Переодевшись, я покинул здание больницы и оказался на улице. Осенний ветер гонял по дороге золотые листья. Как-то уж очень быстро в этом году пришла осень. Все вокруг было буквально пропитано ею: воздух, дома, люди. Шелест листвы под ногами дарил радость и покой. На короткое мгновение я превратился в ребенка того самого возраста, когда, бегая в этом золотом ворохе, каждый из нас стремился ногами подбросить вверх как можно больше листьев. Такая мелочь, а столько счастья.
Деревья, росшие вдоль больницы, уже полностью сменили свои цвета, но все еще старались удержать осенние наряды, чтобы не подставлять голые стволы и ветви холодным порывам ветра. Прямо через дорогу от больницы располагалось небольшое уютное кафе в строгом классическом стиле. На вывеске красовалась надпись «Догорающая свеча». Погода была еще достаточно теплой, и на улице работала летняя веранда, в углу которой, стоя на маленькой сцене, на скрипке играл мальчик лет пятнадцати. Я никогда не отличался хорошим слухом и познаниями в музыке и потому с легкостью мог бы спутать классические произведения с местными частушками, но в этот раз я был почти уверен, что мальчик исполнял одно из творений Моцарта. Звуки чарующей музыки разлетались по всей округе.
Я перешел дорогу и остановился. По телу пробежала легкая дрожь. Мне показалось, что кто-то следит за мной. Ощущение заставило осмотреться по сторонам, но я не заметил ничего подозрительного. Люди все так же шли вдоль по улице, погруженные в собственные мысли и проблемы, не обращая на меня никакого внимания. Странное чувство исчезло так же быстро, как и появилось, не оставив следа. Осознав, что несколько минут стою на одном месте, заставляя прохожих обходить себя, я решил все-таки зайти в кафе и узнать, кто меня там ожидает. Садиться на веранде я не решился и прошел внутрь. Теплая приятная атмосфера приняла меня в свои объятия, чтобы я мог ненадолго забыть о мире за пределами кафе. Официант учтиво улыбнулся и проводил меня за столик возле окна. По пути я осмотрел зал, но не заметил ни одного знакомого лица. Перед моими глазами возникло меню, вытянутое официантом откуда-то из-за спины. Я жестом указал на отсутствие необходимости знакомиться с предлагаемыми блюдами и заказал самую большую чашку кофе, какую они смогли бы найти, и дополнительно попросил прибавить крепости напитку. Нет, речь шла вовсе не об алкоголе, а только о кофе. Приняв мой заказ, официант удалился.
Очень многие, как и я, любят сидеть возле окна, смотреть на улицу и следить за другими людьми и погодой. Из дверей больницы появился мой коллега. Его звали Владимир Волков. Судя по рассказам, прекрасный врач и интересный человек, но с не самым легким характером. К сожалению, мне так и не удалось с ним как следует пообщаться. Волков быстро спустился по ступеням и широкими шагами прошел вверх по улице, обматывая шею длинным черным шарфом. Стоило ему исчезнуть из поля зрения, и в голову вновь ворвались мысли о сделанном мною вскрытии. Все-таки интересно, кто и почему убил бедолагу Чарльза Берингема на самом деле. Версия полиции нисколько не воодушевляла – здесь должно быть что-то другое. И для маньяка такое убийство совершенно бессмысленно, только если за ним не скрывается что-то более важное, чем просто смерть.
Мне на плечи опустились женские руки, и я услышал знакомый голос:
– Здравствуй, Саймон. Как поживаешь?
Женщина обошла меня и села на стул напротив. Это была Мария, моя соседка.
– Все в порядке, – ответил я, от нервов постукивая пальцами по столу, так как ее сегодня я хотел видеть меньше всего.
Высокая стройная женщина лет тридцати с большими зелеными глазами и длинными черными волосами. Несмотря на то что она была замужем, ее постоянно тянуло на любовные приключения, невольным участником которых стал и я несколько дней назад. И если говорить абсолютно честно, этот эпизод оказался одним из самых запоминающихся в моей жизни. Наверное, каждый человек встречал на своем пути женщин, подобных Марии. В такую, как она, мужчины влюбляются с первого взгляда и потом сами не могут объяснить, как же так получилось. И только несколько позже до них начинает доходить, что это в первую очередь желание владеть ею, но данный факт нисколько не ослабляет бурю в груди. Впервые я увидел ее на следующий день после своего переезда и не мог оторвать взгляд. Она, конечно же, заметила мой интерес и впоследствии этим воспользовалась. Я думал, что, проснувшись рядом с ней, буду любить ее еще сильнее, но, к своему большому удивлению, открыв утром глаза, я понял, что чувства, пылавшие во мне несколько часов назад, прошли и я не чувствую к Марии ровным счетом ничего. И вот теперь она сидела напротив и с улыбкой на лице внимательно смотрела мне в глаза.
– В порядке? Ты уверен? Такое чувство, что ты чем-то обеспокоен, – томно прикрыв глаза, сообщила Мария.
– На самом деле ничего особенного. Только вышел с работы в свой выходной день. Меня пригнали из дома, чтобы я сделал вскрытие. И вот сидел, обдумывал результаты.
– И что именно не дает тебе покоя? – Она очень любила слушать истории других людей.
– Будь я полицейским, мне бы стоило сказать тебе, что это секретная информация, но ничего секретного в ней в общем-то нет. Мужчину средних лет, чей труп привезли в больницу, убили, и мне хотелось бы знать почему.
– Для чего тебе это, Саймон? – Ее тонкие брови нахмурились, а кончик носа едва заметно опустился вниз.
– Я не понимаю, – покачал я головой, – почему убили этого человека. Самый обычный и простой мужчина. Жил средней жизнью, довольно бедно. И вдруг смерть.
– Ничего удивительного. Люди каждый день причиняют друг другу боль.
Официант принес кофе и поставил большую чашку прямо передо мной. Пар неспешно поднимался вверх, доставляя приятный аромат к рецепторам. Официант хотел было спросить у Марии, что ей принести, но она его опередила: «Благодарю. Ничего». Получив все необходимые ответы, молодой человек удалился.
– Именно этого я и не понимаю. Почему мы вообще калечим друг друга и не можем просто жить в мире?
Закончив фразу, я осознал, что вообще зря ее сказал. Я показал свою слабость, а Мария только и ждала этого. В чем заключается слабость? В том, что, думая о других, совершенно посторонних для меня людях, я испытываю дискомфорт. Использовать слово «страдания» не могу, так как оно не совсем отражает реальное положение вещей. Мария обожала играть на слабостях людей, так как ей нравилось чувствовать себя на голову выше своего собеседника. Она громко засмеялась, как будто я сказал что-то глупое и бессмысленное, провела рукой по моей небритой щеке и откинулась на спинку стула.
– Мой дорогой Саймон, я все это уже слышала. Твои мечты об идеальном мире, где никто не будет стоять у других на пути и где все злодеи будут уничтожены, никогда не осуществятся. Ты как ребенок, который хочет взлететь в небо, спрыгнув с крыши. Икар. Может быть, стоит так тебя называть? Люди эгоистичны, и если ты хочешь выжить среди них, то нужно научиться жить ради себя и ни о ком не думать. Ни один человек на земле не пойдет ради тебя на край света.
Ее слова ударили меня будто нож, потому что я никогда не разделял взгляды так называемых реалистов. Они привыкли принимать мир таким, какой он есть. Их не удивляют человеческие пороки, и они считают, что люди не могут стать лучше. Но я с этим не согласен. На мой взгляд, их главная ошибка состоит в том, что они смотрят на жизнь исключительно с позиции своего пройденного пути, тем самым отсекая ее подлинное многообразие.
Мария столь искусно задела меня, что я не смог удержаться и не ответить ей.
– Это ты так думаешь, – возразил я.
– Нет, – она покачала головой и надменно улыбнулась, – это не я так думаю, а так оно и есть. За всю свою жизнь я только пару раз встречала людей, которые были готовы ради меня на все. И знаешь, кто они? Такие же глупые романтики, как ты. Вы витаете в облаках, верите в великую бесконечную любовь, а на деле в страхе отступаете, когда то, о чем вы говорили, становится реальностью.
– Что ты имеешь в виду? – я совершенно не понял ее последней фразы.
– Понимаешь, романтики живут мечтами, а когда мечта стала реальностью, она оказывается для них слишком скучной. И тогда они находят себе новую мечту.
– Ты ошибаешься. Если ты не встречала по-настоящему хороших людей, то дело в тебе, то есть это ты притягиваешь негодяев, да и сама с радостью падаешь в их объятия.
– Конечно, всегда есть исключения из правил, только это никак не доказывает, что правило неверно.
Мария явно получала удовольствие от нашего разговора.
– Неужели ты сама не понимаешь? – Я оперся локтями об стол, чтобы оказаться ближе к девушке. – Весь твой мир построен на лжи.
– Неужели? – Мария загадочно улыбнулась. – И это говоришь мне ты? Человек, страдающий от того, что реальность отличается от его взглядов?
– Я никогда не смогу согласиться с тобой. Что бы ты ни говорила, однажды мир станет по-настоящему добрым, только, правда, уже без нас. Если же этого не произойдет, потому что мир таков, каким ты его видишь, то рано или поздно люди уничтожат друг друга, – твердым голосом сказал я и сделал большой глоток кофе, оказавшегося даже слишком крепким.
Я не стал смотреть Марии в глаза, а с деловым видом повернулся обратно к окну. Мне хотелось, чтобы она ушла. Нет. Мне хотелось, чтобы она не приходила вовсе.
Она же, скрестив руки на груди, не отводила от меня взгляд. Ее всегда раздражало, если кто-то вне ее воли прерывал разговор на неудачной ноте. Судя по всему, она не собиралась никуда уходить и ждала, что произойдет дальше. После долгой паузы я все-таки решил прервать молчание.
– Я только не понимаю, для чего ты позвала меня сюда?
– Я? – удивилась Мария. – Саймон, я не звала тебя. Я проходила мимо и случайно увидела тебя заходящим в кафе. И подумала, почему бы не перекинуться парой теплых слов. Но, как вижу, это не очень получилось.
Очень странно. Если не она ждала меня, тогда кто? Я снова оглянулся по сторонам – вокруг, как и прежде, не было ни одного знакомого лица. За соседним столом сидела пожилая пара, о чем-то разговаривая вполголоса, а у барной стойки расположился молодой парень лет восемнадцати и угрюмо смотрел в свой бокал с пивом.
– Саймон, – Мария вернула мое внимание к себе, – я не буду вступать с тобой в долгие бессмысленные споры, это совершенно бесполезно. Однажды ты проснешься в своей квартире в полном одиночестве, без денег и в полной апатии только потому, что всю свою жизнь провел в стремлении верить в то, чего не существует. – Она встала из-за стола. – Пользуйся тем, что имеешь, и имей то, чем пользуешься. Тогда ты будешь счастлив. Хотя, знаешь, ты ничуть не лучше тех, кого осуждаешь.
– Почему? – спросил я, но она, не ответив, направилась к выходу.
Возможно, стоило догнать ее и потребовать ответа, но я не сдвинулся с места. Не знаю почему, но она неожиданно остановилась и задумалась, опустив голову.
– Со всеми своими рассказами о том, что люди могут быть хорошими, ты становишься лицемером. Ответь на один вопрос, Саймон. Только честно. Ради чего ты приехал работать в этот город, оставив своих близких и все, что тебе было дорого? – спросила Мария.
Она взглянула на меня, улыбнулась и, не дожидаясь ответа, вышла из кафе. Я остался наедине с полупустой чашкой кофе и, глядя на закрывающуюся дверь, тихо сказал: «Из-за денег».
Еще слишком рано, чтобы увидеть город во всей его красе, но зато самое время для того, чтобы разглядеть его истинное лицо, скрываемое днем под солнечными лучами, магазинными вывесками и масками прохожих. Мир не таков, каким кажется. Во многом он иллюзорен, и человечеству отчаянно хочется верить в эту иллюзию.
Я стоял под автомобильным мостом, вокруг которого неудачно были понатыканы жилые дома для бедняков и представителей среднего класса. Шум дороги в этой части города не умолкал никогда. Но люди умудрялись привыкнуть к таким условиям жизни, поскольку иного выхода у них не было.
Всю жизнь политики кричат нам: «Важна жизнь каждого человека!»
Библия твердит: «Возлюби ближнего своего, как самого себя».
А что мы имеем по факту? Бесконечное расслоение человеческого общества, где поступки отрицают слова, но это не принято замечать. Оправдывать свои грехи красивыми словами – очень удачная человеческая находка.
Я не случайно оказался под мостом в столь поздний или, если вам так будет угодно, в столь ранний час. И пока я ожидал наступления определенного момента, тьма окутывала меня с ног до головы, позволяя укрыться от посторонних глаз. Где-то вдали послышался вой бродячей собаки. Он был настолько громким и пронзительным, что казалось, будто она зовет кого-то, чтобы разделить свое одиночество.
Вой отошел на задний план, так как я увидел того, кого ждал. Мужчина, пошатываясь из стороны в сторону, шел к себе домой. Уровень опьянения был настолько велик, что он уже громко разговаривал сам с собой на тему какой-то девицы с глубоким декольте. Я вышел из тени и преградил ему дорогу. Не ожидавший такого поворота событий, мужчина подпрыгнул на месте, но, увидев во мне обычного прохожего, безуспешно попытался взять себя в руки.
– Добрый вечер, молодой человек! – произнес он с большим трудом, съедая половину букв. – Или уже утро?
После последних слов он резко поднял голову к небу в поисках солнца, но, увидев лишь звезды, успокоился и снова перевел взгляд на меня.
– А можно вас кое о чем спросить?
– Можно, – тихо ответил я, внимательно разглядывая своего собеседника.
– Я просто хотел узнать у вас, что вы здесь делаете в столь поздний час. О как! Стихи получились! – воскликнул он, хватаясь за фонарный столб.
– Далеко не поздний, а, наоборот, самый что ни на есть подходящий.
– Ну что же! Тогда успехов вам, а я пойду домой, – пробормотал мужчина и пошел дальше, спотыкаясь о собственные ноги.
Всего несколько часов до рассвета. Очень скоро солнце поднимется из-за горизонта и улицы вновь заполнятся людьми. Но пока все еще спят и видят сны о собственных страхах, мечтах и надеждах. Они не знают, что происходит здесь, и никогда не узнают. Огромная часть истории творится ежедневно, пока никто даже не подозревает об этом.
Я подождал пару минут и пошел следом за пьяным мужчиной. Мне не нужно было следить за ним, чтобы узнать, где он живет, я и так это знал. Окружающий мир стал похож на набросок углем на белом полотне, и только впереди перед собой я видел пятно красного цвета, символизирующее биение сердца. Преодолев два десятка ступеней, я очутился перед старой, видавшей виды деревянной дверью. Его голос звучал у меня в голове. Легкий толчок рукой, и дверь отворилась.
Он стоял возле стола, допивая бутылку. Мое повторное появление заставило его по-настоящему испугаться, отчего он рухнул на пол.
– Как вы тут оказались? Что вам надо? – кричал мужчина, пытаясь отползти подальше от меня.
– Не надо кричать. Все уже решено, – ответил я, продолжая приближаться.
Дрожь сотрясала его тело, и я слышал, как зубы стучат друг о друга. Ему страшно. Это был тот самый страх, что некоторые люди чувствуют за считаные секунды до смерти. Его дыхание участилось, пульс зашкаливал, а глаза расширились.
– Ты отлично сегодня играл, – заверил его я. – Обчистил всех этих картежников. Но, к сожалению, нам пора прощаться.
На его глазах выступили слезы.
– Ну что ты, Чарли. Возьми себя в руки. Другого пути нет.
Иногда мне кажется, что вся моя жизнь – огромная ошибка. Словно окружающая реальность – не более чем иллюзия. Эти мысли порой приходят ко мне перед сном. Но как только я засыпаю, страх и сомнения отступают, и тогда я понимаю: в мире есть и другая правда, но моя является единственно верной для такого человека, как я.
Случается, я подолгу не могу уснуть, а затем сон обволакивает тело, подобно лианам в джунглях, и я проваливаюсь куда-то далеко-далеко вниз, во тьму. Проваливаюсь туда, где нет места ни единому лучику света. Я падаю на что-то мягкое и долго привыкаю к густой вязкой тьме, заполнившей собой все пространство. Постепенно глаза начинают привыкать к темноте. Я понимаю, что упал на чью-то огромную ладонь. И тут появляется страх, что великан раздавит меня, как муху, но этого не происходит. Обладатель огромной руки бережно опускает меня на землю. Я изо всех сил вглядываюсь ввысь, пытаясь разглядеть его лицо, но оно скрыто в тумане. Тогда я бегу со всех ног по узкой дороге, вдоль которой стоят все те, кого мне посчастливилось встретить на жизненном пути.
Дорога заканчивается обрывом, но это не останавливает меня, и я падаю вновь. Все повторяется сначала.
Каждый раз я просыпаюсь в холодном поту и подолгу лежу, глядя в потолок. Наверное, меня мучает совесть, которая напоминает о том, что я бросил родных или не смог помочь многим пациентам из-за своей слабости и нерешительности.
В этой жизни можно исправить многое, но только не то, что осталось далеко в прошлом. Оно будет терзать душу снова и снова до самой смерти, пока земля не приютит страдающее сердце. Некоторые люди умеют прощать себя и других. С одной стороны, это великое достоинство, но с другой – недостаток, так как они слишком поверхностно относятся ко многим вещам.
Безумные сюжеты наших снов, порождаемые подсознанием, отражают все, что творится в душе человека. Иногда во сне мы можем увидеть будущее, с которым нам предстоит столкнуться, хотя многие в это и не верят.
Несколько раз в жизни я просыпался с чувством, будто вижу чужие сны, предназначавшиеся не мне, а какому-то другому человеку. Но, возможно, это лишь иллюзия.
В этот раз я даже не помнил, как заснул. После встречи с Марией в кафе стоило поехать домой и отдохнуть, однако я вернулся в больницу, где успел принять нескольких пациентов. Все-таки работа хорошо помогает отвлечься от неприятных мыслей и немного расслабиться. Под вечер, когда я вышел на улицу и понял, что из источников света остались только фонари и горящие окна, появилось желание как следует напиться. Чтобы сомнения не подкосили столь неожиданный порыв, я потеплее укутался в пальто и быстрыми шагами направился в бар, находившийся в конце улицы. Что было дальше? Все, что я могу вспомнить из происходившего в баре, ограничивается пятой или, может быть, седьмой рюмкой русской водки.
Как долго я пробыл в баре? Сколько еще успел выпить? Как добрался домой? Ответы на эти вопросы растворились в крови, смешанной с алкоголем.
Однако я прекрасно помню сон, который увидел ночью.
Я оказался на какой-то городской площади среди бушующей толпы. Если исходить из внешнего вида людей и зданий, дело происходило в начале двадцатого века. Народ кричал и размахивал руками. Брызгая слюной, люди отчаянно требовали немедленно казнить каких-то «ублюдков». У каждого из них в глазах было столько ярости, что на секунду мне показалось, будто бы это вовсе и не люди.
Тем временем на трибуну, расположенную в центре площади, в сопровождении охраны поднялся человек в строгом костюме, цилиндре и белых перчатках. Кивком головы он позволил своей охране отойти подальше, а затем с радостной улыбкой оглядел собравшуюся толпу. В нем соединялись отталкивающие черты напыщенного магната и важного политикана. Вдоволь налюбовавшись на беснующийся народ, он достал из кармана монокль и сложенный в несколько раз лист бумаги. Толпа разом замерла – на площади воцарилась тишина. Тысячи глаз устремились в сторону мужчины, стоявшего на трибуне и неспешно разворачивавшего загадочный листок.
– Приказ номер двадцать три! – его громкий голос пронесся над городом. – В связи с требованием народа казнить тех, кто ворует урожай, тормозит развитие нашего общества, оскорбляет ближних своих, встает на пути чужого счастья, не подчиняется справедливым законам, советом города было принято решение удовлетворить пожелания людей! Завтра на рассвете все жители без исключения будут расстреляны на городской площади! Просьба ко всем явиться в назначенный час и не опаздывать.
Толпа начала ликовать. Все были счастливы. Откуда-то раздался звук оркестра, высоко в небо взмыли десятки фейерверков, а на самой площади появилось множество праздничных столов, уставленных едой и напитками.
Помню, как я зажмурился так сильно, как только мог. Мне хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, подальше от этого безумия, но у меня ничего не вышло. Когда я открыл глаза, то увидел площадь, усеянную трупами. Мертвые изувеченные тела были повсюду, но у каждого из них на лице застыла улыбка. Кровь лилась по улицам ручьем.
– Вот так вот. Вот и чудесно, – услышал я голос позади себя.
Обернувшись, я увидел того самого мужчину в цилиндре и с моноклем. Он стоял возле дымящегося английского пулемета «Виккерс» и потирал руки. Перчатки, перепачканные маслом, утратили былую белизну, но это его нисколько не смущало.
– Вот почти все и готово. Оп-оп-оп! Вот почти все и готово, – напевал он, пританцовывая. Не успел я и глазом моргнуть, как из внутреннего кармана пиджака мужчина извлек блестящий револьвер и с размаху, выбив себе зубы, засунул дуло в рот. Кровь хлынула по его лицу, а он сам разразился безумным хохотом. Спустя секунду его палец нажал на курок. Выстрел практически целиком разорвал голову несчастного, но обезглавленное тело и не думало падать, а его хохот все еще продолжал летать над городом.
– Мы творцы собственной смерти, – с горечью подумал я.
– Саймон, пора вставать! Ты просил разбудить тебя, – сквозь сон услышал я чей-то писклявый голос. – Саймон, просыпайся же в конце концов!
Я нехотя открыл глаза. В голове жутко гудело. Изучив старый обшарпанный потолок, я снова закрыл глаза и начал проваливаться в сон. Но кто-то решил растормошить меня.
– Отстань! Что тебе нужно? – не узнавая собственного голоса, воспротивился я.
– Ты просил тебя разбудить!
Сон рассеялся. Я снова открыл глаза и увидел обнаженную девушку, сидящую прямо на мне. У нее были короткие светлые волосы и ярко-голубые глаза. Попытавшись вспомнить, кто она такая, я наткнулся на стену, выстроенную алкогольным опьянением.
– А кто ты? – поинтересовался я.
– Как кто? – воскликнула она тоненьким голоском. – Я Лилия! Ты что, не помнишь меня?
Я зажмурился и помотал головой.
– Лилия, я себя-то сейчас с трудом помню.
Девушка недовольно ударила меня в грудь и поспешила слезть с кровати. Освободившись от ее веса, я с трудом поднялся, осмотрел комнату, ощущая сильную головную боль, и пошел в ванную в надежде привести себя в порядок. Сколько же я вчера выпил, что меня так бросает из стороны в сторону? В зеркале я увидел небритое опухшее лицо с мешками под глазами.
– Послушай, Линда, а что вчера было? – крикнул я и пожалел об этом, так как мозг в черепе буквально завибрировал от ужаса.
– Я – Лилия, а не Линда!
– Да хоть Сюзанна, – прошептал я. – Ты мне лучше расскажи, что произошло?
Мне нужно было скорее умыться, побриться и попытаться хотя бы немного придать человеческий вид физиономии. Сегодня нужно было быть в больнице в пять утра. Не знаю, зачем так рано, но приказ главврача есть приказ.
Нащупав над раковиной небольшую аптечку, я достал сильное обезболивающее и принял сразу две таблетки. Если повезет, через несколько минут должно подействовать.
Позади возникла Лилия. Я взглянул на нее через зеркало и снова спросил:
– Так что вчера было?
– Мы познакомились с тобой в баре, много танцевали, а потом ты пригласил меня к себе домой. Вот и все, – обиженно ответила девушка.
– Я много танцевал?
– Да, а что в этом такого?
– Нет, ничего. Все в порядке.
Черта с два! До какого же состояния я должен был напиться, чтобы начать танцевать? Последний раз такое случилось со мной года три назад. Но тогда, если судить по рассказам друзей… Нет-нет! Не стоит это вспоминать, а то мне опять будет плохо.
Я оценивающим взглядом оглядел Лилию и подумал: хорошо хоть, когда я пьяный в стельку, у меня не отключается чувство прекрасного. Она действительно была красива, особенно в сравнении с медузами, которых я вчера видел, когда только добрался до бара.
– Послушай, Саймон, а можно мне остаться у тебя до вечера? Ты же все равно будешь на работе, а я высплюсь, потом приготовлю вкусный ужин. – Лилия взглянула на меня глазами наивного ребенка.
– Погоди, – вдруг осенило меня, – а сколько тебе лет?
– Не важно.
– Нет, как раз важно.
– Мне уже шестнадцать, – с гордостью заявила она, а у меня тем временем подкосились ноги.
Вкус меня и правда не подвел, однако, видимо, нравственность вчера уснула глубоким сном. Честно говоря, она не выглядела на шестнадцать – минимум на восемнадцать. Хотя, возможно, это я просто стараюсь себя успокоить.
– И как же родители отпустили тебя в такое место?
– Они об этом ничегошеньки не знают и не узнают.
– Ну прям камень с души свалился, – саркастично заметил я. – Думаю, тебе лучше поехать домой.
Она изо всех сил обняла мое ослабшее тело и заныла:
– Пожалуйста, пожалуйста, я уйду вечером! Обещаю!
С большим трудом я сумел вырваться из ее объятий и вернулся в комнату.
– Нет. Вечером начнешь умолять меня, чтобы я разрешил остаться до завтра. Сейчас тебе нужно ехать домой. Точка. Родители наверняка волнуются. А потом, – я решил слегка слукавить, – мы как-нибудь обязательно с тобой встретимся…
Мне было не суждено закончить фразу, так как раздался сильный стук в дверь, причем настолько сильный, что петли заскрипели, будто вот-вот оторвутся.
– Саймон, вы дома? Срочно нужна ваша помощь! Саймон, просыпайтесь! – послышался взволнованный голос Антонио.
Как только я открыл дверь, Лилия, схватив свои вещи, моментально исчезла в ванной. На пороге стояли мой сосед в одном халате и молодая девушка, которую звали Сильвией. Судя по рассказам Антонио, она была племянницей старика Жан-Луи, что жил этажом выше. Несколько месяцев назад после смерти родителей она переехала к нему, дабы найти утешение.
– Как хорошо, что вы не спите. Пойдемте скорее! Старику совсем плохо, – сказал Антонио и потянул меня за рукав.
– Одну секунду! – Я схватил чемодан, рубашку и последовал за Антонио.
В какое-то мгновение, когда мы поднимались по лестнице, я вспомнил о Лилии, спрятавшейся в ванной, и подумал, как было бы хорошо, если бы она ушла, пока меня нет дома.