Николай Живцов
Следак. Паритет интересов
Глава 1
Разбудил меня шум дождя. Настырная трель бьющихся о стекло капель заставила открыть глаза.
Надо мной нависал некогда белый потолок. Но сейчас краска рассохлась, образовав темные трещины, что обтекали давно не мытые трубчатые лампы, из-за чего помещение выглядело запущенным.
Повернув голову, я наткнулся взглядом на стоящий рядом со мной штатив от капельницы.
Специфический запах хлорки и лекарств дополнил картину, подтвердив догадку о больничной палате.
Помимо моей здесь стояло еще три кровати, но, судя по голым металлическим сеткам и пустым тумбам, в палате я был единственным пациентом.
Дальше взгляд зацепился за дверь. Та была приоткрыта, и до меня из коридора периодически доносились голоса.
«Все-таки угодил в больницу», – констатировал я.
Последнее из того, что помню, – мы с Головачевым садимся в служебную машину нашего следственного отдела.
Когда я, подписав заявление и протокол, вышел из кабинета Решетникова, в коридоре меня ждал только мой непосредственный начальник. Он отмеривал шаги в одиночестве и при моем появлении принялся выговаривать мне за заслуги: мол, ночью надо спать дома, а не шляться по городу, беспокоя начальство, у которого от нового сотрудника лишь проблемы да головная боль.
Еще на лестнице у меня началась одышка, когда же мы с Головачевым залезли в салон автомобиля, меня начал душить кашель, а грудь сдавило от боли. Дальше я слышал лишь скрип тормозов и мат подполковника, ощущал резкие развороты, как автомобиль набирает скорость и вновь тормозит, затем меня куда-то потащили, после покатили, и в завершение я очнулся в этой палате.
Прислушался к своим ощущениям, но, кроме дискомфорта в груди и заполненного мочевого пузыря, ничего критичного не обнаружил.
Сбросил одеяло, пошевелил конечностями. Боль отдалась лишь в грудной клетке, но была терпимой, так что я решил продолжить. Кое-как уселся – мешало головокружение.
Оглядел себя. На ногах штаны от поношенной пижамы, вместо пижамной рубашки – накрученные на грудь бинты. Тапочек под кроватью не нашлось, но деревянный пол не особо студил босые ноги, и я отважился на вылазку. Вот только, поднявшись с кровати, я едва не свалился обратно. Ощутимо пошатывало.
Пришлось воспользоваться помощью штатива. Выкатил эту хреновину за порог и побрел в самый конец коридора, где обычно в таких заведениях находится туалет. Тут главное не ошибиться с выбором направления, иначе рискуешь плестись через весь коридор в обратную сторону. Я взял верное и оказался в санузле, где помимо туалетных кабинок располагались еще и душевые. Судя по звуку льющейся воды, по крайней мере, одна из них сейчас была кем-то занята. Но мне следовало взять левее, к кабинкам.
– Что за… – выругался я.
Штатив наехал на преграду, а я чуть не навернулся. На полу лежали тапки. Их-то мне и не хватало. Пол в санузле, в отличие от коридора и палат, был выложен кафелем, отчего ноги уже замерзли.
На обратном пути меня спалили.
– Больной, вы почему встали?! – Передо мной возникла пышущая здоровьем молодая женщина. Ее объемные формы стягивал белый халат.
Пришлось отвести взгляд. Пока было не до них.
– Я не совсем встал, – выдавил улыбку и кивнул на штатив.
– Эта штука для капельницы, – строго заметила медсестра, колыхнув бюстом.
– Это многофункциональная штука. – Отвечая, я старался игнорировать раздражитель.
– Под кроватью у вас стоит утка, – настырно проинформировала меня женщина.
– Не видел, – соврал я. Сложно было не заметить этот тазик, а еще сложнее было заставить себя им воспользоваться.
– Сейчас же вернитесь в палату! – потребовала медсестра. При этом она подбоченилась, грудь выпятилась, халат натянулся, а пуговицы опасно напряглись.
– Я туда и иду, – отвел я взгляд и покатил штатив дальше.
Только я уселся на кровать, чтобы передохнуть от марш-броска, забравшего у меня все силы, как в палату с криком: «Завтрак!» – вошла еще одна сотрудница госпиталя. На этот раз не такая привлекательная, зато толку от нее было не в пример больше. Она принесла тарелку с кашей, чай в стакане и хлеб с кусочком сливочного масла.
Пребывание в этом времени сделало меня неразборчивым в еде, так что я умял безвкусную и уже остывшую кашу, даже не поморщившись. Предложили бы мне добавки, и от нее бы не отказался.
Спустя полчаса до меня добрался и лечащий врач.
– Так-с, что тут у нас? – деловито начал он осмотр. – Ну и как вы себя чувствуете? – повесив стетоскоп на шею, спросил он.
– Нормально чувствую, – честно ответил я.
– А поподробнее? – не удовлетворился врач.
Он пододвинул единственный в палате стул к моей кровати и с удобством на нем расположился. Лет за пятьдесят, на голове уже полно седых волос, глаза живые, смотрят профессионально участливо.
– В груди болит, и голова кружится. – Я еще минуту поразмышлял, прислушиваясь к себе. – Вроде всё.
– У вас, молодой человек, серьезная травма – перелом ребер, а вы, как я понимаю, рекомендацию врача не выполнили, отсюда и осложнение. – Теперь он смотрел на меня с укором.
– И долго мне здесь лежать? – задал я вопрос, никак не прокомментировав высказанную мне претензию.
– До конца недели точно. Будем вас наблюдать, – обрадовал он меня. – Вам прописан постельный режим, а судя по тому, в каком состоянии вас вчера ночью привезли, самостоятельно вы его соблюдать не в состоянии.
– Вчера ночью? То есть сегодня понедельник? – уточнил я.
– Да, понедельник.
Подтвердив тот факт, что я целый день провалялся в отключке, врач покинул мою палату.
– Охренеть, – дал я оценку произошедшему, когда остался один.
Вспомнился Ломакин, и захотелось вернуть ему должок. Я перебрал в уме условия заключенной с первым секретарем сделки. Согласно им я должен был молчать об участии его племянника в грабеже и подписать оформленные следователем документы. За это Свиридов обязался в ближайшее время организовать мне туристическую путевку в капстраны. И на этом всё. Так что придется Ломакину ответить за все хорошее, что он мне устроил.
За дверью послышался шум: топот ног, взволнованные женские голоса и гневный мужской. Пришлось отвлечься от обдумывания плана мести. Заинтересованный, я слез с кровати, приоткрыл дверь и через образовавшуюся щель посмотрел в коридор.
– Где мои тапки?! – орал мужик в полосатой пижаме.
Медицинский персонал, подстегнутый начальствующим рыком, бегал по коридору и заглядывал в палаты, разыскивая пропажу. Мужик развернулся в мою сторону, и я тут же отпрянул от двери.
– Черт! – Стряхнув с ног тапки, я затолкал их под матрас на кровати и улегся сверху.
Дверь открылась, в палату прошмыгнула уже знакомая мне медсестра.
– Тапки не видел? – спросила она у меня, одновременно заглядывая под кровати.
– Нет, – не сразу отозвался я, занятый разглядыванием ее обтянутых халатом аппетитных округлостей.
– А твои где? – поинтересовалась медсестра, не обнаружив искомого.
– Не знаю. Проснулся, а их нет, – ответил я, сглотнув, когда она наклонилась пониже.
– Постой, а разве в коридоре ты не в тапках был? – задумчиво спросила медсестра, выпрямляясь, и мое внимание переместилось с попы на грудь.
– Босиком, – по инерции соврал я, недвусмысленно пялясь на женщину.
– Что за день такой, – вздохнула она, отчего медицинский халат вновь натянулся. – Санитарка, что ли, когда мыла пол, унесла? – произнесла задумчиво и тут заметила мою заинтересованность. Ее глаза довольно блеснули, и, покачивая бедрами, женщина плавно удалилась.
«Ломакин, я тебе вообще все сломаю», – мысленно пообещал я, провожая шикарную фигуру взглядом.
Больше меня никто не тревожил, и я до самого вечера провел в одиночестве.
Нарушила его лишь санитарка, которая забросила мне тапки, и работница столовой, что два раза приносила еду и забирала посуду.
Никто меня не навещал. Некому. Здесь нет отца, который обязательно пришел бы узнать о моем здоровье. Здесь нет друзей, а значит, некому завалиться и развеселить меня. Здесь нет девчонок из той жизни, поэтому никто не принесет мне вкусняшек. Стало тоскливо.
За окном стемнело, я лежал на кровати и подумывал о том, чтобы поспать. Но для этого нужно было выключить свет, а вставать мне было лень. Поэтому я лежал и ждал, когда кто-нибудь заглянет в палату и его можно будет напрячь с выключателем.
Наконец дверь открылась, но вместо симпатичной пышки-медсестры, радующей меня своими формами, на пороге возник Леха. Я даже привстал от неожиданности.
– Надо же, нашел, – довольно произнес он, войдя в палату. – Ты как?
– Привет. Нормально. Выздоравливаю. – Я прям обрадовался. Одиночество, оказывается, та еще хрень.
– Это хорошо. – Леха уселся на стул. – А что случилось?
– Ребра сломаны, осложнение, – кратко изложил я диагноз и добавил причину: – Ограбить пытались.
– Ограбить?! Тебя?! – озадаченно воскликнул он и, подвинув стул ближе, потребовал подробности.
– Так я и попал в госпиталь, – закончил я свой невеселый рассказ.
– Вот уроды. – Леха сдвинул челюсти. – Нашли грабителей-то?
– Нашли, – зло ответил я. Сломанные ребра не способствуют доброте и всепрощению.
– Ну хоть что-то.
– А ты как узнал, что я здесь? – сменил я тему.
– В твой отдел позвонил, – ответил Леха. – Меня же на должности утвердили, звание дали, – начал он хвастаться успехами, и его лицо засияло от радости. – Хотел тебя позвать отметить. А тут такое. – Леха уставился на мою перебинтованную грудь.
– Спасибо, что пришел, – поблагодарил я его на полном серьезе. И где-то в глубине души ощутил стыд за то, что сам Леху на обмывание первого звания не приглашал.
– И долго тебе здесь еще валяться? – оглядев палату, поинтересовался он.
– Обещали до конца недели продержать, – вздохнул я. – Лех, а ты можешь мне вещи из дома принести? А то у меня здесь даже зубной щетки нет.
– Конечно, – с готовностью подорвался он с места. – Вот только второй раз меня в палату вряд ли впустят. Сейчас-то еле прорвался, – сказал он с усмешкой. – Но ничего. Попрошу кого-нибудь внизу передать тебе вещи.
– О’кей. Держи ключи. – Вытащив из тумбочки, я протянул их другу.
– Адрес, – деловито потребовал он и, пообещав управиться за час, выскочил из палаты.
Вторым посетителем оказался, как ни странно, Шафиров. Он заявился ко мне на следующий день после обеда все в той же полосатой пижаме, но в новых тапках.
Посмотрев на них, я отвел взгляд. Неудобно получилось.
– Ну, здравствуй, товарищ Чапыра, – поприветствовал он меня. – Доложили мне вчера о твоих подвигах. – Шафиров по-хозяйски оккупировал стул напротив моей кровати.
– Здравствуйте, товарищ полковник. – Я сменил положение «лежа» на положение «сидя».
– Мало тебя на матах валяли, – заявил он мне, – всего с тремя уголовниками не смог справиться. Мне сказали, у них даже ножей не было. – Шафиров посмотрел на меня осуждающе.
– Как смог, так и отбился. – Мой ответ прозвучал излишне раздраженно, что развеселило полковника.
– А вот не надо «как смог», надо «как отличник милиции», – усмехаясь, высказал он мне. – Задержал бы их сам, и наградили бы знаком «Отличник милиции».
– Мне и без наград нормально, – огрызнулся я.
– Ладно, не обижайся, а то посмурнел весь. – Шафиров рассмеялся своим каркающим смехом. – Против благодарственной грамоты, за которую ратует Храмцов, возражать не буду, – смягчил он позицию.
– Премного благодарен.
Сдались мне их грамоты.
– Все-таки обиделся, – констатировал полковник.
– Ничего я не обиделся.
Этот Шафиров начал утомлять. Я еще не забыл, кому обязан своей службой в органах.
– Служба-то как, нравится? – сменил он тему, наступив на больную мозоль.
– Нравится, – пробурчал я, устраиваясь поудобнее. Судя по никуда не спешащему уходить Шафирову, разговор обещал быть долгим.
Так и вышло, полковник принялся подробно меня расспрашивать о стажировке, о работе в следственном отделе, о расписанных мне уголовных делах, о коллегах и взаимоотношениях в коллективе.
От полного потрошения меня спас заглянувший в палату Головачев.
– Добрый день, Валерий Муратович, – первым делом поприветствовал подпол старшего по званию.
Если он и удивился нахождению полковника в моей палате, то виду не подал.
– Добрый, добрый, – развернулся в его сторону вместе со стулом Шафиров. – Беседуем тут с вашим подчиненным, – пояснил он свое присутствие. – Пришли к мнению, что Альберту следует усилить физическую подготовку, разумеется, после того как полностью поправится, – огорошил он нас обоих, я даже закашлялся, но тут же скривился от боли в груди. – Вы уж, Илья Юрьевич, проследите за этим.
– Прослежу, – взял под козырек подполковник.
Шафиров удовлетворенно кивнул.
– А теперь объясните мне, почему ваш сотрудник ловит преступников в соседнем районе, а не в том, к которому он приписан?
Головачев не нашелся, что ответить на поставленный начальством вопрос, и перевел взгляд на меня. Шафиров также сместил на меня свое внимание. Пришлось разруливать самому.
– Да я там случайно оказался. Меня же никто не предупреждал, что в центре города у нас неблагоприятная криминогенная обстановка, – вернул я любезность за «слабака».
– Что значит неблагоприятная криминогенная обстановка?! – моментально вскипел Шафиров. – Ты где набрался таких формулировок?! Ты вообще соображаешь, что говоришь?! – вылупил он на меня свои и без того выпуклые темные глаза. – Советская милиция эффективно борется с преступностью, и число преступлений с каждым годом падает! Заруби себе это на носу! – припечатал он в конце.
– Чапыра! – предостерег меня от вступления в спор с начальством Головачев.
– Да молчу я, молчу, – пробормотал я, отведя взгляд на окно, в которое опять хлестал дождь.
– И смотри нигде такое больше не ляпни! – предупредил меня Шафиров, демонстрируя недовольство всем своим видом. – Надо будет сказать Мохову, чтобы усилил работу с личным составом, тем более с молодыми сотрудниками. Или вообще на уровне управления этот вопрос поднять, – пожевывая губами, задумался начальник. – Да, так и сделаю. Комиссия по вопросам политико-воспитательной работы среди личного состава в МВД уже создана. Значит, и на местах скоро озадачат с созданием чего-то подобного. Так что надо будет проработать этот вопрос, а когда из Москвы придет распоряжение, у нас уже будет все готово, – подвел он итог своим размышлениям, и его лицо просветлело.
А я понял, что невольно запустил какой-то процесс.
Теперь Шафиров смотрел на меня уже более благосклонно. Все же я направил его мысли в нужную сторону, поскольку он придумал, как выслужиться перед московским начальством.
– А за несдержанность будет тебе урок, – заявил он, когда я уже было решил, что пронесло. – Даю тебе поручение, – произнес он, с садистским удовольствием наблюдая за моей не особо радостной физиономией.
– Какое поручение? – тоже не особо весело встрепенулся мой непосредственный начальник, которого, как и меня, только-только начало отпускать от вспышки начальственного гнева.
– Раскрыть серию краж или грабежей в своем районе! – торжественно сообщил нам полковник. – Поработал на соседей, а теперь у себя криминогенную обстановку улучшай, – вернул он мне подачу и веско добавил: – Срок тебе – до Дня советской милиции!
Услышав вводную, я завис, вспоминая дату праздника.
– А если не успею? – настороженно спросил я.
– Что значит не успеешь? – начал набирать громкость полковник. – Ты комсомолец или кто?!
Я не ответил, размышляя на тему того, почему мне так «везет» и как с этим бороться.
– И не вздыхай, – одернуло меня начальство.
– Он неделю всего как в должности утвержден, да и ноябрь уже близко, – попытался урезонить разошедшегося полковника Головачев.
– Залог у него быстро получилось согласовать, значит, и серию хищений по силам раскрыть, – отверг возражения Шафиров.
Глава 2
Скукота. Зевая, я отложил последний дочитанный журнал. На моей тумбе скопилась целая гора макулатуры, и это только сегодняшняя порция. Из-за нахлынувшего на меня информационного голода я прочитал все, что смог отыскать в ведомственной больнице. Всю периодику от газеты «Правда» до профессионального журнала «Советская милиция», даже «Работницей» не побрезговал. Проштудировал ее от корки до корки, но вместо фоток красоток в купальниках в ней зачем-то печатали фото дам за сорок с суровыми лицами.
До попадания в госпиталь мне особо скучать не приходилось. Было чем себя занять. Только одни попытки как-то устроиться в этом непонятном для меня мире и возникающие в связи с этим постоянные конфликты не давали мне закиснуть. Не говоря уже о полуторамесячной стажировке и новой для меня службе.
В госпитале же тишина и благодать.
Ни гаджетов тебе, ни Интернета. Из развлечений лишь черно-белый телевизор в холле. Но возле него собиралась публика посерьезнее, лейтенант в их компанию не вписывался. Пациенты здесь были в основном возрастные, с хроническими болячками. Из молодых с травмами только я да мой сосед, которого подселили на днях. Тоже летёха. Вся голова в бинтах, он только спал под капельницей да стонал во сне. Вот и выходило, что поговорить мне было не с кем. С выпиской Шафирова даже подтрунивания прекратились. Тоска, одним словом.
Ко всему прочему еще и тело требовало разрядки, а обладательница пышных форм только дразнила.
– Альберт, к тебе пришли, – зашла она в палату, провокационно выпятив грудь.
Сообщив мне эту радостную весть, женщина грациозно развернулась и, виляя обтянутой халатом попой, прошла к двери.
Тапкой бы в нее запустить, да наклоняться больно.
Кряхтя и поскрипывая кроватной сеткой, я поднялся на ноги и побрел вниз по лестнице. Вчера мне официально разрешили выходить из палаты, а утка перекочевала под кровать соседа. И питался я теперь в общем зале на этаже. Хоть какое-то разнообразие.
Узкий коридор и небольшое помещение со скамейками вдоль стен, где пациенты общались с посетителями. Посреди него в напряженной позе застыла стройная девушка. Увидев меня, она сделала несколько быстрых шагов в мою сторону, но, оказавшись рядом, резко остановилась. Это я выставил перед собой ладони. А то еще бросится сдуру мне на шею, а у меня ребра только начали срастаться.
Ее глаза сперва вспыхнули от обиды, но затем в них мелькнуло понимание, и они принялись ощупывать меня, пытаясь разглядеть следы травм. Пришлось приподнять пижаму и показывать ей бинты. Алина виновато вздохнула.
– Сильно больно? – спросила она.
– Уже нет, – ответил я, разглядывая посетительницу.
Светлые волосы заколоты по бокам. Воротник плаща приподнят, шея обмотана платком с бахромой. В руках сложенный зонт и объемная сумка. На ногах сапожки на высоком каблуке.
– Извини, не могла прийти раньше, – произнесла она, также изучая меня взглядом.
Судя по ее довольному виду, в старой потертой пижаме я был неотразим.
– Раньше бы тебя просто ко мне не пустили, – заверил я ее. Незачем заставлять девушку чувствовать себя виноватой.
Мои слова вызвали у нее слабую улыбку.
– Я принесла тебе яблоки и домашнюю еду. – Алина оживленно начала доставать из сумки гостинцы. Сетку с фруктами и стеклянную литровую банку. – Сама готовила, – гордо сообщила она.
– Ты ведь готовишь не хуже мамы? – уточнил я, заинтересованно разглядывая содержимое банки через стекло.
– Даже лучше, – похвасталась девушка.
– Я проверю, – предупредил я.
– Спасибо тебе. – Вместо обсуждения кулинарных талантов Алина перешла к теме, которая ее сейчас волновала больше всего.
– Пожалуйста, – не стал я изображать скромного рыцаря.
– Как ты себя чувствуешь? – Девушка смотрела на меня сочувственно.
– Нормально, скоро бегать буду, – заверил я ее, усаживаясь на скамейку поближе к добыче.
– Мне так жаль. Все ведь из-за меня произошло, – вновь вернулась она к запретной теме. В глазах печаль и раскаяние.
– Алина, хватит, – перебил ее я. – Все уже закончилось, а ребра быстро срастутся.
Девушка села на скамейку рядом, взяла меня за руку, и ее пальцы обхватили мои.
Только и осталось, что позавидовать ее ловкости. Моя реакция оказалась намного хуже.
– Сделай то, что ты тогда не успел, – пресекая мои попытки освободиться от захвата, заявила она.
– Чего сделать? – не понял я.
Вместо слов она приблизила ко мне лицо.
– Э-э… – Я разгадал нехитрый ребус и сдал назад. – Мы как-то здесь не одни. – Я кивнул на заполненное людьми помещение. Те, к слову, косились на нас не без интереса.
– Да ну их, – легкомысленно отмахнулась она от свидетелей.
– Слушай, я так не могу, – уперся я.
Митрошину донесут, и мне хана.
– Ты у меня такой скромный, – произнесла девушка, ничуть не обидевшись, а в ее взгляде мелькнула хитринка.
«У меня?!» – вычленил я самое опасное.
– Слушай, Алина, а отец знает, что ты сюда приехала? – попробовал я зайти с другой стороны.
– Мама знает, – улыбнулась она.
– То есть вы это втайне от отца провернули? – добивался я ответа.
Девушка закатила глаза, словно ей приходится выслушивать глупость за глупостью.
– При чем здесь отец? – фыркнула она.
– В смысле при чем? Он как-никак заместитель прокурора и осуществляет надзор за следствием, – не бросал я попыток достучаться до ее разума. – И он после того, что случилось, наверняка против наших с тобой встреч. Ведь так? – надавил я на нее взглядом.
– Да ну его. – Мои слова не произвели на нее впечатления. Хотя нет, лицо девушки посуровело. – Ты что, его боишься? – прищурившись, спросила Алина.
– Очень, – признался я и застыл в ожидании реакции. Ну давай уже фыркай, кидай мне «трус!» и гордо уходи.
– Глупенький, – был мне ответ. – Папа ничего тебе не сделает. Я не позволю.
Она одарила меня самодовольной улыбкой. Моя в ответ вышла кривоватой.
– О, герой, привет! – отвлекли нас от препирательств возникшие словно ниоткуда коллеги.
В центре стоял Денис, который беззастенчиво разглядывал держащую меня за руку красивую девушку.
– А мы думали, ты тут в гипсе под капельницей лежишь, – заявила Ксения вместо приветствия, тоже заметив сплетение наших с Алиной пальцев.
Более сдержанная Журбина просто поздоровалась.
– Альберт, – сбоку шикнула на меня Алина, – кто это?
Девушка расправила плечи и, приподняв подбородок, требовательно на меня смотрела.
– Ксения и Денис – мои коллеги, Людмила Андреевна – моя начальница, – представил я ей явившихся ко мне посетителей.
– А я Алина, его девушка, – перехватила она инициативу.
– Очень приятно, – произнесли коллеги, оценивающе рассматривая «мою девушку».
– А ты, Альберт, не говорил, что у тебя есть девушка, – укорила меня Ксения.
«Да я сам только что узнал», – хотел сказать я, но благоразумно промолчал.
– Он у меня скромный, – ответила за меня Алина, крепче сжав мою ладонь.
Коллеги, услышав такое, переглянулись недоуменно, но тоже благоразумно промолчали.
– Когда тебя выписывают? – поинтересовалась Журбина, уведя разговор в сторону.
– Скорее всего, в понедельник, затем еще неделя на амбулаторном лечении, – отчитался я перед начальством.
– Без тебя скучно, – огорошила меня Ксения.
– Это точно, – согласилась Журбина, заметно вложив в свои слова совершенно иной смысл.
– То есть со мной вам невесело? – изобразил обиду Денис.
– Так ты же сам предпочитаешь общество Ирочки. – Ксюша показала ему язык.
– Меня на всех хватит, – самоуверенно заявил Войченко.
Ответом ему был пренебрежительный женский смех.
– Слушай, а сколько всего грабителей было? – отмахнувшись от девушек, переключился на меня Денис. – А то чего только не говорят.
– А чего говорят? – насторожился я и почувствовал, как Алинины ноготки впиваются мне в ладонь.
– Да по-разному. – Войченко хитро ухмыльнулся. – Кто-то говорит, что на тебя напало не менее десятка урок, другие – что их было два десятка. – Он не выдержал и заржал.
– Да, так все и было, – покивал я.
– Что было? – хором спросили мои посетители.
– Их было два десятка, и все с ножами, кастетами и цепями. Но я бился как лев. Раскидал этих уродов, а потом еще всех арестовал. И всё в одиночку. – Я гордо выпятил грудь.
Мое заявление вызвало дружный хохот. Смеялись все, кто находился рядом и слышал мое бахвальство.
– Да ты герой! Во дает! – послышались реплики из зала.
Оставалось лишь раскланяться.
– Не, ну серьезно, сколько их было? – докапывался до правды настойчивый Денис.
– Четверо, – пришлось признаться.
Смех прекратился, и на меня со всех сторон посыпались одобрительные возгласы.
– Надо было убегать, – не поддержал остальных один из пациентов, помятый жизнью мужчина, что занимал скамейку напротив нас вместе с женой и детьми.
– Неожиданно напали сзади, – соврал я. Понятное дело, если бы не Алина, я бы предпочел свалить, а не биться один против четверых.
Между пациентами, а это были сотрудники правоохранительных органов, сразу же завязался спор на тему, как надо было действовать и что бы они сами сделали в подобной ситуации. О нас на время забыли.
Участвовать в обсуждении мне не хотелось, так что я спросил о главном:
– А вы мне ничего вкусного не принесли?
– Принесли. – Людмила вытащила из портфеля два бумажных пакета. – Печенье с конфетами, – пояснила она.
– Круто, – отозвался я, предвкушая, как устрою сегодня пир.
– Ага, – сглотнув, поддержал меня Денис, голодным взглядом провожая перекочевавшие из сумки на мою скамью пакеты со сладостями.
Пришлось один раскрыть и поделиться со страждущим конфетой. Коллеги посмотрели на Войченко с осуждением. А он, вместо того чтобы устыдиться, выпросил у меня еще две и тут же их сожрал.
От возмущения я тоже отправил себе в род одну шоколадную.
Алина заботливо вытерла мне краешек губ пальчиком, я прифигел и печально посмотрел на Дениса, а этот гад вместо сочувствия показал мне большой палец.
Людмила с Ксенией растеклись в умильной улыбке.
– Ну, мы тогда пошли, – тактично начала отступать в сторону выхода Журбина.
Денис был явно против (и девушка красивая, и конфеты недоедены), но, подмигнув мне, послушно поплелся следом.
– Так я тоже уже ухожу, – слишком прытко для больного поднялся я со скамейки.
Не хотел я оставаться наедине с «моей девушкой», которую даже толпившийся здесь народ не смущает. Чтобы не оправдываться и не объясняться, я поморщился словно от боли.
– Да, да, конечно, – встрепенулась Алина. – Я к тебе завтра приеду, – напоследок обрадовала меня она.
– Ну зачем тебе ехать в такую даль? – принялся я ее отговаривать. – Меня же скоро выпишут, тогда и увидимся.
– Нет, я все же приеду. – Алина была непреклонна, завоевав тем самым симпатии моих коллег. Денис на этот раз показал мне два больших пальца.
– Альберт, не спорь, – одернула меня Журбина.
– Ладно, все, я пошел. До встречи. – Поняв, что спорить бесполезно, я забрал свои гостинцы и потопал в сторону лестницы.
В палате было все как обычно. Сосед стонал во сне, в окно опять барабанил дождь.
Кипу журналов я переложил на соседнюю пустую тумбу, а на свою сгрузил добычу. Достал ложку и уселся с банкой на кровать дегустировать принесенный мне плов.
Затем пришла очередь чая. Разжившись в коридоре кипятком, я высыпал сладости на тумбу и только уселся с полным стаканом на кровать, как в палату явилась медсестра капать соседу новое лекарство. В руках она держала небольшой поднос со всем необходимым.
– Смотрю, тебя посетительницы гостинцами задарили, – сказала она, развернувшись ко мне грудью.
До этого женщина демонстрировала мне задние полушария, проводя манипуляции с капельницей. А я тем временем уминал печенье с конфетами и смотрел очередное устроенное ею для меня представление.
– Хочешь конфетку? – спросил я, слизнув языком со своих губ шоколад.
– Хочу, – она ответно облизнулась.
Поставив уже почти пустой стакан на тумбу, я подхватил одну из конфет и сорвал с нее фантик.
– Иди сюда, покормлю, – поманил я медсестру сладким.
– А ты справишься? – с сомнением протянула она, сделав шаг в мою сторону и качнув бедрами.
– Сегодня ты будешь главной, – пообещал ей я.
Заинтересованно ухмыляясь, она сделала еще шаг.
ОТСТУПЛЕНИЕ
Головачев вылез из служебной машины. Прикинув, что провести в управлении придется не меньше часа, он отпустил водителя на обед. Сам же, чтобы не промокнуть, поспешил скрыться в здании.
Приехал он строго к назначенному времени, но отчего-то так вышло, что в кабинет начальника следственного управления подполковник зашел последним.
– Илья Юрьевич, наконец-то, – поприветствовал его грузный мужчина с хмурым выражением лица, сидевший во главе стола. – Товарищи, можно начинать, – обратился он ко всем остальным и зашуршал лежавшими перед ним бумагами.
Головачев занял свое место за столом и оглядел присутствующих. Начальник областного следственного управления Исаев Михаил Константинович в этом году отпраздновал пятидесятилетний юбилей, а годом ранее получил звание полковника и почетное звание заслуженного юриста. По правую руку от него сидел один из его замов Тишков Семен Варленович, почти месяц назад он приезжал к ним в отдел и стращал всех карами за повторное применение следователями залога. Место по левую руку от Исаева занял начальник городского следственного управления Назаров Петр Павлович, человек жесткий и прямой. Было непонятно, как он с такими чертами характера смог подняться так высоко. Дальше сидели коллеги – начальники следственных отделов города и области. С некоторыми из них, в основном с областными, Головачев прекрасно ладил, а вот с городскими конкурировал. Мерился с ними показателями, воевал за бюджет и кадры.
– Товарищи, – начал заседание Исаев, – из министерства опять прислали распоряжение об организации на местах работы по направлению недавно созданных в министерстве комиссий. – Полковник положил поближе к подчиненным стопку отпечатанных машинисткой копий распоряжения. – Нас к этой работе, без сомнения, привлекут в первую очередь, поэтому прошу внимательно изучить и проработать данный вопрос, а также предоставить свои предложения по организации работы комиссий на местах. Особое внимание уделите комиссии по укреплению законности в деятельности органов внутренних дел, скорее всего, кто-то из вас войдет в рабочую группу.
– К какому сроку нужно предоставить предложения? – уточнил Назаров.
– До конца первой декады октября, – задумавшись на пару секунд, сообщил Исаев.
– И не тяните, товарищи, – вторил начальнику его заместитель. – Шафиров уже насчет одной из комиссий подсуетился. Создал в управлении группу по вопросам политико-воспитательной работы среди личного состава. И если мы затянем работу, то нас обязательно ткнут носом в его успехи.
– Так это же Шафиров, – усмехнулся Назаров, – умеет держать нос по ветру и знает, как угодить министерским.
– За это его и прозвали непотопляемым, – глубокомысленно заметил Тишков.
– Непотопляемый он из-за своих связей. Знает, с кем надо дружить, – некорректно высказался о заместителе начальника управления МВД по кадрам Назаров.
– Это вы, Петр Павлович, намекаете на Свиридова, что недавно в горком перешел? – ухмыляясь, поинтересовался Тишков.
