Николай Леонов
Под колесами поезда
© Макеев А., 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018
Глава 1
Обычный рабочий день сотрудника МВД, отвечающего за пропускной режим, во всех ведомствах и отделах выглядит совершенно одинаково. Принял пост, расписался в журнале и сиди себе, на удостоверения поглядывай да входящих регистрируй. Ничего сложного, ничего интересного и уж тем более ничего интригующего. Будь то пропускная вертушка в захудалом Старореченске, где самым опасным социальным элементом является баба Дуся, торгующая самогоном, или же электронный турникет Главного управления уголовного розыска Москвы, стены которого видели столько боли и страданий добропорядочных граждан и столько же жестокости и мерзости, совершенных «двуногими», которых и людьми-то назвать сложно.
Нет, конечно, сидеть и чаи гонять дежурному некогда. Он своего рода распределительная станция, которая никогда не простаивает, особенно в больших городах. С чем только не обращаются к нему растерянные, встревоженные, а порой и заплаканные граждане: кошелек украли, сумку в транспорте порезали, гараж вскрыли, квартиру обчистили, соседи буянят, покоя не дают. Мелочи? Пожалуй. Во всяком случае, с такими проблемами более сообразительные люди идут к участковому, а не на Петровку. Но в каждом городе есть такая категория пострадавших или потерпевших, которым и в голову не придет придерживаться каких-то правил. Такие идут прямиком к «самому главному». И неважно, капитан ли он по званию или генерал-лейтенант. Важно то, что в районе выше его по званию нет.
Справедливости ради нужно заметить, что таких любителей шагать через головы немного, но процентов двадцать наберется уверенно. Так уж они устроены. Кран ли у него потек, или пробки выбило, колесо пробило, или зубы заболели, он непременно начнет с самых верхов. Он не станет вызывать сантехника, обращаться к электрику, не заедет на станцию техобслуживания и не сядет в кресло стоматолога до тех пор, пока начальник ЖЭКа, директор СТО, главврач стоматологической клиники лично не заверят этого гражданина, что его проблема на особом контроле у начальства и его обслужит лучший сотрудник, какого только можно найти в радиусе ста километров.
Вот с такой категорией граждан дежурный сталкивается ежедневно с восьми утра до шести вечера, а иногда и во внеурочное время. И решает их проблемы, распределяя по кабинетам, вызывая следователей, дознавателей, уполномоченных по правам человека, участковых инспекторов и инспекторов по делам несовершеннолетних. Он собирает заявления, жалобы, претензии в устном и письменном виде, успокаивает и вразумляет, дает советы, которым не всегда следуют.
Для того чтобы понять, кого и куда направить, дежурный должен каждого просителя выслушать. Вот в этом и заключается его главная функция: он слушает. Истории идут одна за другой, без перерыва, без остановки, к концу дежурства сливаясь в один сплошной поток, а иной раз и сплетаясь в ужасный клубок преступлений, правонарушений и проступков, который так и хочется поднять и запустить куда подальше. Так далеко, чтобы ни тени, ни запаха не осталось.
Но бывают дни, когда события, происходящие в вестибюле полицейского отдела, становятся определяющими для последующего расследования. Хорошо, если дежурный полицейский, ориентируясь на внутреннее чутье или же под влиянием момента, сумеет распознать такой вот ключевой момент и не выставит важного свидетеля или раскаявшегося убийцу за порог, посчитав их проблемы не заслуживающими внимания. А если случится наоборот? Допустим, перед дежурным полицейским возникает фигура щуплого подростка. Смущаясь и запинаясь, тот сообщает, что его приятели собирают бомбу в гараже его отца. И выкладывает целый список юных подрывников.
Какова первая мысль дежурного? Правильно! Парнишку достали одноклассники, и он придумал способ им отомстить. Дежурный рвет тетрадный лист с нацарапанными на нем фамилиями, строго глядит на подростка и выпроваживает вон из отдела. А через два дня на Сенной площади гремит взрыв, и самодельная бомба уносит жизни двенадцати человек. Тут-то дежурный и вспоминает подростка и его список, и у оперативников начинается жаркая пора. Они отправляются в бесконечный поход по школам, где по составленному фотороботу пытаются вычислить подростка. А ведь все могло быть иначе, распознай дежурный правду в его словах.
Или же взглянет дежурный на старенькую бабушку, клюшкой деревянной по мраморным плитам постукивающую, подзовет к себе. Что, мол, бабуля, у тебя стряслось? А она давай рассказывать, как бессонницей мучается да как все ночи напролет возле окна кухонного просиживает. И вот, сидя у этого самого окна, видела она, как двое подозрительных мужиков из подъезда сверток огромный выволокли и в багажник машины запихали. И не преминет заметить, что сверток этот уж больно на человеческое тело похож был. Не труп ли кого из соседей в багажнике ироды увезли?
Дежурный посочувствует бабуле по поводу бессонницы, украдкой посмеется над ее фантазиями, посоветует перед сном принимать ромашковый чай, мол, успокаивает. И отправит восвояси. А через час генералу разнарядка сверху: срочно заняться исчезновением гражданина такого-то, который вместе с ковром из дома исчез, причем той же ночью, про которую бабуся говорила. И снова оперативникам по домам бегай, бабусю разыскивай, чтобы ориентировку на автомобиль получить. А бабуся с обиды на дачу рванула, и где эта дача находится, ни соседи, ни родственники не знают, так как самой бабке она не принадлежит, и отдыхает она у недавней знакомой по поликлинике.
Бабку в итоге опера найдут, приметы автомобиля, что гражданина в ковре увез, получат, да только время уже упущено. Автомобиль перекрашен или на запчасти разобран. Ковер в печи сожжен, а труп рыбы в отдаленном пруду догладывают. И снова все могло повернуться иначе, окажись дежурный более бдительным. Истории, подобные этим, можно рассказывать до бесконечности. Любого опера, любого следователя и даже прокурорского работника спроси, и он тебе с десяток таких историй расскажет, причем из своего личного опыта.
Вот почему, когда в вестибюль Главного управления МВД угрозыска вошел мужчина бомжеватого вида, дежурный, старший лейтенант Игнатьев, отодвинул в сторону журнал регистрации, но выпроваживать бомжа на улицу не спешил. На вид мужчине было лет сорок пять, или около того, но по опыту Игнатьев знал, что на самом деле ему может быть и двадцать, и тридцать лет. Жизнь на улице никого не красит и сохранению молодости не способствует. Одежда вошедшего, добротная дубленка покроя десятилетней давности, спортивная шапка с подкладкой и стеганые лыжные брюки, все еще хранили на себе следы былого ухода. Видимо, совсем недавно бомжу подфартило, и он наткнулся на «богатую мусорку» или разжалобил кого-то из жителей столицы, и тот пожертвовал ему одежку с барского плеча.
Лицо бомжа оказалось вымытым и даже выбритым, а волосы пусть и неаккуратно, но все же постриженными. Огромного размера варежки из овечьей шерсти довершали картину. В целом бомж смотрелся вполне прилично, да и пах не так одуряюще, как многие его собратья. Тем не менее лейтенанту Игнатьеву он доверия не внушал. Было в нем что-то, отчего у более впечатлительного человека наверняка мурашки по спине побежали бы. Проскальзывало что-то в его взгляде, почти неуловимая искорка безумия, что ли? «Так в фильмах про психушку безумцев-интеллектуалов изображать любят», – подумал Игнатьев, прежде чем бомж заговорил.
– День добрый, гражданин начальник, – вежливо и вполне трезво произнес он. – Не могли бы вы пригласить ко мне товарища полковника?
– Полковника? – Брови Игнатьева слегка нахмурились. – Какого полковника?
– Самого главного, разумеется, – вроде как удивился бомж непонятливости дежурного.
– Ну, разумеется. Самого главного, кто бы сомневался, – сдерживая улыбку, произнес Игнатьев. – Простите, а я вам не подойду? Я вроде как тоже главный. На этом посту у меня полномочий побольше, чем у иного генерала.
– Не, генерал мне не нужен, – не смутился бомж. – Мне полковник нужен. Он мой друг, мы с ним работаем вместе, а вас я не знаю.
– Так давайте познакомимся, – предложил Игнатьев. – Я – старший лейтенант Игнатьев, а к вам как обращаться?
– Чемберлен я, – заявил бомж, но руку, на радость Игнатьеву, не протянул.
– Значит, Чемберлен? Очень приятно. И для чего, гражданин Чемберлен, вам понадобился полковник?
– Ботиночки вот, – чуть помедлив, словно решая, можно ли обсуждать этот вопрос с лейтенантом, начал Чемберлен. – Хорошие ботиночки, добротные. Ни одной дырочки, я проверил.
– Желаете предложить полковнику ботинки? – улыбнулся Игнатьев. – Не хочу вас разочаровывать, гражданин Чемберлен, но на территории управления торговля запрещена. Даже для самых главных полковников.
– Мои-то прохудились, – пропустил замечание Игнатьева мимо ушей Чемберлен, – а эти прочные, сразу видно. Такие и за десять лет не сносишь. Чудо, а не ботиночки. – И он потряс замусоленным пластиковым пакетом, в который обычно складывают строительный мусор.
На этот пакет Игнатьев обратил внимание сразу, как только бомж вошел в вестибюль, но особого значения этому факту не предал. Бомжи, они на то и бомжи, чтобы весь нехитрый скарб за собой таскать. Теперь же он насторожился, мало ли что у этого Чемберлена на уме. Может, он бомбу в Управление принес. В таких вопросах нужно проявлять бдительность.
– Что в пакете? – отбрасывая панибратский тон, строго спросил старший лейтенант.
– Ботиночки, – невозмутимо ответил Чемберлен. – Прочные и красивые.
– Где взял?
– Нашел. Они в коробке лежали, я коробочку открыл, гляжу, а там ботиночки. Ну я коробку в пакет положил. Для верности.
– А коробка в магазине стояла? – допытывался Игнатьев.
– Да нет же. В подвале. Выкинул ее кто-то. Я – не вор какой, я – честный человек.
– Так чего вы их сюда приволокли? Нашли ботинки – берите и пользуйтесь, – удивился старший лейтенант.
– Боюсь, полковник не одобрит, – заявил бомж. – Мне бы его согласие получить, я бы и ушел.
– Знаешь что, гражданин Чемберлен, – переходя на «ты», сказал Игнатьев, – если каждый бомж станет к полковнику за одобрением ходить и всякий мусор со свалки в Управление таскать, то полковнику и на работу времени не останется. А ему, между прочим, преступников ловить нужно. Шел бы ты отсюда, Чемберлен, подобру-поздорову.
– Без ботинок не уйду, – уперся Чемберлен. – Позови полковника. Разрешит он ботиночки взять, я и уйду.
– Считай, что разрешение у тебя есть. Выбор твой я одобряю. Крепкие ботинки всегда лучше, чем дырявые. Носи с удовольствием и лейтенанта Игнатьева добрым словом вспоминай. Все, вопрос закрыт.
– Позови полковника. – В голосе бомжа зазвучало то ли раздражение, то ли отчаяние. – Не могу я их взять, пока полковнику не покажу. Куда я содержимое дену? В урну выкину?
– Какое еще содержимое? – переспросил Игнатьев.
– Это я полковнику скажу, к вам у меня доверия нет.
– Ах, доверия нет? Да, это проблема. А что, если я сейчас возьму, да вызову наряд. Оформим тебя в «обезьянник» за нарушение правопорядка, а коробку твою изымем. Тогда доверие появится?
– Зови полковника, – зло глядя на Игнатьева, бубнил Чемберлен. – Он мой друг, мы работаем с ним. Гуров разберется, что делать надо. И ботиночки мне оставит. Гуров – человек, а ты только грозиться умеешь.
– Гуров? Так вот какой полковник тебе понадобился. – Игнатьев бросил взгляд на журнал регистрации. – Так нет его в Управлении, не пришел еще.
– Врешь! Он рано приходит, я знаю, – не поверил его словам бомж. – Зови Гурова или пожалеешь!
– Пока не покажешь содержимое пакета, кроме наряда никого не позову, – поняв, что добром бомж не уйдет, объявил Игнатьев. – Кто тебя знает, что ты с собой притащил. Может, ты убить полковника Гурова решил, а в коробке у тебя бомба самодельная.
Чемберлен молчал минуты две, анализировал слова Игнатьева. Потом осторожно вынул из пакета коробку, но, прежде чем передать ее лейтенанту, еще раз спросил:
– А ботиночки не отберешь?
– Не нужны мне твои ботиночки, – заверил Игнатьев. – У меня своих полна кладовка.
– И Гурова позовешь?
– Позову. Открывай коробку.
Чемберлен еще немного помялся, потом поставил коробку на полку перед Игнатьевым и снял крышку. Старший лейтенант осторожно заглянул, и глаза его поползли на лоб.
– Что это?
– Ботиночки, – спокойно ответил бомж.
– А в ботиночках что?
– Ножки, – так же спокойно сообщил Чемберлен. – Чьи-то ножки, вернее, ступни. Они-то мне ни к чему, а вот ботиночки добротные. В такой мороз в самый раз будут. И размер мой.
– Ты их трогал? – набирая номер полковника Льва Ивановича Гурова, спросил Игнатьев. – Трогал ботинки?
– А как же? К ступне примерял. Так я смогу их забрать?
– Стой, где стоишь, – приказал Игнатьев, а сам поднес трубку к уху, ожидая ответа полковника Гурова.
Телефон внутренней связи выдавал длинные гудки. Либо Гурова не было в кабинете, либо он был занят. «Ну же, давай! Возьми трубку! – мысленно произнес Игнатьев, нетерпеливо постукивая пальцами по столу. – Черт, почему никого никогда нет на месте, когда это так нужно?» Но вот гудки прервались, из трубки послышался голос полковника:
– Гуров слушает.
– Товарищ полковник, это Игнатьев. Можете спуститься в дежурку?
– Это срочно?
– Очень, товарищ полковник.
– У меня совещание в кабинете генерала через пять минут. До окончания не сможет подождать?
– Не сможет, товарищ полковник. Тут к вам гражданин Чемберлен пришел и кое-что с собой принес. Кое-что интересное, – добавил Игнатьев.
– Подарок, что ли? – пошутил Гуров.
– Подарок, товарищ полковник. Еще какой подарок.
– Ладно, сейчас спущусь.
Уже через десять минут Чемберлен сидел в кабинете Гурова, а полковники Лев Гуров и Станислав Крячко стояли возле стола, на котором громоздилась пыльная коробка, и таращились на ее содержимое. Внутри коробки чинно выстроилась пара зимних ботинок, надетых на человеческие ноги. Ничего удивительного, если не обращать внимания на то, что тела у этих ног не было. Из меховой опушки ботинок торчали два обломка желтоватой большеберцовой кости, окруженной остатками мышечной ткани и кожи. Запекшаяся кровь образовала сверху потрескавшуюся корочку. Как ни странно, сами ботинки почти не пострадали. Белую меховую опушку кровь, конечно, залила полностью, но на кожу почти не протекла. Не попала она и на подошву, массивный каучуковый протектор, и даже шнурки почти не забрызгала.
Находку Чемберлена никак нельзя было отнести к разряду заурядных. Чего только опера-важняки за свою карьеру не повидали, но и их подарок, преподнесенный бомжом, поразил. А вот Чемберлена, похоже, его находка ничуть не смущала. Волновал его один-единственный вопрос: позволит ли полковник Гуров забрать ботинки? Этот вопрос он и задал в первую очередь, как только Гуров прервал молчание.
– Да, хорош подарочек, ничего не скажешь, – отодвигая коробку в сторону, произнес он. – И как только тебя угораздило подобрать эту прелесть?
– Ботиночки уж очень хороши, товарищ Гуров, – суетливо потирая руки, проговорил Чемберлен. – Мне бы такие не помешали. На улице мороз лютый, а я в картонках хожу.
Для наглядности он задрал ноги, демонстрируя операм тонюсенькую подошву демисезонных ботинок с явно обозначившимися дырами по центру. Гуров вздохнул. С Чемберленом судьба свела его лет шесть назад. Тогда Лев расследовал убийство видного политического деятеля из Госдумы, который, как оказалось впоследствии, грешил тем, что, переодевшись бомжом, таскался по злачным местам столицы, заводя сомнительные знакомства.
Одним из таких знакомцев и стал Чемберлен. Выбор государственного деятеля был не случаен. Когда-то, в прошлой жизни, как говорил сам Чемберлен, он работал старшим научным сотрудником в одном весьма престижном заведении, специализирующимся на изучении истории. Чемберлен тогда и степень ученую имел, и звание нехилое. Но потом, по странной иронии судьбы, в одночасье лишился всего: и жилья, и работы, и всех ученых званий, и степеней. Такое иногда случается, и не каждый человек находит в себе силы начать все с нуля. Чемберлен не нашел. Он выбрал путь наименьшего сопротивления: запил, а запив, стал опускаться все ниже, пока не дошел до точки невозврата и не превратился в профессионального бомжа.
К моменту знакомства с убитым позднее деятелем Чемберлен лет пять как жил на улице, но цепкий ум и полученные знания не растерял. Вот почему деятель выбрал его себе в друзья. С Чемберленом было о чем поговорить, а не только выпить. В том расследовании бомж оказал Гурову немалую помощь, можно сказать, благодаря его наблюдательности и не пропитой еще памяти полковнику удалось выйти на убийцу и не только разоблачить его, но и задержать. После того случая Чемберлен стал считать Гурова своим другом, а полковник получил нового осведомителя и время от времени обращался к нему за помощью.
И вот теперь Чемберлен сидел в кабинете Гурова и ждал помощи от него. Просьба его выглядела странно, но объяснимо. Человек большую часть жизни проводит на ногах, неудивительно, что о них он беспокоится больше всего. Гуров понимал, что будет вынужден отказать Чемберлену в его просьбе, но не представлял, как это сделать. Ботинки Чемберлена и правда не соответствовали погоде. В такой обуви он наверняка не переживет суровые январские морозы, внезапно обрушившиеся на Москву. Глядя на выражение лица полковника, Чемберлен волновался все сильнее. Молчание Гурова могло означать лишь одно: ботинок ему не видать.
– Так что, плакали мои ботиночки? – не выдержав, прервал бомж молчание.
– Ты же понимаешь, что это улика? – осторожно начал Гуров. – Понимаешь, что я не вправе отдать их тебе?
– Эх, зря я пришел! – досадливо качнул головой Чемберлен. – Вытряхнул бы эти проклятые ступни, оттер бы кровь с меха, и сидел бы сейчас в тепле и довольстве.
– Погоди, не паникуй раньше времени, – вступил в разговор Крячко. – Добудем мы тебе ботинки. Лучше этих.
– Лучше не бывает, – вздохнул Чемберлен.
– Тогда достанем точно такие, – заверил Станислав. – Ты вот лучше расскажи, где коробку нашел?
– Без ботинок у меня и память хуже работает, – пошел на хитрость бомж. Гурову он, конечно, доверял, но ведь на кону серьезный вопрос. Вдруг обманет? – Ножки замерзли, а от них и до мозга холоду пару минут добраться.
– Ладно, поступим так: сейчас я при тебе позвоню кое-кому, дам задание достать тебе зимние ботинки. А пока их найдут и доставят в Управление, мы с Крячко тебя чаем напоим, а ты нам все расскажешь. Как тебе такая идея?
– Ну, если ботинки будут, да еще чай горячий, тогда я согласен, – подумав, ответил Чемберлен. – Только звоните прямо сейчас.
Гуров немного подумал, вспоминая, нет ли среди его знакомых людей, связанных с пунктами приема одежды для бездомных. Ничего не вспомнив, он набрал номер капитана Жаворонкова из информационного отдела.
– Валера, помощь твоя нужна. Найди человека из пункта приема одежды для бездомных и дай ему задание доставить в Управление зимние ботинки. Самые лучшие. Сможешь устроить?
Выслушав ответ Жаворонкова, Гуров прикрыл трубку рукой и обратился к Чемберлену:
– У тебя какой размер обуви?
– Сорок три, – поспешно ответил тот.
Лев передал ответ Жаворонкову и добавил:
– Сделать это нужно как можно быстрее, Валера. Не спрашивай зачем, просто сделай.
Положив трубку, он вызвал спецов из криминалистической лаборатории, передал им коробку с находкой Чемберлена и отдал приказ провести все возможные процедуры в кратчайший срок. За это время Крячко успел вскипятить чайник и приготовить три чайных прибора. Порывшись в тумбочке, отыскал коробку с печеньем и, выставив ее на стол, предложил:
– Двигайся ближе, Чемберлен, угощайся, чем богаты.
На печенье тот даже не взглянул, а вот чашку с дымящимся чаем зажал в ладонях с явным наслаждением.
Отдав все необходимые распоряжения, Гуров снова обратился к бомжу:
– Ботинки будут максимум через час. Приступай к рассказу, Чемберлен.
Перемежая рассказ глотками крепкого чая, Чемберлен сообщил следующее: накануне вечером, в районе Киевского вокзала, он встретился с группой собратьев по несчастью. Почему возле Киевского? Да потому что там менты добрее, погреться к теплым вентиляторам в вестибюле пускают. На ночь, правда, выгоняют, но перед сном косточки погреть тоже неплохо. Пока грелись у тепловой пушки, выяснилось, что у одного из группы, Лехи Хромого, день рождения наклюнулся. Ну как такое дело не отметить? К тому же сердобольные женщины кое-что в ладошку имениннику накидали, да и у других какая-никакая деньга нашлась.
Скинулись, набрали аж восемьсот рубликов. С такими деньгами в супермаркете делать нечего, а вот в частную лавочку обратиться, так бутылок на пять хорошего, в понимании бомжа, разумеется, пойла рассчитывать можно. Именинник место выбрал: Любаня с Брянской медицинским спиртом приторговывает, и от вокзала недалеко, и пойло по сходной цене. Прогулялись до Брянской, закупились горячительным. В ларьке неподалеку взяли «запивон» и что-то похавать. Отмечать решили под мостом Богдана Хмельницкого. Время было уже позднее, а там зашкериться можно так, что с Набережной никто не увидит, зато уж вид – закачаешься! Получше, чем из ресторана с Останкинской башни.
Короче, эксклюзив имениннику Лехе устроили. Пили долго и самозабвенно. А как водка к концу подошла, Зойка-Пахлава вдруг любовной страстью к Чемберлену воспылала. Прозвище свое Зойка не за кулинарные способности получила, это и ежу понятно. Поговаривали, что в интимном плане она жуть какая сладкая, насколько вообще бомжиха сладкой может быть. Никому из приятелей-собутыльников Зойка не принадлежала, а Чемберлену такой случай нечасто выпадал, потому и не отказал он Зойке. Та повела его в укромное местечко. Шли долго, Чемберлен заледенеть успел. Шутка ли, на улице минус тридцать, а он в дырявых ботах. Зато когда пришли, жарко стало, что на твоей доменной печи.
Наутро Чемберлен проснулся в полном одиночестве в незнакомом подвале. Выход не вдруг отыскал. Пока искал, на коробку и наткнулся. Заглянул внутрь, а там ботиночки. Крепкие, добротные, а то, что чьи-то ноги из ботиночек вынуть забыли, так это пустяки. Мелочи жизни, по сравнению с такой удачей. Чемберлен коробочку прибрал в пакет и из подвала ушел.
Когда уже по городу тащился, сомнения одолевать стали: хорошо ли он поступит, если ноги в мусорку выбросит? Решил, что нехорошо. Тогда и надумал к Гурову обратиться. Полковнику ступни – ему, Чемберлену, обувка. Чем план плох? Сориентировался на местности и почапал к Управлению, а там дежурный на входе препоны строить взялся. Чемберлен уж решил, что придется все-таки от чужих ног самому избавляться, но потом испугался. Что, если ступни эти найдут, а на них его, Чемберлена, отпечатки пальцев? Тогда уж ему неприятности обеспечены. Пришлось находку дежурному предъявить, чтобы до полковника его допустил.
– Значит, коробку ты обнаружил в подвале многоквартирного дома, – подытожил долгий рассказ Гуров. – Точный адрес?
– Да кто ж его знает? – пожал плечами Чемберлен. – Я там впервые заночевал.
– Бомжиху твою, Зойку, где найти можно? – спросил Крячко. – Она-то наверняка знает, куда тебя водила.
– Точно! Зойка должна знать, – обрадовался бомж, но тут же потух. – Не, ее теперь с собаками не отыщешь.
– Это еще почему? – удивился Лев.
– Вчера сама сказала, что к родственникам вернуться надумала.
– У нее и родственники имеются?
– А как же? Из нашей братии у многих родня есть. В жизни пристроенные, только нашими проблемами голову забивать не хотят. Не знаются с нами, одним словом.
– И у тебя родня имеется?
– Я – особый случай, – заявил Чемберлен. – Мне родня ни с какого бока не уперлась. Без них проживу.
– Ладно, оставим это, – поняв, что тема Чемберлену неприятна, произнес Гуров. – Вернемся к Зойке. Она сказала, куда именно собирается? Где ее родственники живут?
– Не помню, – сморщив лоб, ответил бомж. – Кажется, где-то в Подмосковье, но где именно, не скажу. Сестра у нее есть, а у сестры дом в деревушке. Так вот Зойка к ней и поехала, чтобы морозы переждать. Замерзнуть насмерть она боится. Говорит, не хочу, чтобы мое красивое тело ломами от гнилого пола в каком-нибудь подвале отколупывали. Это она на тот подвал, в котором мы с ней кувыркались, намекала. Пол там, и правда, жутко древний. И гнилью пахнет даже в мороз.
– Ну хоть приблизительно ты место помнишь? Улица какая или станция метро неподалеку?
– Где-то в районе метро «Добрынинская», – вспомнил Чемберлен. – Мимо нее я точно проходил, по ней и ориентировался.
– Не хило вы погуляли, – присвистнул Крячко. – От «Киевской» до «Добрынинской» – часа полтора хода.
– Ага, я же говорю, долго шли, – согласно кивнул бомж. – Сегодня тоже немало пройти пришлось.
– Ясно, собирайся, Чемберлен. Прокатимся до «Добрынинской», – заявил Гуров. – Будем твой подвал на местности определять.
– А ботиночки? – бросил тот жалостливый взгляд на полковника. – В этих я и пары метров не пройду. У меня уж и сопли вон до колен отвисли. – И он демонстративно шмыгнул носом.
Гуров сочувственно похлопал бомжа по плечу:
– Ладно, сиди здесь. Все равно нам начальству о находке доложить следует, мы и так совещание пропустили. Пока формальности утрясем, глядишь, и ботинки твои прибудут.
– Только смотри, ничего тут не трогай, – строго добавил Крячко, которому идея оставить бомжа одного в кабинете не особо вдохновляла. – Сиди как мышь и даже звуков не издавай. Понял?
– А кипяточку еще можно? – с вожделением посмотрел на чайник Чемберлен.
– Чай пей и печенье можешь съесть, но все остальное не лапай, – смягчился Стас.
– Благодарствую, товарищи начальники. – Чемберлен ответом остался доволен. – И не беспокойтесь, я парень тихий. Неприятностей не доставлю.
– Ага, не доставишь, – хмыкнул Стас, следом за Гуровым выходя из кабинета. – Будто ноги в коробке – это сплошное удовольствие.
Дождавшись, когда за хозяевами кабинета закроется дверь, Чемберлен тут же схватился за чайник. Кипятить не стал, налил теплой воды в чашку и выпил залпом. Вчерашние возлияния не прошли даром, «трубы горели» так, что нутро выворачивало, а предложенная полковником чашка чая только усугубила дело. «Не хватало еще пол здесь уделать, – озабоченно подумал он. – Эх, надо было в сортир отпроситься. Худо мне будет, если Гуров вернется, а в его любимом кабинете блевотиной пахнет». Дождавшись, пока тошнота отступит, Чемберлен налил еще один стакан. Бросил взгляд на коробку с печеньем, и в животе снова забурлило. Подумав, закрыл коробку крышкой и убрал в тумбочку, чтобы глаза не мозолила, после чего прикрыл веки и незаметно задремал.
