозяйка дома вполне откровенно рассказала об истории своего замужества. С Аркадием они познакомились десять лет назад на Рижском взморье. Антонина работала администратором гостиницы, куда он приехал с семьей отдыхать.
Мартыняхин сразу же обратил на девушку самое пристальное внимание, и очень скоро у них завязался роман. Заподозрившая неладное жена начала слежку и однажды застала их вместе. И хотя в тот момент ничего особенного между ними не происходило, она устроила мужу громкий скандал. Аркадий тут же предложил ей развестись, пообещав хорошие отступные, на что та охотно согласилась. Там же, в Риге, Аркадий и Антонина стали мужем и женой. Сейчас у них двое детей, которые в данный момент отдыхают в специальном детском лагере для чад обеспеченных родителей.
На вопрос Льва о судьбе прежней семьи Мартыняхина Антонина мало что могла сообщить. Насколько ей было известно, первая жена Аркадия на свои отступные купила где-то на Калининской большой магазин верхней одежды. Недостатка в поклонниках она не испытывала и жила довольно-таки неплохо, можно даже сказать, на широкую ногу. Сын Мартыняхина окончил школу с английским уклоном и в настоящее время вроде бы учится в одном из британских университетов. С отцом он никогда не встречался, да и сам Аркадий таких попыток не предпринимал.
О своем муже как человеке Антонина рассказала немногое. Но признала, что бабник он был «еще тот». Она сама лично уволила двух горничных, которых уличила в интимной связи с Аркадием. Но это было самое малое из того, что она могла сделать для пресечения измен супруга. Ей не раз докладывали, что Мартыняхин в своих магазинах вовсю пользовался их персоналом как бесплатными наложницами. Однако устраивать сцен ревности не стала, памятуя, с какой легкостью он развелся со своей первой женой.
– …Надеюсь, эту откровенность вы не используете против меня же, заподозрив в мести за измены? – неожиданно спросила Антонина, окинув гостя изучающим взглядом. – Тем более что причины его смерти реально пока не установлены? Сама же я уверена в том, что они исключительно естественного свойства. Сколько можно кобелировать сутками напролет?! Да, я сейчас в трауре, в доме траур… Но скажу честно – как-то даже легче стало дышать. Поэтому, как видите, я далека от того, чтобы показухи ради раздирать в кровь лицо и истошно голосить по своему гулящему муженьку.
– Ну, в принципе чего-то «такого» о вас я и не подумал, – отпивая кофе, задумчиво обронил Гуров, – но тем не менее хотел бы спросить: кто, по вашему мнению, больше всего желал бы смерти Аркадия?
Издав язвительное «ха!», Антонина из стороны в сторону покачала головой.
– Да полным-полно таких! У Аркашки по Москве не менее десятка магазинов, причем достаточно больших, со штатом минимум в два десятка человек. Большая часть баб замужних. А он разницы не делал – замужем или не замужем. Любую, что приглянулась, хватал за руку и вел в подсобку. Воспротивилась? Пошла вон с работы! Но таких были единицы. Все остальные безропотно соглашались. Теперь представляете, сколько столичных рогоносцев мечтает о том, чтобы без наркоза вырвать Аркашке его это самое «хозяйство»?
Кроме того, по ее словам, Мартыняхин очень жестко вел конкурентную борьбу. В этом он был изобретателен и непримирим. В той округе, где имелись его торговые предприятия, никаких других магазинов аналогичного профиля не оставалось. Одних он разорял и вынуждал уйти демпинговыми ценами, на других давил компроматом, а кого-то подставлял всевозможными хитрыми способами.
– …Вы думаете, я собираюсь продолжать его дело? – Вдова оценивающе прищурилась. – Черта с два! Я же прекрасно представляю себе, с чем мне придется столкнуться. Мне будут мстить все те, об кого Аркашка вытер ноги. Как только пройдут положенные сроки и я вступлю в наследство, без промедления продам всю его сеть без остатка. Лучше вон куплю несколько бутиков, буду завозить хороший товар, например из Италии, и мне на жизнь хватит вполне.
По просьбе Гурова Антонина в деталях описала все, что в их доме происходило последние несколько дней, даже то, что подавали к столу, что конкретно из спиртного употреблял Мартыняхин, какие он мог принять лекарства, и тому подобные моменты.
В приватном разговоре с горничной, которая назвалась Соней, Лев уточнил некоторые особенности быта усопшего, его пристрастия и привычки с точки зрения прислуги. Девушка на все вопросы отвечала охотно, при этом неотрывно глядя на своего собеседника. По всей видимости, ей очень льстило общение с настоящим, «всамделишным» сыщиком, да еще в чине полковника. Впрочем, чего-то ценного в ее ответах было не слишком много. В основном она лишь подтвердила то, что Гуров уже услышал от Антонины.
Зато повариха Мария рассказала много интересного и значащего в плане расследования. Когда Гуров зашел на кухню, где у ультрасовременного кухонного комбайна орудовала крупнотелая особа лет сорока, с первого же взгляда он определил: типичная «бой-баба», что и коня на скаку, и в горящую избу… Как бы оправдывая первое впечатление своего нежданного гостя, хозяйка кухонных кастрюль уперла в бока руки, сжатые в кулаки, и без намека на церемонии сурово поинтересовалась:
– Э! А ты куда прешься?
Зато потом общение пошло «без сучка без задоринки». Мария, повествуя о покойном хозяине, сокрушенно констатировала:
– …Да, кобелем был Аркашка конченым. И жлоб, и кобель… Для него самой большой обидой было то, когда у него требовали прибавки зарплаты. У-у-у… Аж из себя выходил от злости. Нет, так-то платил он неплохо. Я не жалуюсь. Но девчонкам, которыми он пользовался как подстилками, за это не платил ни копейки. Считал, что они ему и так по гроб обязаны…
– А на вас он не покушался? – поинтересовался Лев в сочувственно-доверительном ключе.
В ответ на это его собеседница сердито рассмеялась, утвердительно качая головой.
– Было дело!.. Только я на него быстро управу нашла. Взяла вон ту сковороду и спросила: «Тебя, Аркаша, как? В лоб или по лбу?» Он сразу на попятный. Больше и не заикался. Пожрать он любил вкусно, а так, как я готовлю, у прежних кухарок не получалось. Так что со мной он считался. А с остальными… Даже и не разговаривал!
На вопрос Гурова, кто же, по ее мнению, мог бы иметь настроение расквитаться с Мартыняхиным, она, не задумываясь, ответила:
– Шурочкин Вольдемар, например… Ну-у, сын Аркашкин от первой жены. Характером весь в папу – отпетый бабник, жадный до денег и очень мстительный. Я с Шурочкой как-то случайно встретилась, она мне все плакалась по поводу своего Вольдемашки. Вроде и не дурак, но с его характером – жди беды. А он из Лондона этим летом приезжал на каникулы, грозился, что со своим папашей разберется «как положено». Вот, может, руку и приложил?
В общем русле разговора, отойдя от темы кончины Мартыняхина, Мария «выдала характеристики» и на его соседей.
– …А что удивляться Аркашке? Он тут один, что ль, такой? У-у-у!.. Да тут, почитай, все с болячкой на полголовы. А то и на всю голову. Вот дом справа от нас. Там живет крупный заводчик, какой-то Радбиров. Так у него те же выкрутасы, что и у нашего. Для него в жизни главное то же самое – деньги, бабы и еще выпивка. Аркашка хоть и пил, но меру знал. А этот хлещет напропалую. У Радбирова семь горничных. На каждый день недели отдельная. Ну, понятно, для чего они ему. У него семья, жена и трое пацанов. А ему это все до фонаря. Напьется, разгонит семью и прислугу, и давай по всем комнатам с горничной кувыркаться… Содом и Гоморра! Хотя бывает и похуже…
– Да куда уж хуже! – Лев сокрушенно отмахнулся.
– Быва-а-а-ет, Лев Иванович! Ой, бывает! – чуть склонившись в его сторону, приглушенным голосом заговорила повариха. – Дома через два от нас на соседней улице живет какой-то Басмач. Только я думаю, это не фамилия, а кличка уголовная. Мне говорили, что он Главарь кладбищенской мафии по всей этой округе. Живет один, без семьи. Прислуга – одни мужики. Говорят, уж очень всяких таких пухлявеньких он привечает. И очень ему нравится смотреть на видео с похоронами, когда хоронят молодых красивых девчонок, – аж млеет от удовольствия. Но еще больше он любит видео, где извращенцы развлекаются с телами умерших… Господи, прости! – Она размашисто перекрестилась.
Слушая ее, Гуров не мог внутренне не содрогнуться – и в самом деле, это выходило за грань не то что патологии души, а за грань того, где человеческой душе уже вообще нет места.
– Знаете, Лев Иванович, здесь само по себе место очень черное. Я не знаю, что тут могло быть раньше, но селиться тут нормальному человеку никак нельзя.
По ее словам, в доме Мартыняхиных она работает уже около двенадцати лет. И все эти годы, еженедельно, у себя дома она идет в местную церковь, где просит всех святых оградить ее от здешней дьявольщины. Только этим, по мнению Марии, она и спасается. Давно бы уже ушла в другое место, да учатся дети, денег на это требуется много.
– …Мне бы еще пару лет продержаться. И – все! Сразу же уйду. Тонька, хозяйка, вон тоже подумывает о том, чтобы отсюда свалить. Она и детей-то тут старается держать поменьше. А знаете, что мне думается? Это все не случайно. Наверное САМ, – женщина указала взглядом куда-то вверх, – так решил, чтобы здесь, в черном месте, собрались все самые черные люди. Вы заметили? Здесь красиво, здесь порядок. А ощущение такое, будто ты не в поселке, где живут люди, а на кладбище!..
Припомнила Мария и один необычный случай, происшедший с Мартыняхиным. Было это около месяца назад. Она готовила обед, как вдруг к ней вбежала горничная Соня и сообщила, что с Аркадием творится что-то очень странное. Они поспешили наверх, и в гостиной повариха увидела хозяина дома, который, сидя в кресле и вперив в экран телевизора остекленевший взгляд, водил перед собой руками, издавая нескончаемое, бессмысленное: «Хи-хи-хи-хи-хи…» По телевизору в это время шла какая-то телепрограмма про моделирование ландшафтного дизайна.
Не страдая комплексом начальствопочитания и избытком сантиментов, Мария простецки хлопнула Мартыняхина по плечу и спросила, как бы между прочим:
– Аркаша, ты чего? Юмор по телику уже закончился!
Словно очнувшись от какого-то наваждения, тот некоторое время молча, с недоумением взирал на обеих женщин. Но потом, как видно, вспомнив, что с ним только что было, строго-настрого приказал об этом не рассказывать ни одной живой душе. Особенно Антонине. Мысленно проанализировав рассказанное, Гуров пришел к выводу, что это могло быть следствием действия какого-то препарата седативного или даже наркотического действия.
– Кстати, а каковы были взаимоотношения между Мартыняхиным и Соней? – поинтересовался он как бы между прочим. – Антонина сказала, что всех горничных, замеченных в интимных отношениях с ее мужем, она немедленно выгоняет. Соня, получается, не поддалась на его приставания?
В ответ его собеседница саркастически рассмеялась.
– Ну, вы шутник, Лев Иванович! Тоже мне скажете – «не поддалась»… Да она сама при первом удобном случае тащила его в спальню. О-о-о! Это такая штучка!.. Нет, нет, Сонечка не из скромняшек, она из зло… бучих. Вы же с ней уже собеседовали? Ну и что, не обратили внимания, как она вас глазами раздевала? Это тот самый «тихий омут», где чертей больше, чем у нее волос на… Гм-гм! Голове. Вот и Тонька купилась на ее потупленные глазки и невинное личико. Ага! Невинное! Сонечка мне как-то даже похвасталась, что здесь по дому специально ходит без трусов и в мини-юбке. Ну, чтобы почаще перед хозяином «светиться». Я давно уже догадывалась, что эта нимфоманка планы строит наполеоновские. По моему разумению, она собиралась выпихнуть отсюда Тоньку и выскочить за Аркашку.
– Считаете, шансы у нее были? – Лев вопросительно прищурился.
– Еще какие! – Мария покачала головой. – Уж не знаю, где ее этому обучали, но когда Тоньки дома не было, она Аркашку ублажала так, что по всему дому разносились ее охи и его кряхтение. Она у нас здесь с начала весны. А где-то с середины лета между Тонькой и Аркашкой то и дело возникали стычки. Ну, мое-то дело сторона, поэтому на Соньку я стучать не стала, однако Тоньку предупредила: смотри, твой на тебя начал поглядывать что-то уж слишком косо. Как бы не указал на порог! Ну, она баба неглупая, тон сразу сбавила. Вроде в доме стало спокойнее… А тут – видишь, чего стряслось? Лег спать и не проснулся. О как бывает! Знаете, Лев Иванович, мне почему-то думается, что никто его не убивал. Сам он по жизни такой надорвался. Вот и все!
…В это же самое время Станислав Крячко проводил «задушевные беседы» с охранником, дворником-садовником и хозяйским шофером. Совсем недавно заносчивый и гоношистый охранник, назвавшийся Эдиком, в момент растеряв весь свой гонор, заговорил услужливо и даже с нотками подобострастия. Он признался, что и в самом деле отбывал срок за угон автомобиля. Но с тех пор ничего подобного с ним больше не повторялось.
По словам Эдика, охранником у Мартыняхина он работает уже пятый год. Дежурит сутки – через двое. Есть еще два охранника, но они сейчас на выходных. За все время работы в этом доме ему только раз пришлось применить силу – когда обкурившийся гашишем сын какого-то крупного столичного чинуши, проживающего на соседней улице, перелез к ним во двор через ограждение. Эдик его скрутил и передал прибежавшему родителю. Чей именно это был сын, Эдик уточнять не стал, сославшись на то, что напрочь забыл.
Вчерашним днем хозяин прибыл около семи вечера, когда уже смеркалось, учитывая сентябрьскую пору. Выглядел Мартыняхин оживленным, бодрым, шутил и смеялся. Ночь прошла без намека на какие-либо ЧП, а вот утром, когда уже взошло солнце, Эдик вдруг услышал сирену «Скорой». И лишь когда белый фургон с красными крестами остановился у их ворот, только тогда он узнал, что с хозяином произошло что-то серьезное. Ни о каких врагах и ком-то еще, кто хотел бы свести с Мартыняхиным счеты, он не слышал и не знает.
Поначалу не слишком много о хозяине рассказал и Егор – пятидесятивосьмилетний крепыш с модной (особенно в богемных кругах) недельной щетиной. Он совмещал работу дворника и садовника. Свою работу выполнял (как он сам определил) «на ять», поэтому нагоняев от хозяина не получал. А нарываться на похвалы считал недостойным и пошлым. Жалованье ему выплачивал личный шофер Мартыняхина, который совмещал в себе и охранника, и кассира, и подручного хозяина на все случаи жизни. По мнению Егора, его самого хозяин словно даже не замечал – ни доброго, ни худого слова от него он ни разу не слышал. Мартыняхин никогда не отвечал на его приветствие, словно пред ним было пустое место.
– Ну а мне-то чего? Да и хрен бы с ним – не замечал, и ладно… – добродушно дымя старомодной «беломориной», резюмировал собеседник Станислава. – А кто там и чего в доме вытворяет – честное слово, никогда не интересовался… Мне – как? Платят, и хорош. Кто там… Некрасов, что ль? Сказал: минуй нас как беда лихая и барский гнев, и барская любовь. Как-то так… Но, согласитесь, здорово и правильно сказано!
И лишь в завершение разговора Егор по секрету рассказал-таки нечто стоящее. Он поведал про Игоря, шофера хозяина. По его словам, Игорь для Мартыняхина был не просто шофер, не просто исполнитель поручений, а во многом даже близкий приятель и, по сути, наперсник – хранитель его тайн, в том числе и не самых благовидных. Зарплату Игорь получал завидную. Правда, и его жизнь спокойной назвать было нельзя. В любое время дня и ночи он должен был пребывать в готовности «номер один».
Но для Игоря это особых проблем не составляло. Будучи холостым, он не имел необходимости заботиться о ком-то еще, кроме хозяина. На все рауты, тусовки и даже любовные свидания они ездили только вдвоем.
– А Мартыняхин… он не «того»? Ну, не какой-нибудь там «гомо» или «би»? – с сарказмом уточнил Крячко.
– Как говорится, за ноги не держал, не знаю… – Егор пыхнул папиросой и развел руками. – Может, и меж собой они перепихивались – это я не в курсе.
Осторожно поглядывая по сторонам, он особо подчеркнул, что по женщинам хозяин с шофером ездили только на пару. Как рассказывал Егору один из здешних охранников по имени Никита, который с Игорем состоит в приятельских отношениях, без Игоря Мартыняхин как будто даже боялся выезжать по своим объектам. Только с ним! В тот же «Золотой тюльпан», построенный лет пять назад в Осьминках.
По словам Никиты, в присутствии Игоря Аркадий вел себя подобно варвару-завоевателю, ворвавшемуся в побежденный город. Без намека на такт и какие-либо церемонии он хватал сразу двух-трех девчонок-продавщиц и вел их в специально обустроенный в подсобке будуар. Там, на диване, он их столь же бесцеремонно и «оприходовал». Поскольку Мартыняхину было не двадцать два, а пятьдесят два и возможности для утех имелись не те, что в молодости, выдыхался он в момент. Однако затеянная им «веселуха» на этом не прекращалась.
– …Ох и жадный он был на сластебу! – Егор сокрушенно покрутил головой. – Сам не может – вместо себя запускает Игорюху. Тот за него дорабатывает, а он пялится да слюни пускает… Ой, срамота! Скажу тебе, Васильич, так… Этот Миллениум, по моему понятию, – что-то вроде канализационного коллектора-накопителя, куда со всей округи сплывается всякое «добро». Вроде глянешь – люди тут как люди… А послушаешь про их дела, про их жизнь – за голову схватишься. Бордель настоящий…
Игоря Крячко нашел в просторном комфортабельном флигеле, пристроенном сбоку к коттеджу, где тот постоянно проживал. Войдя в небедно обставленное помещение, Стас увидел сидящего за столом нехилого парня лет двадцати восьми. Тот имел вполне приятные на вид черты лица (эдакий гибрид Тома Круза и Леонардо ди Каприо на рязанский фасон), которое уже несколько обрюзгло, скорее всего, от излишне разгульного житья. Перед Игорем на столе стояли откупоренная бутылка текилы и до половины опорожненный бокал.
Мельком взглянув на удостоверение гостя, Игорь кивком указал ему на стул напротив себя. Взяв в руки бутылку, он предложил чуть хрипловатым баритоном:
– Вам налить? Дружбана Аркашу поминаю. Хороший был мужик, земля ему пухом…
Пояснив, что он на службе и употреблять спиртное никак не может, Станислав добавил:
– …Вот о Мартыняхине я и хотел бы с тобой поговорить. Меня интересует его вчерашний день – куда вы с ним ездили, с кем встречались, были ли с кем-то у него конфликты или нет, и так далее.
Отставив бутылку, Игорь пьяно усмехнулся и с ноткой высокомерия уведомил:
– Я ничего не помню!
– Да-а? – Крячко произнес это жестко и категорично. – А если мы найдем, чем и как «освежить» твою память? Например, задержим по подозрению в групповом изнасиловании, совершенном с особой дерзостью и цинизмом? А?
Трезвея на глазах, шофер даже отшатнулся назад, недоуменно таращась на этого, невесть откуда взявшегося сурового опера.
– Ка… Какое изнасилование?! – возмущенно выпалил Игорь. – Это что за бред?!
Сочувственно улыбнувшись, Стас негромко произнес:
– А ваш недавний визит в «Золотой тюльпан» ты не забыл? Чем вы там в будуаре занимались на пару с «хорошим мужиком» Мартыняхиным?
– Ха! – Даже несколько подпрыгнув на стуле, шофер язвительно ухмыльнулся. – Ерунду-то не надо городить! Да, в «Золотом тюльпане» мы с Аркашей отодрали трех телок. Но там все было по доброму согласию – физической силы никто не применял. Девки отдавались добровольно!
