Николай Леонов
Лучший среди мертвых
© Макеев А., 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018
Глава 1
Двухэтажный дом стоял особняком от основных строений подмосковного городка. Он был давно заброшен: серые обшарпанные стены, увитые ползучим виноградом, провалившаяся крыша, крыльцо с единственной ступенькой, чудом уцелевшей после набега местных жителей. В былые времена он наверняка выглядел куда презентабельнее, остатки перил все еще хранили воспоминания об умельце, старательной рукой вырезавшим на податливом дереве витиеватые узоры. Теперь же дом ни на что не годился, его не снесли лишь потому, что у местных властей не доходили до этого руки. Единственным помещением, которое все еще сохранило стены и пол в приличном состоянии, был подвальный этаж. Северная стена частично рассыпалась, открывая доступ ветру и дождю, в остальном же это было идеальное место для летнего отдыха. Не столичных пижонов, конечно. Для людей без определенного места жительства, проще сказать, для бомжей. Своего рода загородное поместье на теплый период. Должны же и бомжи где-то отдыхать.
В чем заключается отдых людей без рода, без племени? В дешевой выпивке и пустых разговорах. Если с первым случаются перебои, то со вторым проблем не возникает. Язык на месте, отчего не побалагурить?
На старом продавленном диване сидел дряхлый старик, мусолил в зубах добытый на столичной помойке мундштук, в который была вставлена сигарета, и зычным голосом бывшего партийного работника разглагольствовал:
– Я вам так скажу, друзья-товарищи: наклюнулась халява – нечего от нее нос воротить. Это только для толстосумов годится. Им, что ни подай, все негоже. Пойло они подбирают не по марке или вкусовым качествам, а по красоте этикетки да по количеству бабла, которое за него нужно отвалить. Что это за выбор, спросите вы? Я вам отвечу: дерьмо это, а не выбор. Довелось мне как-то принимать одного польского посла, тогда все были помешаны на сплочении государств, не знаю, на кой хрен им это было нужно, но так уж повелось. Жрачки тогда наготовили, на два полка хватило бы, а с питьем – проблема. Стоят мои соратники возле стола, бутылки перебирают. «Хванчкара», «Киндзмараули», коньяк пятизвездочный. Надо бы лучше, да некуда, но им все не то. Беленькую поставить? Или за шипучкой на склад послать? А посол уже в городе, красотами столичными любуется. И так уж вышло, что встречать его и к столу препровождать меня отправили. Я ему: «Пойдем, господин хороший, отобедаем». А он: «Хочу глубинку посмотреть». Это он наши подмосковные колхозы глубинкой называл. Наивный. Телефонов карманных тогда и в помине не было, ну, я и решил проблему сам. Повез его в один из колхозов, завел к мужику в дом, тот с семьей жрачку на стол наметал, по русскому обычаю. Помялся малость, а потом бутыль на стол – бах! Чистейший самогон. Вот, скажу я вам, была встреча! Не ваши «мараули» да «хванчи». Эх и погудели тогда!
– За это тебя из партии и поперли, Тесик. За твою самодеятельность, – вставил неопределенного возраста мужичок, развалившийся на соломенном тюфяке.
Таких тюфяков в подвале было навалено немало, но ни один из них не пустовал. Компания в подвале подобралась веселая. С десяток мужиков устроились вдоль стен. Время от времени наполняя граненые стаканы, наследство от прежних хозяев, выпивали, закусывали крепкими яблоками, уворованными по окрестным садам, и слушали разглагольствования старика.
– Твоя правда, Калмык. – Старик отложил в сторону мундштук, огладил седую бороду. – В один день судьбу мою решили. Хорошо еще, что не вздернули. Но оно того стоило, видел бы ты того польского посла наутро! Рожа помятая, волосы всклокоченные, глаза из орбит лезут. А уж как желудок выворачивало, вспомнить страшно. Помер бы посол, не заставь я его опохмелиться.
– Так ты ему жизнь спас, так, что ли, Тесик? – Долговязый мужик лениво поднялся с тюфяка, желая видеть реакцию старика. – Ты у нас спаситель государственных гостей, верно?
– А ты зубоскаль меньше, Фикса, – ухмыльнулся Тесик. – Забыл, что пять лет как зуб золотой пропил? Налей-ка лучше чарку старику.
– Это мы завсегда рады. – Фикса двинулся к центру комнаты, где на расстеленной газете красовался «гвоздь программы» – двадцатилитровая канистра чистого спирта. – Тебе как, с разводочкой или чистогана?
– Обижаешь старика, – хмыкнул Тесик. – С примесями пусть бабы пустоголовые пьют, а правильные мужики до самой смертушки чистяк употребляют.
– Как бы твои слова пророческими не оказались, – вступил в разговор щуплый мужичок, примостившийся у выхода. – Упьемся до смерти дармовым пойлом, помяните мое слово.
– Хорош дристать, Щуплый, – оборвал его Фикса. – Старик верно говорит: от халявы только идиоты отказываются. Да и за ради чего ему нас травить?
– И все равно, подозрительно это. – Щуплый перебрался поближе к старику. – Подумай сам, Тесик, с какого перепугу этому сытому пижону нас задарма поить?
Тесик принял из рук Фиксы наполненный до краев стакан, в три глотка осушил его и только после этого ответил:
– Больно ты подозрительный, Щупик. Видно, жизнь тебя била, да не добила. Я тебе так скажу: встречаются и среди богачей лохи, а наш благодетель как раз из таких. За что он нам канистру выкатил, помнишь? Дело для него должны сделать. Фундамент рыть – не кишки полоскать, на это время нужно и бабла немерено. Сэкономить мужик решил, что в этом зазорного? А что авансом платеж произвел, так от недостатка ума, вот что я тебе скажу. Решил, что работа спориться быстрее будет, если он нас заранее ублажит. А ты насочинял себе всякого, людям праздник портишь.
– Вот и я про то же. Спиртяга у него халявная, работа не срочная, почему бы не уважить людей? – вступил в разговор Калмык. – Сегодня покутим, завтра он нас на объект перебросит, мы за сутки ему такую траншею сварганим, экскаватор позавидует.
– Ага, сварганим. А он нам за это еще канистрочку. Лепота! – Фикса наполнил свой стакан. – Давай посудину, Щуплый. В компании и помирать веселее.
– А! Где наша не пропадала, лей, Фикса! – протянул стакан Щуплый. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
– Слышь, Щуплый, кончай бабу с косой поминать! Накаркаешь! – прорычал из угла белобрысый мужик. Он лежал лицом к стене, прижав руки к животу, лицо его сводила судорога. – Налей и мне, что ли, Фикса. Живот что-то прихватило. Может, выпью и полегчает.
– Тащи свою задницу сюда и стакан прихвати. Полечим твои колики. – Фикса подхватил канистру за ручку, потряс в воздухе: – Две трети осушили, слышь, Секач? Поторопился бы, а то на лечение не останется.
С полчаса в подвальном помещении стояла тишина. Тесик после выпитого стакана вырубился. Привалился бочком к разбитому подлокотнику и затих. Фикса устроился прямо на полу возле канистры, Щуплый отполз обратно к выходу. Калмык наблюдал за Секачем. Выпив стакан, тот вернулся на свой тюфяк, скрючился в углу и больше голос не подавал. Еще через двадцать минут Калмык схватился за голову, боль разрывала череп, будто по нему кувалдой били.
– Фикса, ты как, живой еще? – с трудом шевеля губами, спросил Калмык. – Что-то ты бледный какой-то.
Ответить Фикса не успел, у него началась жестокая рвота. Спазмы буквально выворачивали наизнанку желудок. Он потянулся к ведру с водой, рука скользнула по краю, опрокидывая посудину, вода растеклась по земляному полу. Рука Фиксы дважды дернулась и застыла. Калмык попытался встать с тюфяка, чтобы помочь приятелю, но все, на что оказался способен, это чуть приподняться над полом.
– Фикса, ты уж как-нибудь сам. Я немного посплю, а потом помогу тебе, – прошептал он и отключился.
Когда спустя сутки в заброшенный дом забрели грибники, их глазам предстала ужасная картина. Десяток обросших, пропахших мочой и рвотой бомжей лежали вповалку на полу. Все они были мертвы. Грибников из подвала как ветром сдуло. Справившись с позывами желудка, один из них достал сотовый телефон и набрал номер участкового.
Участковый примчался спустя десять минут. Заглушив двигатель, вышел из машины и направился к грибникам. Немецкая овчарка, питомица одного из грибников, повернувшись мордой к дому, исходилась лаем.
– Толик, угомони свою суку! – сердито прикрикнул участковый.
– Да как ее угомонишь, когда там такое, – обмахивая зеленое от пережитого ужаса лицо, проворчал Толик. – Ты бы, Сергей Николаевич, сам взглянул на тот ужас, небось тоже залаял бы.
– Что там у вас?
– Трупешники там, – подал голос второй грибник. – И не у нас, а у тебя, гражданин начальник.
– Ладно, Вовчик, разберемся, – стараясь придать солидности голосу, пробасил участковый. – Рассказывайте по порядку, как вы их обнаружили.
– Мы с Толиком за грибами пошли. Раненько вышли, Найду с собой взяли, собаке прогулки полезны, – начал рассказывать Вовчик. – Грибов, сам видишь, почти нет, корзины и до половины не добрали. Решили вернуться другой дорогой. На опушке бывают скопления опят, думали, здесь больше повезет. Как только к опушке вышли, Найда в лай. Без поводка была, рванула сюда. У пролома встала как вкопанная и выть. Жуть просто!
– Ближе к делу, Вовчик! – поторопил участковый.
– Куда уж ближе, – фыркнул тот. Участковый ему не нравился, много спеси, а на деле полный ноль.
– Давай без твоих привычных пофыркиваний, – огрызнулся участковый. С Вовчиком у них была взаимная неприязнь, потому он обратился к Толику. – Кто в подвал заходил, ты или он?
– Оба заглядывали, – ответил Толик. – Найда, как мы ближе подошли, заскочила в пролом. Я за ней. Потом и Вовчик.
– И что там?
– Слушай, кто из нас участковый? – вспылил Вовчик. – Зайди сам, так и увидишь. Пословицу знаешь? Лучше один раз увидеть…
– Не умничай, Вовчик! – оборвал его участковый. – Стойте здесь, никуда не уходите. Вы – главные свидетели, мне с вас еще письменные показания снимать. – И, поправив фуражку и положив руку на кобуру, направился в пролом.
Минуты не прошло, как он выскочил из здания и понесся за угол. А когда вышел оттуда, лицо его было белее мела.
– Ты, часом, не в обморок ли собрался? – спросил Вовчик, озабоченно глядя на него. – Слышь? Ты это брось! Водички вот попей, оклемаешься.
Участковый благодарно принял бутылку минералки из рук грибника, прополоскал рот, полил на затылок и охрипшим голосом произнес:
– Отправляйтесь домой, потом вас вызову.
– А ты? – спросил Толик.
– Столичных вызову, здесь ждать буду. Место происшествия охранять нужно, а то еще кто-то забредет. Мало ли вас, грибников да охотников, в этих местах таскается. И держите рот на замке, если неприятностей не хотите.
Спорить мужики не стали. Толик свистом подозвал собаку, подхватил корзину и вместе с Вовчиком зашагал к поселку.
На место выслали оперативную бригаду из столицы. Те прибыли в кратчайшие сроки. Оперативники, эксперты-криминалисты, даже бригаду эпидемиологов пригнали. Шутка ли – столько трупов в одном месте. Спустя час примчались вездесущие журналисты: грибники языки развязали, а новости в глубинке расходятся быстро. К тому времени у заброшенного здания уже собралась толпа зевак. Журналисты начали сновать вокруг здания, приставать с вопросами к местным жителям, пытались вызвать на откровенность сотрудников правоохранительных органов. Сколько те ни урезонивали «акул пера», уходить они не собирались. Съемочная группа новостного телеканала старалась вовсю. Дом был снят со всех ракурсов, не упустили и момент, когда тела начали выносить из подвала и сгружать в «труповозку». Официальных заявлений никто из оперативников не делал, но на сенсационный репортаж материала и так хватило. К полудню возле заброшенного здания остался только участковый, да и то лишь для того, чтобы разгонять чересчур любопытных местных жителей.
– Вот, полюбуйтесь! Писаки расстарались.
В кабинете генерал-лейтенанта Петра Николаевича Орлова в это утро было многолюдно. Весь высший состав Главного управления МВД столицы собрался. «Начальник устраивал головомойку подчиненным», как выражался в таких случаях полковник Гуров, друг и соратник Орлова. Сам Орлов уже успел побывать у вышестоящего начальства и теперь «выпускал пар»:
– Читай, Гуров, ты у нас мужик грамотный, донеси до умов здесь присутствующих, какими эпитетами награждают наши структуры господа журналисты, – подтолкнул он утренний выпуск местной газеты в сторону полковника.
Тот неспешно поднял ее, развернул – на первой полосе крупным шрифтом был набран заголовок: «Подмосковные бомжатники: куда смотрит полиция?» – и иронично спросил:
– С выражением, товарищ генерал?
– Можешь даже в лицах, – парировал Орлов. – Читай, Лева, не тяни резину.
– «Трагедия в пригороде столицы шокировала население всей страны, – начал Гуров. – В пустующем доме, давно требующем сноса, найдены трупы десяти человек. Трагедия развернулась глубокой ночью, и лишь бдительность местных грибников позволила оперативникам «оперативно» прибыть на место происшествия. Сколько тела пролежали бы в заброшенном здании, не окажись на месте происшествия грибники с собакой, остается лишь гадать. По предварительным данным, идентифицировать тела полиции не удалось. Да и будут ли их идентифицировать? Версия из официальных источников сводится к тому, что граждане без определенного места жительства собрались в подвале заброшенного дома для распития спиртного сомнительного происхождения. Прежняя версия о возникшей эпидемии, унесшей жизни десяти людей, не подтвердилась, и это само по себе является хорошей новостью. Но не для тех, кто умер в том страшном месте. Станут ли правоохранительные органы внимательнее относиться к подобного рода притонам? Будут ли власти реагировать на столь вопиющие случаи равнодушия к человеческой жизни? Десять членов нашего общества, попав в стесненные жизненные обстоятельства, были предоставлены сами себе. Вот что на самом деле привело к трагедии. Не метиловый спирт, обнаруженный в подвале, унес жизни тех людей. Равнодушие властей и соответствующих структур – вот истинная причина их смерти. А ведь среди тех, кто расстался с жизнью всего сутки назад, могли быть ваши родственники. Друзья, коллеги, соседи. Все, кто неравнодушен, кто желает оздоровления нашего общества, требуйте опознания погибших! Требуйте достойных похорон для тех несчастных, имена которых до сих пор неизвестны, и тогда…»
– Довольно! – оборвал чтение на полуслове генерал. – Общая картина вам ясна. Правоохранительные органы в лице местного участкового допустили возникновение притона и чуть ли не собственноручно угробили десяток чистейших людей. Таково общественное мнение.
– Чего же они раньше молчали? – проворчал подполковник Седых из управления дознания. – Сами-то где были? Или в их обязанности не входит защищать живых?
– Ты, Иван Степанович, помолчи! – обратился к нему один из офицеров. – Сейчас не о них речь.
– Да что вообще об этом говорить? Померли бомжи, туда им и дорога.
– Сами себя опоили, а полиция виновата.
– Чище город будет!
Собравшиеся высказывались, поддерживая мнение Седых. Орлов дал им выговориться, после чего хлопнул ладонью по столу и отчеканил:
– Вот об этом в газете и пишут. Бомжи – значит, и думать о них не стоит. А ведь эти самые бомжи когда-то были полноправными членами общества. Быть может, вашими коллегами, соседями. В этом нас и обвиняют!
– Что мы-то можем сделать? – за всех задал вопрос полковник Крячко.
– Всем подразделениям заучить наизусть список примет каждого из погибших в заброшенном доме бомжей, прогнать по всем базам, опросить каждого жителя Москвы, но к концу месяца выдать мне список фамилий пострадавших. Такой список, который мы могли бы предъявить журналистам, – заявил генерал. – И никаких отговорок! Задача ясна?
– Товарищ генерал, у нас и без бомжей дел невпроворот, – проговорил Седых, – куда еще и это?
– Все туда же, Седых, все туда же, – остывая, произнес Орлов. – Ладно, закончим на этом. Будут подвижки, докладывайте.
Сотрудники цепочкой потянулись из кабинета. Генерал провожал их усталым взглядом.
– Гуров, Крячко, задержитесь! – вдруг сказал он.
Оба полковника вернулись к столу. Орлов дождался, когда кабинет опустеет, и, ослабив узел галстука, снова заговорил:
– Достали эти чертовы писаки! Теперь начальство отчетами задолбает.
– Крепко приложили? – намекая на беседу в верхах, спросил Гуров.
– Не то слово. Президента так не оплакивали, как этих бомжей.
– Дались они им, – проворчал Крячко. – Если бы не журналисты, даже не дернулись бы. Защитнички.
– Твоя правда, Стас, – согласился Орлов. – Но так уж карты легли. По новостному каналу каждый час призыв крутят: требуйте опознания! С кого требовать-то? По домам ходить?
– Пустое это все, – смахнул со стола газету Лев. – Очередная сенсация и только. Появится новый материал, про бомжей мигом забудут.
– Хорошо хоть не эпидемия, – хмыкнул Крячко. – Вот бы был номер, если бы эпидемиологи там какую-то заразу обнаружили. Тогда нам точно хана.
– Оставим журналистов, – поморщился генерал. – Ты, Лева, покопайся в приметах. Память у тебя отменная, а на телах этих несчастных наколок больше, чем в тату-салоне. Есть и зоновские. Вдруг да вспомнишь имя владельца? Как у тебя с текучкой?
– По замоскворечному убийце дело передали в прокуратуру. Осталась пара отчетов по вымогателю и еще кое-что по мелочи, – отчитался Гуров. – Не переживай, Петр Николаевич, взгляну я на твои приметы.
– Вот и славно! Идите, парни, работайте. Мне еще доклад для «вышек» готовить, – махнул рукой Орлов, отпуская оперативников.
Гуров и Крячко вернулись в кабинет. Списки с приметами найденных тел лежали у каждого на столе, дежурный расстарался, распечатал в двух экземплярах. Не откладывая дело в долгий ящик, Гуров занялся изучением списков. Крячко последовал его примеру. Впрочем, нудное занятие Стасу быстро наскучило. Он отшвырнул от себя бумаги, вскочил со стула и, зашагав по кабинету, принялся разглагольствовать:
– Не понимаю я этих журналюг, чего им неймется? Ну, померли бомжи. Отравились суррогатом, так теперь их что, в ранг святых возводить?
– Тебе же сказано: они – полноправные члены общества, – наставительно произнес Лев. – Надо хотя бы попытаться.
– Мне одно непонятно, как они умудрились все сразу упиться? Ведь эта дрянь на всех по-разному действует, верно? – Крячко остановился в центре комнаты, ожидая подтверждения.
– Так уж сложилось, – пожал плечами Лев. – Послушай, вот это тебе о чем-то говорит? Два скрещенных клинка между большим и указательным пальцами. Что-то смутно знакомое, не могу вспомнить.
– Ни о чем мне это не говорит, – взбрыкнул Станислав. – Не собираюсь я на них свое время тратить. Кто они такие в конце концов? Налоги не платили, пользу обществу не приносили, значит, и у меня перед ними никаких обязательств нет.
– Не ворчи, Стас, другу помочь надо, – остановил его Гуров. – Одного опознаем – уже дело.
– Ладно, давай попытаемся. – Крячко остыл так же быстро, как вспылил. – Показывай свои клинки, может, что и вспомнится.
Гуров сидел в кафетерии в двух кварталах от Управления и вяло ковырял вилкой куриный салат. Рабочий день закончился, а вместе с ним и нудное копание в бумагах. Всю неделю он занимался отчетами, рапортами и неизменной работой над идентификацией подмосковных «жмуриков», отчего к выходным глаз настолько замылился, что буквы в отчете патологоанатомов, описывающих особые приметы умерших бомжей, стали сливаться в одну сплошную черную линию. Понедельник не принес ничего нового. Гуров убрал список в стол с твердым намерением больше к нему не притрагиваться. Шесть дней убито на заранее проигрышное дело. С него хватит, пусть журналисты пишут что угодно, он к спискам больше не притронется. Крячко уехал в следственный изолятор на беседу с подозреваемым, а Лев отправился домой. Его жена, Мария, актриса Московского театра, уехала на гастроли, потому он решил не заморачиваться приготовлением ужина, а перекусить в кафе.
– Простите, вы – полковник Гуров?
Гуров оторвал взгляд от вялых листьев салата. Перед ним стояла женщина. На вид лет сорок-сорок пять, довольно миловидная. Приятная фигура, одежда хоть и не дорогая, но подобрана со вкусом. Аккуратная стрижка. Про таких говорят: все при ней. Вот если бы не взгляд… Глаза женщины излучали не просто печаль, они излучали вселенскую скорбь.
– Простите, вы – полковник Гуров? – не дождавшись ответа, повторила вопрос женщина. – Я слышала, как к вам обращался человек из Управления.
Гуров вспомнил, что перед уходом из Главка беседовал на крыльце с одним из оперативников.
– Вы за мной следили? – удивленно поднял брови Лев. – Странное занятие для женщины.
– Не настолько странное, как может показаться со стороны, – заметила женщина. – Разрешите присесть?
– Если вам угодно, – церемонно произнес он, отставляя свободный стул, чтобы женщине было удобнее садиться.
– Мое имя Ольга Камова. Оно вам ни о чем не говорит, я понимаю, но мне просто больше не к кому обратиться, – едва присев, заговорила женщина. – Я узнала про вас от одного человека. Случайно.
– И что же вы обо мне узнали?
– Что вы человек чести, – просто ответила Ольга. – А мне сейчас не помешает помощь.
– Какого рода помощь вам нужна, спрашивать глупо, – заметил Гуров. – Раз вы знаете, что я полковник полиции, значит, у вас или у кого-то из ваших родственников проблемы с законом. Следовательно, вы хотите, чтобы я посодействовал вам. Но, боюсь, вы напрасно потратили время, выслеживая меня. Я не занимаюсь делами, не относящимися к моей непосредственной трудовой деятельности. Я не частный сыщик, не адвокат и даже не Бэтмен, спасающий людей.
– Бэтмен мне не поможет, – едва заметно улыбнулась Ольга. – Адвокат тоже, а насчет сыщика, вряд ли я могу себе его позволить.
– Так вот почему вы обратились ко мне, – протянул Лев. – Кто-то сказал вам, что полковник Гуров работает задаром, и вы решили сэкономить?
Настроение у него было неважное, и он даже не пытался быть вежливым. «Проклятые доброхоты! – подумалось ему. – Отправляют ко мне всех, кого ни попадя. Гуров поможет, Гуров справится и даже денег за помощь не потребует. Сейчас она начнет свою душещипательную историю о том, как ее братца или любовника несправедливо обидели правоохранители, и защитить того сможет только полковник Гуров. Сколько раз я слышал подобные речи?»
– Вы сердитесь, – ворвался в его мысли голос Ольги. – Что ж, вы имеете на это полное право. Мы с вами незнакомы, вы мне ничем не обязаны. Я только мешаю вам насладиться ужином. Лишаю вас заслуженного отдыха. Все так, только я не отступлюсь! Просто не могу себе этого позволить!
– Чего вы от меня хотите?
– Мой муж пропал, – заявила Ольга. – Не убил кого-то, не украл миллионы, не подставил компаньона. Просто пропал.
– Так обратитесь в полицию, там есть специальные структуры, занимающиеся подобными вопросами. Разве вам об этом неизвестно?
– Известно. И я обращалась к ним. Мне отказали. – Голос Ольги дрогнул.
– Какова причина отказа? – для проформы поинтересовался Лев.
– Расследуя обстоятельства его исчезновения, они нашли доказательство того, что муж уехал из города. Добровольно. Сказали, что он бросил меня. Бросил, понимаете? – По щекам Ольги покатились слезы.
«Сейчас начнется истерика», – устало подумал Гуров. Но рыдать Ольга не стала. Она сцепила руки на коленях и принялась рассказывать:
– Мой муж – адвокат. Работает в одной подмосковной адвокатской конторе. Место не ахти, но на жизнь хватает. Роману, так зовут моего мужа, в этом году исполняется пятьдесят лет. Мне казалось, все амбиции по поводу высокого положения, больших заработков и более обеспеченной жизни остались в прошлом, где-то на рубеже между тридцатью и сорока годами. Думаю, до недавнего времени так и было. Он неплохо разбирается в своем деле, это правда. И дом у нас есть, и кое-какие сбережения. Я тоже дома не сижу, работаю в частной фирме, бухгалтером. Знаете, сейчас модно нанимать бухгалтера, который работал бы дистанционно. Такого работника фирма не обязана обеспечивать компьютерной техникой, не обязана беспокоиться о текущих тратах на оборудование офиса. Да мало ли преимуществ в подобного рода сотрудниках? Мне тоже удобно: не выходя из дома, я могу заработать приличную сумму. На дорогу не трачу ни время, ни деньги. Опять же, внешний вид роли не играет.
– Все это очень интересно, – начал Гуров, – но, боюсь…
– Простите, я отвлеклась. Постараюсь быть краткой. Двадцать четыре дня назад Роман уехал в Москву. Сказал, что у него появился шанс получить такое место, благодаря которому он наконец-то войдет в число адвокатов, чьи имена у всех на слуху. Так и сказал. Сначала все шло хорошо. Он возвращался из столицы в приподнятом настроении. Говорил, что скоро все изменится, даже начал мечтать о переезде в столицу. Потерпи, Олюшок, говорил он, скоро ты станешь королевой, московской королевой. А потом вдруг исчез. На звонки не отвечает, домой не приезжает. Я так давно не получала от него никаких вестей! Выждала время, обратилась в полицию. Они заявили, что Роман «взрослый мужик, который мог просто загулять», и велели приходить через три дня. Сейчас я жалею, что не настояла на своем, только какой от этого прок? Время упущено. В итоге заявление мое все-таки приняли, а через сутки заявили, что у мужа была любовница и она официально подтвердила: Роман добровольно покинул город. В каком направлении, эта псевдолюбовница не знает, но ее показаний достаточно для того, чтобы прекратить поиски моего мужа.
– Вы получили официальный отказ в розыске?
– Мне пришлось обить не один порог, чтобы добиться этого самого официального документа. Теперь он у меня на руках, но я все равно уверена, что Роман попал в беду. Он не мог бросить меня. Только не сейчас, понимаете? Кому, как не мне, знать, на что способен человек, с которым ты прожил двадцать пять лет!
– Вашим ощущениям есть какое-то более существенное подтверждение? – мягко спросил Лев.
– Я понимаю, как все выглядит. Понимаю и ваш скептицизм. – Ольга вздохнула, откинула волосы со лба, покопалась в сумочке и извлекла на свет лист розоватой бумаги. – Вот, взгляните.
Гуров даже не пошевелился. Тогда она развернула листок и двумя пальцами подтолкнула его к полковнику. Он опустил глаза. На мятом от долгого использования клочке ровным почерком было выведено: «Люблю тебя. Скоро все изменится».
– Похоже это на то, что мой муж решил меня бросить? – с вызовом спросила Ольга. – Похоже на то, что он обзавелся молодой любовницей и сбежал?
– На мой взгляд – да, – понимая, что слова звучат безжалостно, произнес Лев. – Хотите услышать, как это выглядит со стороны? Ваш муж действительно нашел тепленькое местечко и просто ушел. А записка – всего лишь дань тем годам, что вы прожили вместе. Мой вам совет: забудьте о нем. Начните жизнь с чистого листа. У вас еще может получиться. Зациклитесь на его поисках – пустите свою жизнь под откос. Это уничтожит вас. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
– Этого не будет! – Ольга смяла записку, затолкала в сумочку. – Я не успокоюсь, пока не увижу его. Живого или мертвого. Либо он посмотрит мне в глаза и скажет, что я ему больше не нужна, либо я взгляну на него и поцелую дурацкий красный овал на его лбу. Вот тогда можно будет ставить точку.
– Красный овал? О чем это вы? – В мозгу Гурова что-то щелкнуло.
– Родимое пятно, предмет насмешек в детстве, подколок в юности и семейных шуток в зрелом возрасте. – Слабая улыбка тронула губы Ольги. – Роман ненавидит его. Из-за этого он всю жизнь носит длинную челку, чтобы прикрывать «особый знак», как называла родимое пятно его мать. Я пыталась с этим бороться, без устали повторяла, что это всего лишь пятно, до которого никому нет дела. Кроме самого Романа, конечно. Но он не желал слушать и упорно отращивал челку, чтобы скрыть этот дефект.
– Понятно. – Лев напряг память, пытаясь вспомнить, где и когда он слышал о подобном знаке, но слова Ольги отвлекли его от этих мыслей.
– Вы спрашивали, есть ли у меня что-то посущественнее интуиции. Так я вам отвечу. У меня есть все основания считать, что Роман не уехал из города. Я разбирала бумаги мужа и нашла материалы дела, над которым он работал. Он его не закончил. В его компьютере наброски речи, в отдельной папке бумаги без обязательного штампа «выполнено». Роман жуткий педант, он никогда не бросает дело на полпути и не выносит недоделок. Там какие-то документы, списки фамилий, разного рода пометки. Посмотрите хотя бы это. Встретитесь с его последним клиентом, пообщаетесь с ним, и, если останетесь при своем мнении, я больше вас не потревожу. Найдите его клиента, вот все, о чем я прошу.
– Это может ни к чему не привести, – покачал головой Гуров. – Я хочу сказать, что встреча с клиентом не гарантирует того, что это прольет свет на причину исчезновения вашего мужа. Что, если он заявит, что отказался от услуг Романа? Это объяснит, почему дело не закрыто, но никак не приблизит вас к пониманию того, что же произошло.
– Пусть так. – Ольга устало потерла виски. – Хотя бы попытайтесь. Знаете, сколько раз за последние две недели я рассказывала эту историю? Со счета сбилась. И всякий раз получаю отказ. Выть хочется от бессилия, но я все еще держусь. И все еще надеюсь, что смогу помочь ему, моему Романтику. – Она снова потерла виски.
– Вам нехорошо? – забеспокоился Гуров. – Голова болит? Скажите, когда вы в последний раз ели? Наверняка толком и не спите. Вам нужно отдохнуть.
– Я в порядке, – остановила его Ольга. – Вернее, буду в порядке, когда узнаю, где мой муж.
– Хорошо, – сдался наконец Лев. – Я попытаюсь вам помочь. Ничего не обещаю, но попробую. Мне нужны записи вашего мужа. Все, что найдете в компьютере и на рабочем столе. Сможете принести их завтра в мой кабинет на Петровку?
– Назначайте время, – облегченно вздохнула Ольга.
– Я прихожу к восьми, но вы можете прийти часиков в девять. Успеете выспаться.
– Я буду в восемь, – твердо проговорила Ольга, подхватила сумочку и, не прощаясь, ушла.
Гуров еще какое-то время сидел за столом, размышляя над тем, как странно устроен человеческий мозг. Порой он не может воспринять очевидные факты, возводя стену из домыслов, ощущений, ложных надежд, и эти самые надежды защищают его от потрясений. А потом что-то происходит, осознание происшедшего сносит хрупкие стены дамбы, построенной на хлипком фундаменте, и волны очевидных фактов топят все: и любовь, и верность, и ту самую надежду. Это ждало и Ольгу Камову, Лев считал именно так, но отказать ей в помощи уже не мог.
