Николай Кирмель
Спецслужбы Белого движения. 1918–1922. Разведка
Следует отметить, что победы РККА на фронтах оказывали деморализующее влияние на морально-психологическое состояние личного состава белых армий. Осенью 1919 года в Сибири особое опасение вызывали политические настроения офицерства, которое, устав от войны, утратило веру в грядущую победу[133]. Упаднические настроения в белой армии во время поражений отмечались и на других фронтах, что не прошло мимо внимания Л.Д. Троцкого: «У нас развитие борьбы дает сплочение, дает запал, у них развитие борьбы дает разложение и распад. Вот где основа всего»[134].
Существует версия, что в середине 1920 года возглавлявший нелегальную группу офицеров помощник главнокомандующего Русской армией генерал П.Н. Шатилов через своего посланника зондировал почву, на каких условиях можно заключить мир с красными и использовать армию П.Н. Врангеля для борьбы с поляками. Однако этот план, если он, конечно, реально существовал, не был реализован[135].
Анализируя военные угрозы белогвардейским государственным образованиям, следует учитывать стратегически выгодное положение красных войск. Большевики, удерживая в своих руках управление промышленным центром России с развитой сетью железных дорог, имели возможность свободного маневрирования резервами на угрожаемые направления. В частности, они смогли перебросить с других фронтов воинские формирования для усиления своей группировки под Москвой и отразить наступление ВСЮР на столицу.
Белому движению не удалось создать вооруженные силы под общим командованием. Основная причина – географическое расположение армий. Отсутствие координации действий между основными белогвардейскими военными группировками привело к тому, что каждый фронт борьбы с Красной армией действовал на свой страх и риск, решая частные задачи в ущерб общим. В частности, армии А.В. Колчака двигались к Вятке на Котлас для соединения с войсками союзников, находившимися на Севере. В свою очередь, А.И. Деникин углубился на Украину, не без основания опасаясь за свой левый фланг в связи с неожиданным уходом французских войск с юго-западного района страны и быстрым развертыванием там большевистских и петлюровских войск. Все это привело к тому, что в решающие моменты белые армии действовали по расходящимся направлениям, сильно облегчая красным задачу сосредоточения резервов на угрожаемых направлениях.
Ведя борьбу с внешними угрозами, белогвардейская разведка засылала агентуру в тыл противника, прилагала усилия для выявления стратегических планов высшего военного командования, численности РККА и других вооруженных формирований, следила за перебросками воинских соединений и частей красных с одного фронта на другой.
Устремлениям спецслужб Белого движения проникнуть в тайны красных в 1918 году противодействовала ВЧК, контрразведывательное отделение при Оперативном управлении Высшего военного совета, регистрационная служба при Всероссийском главном штабе РККА и регистрационная служба при Морском Генштабе. В конце мая 1918 года был создана еще одна советская контрразведывательная структура – отделение Военного контроля при Оперативном управлении Наркомвоена. В сентябре эти учреждения были объединены в отдел Военного контроля при Оперативном управлении Наркомвоена, который занимался борьбой с иностранным шпионажем, но оказался «непригодным для борьбы с изменой и предательством в штабах и войсках». Сотрудники военконтроля поддерживали контакты с британской и французской спецслужбами, а также с противниками советской власти[136]. После объединения фронтовых и армейских ЧК с отделениями военного контроля 19 декабря 1918 года был образован Особый отдел ВЧК.
В период своего становления и реорганизации вышеперечисленные структуры не могли оказать серьезного противодействия белогвардейской разведке. Отчасти отсутствие единого контрразведывательного органа способствовало успешной инфильтрации представителей Добровольческой армии в органы власти и военного управления красных и созданию агентурных сетей на территории Советской России.
В начале войны работа ВЧК также являлась малоэффективной, т. к. местные ЧК только создавались, по-разному понимали свои задачи, имели разные названия и различную организационную структуру, использовали разные методы работы, кроме агентурных.
В первые месяцы своего существования ВЧК намеревалась обойтись без секретных сотрудников, приняв 18 марта 1918 года постановление «О недопустимости пользования провокацией в работе ВЧК». Однако очень скоро она столкнулась с необходимостью создания агентуры, и уже 28 апреля комиссия приняла решение об организации агентурно-оперативной работы на наиболее важных железнодорожных узлах. На состоявшейся в июне 1-й Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий делегаты приняли инструкции, регламентировавших деятельность органов ЧК по созданию и использованию агентурного аппарата[137]. Чекистам понадобилось некоторое время для создания агентурного аппарата, овладения навыками работы с агентурой. Поэтому первые антибольшевистские заговоры ВЧК удалось раскрыть в основном благодаря помощи населения, неопытности в вопросах конспирации членов контрреволюционных организаций и случайного стечения обстоятельств. «В 1918 г., по неполным данным, ЧК раскрыли 160 антибольшевистских организаций (25 – кадетских, 26 – эсеровских, 5 – левоэсеровских, 15 – меньшевистских, 68 – “черносотенных” и т. д.), – пишет историк С.В. Леонов. – Чекисты начали приобретать “вкус” к раскрытию конспиративных организаций. Но им удалось ликвидировать лишь меньшую часть таких организаций, действовавших тогда в Советской России»[138]. Только в 1919 году чекисты смогли разгромить такие крупные подпольные организации, как «Национальный центр», «Правый центр», «Тактический центр» и другие. Здесь надо принять во внимание и полученный руководителями и оперативными сотрудниками опыт работы, и развернутый большевиками террор, с помощью которого властям удалось подавить сопротивление не согласных с их политикой подпольных организаций и центров.
Привлечение к работе специалистов царского режима, увеличение финансирования со временем позволили органам ВЧК действовать более результативно, что признавали даже противники советской власти.
Советская Россия не только защищала свой тыл от проникновения агентуры противника, но и сама организовывала на территориях, занятых белыми армиями, восстания, мятежи, забастовки, диверсии, операции разведывательного и контрразведывательного характера. Специальными методами ведения войны в РСФСР занимались три структуры: партийные органы, ВЧК и разведка Красной армии.
Серьезную опасность для белогвардейских режимов представляло руководимое из Москвы большевистское подполье. С осени 1918 года подпольной работой на Дону и Кубани руководило Донское бюро РКП(б). В декабре того же года было организовано Сибирское бюро РКП(б). Весной 1919 года ЦК РКП(б) руководство подпольной работой и партизанским движением на Северном Кавказе, Тереке и Дагестане поручил Кавказскому краевому комитету, Северо-Кавказскому областному комитету и РВС 11-й армии. Летом 1919 года стало действовать Зафронтовое бюро ЦК КП(б)У. Весной 1920 года для разложений войск Русской армии генерала П.Н. Врангеля был создан Закордонный отдел ЦК КП(б)У. На Севере и Северо-Западе в 1918–1919 гг. подпольную работу вели Центральная федерация иностранных групп (ЦФИГ) при ЦК РКП(б), Северный областной комитет РКП(б), Петроградский комитет партии, Архангельский, Волгоградский, Северо-Двинский губернские комитеты и военные политические органы[139]. Обладавшие значительными денежными средствами партийные эмиссары создали в тылу белых подпольные организации, которые, используя недовольство населения политикой властей, организовали вооруженные восстания, руководили партизанским движением, осуществляли диверсии и саботаж. Умело проводимая агитация среди насильно мобилизованных в армию крестьян способствовала массовому дезертирству или переходу солдат на сторону красных и тем самым сильно подрывала боеспособность белых армий. Например, после успешной работы агитаторов 31 января 1919 года в районе станицы Алексеевской к противнику перешли 23-й, 24-й, 26-й, 27-й и 39-й казачьи полки[140]. Подобные факты случались не единожды как на Юге России, так и в других регионах. Иногда переходы носили массовый характер, серьезно подрывая боеспособность войск. Большевики знали, что от надежности армии, ее лояльности к власти напрямую зависела судьба белогвардейской государственности.
Некоторые разведывательно-подрывные акции партийно-политические структуры проводили совместно со спецслужбами – военной разведкой РККА и ВЧК. Например, только за 1919 год чекисты Украины совместно с партийными органами направили для подпольной работы в тылу деникинских войск около 800 коммунистов[141].
Но сама чекистская разведка «…была слаба, разрозненна и малоуспешна, – пишет С.В. Леонов. – Дело объясняется не только тем, что в начале 1919 г. агентурная разведка была передана регистрационному управлению РВСР, а Особый отдел ВЧК фактически свернул внешнюю контрразведку и лишь с конца 1919 г. по инициативе с мест начались попытки ее воссоздания. Разведке просто не уделялось серьезного внимания. Сказывался и острый дефицит квалифицированных кадров, и явное противоречие “тонкого” механизма разведки и “грубых” методов, преобладавших в работе чекистов. Хотя и в Красной армии разведка тоже не являлась сильной стороной, но все же, используя имеющиеся традиции, военные смогли довольно быстро создать относительно развитой аппарат, отражавший не только текущие потребности армии, но в какой-то мере и стратегические интересы республики на Евразийском континенте…»[142]
Судя по другим исследованиям, а также документам, военная разведка красных лишь во второй половине Гражданской войны смогла регулярно обеспечивать командование секретными сведениями военного характера о противнике. Наглядным свидетельством тому являются еженедельные агентурные сводки[143].
Активную наступательную позицию занимала Советская Россия на международной арене, обращая существующие в антибольшевистском лагере противоречия в свою пользу. Через Коминтерн ей удалось оказать давление на правительства ряда зарубежных стран, в том числе и «революционными средствами», для прекращения интервенции в России. Правящие круги западных стран смогли подавить революционные выступления и тем самым сорвать глобальные планы Москвы в отношении мировой революции. Однако они были не в состоянии помешать косвенной поддержке большевизма, выражавшейся в массовых выступлениях трудящихся под лозунгом «Руки прочь от Советской России!».
Таким образом, международная поддержка большевиков стала важным фактором, подорвавшим единство действий стран Антанты, ослабившим силу военного натиска на Советскую Россию.
Стратегическая белогвардейская разведка внимательно наблюдала за активной международной деятельностью большевиков, обеспечивая высшее военно-политическое руководство соответствующей информацией, однако активного противодействия противнику она оказать не смогла.
В результате наступательной позиции Советской России на международной арене, активно использовавшей в свою пользу существовавшие в антантовском блоке противоречия, антисоветским силам не удалось организовать против нее общего наступления. С признанием странами Антанты и другими государствами РСФСР белогвардейские режимы лишались серьезной политической и военной поддержки, что предопределило их поражение.
В ходе Гражданской войны большевикам удалось добиться ряда стратегических преимуществ перед белогвардейскими режимами. Во-первых, сформировать многомиллионные, спаянные железной дисциплиной вооруженные силы. Во-вторых, создать прочную, эффективно действующую систему внешней и внутренней безопасности страны. Советские спецслужбы совместно с подпольными большевистскими комитетами сыграли не последнюю роль в организации массового партизанского движения в тылу противника для ослабления боеспособности белых армий. Одновременно ВЧК путем жестких мер поддерживали «революционный порядок» в своем тылу.
Если большевистская Россия действительно являлась для Белого движения опасным противником на международной арене, то Германия, по свидетельству различных источников, не представляла для него серьезной угрозы.
Следует отметить неоднозначное отношение ее правящих кругов и командования оккупационных войск к Добровольческой армии. С одной стороны, она стремилась к разделу России с целью удержать контроль над ее экономикой, использовала оккупированные территории в качестве источников сырья для потребностей промышленности и нужд армии, поддерживала возникшие на окраинах империи самостоятельные государства, что шло вразрез с политикой белых правительств.
Германское руководство видело отделение Украины, Польши, Литвы, Курляндии, Ливонии и Эстонии, а также Финляндии и позднее Грузии «как средство отбросить Россию назад и распространить германскую сферу влияния на Восток»[144].
«Множество слабых отделившихся государств, – пояснял глава МИД Германии Р. Кюльман, имея в виду “право наций на самоопределение”, – будут нуждаться в германском покровительстве»[145]. В феврале – мае 1918 года Польша, Прибалтика, Украина и Закавказье были оккупированы войсками Четверного союза. 1 марта немцами был занят Киев, 1 мая – Таганрог, 8 мая – Ростов. Атаман Всевеликого войска Донского П.Н. Краснов заключил союз с немцами. Обсуждался проект треста Украинской державы, Всевеликого войска Донского и Кубанской Народной Республики на федеративных началах.
Но, с другой стороны, Германия принимала активное участие в формировании белогвардейских армий на Северо-Западе России и на своей территории, немецкое командование предпринимало попытки установить союзнические отношения с Добровольческой армией.
Следует обратить внимание еще на один исторический парадокс. Германия, которую А.И. Деникин и А.В. Колчак считали врагом России, ведя боевые действия с большевиками и поставляя оружие Всевеликому войску Донскому, тем самым отвлекла значительные силы красных от слабой в военном отношении Добровольческой армии, что позволило последней нарастить свою мощь и продолжить борьбу с Советской Россией. Германское оккупационное командование, как говорится, сквозь пальцы смотрело на то, как казачьи атаманы вооружали Добровольческую армию немецкими боеприпасами. П.Н. Краснов писал: «Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии»[146].
Отношения между германским командованием и командованием Добровольческой армии складывались неоднозначно и по другим причинам. Белогвардейская разведка полагала, что Германия будет пытаться восстановить в России монархию. «Немцы хотят восстановить русскую монархию, русскую империю и русское единство, но на этот раз под другой формой. Выгодной для них, – писал в донесении агент разведывательной организации “Азбука” “Добро” в апреле 1918 года. – Они поняли, какую пользу извлечет Германия из тихой и показной России, управляемой одним из Романовых и признательной Берлину за восстановление трона. Этой комбинацией Германия выполнит мечту Фридриха, который говорил: “Мне нужен сильный сосед, но не сосед могущественный”[147]. Даже после вывода германских войск с Юга России, в 1919 году, белые придерживались аналогичной точки зрения. «В расчеты Германии вовсе не входит уничтожение Добровольческой армии, – говорится в рапорте начальника константинопольского паспортного пропускного пункта полковника Томас а начальнику особого отделения (орган разведки и контрразведки. – Авт.) отдела Генштаба Военного управления, – ей необходима только полная перемена ее ориентации. … будто бы отчасти осуществлена самая важная и решающая часть дела – организация в Добровольческой армии германофильской партией заговора, имеющего целью смещение нынешнего высшего командного состава и замена их лицами германской ориентации»[148]. Поэтому внимание деникинских контрразведывательных органов было сконцентрировано на немецких легальных и нелегальных организациях, действовавших на Юге России и на Украине.
В то же время нельзя не сказать, что оккупация кайзеровскими войсками большой территории с важными промышленными, сырьевыми и продовольственными районами, с людскими ресурсами лишало Белое движение на Юге России экономического потенциала, ставило его в зависимость от помощи со стороны Антанты. А по большому счету, как пишет академик Ю.А. Поляков, «интервенция Германии способствовала эскалации насилия с обеих сторон, что было важнейшим фактором дальнейшего развязывания Гражданской войны»[149].
В свою очередь, усилия белогвардейской стратегической разведки были направлены на то, чтобы выяснить, удастся ли Германии и Советской России заключить между собой союз и выступить против Белого движения и Антанты[150]. Однако, еще раз подчеркнем, в силу исторических причин – поражения в Первой мировой войне, революции, смены власти – Германия не смогла реализовать свои внешнеполитические замыслы.
Серьезная угроза безопасности как Белому движению, так и России в целом исходила от стран Антанты, в первую очередь от Великобритании, которая не была заинтересована в бурном развитии России и Германии. Напомним, что Британская империя в течение целого столетия выступала геополитическим противником России. В годы Первой мировой войны страна-союзница России опасалась ее централизации и послевоенного усиления позиций в Европе[151]. Как следует из воспоминаний Д. Ллойд Джорджа, осенью 1916 года английское МИД представило правительству документ относительно основ разрешения территориальных вопросов в Европе после окончания войны. Меморандумом предусматривалось, что Польша, а также несколько государств на территории Австро-Венгрии, станут «эффективным барьером против русского преобладания в Европе»[152]. Однако после прихода к власти Временного правительства и большевиков Запад еще держался за единство России. Нигде в заявлениях и декларациях глав государств и правительств не упоминалось о независимости национальных окраин империи. И лишь в декабре 1917 года, когда начались переговоры о мире между Советской Россией и Германией, Лондон начал прилагать усилия к развалу страны и оказанию помощи противникам большевиков. «Запад обосновывает свою позицию требованиями мировой войны, социальной угрозой большевизма, геополитическими соображениями», – дипломатично пишет историк А.И. Уткин[153].
Видимо, руководствуясь «геополитическими соображениями», министр вооружений У. Черчиль призвал страны Антанты «задушить большевизм в колыбели», предложив опираться на антибольшевистские силы. Английское посольство в Петрограде подстрекало генералитет и офицерство распадавшейся русской армии к борьбе с советской властью. Белое движение фактически было создано на британские деньги для борьбы с германскими войсками, о чем в июне 1919 года военный министр У. Черчилль писал в парламент: «Меня спрашивают, почему мы поддерживаем адмирала Колчака и генерала Деникина, когда первый министр (Ллойд Джордж) придерживается мнения, что наше вооруженное вмешательство было бы актом величайшей глупости. Я отвечу парламенту с полной откровенностью. Когда был заключен Брест-Литовский договор, в России были провинции, которые не принимали участия в этом постыдном договоре, и они восстали против правительства, его подписавшего.
Позвольте мне сказать вам, что они образовали армию по нашему наущению и, без сомнения, в значительной степени на наши деньги. Такая наша помощь являлась для нас целесообразной военной политикой, так как если бы мы не организовали этих русских армий, германцы захватили бы ресурсы России и тем ослабили бы нашу блокаду»[154].
Когда генерал М.В. Алексеев формировал на Дону Добровольческую армию для борьбы с большевиками «за единую и неделимую Россию», 23 декабря 1917 года между Англией и Францией было заключено тайное соглашение о разделе сфер влияния в России. В нем предусматривалось зона английского влияния – Дон, Армения, Грузия, Курдистан; французская – Бессарабия (Молдова), Украина, Крым. В тот же день британское руководство постановило оказать помощь в формировании Добровольческой армии, «так как генерал Алексеев предложил в Новочеркасске программу, которая предполагает организацию армии для осуществления враждебных действий против врага, и просил о предоставлении кредита в миллион ф. ст. с одновременным предложением организации международного контроля…» 2 января 1918 года Франция генералу М.В. Алексееву выделила 100 млн франков[155]. Не лишним также будет напомнить, что подписание англо-французской конвенции состоялось на два с половиной месяца раньше заключения Брестского мира.
Можно как угодно относиться к В.И. Ленину и партии большевиков, но невозможно отрицать, что, придя к власти, вождь мирового пролетариата обратился к правительствам и народам воюющих государств с предложением немедленно заключить мир без аннексий и контрибуций.
8 (21) ноября 1917 года Народный комиссариат по иностранным делам обратился к послам союзных держав с предложением заключения «немедленного перемирия на всех фронтах и немедленного открытия мирных переговоров». Однако страны Антанты никак не отреагировали на мирные инициативы большевиков. По всей видимости, британские и французские эксперты по России спрогнозировали скорый уход советской власти с исторической сцены и поспешили оказать «союзническую помощь» ее противникам.
Таким образом, если бы не вмешательство Антанты во внутренние дела России, то Гражданская война могла закончиться уже весной 1918 года. Однако все произошло, как известно, иначе. Союзники ввели свои воинские контингенты на территорию нашей страны, оказали поддержку антибольшевистскому лагерю.
Политическая программа Белого движения в области внешней политики провозглашала необходимость соблюдения всех обязательств по договорам с союзными государствами. Возглавившие борьбу с большевиками царские генералы надеялись на помощь со стороны западных стран в восстановлении в России законного, с их точки зрения, порядка и ее территориальной целостности. Содействие со стороны держав Согласия им было обещано. «Мы не забыли и никогда не забудем, как вы героическими усилиями спасли нас в 1914 году, когда положение было критическим, – патетически обещал А.И. Деникину представитель Великобритании генерал Ф. Пуль. – Мы никогда не забудем, что вы, будучи поставлены в крайне тяжелое положение, не соединились, однако, с немцами. Рискуя всем, остались до конца верными своим союзникам»[156]. Но вскоре словоохотливый генерал был отозван в Лондон и снят с должности за нарушение данных ему инструкций. Во главе британской миссии при штабе ВСЮР его заменил генерал Ч. Бриггс. Ему были даны неопределенные инструкции поддерживать связь между генералом А.И. Деникиным и британским военным министерством через генерала Дж. Милна в Константинополе.
Как оказалось, расчет российских политиков и военных на благодарность союзников за те потери, которые Россия понесла в годы Первой мировой войны, и особенно в первый ее период, не оправдался.
Здесь мы сталкиваемся с очередным историческим парадоксом: установление плотных взаимоотношений с Антантой послужило началом разногласий между белогвардейскими лидерами и союзниками. «Осложнения с англичанами происходили на почве несомненной двуличности их политики, – свидетельствует русский дипломат года Н. Михайловский. – Если одной рукой они поддерживали на юге России Деникина, а в Сибири – Колчака, то другой – явных врагов Деникина и вообще России. Подобно тому как на берегах Балтийского моря наши прибалтийские окраины находили у Великобритании могущественную поддержку… на берегу Черного и Каспийского морей такую же поддержку встречали и кавказские народы, желавшие отделения. Этот общий тон английской политики expressis verbis был определен самим Ллойд Джоржем в английском парламенте, когда он прямо сказал, что сомневается в выгодности для Англии восстановления прежней могущественной России»[157].
Как показывают современные исследования, Антанта поочередно сотрудничала то с белой армией против Красной, то наоборот. Например, по указанию государственного департамента американские представители в Сибири «нашли общий язык с большевистской властью, предпочитая ее японцам, и большевики в конце концов провожали американские корабли с оркестром»[158].
Англия, Франция и другие интервенты отнюдь не стремились спасать Россию от большевиков, идей которых справедливо опасались. Они преследовали исключительно свои геополитические и экономические интересы. Сейчас уже установлено, что в основе «помощи» белым правительствам лежало не только стремление предотвратить расползание революции по всему миру и не допустить потерь от проведенной советской властью национализации имущества, но по возможности ослабить страну как экономического и политического конкурента. Курс союзников, прежде всего Англии, свелся к отсечению от России молодых государств в Прибалтике и Закавказье под флагом образования так называемого санитарного кордона вокруг РСФСР. Как только эта задача была выполнена, тут же финансовая и материальная поддержка белых армий совершенно прекратилась. Следуя в русле своей прагматической политики, союзники пошли на соглашение с правительством В.И. Ленина.
Доктор исторических наук Н.А. Нарочницкая по этому поводу пишет: «Смысл так называемой интервенции в Россию заключался также совсем не в цели сокрушить большевизм и коммунистическую идеологию, но и не в цели помочь Белому движению восстановить прежнюю единую Россию. Главные побуждения были всегда геополитическими и военно-стратегическими, что и объясняет попеременное сотрудничество или партнерство то с Красной армией против белой, то, наоборот, закончившееся в целом предательством Антантой именно белой армии. Политика Антанты явилась образцом неблагородства по отношению к своей союзнице России и отразила отношение к ней как к добыче для расхищения…»[159] Эту точку зрения разделяют и другие ученые. «Интервенты воевали не столько против большевиков, сколько против русского народа, – пишет историк В.В. Галин. – Здесь идеологическая война тесно переплелась с империалистической войной. По сути, интервенция “союзников” стала продолжением немецкой агрессии во время Первой мировой войны, цели и у тех, и у других были одинаковы»[160].
Действуя в заданном направлении, страны Антанты поддержали старания элит национальных окраин рухнувшей империи в создании независимых государств, а лидеров Белого движения – в борьбе с большевиками. Но не настолько, чтобы бывшие царские генералы смогли одержать полную победу над противником. Западные правительства не устраивал лозунг белогвардейских вождей за «единую и неделимую» Россию приблизительно так же, как и желание большевиков распространить революцию на весь мир. Поэтому интервенты действовали по принципу: взять – больше, дать – меньше. Материальная помощь, представленная белогвардейским армиям, не являлась столь значительной, как об этом преподносилось в советской исторической науке. К тому же она была не бескорыстной и предоставлялась главным образом в виде товарных кредитов, выделявшихся на оплату поставляемых вооружения и снаряжения. Зарубежных поставок не хватало для снабжения и вооружения войск, в связи с чем деникинские и колчаковские внешнеторговые учреждения закупали у иностранных фирм необходимые военные материалы, либо запасы иностранной валюты, либо вывозя в обмен на зарубежные рынки сырье, прежде всего зерно. Адмирал А.И. Колчак для закупок оружия, боеприпасов и обмундирования использовал золотой запас, депонировав его в зарубежных банках. Генерал А.И. Деникин рассчитывался сырьевыми запасами в ущерб населению и промышленности. Вместе поставки и закупки обеспечили белогвардейские армии всем необходимым лишь наполовину[161]. «Военное снабжение продолжало поступать, правда, в размерах, недостаточных для нормального обеспечения наших армий, но все же это был главный жизненный источник их питания», – писал А.И. Деникин о второй половине 1919 года[162].
За материальную и политическая поддержку в установлении военных диктатур союзники поставили перед лидерами Белого движения следующие условия: признать независимость государств, образовавшихся на окраинах бывшей империи, и провести ряд демократических реформ. Однако, несмотря на оказываемое давление, белогвардейские лидеры отказывались идти на уступки, что осложняло взаимоотношения между военно-политическим руководством белых армий и интервентами. «Из Парижа нам писали часто: помощь союзников недостаточна потому, что борьба Юга и Востока непопулярна среди европейских демократий; что для приобретения их симпатий необходимо сказать два слова: Республика и Федерация, – свидетельствует в мемуарах А.И. Деникин. – Этих слов мы не сказали»[163]. «Вся группа иностранных представителей чрезвычайно дружно работала над насаждением “истинно-демократических принципов” и над направлением русской правительственной работы в духе “завоеваний революции”», – пишет генерал-лейтенант В.В. Марушевский, при этом задавая вопрос: «Откуда эти люди могли знать, что нужно исстрадавшейся России?»[164] Нежелание белогвардейских правительств идти на уступки по вопросу признания независимости новых государств и уклонение от обещаний провести демократические преобразования постепенно привело Белое движение к международной изоляции (ни одно антибольшевистское правительство не было де-юре признано союзниками) и лишило материальной поддержки из-за рубежа, без которой оно неминуемо должно было «скончаться».
Один из руководителей Белого движения на востоке страны, генерал Д.Л. Хорват, в письме к великому князю Николаю Николаевичу с горечью признавал: «Все наши бывшие союзники преследовали с большевиками собственные эгоистические цели. Никто не помогал России. Сильная, единая Россия никому, кроме русских, не нужна»[165]. Помощник начальника штаба Верховного главнокомандующего генерал А.П. Будберг в своем «Дневнике» пишет, что в июне 1919 года чехи таскали за собой 600 вагонов, которые были «наполнены машинами, станками, ценными металлами, картинами, разной ценной мебелью и утварью и прочим добром, собранным на Урале и в Сибири»[166].
Если А.И. Деникин и А.В. Колчак еще могли принимать некоторые решения, не оглядываясь на интервентов, то Е.К. Миллер и Н.Н. Юденич оказались в полной зависимости от стран Антанты.
