Николай Иванович Голобоков
Палитра пуантилистов
Стрекозлиный ликбез
Урок стрекозе
Великие умники муравьи тащили в свои склады подземные, огромного динозаврика. Правда, это они так думали. А это просто был дождевой червячёк.
От его бренного тела успел уже кто – то отхватить добрую половину его прекрасной сардельки – и унести в неведомые края, может до самой вершины горы Бойко, это рядышком села Соколиное. Теперь там птенцы пируют, ой, нет, пробуют-дегустируют. А муравьям и этот огрызок с царского стола, большой улов. Заготовителям продовольствия этой, почти туша кита, или, правда, динозаврика.
Муравьям, тоже была известна истина – к себе домой, – много не бывает. Тружеников не пугал тот факт, что их – всего двое. Вот у людей проще, они если и соображают что-то дельное так только на троих. А тут такой размер! Ничего. Сообразим. И решили своими маленькими, но умными головушками.
Где хвост, а где голова непонятно, но он, ведущий, был впереди. И где был хвост или голова ему всё равно, и труженик своими тисками – зубами, спаренными, как железные клещи у людей, которыми гвозди выдирают, держал и тащил на пятой скорости – задними лапками загребал землю и двигался вперёд хвостиком своим. Иногда и буксовал.
На том втором конце, для них, далеко не Геркулесов, этой километровой колбаски со следами гильотины и капелькой крови, второй лапкой, толкал как бульдозер. Трудно, очень трудно было помогать своему собрату… потому, что он, этот крокодил динозавровый был ещё при полном сознании и памяти. Он знал, чувствовал, что его буксируют не в военный госпиталь после тяжёлой ампутации, доброй его живой половины, без наркоза.
И вот остаток, огрызок червячка сопротивлялся, напрягал, изгибал все свои остатки могучего когда – то тела. Становился на две опоры- мостик, сворачивался в кольцо и тот обрубок, после ампутации, так некстати, поднимался вверх до самого неба и, и, тогда муравей взлетал на этом обрубке высоко, высоко, как в цирке и без страховки, но держался и снова приземлялся, когда обессиленный динозавр лежал ровной сарделькой. А вперёдсмотрящий, всё-таки продвигал эту цирковую группу невесёлой программы, без страховки, вперёд и только вперёд.
Трио продвинулось ещё на несколько, точнее на три четыре сантиметра, конечно по дикому бездорожью, без воздушной подушки. Но, самое главное, во всём этом переходе через Альпы – бездорожья,было как они, мудрые умники, менялись ролями в этом циклопическом труде. Тот, ведущий, у которого работала пятая скорость, и он шёл, держал за хвост этого бронтозавра, а циркач-акробат, тащил эту сардельку, за то место где совсем ещё недавно, было живое, присутствие окончания его тела, а может и голова.
Как они решали эту дилемму и превращали в программу, строительства коммунизма, общались и договаривались между собой? Нам не дано понять. …И, как говорил Г. Гейне, навек осталось тайной…
И вот новое, страшной силы испытание… на их пути дорожке…огромная пропасть, овраг и водичка капает, ну Ниагары. Не поверите. Это перекрыло их путь.
И.
И, тогда один из них, вперёдсмотрящий, побежал, рванул во все лопатки, и, скорее, скорее, бегом, без оглядки, мне не показалось, видел сам. Неет, не шёл, побежал в разведку.
Он, разведчик переднего края, как наш дед, Андреич, тесть, на фронте, и вперёдсмотрящий, как на флоте, и ещё что-то посерьёзнее, не просто бегал, носился, летал на своих тоненьких лапках крючёчках, он не носился вокруг да около, как мы часто по свету, он то слева, потом справа, изучал маршрут на местности. Как попасть на ту сторону этого новоиспечённого водопада.
… Обследовал, овраг – трещину, которая так нежданно и не гадано, появилась на их многотрудном пути. Ах, умники. Они так определили свой единственно правильный, разумный, по всем правилам стратегии, – маршрут, ну как, ну как, как Суворов через Альпы. Единственный пример всем народам, Сувооров. И он оказался самым разумным, для таких богатырей, далеко не с лошадиными силами – оказался самым коротким и верным, хоть и нелёгким. Сошлись в малую, но группу. Посовещались, как будто нюхали друг друга. Руками и ногами не размахивали, доказывая свою правоту на профсоюзном собрании, и двинулись дальше. Червячёк-динозаврик, вернее его половинка, уже не так сопротивлялась… Она вставала на мостик и муравей снова показывал мастер класс без страховки, но высота его акробатических этюдов, уже была чуть – чуть пониже, поменьше, высоты на Ай Петри, наших крымских гор.
Двигались они теперь спокойно, уверенно.
А вперёдсмотрящий запел, запел хорошую песенку частушку на, на нашем русском наречии – тралляля, тралляляаа… не теряйте время зря.
А потом, ну как читают наши поэты своё творение, и песни поют так, и ритм и рифма, громко, чётко…
Со смыслом…
– Не бери чёрта в попутчики…всё будет зря…траляляаа, тра ля ля…
– Люд и!
– Учитесь у муравьёв видеть вашу пару – дуэт.
Ищите.
И.
Находите свою дорогу жизни.
Оттепель
Ранняя весна.
Морозы ведут уже тихий спор с тёплыми днями.
Оттепель.
Снег просел, почернел. Зазвенела первая капель, засверкали сосульки от первых тёплых лучей.
После долгой лютой зимы соседи вышли погреться. Сидят на лавке, около большого деревянного почерневшего от долгой череды годов, дома, коммуналки, судачат, тихо – мирно, как будто не отошли от зимнего анабиоза.
Через оживающий яблоневый сад прыгает Толстая – Претолстая, с задранным подолом: одной рукой она тянет юбку, тянет потянет к своему лицу, где, когда-то была лебединая шея, а теперь красовался тройной подбородок.
Другой рукой уцепилась за рейтузы.
– Сама садик, а, я а а, садила, сама буду, поливаать…
– Сама милого, любила, а, саама буду забывааать…
– Мать твою ети! Резинка лопнула.
А затем гомерический…
– Гы гы – резинка лопнула!! Гы гы. Резинка.
– А!!!
Соседи, как по команде затихли.
Их головы, моментально, как на боевом корабле, на пра – во!!
А она, Толстая – Претолстая, прыгает от общественного трёхместного, без перенгородок, туалета, так,
Прыг- прыг. Прыг- прыг. Шлёп – шлёп башмаками. Прыг – прыг.
Как жаба – кенгура.
– Резинка – стерва!
И хохочет, смеётся.
Прыгнула жаба – на деревянные ступеньки двухэтажного почерневшего от времени и снегов, деревянного дома – общежития, потопала, потопала ногами – прыгалками. Подрыгала поочерёдно каждой, в воздухе, проделывая немыслимые антраша – отряхивая мокрый прилипший снег.
Выдохнула, вытолкнула из пышных, – когда то, казалось совсем ещё недавно, аппетитных для мужланов… грудей. И, последнее, как вздох горы, – живого мамонта: … Оооххх, уууххх…И, шипение, как у большого паровоза пары сжатого воздуха с паром, иии … пошлёпала по ступенькам домой.
Соседи дружно. Хором, на разные голоса.
Как слаженный профессиональный хор акапельного исполнения – хохочут.
Потом всё стихло.
Забулькал, зазвенел, первый радостный весенний ручеёк. Как тот, теперь далёкий крымский, – * Серебряные струи* – ручей, водопад, в селе Соколиное.
Солнышко грело, но не так ласково, как на юге.
Грело.
Как
И тысячи
Лет назад.
Суп без курицы
Утро. Ясно светит солнце. Тепло. Поляна Кавказа.
Двое моих попутчиков варят завтрак. Я проверил мотоциклы, и пошёл к горной реке. Бегают куры. А у нас, почему то, пустой котелок – мяса нет. Бегаю за курицей, расставив руки, как грабли. Догоняю. Выщипываю перья. Но она убегает. Снова ловлю, но бесполезно.
Лёг на травку, греюсь на солнышке. Булькает прозрачная вода. Куры разбежались. Перешёл к костру. И с радостью думаю, что в десять тронемся в путь. Виражи, повороты, всё-таки Кавказ! Гуниб, – крепость за облаками… Радостно. Хочется скорее в путь! Но дремота сковывает глаза. Пригрелся на солнышке.
И… видятся… синие горы, дикие ущелья, бурные ручьи и грохочущие реки. Водопады. Тунели, горные аулы. А мы едем, трудно, радостно. Потом перекуры, остановки, костёр.
Вскакиваю, делаю разминку. Кручу кулаки, чтобы не было растяжения от руля, поворотов бесконечных.
И тут только соображаю, что…
Я в Орле, у себя в комнате, за окном сугробы, снег, пурга.
Трещит мороз…
И.
Никуда…
Никуда.
Я сегодня не поеду.
Юнная Пикассо
Во дворце пионеров, занимались дошколята, – семь и не полных семь лет. Все, и. даже родители были довольны результатами занятий. Сказывалось их умение, они не боялись и пластилина и кисточки с акварелью, даже тематические задания приносили всегда неожиданные результаты. Смелость и свобода действий давали результат.
И вот сегодня, тема: Медведь на пасеке.
Рассказал, что там нужно изобразить. Спросил. Поняли дети или нет. И снова долго внятно объяснял.
Конец урока. Собирает работы у тех, кто уже закончил свои рисунки. И вдруг у маленькой пушистой Ниночки, рисунок без медведя. Учитель сказал, что медведя нужно обязательно нарисовать. Это главный герой… Центр композиции ваших шедевров.
Ниночка скривила губы, заныла. Брызнули, упали, засверкали светлячками от такого горя слёзки…
Утёрла рукавом лицо.
С трудом.
Сказала.
– Медведь на пасеке есть.
– Вот он.
– Здесь.
И она показала пальчиком на бочку.
Булькнула носом, вытерла ещё раз слёзы и сказала.
– Вот, смотрите,
– Медведь залез в бочку и ест мёд.
Шмыгнула носом и,
– Боится, мы его напугали.
– Он согнулся там и лижет лапу – потому его и не очень хорошо видно…