Николай Гейнце
На вскрытии
И в такой-то температуре почти целые сутки пролежал труп, уже с месяц хранившийся в леднике, хотя и набитом льдом, но атмосфера которого, ввиду спертости воздуха и отсутствия вентиляции (об этой затее сибиряки не имеют понятия – даже форточки вы редко встретите в сибирских городских жилищах) не предохраняет от гниения. Трудно себе представить, какой заразой обдало нас с доктором, когда мы отворили дверь…
Доктор, впрочем, как человек привычный, не обратил на это обычное для него явление никакого внимания, меня же положительно отшатнуло, но, устыдясь свой слабости, я вошел довольно смело. Поздоровавшись с присутствующими, я уселся на любезно предложенный мне заседателем табурет.
Все разместились, и началось вскрытие.
В избе стоял какой-то пар, еще более сгустившийся после того, как один из понятых затворил дверь, оставленную мною открытой. Мне казалось, что я с трудом вижу лица присутствующих и только слышу выкрикивания Вацлава Лаврентьевича, диктующего письмоводителю акт вскрытия, и скрип письмоводительского пера.
Не прошло и пяти минут, как я не вынес и встал.
– Нет уж, вы, доктор, орудуйте без меня: я уйду… не в состоянии… обедать подожду… – заявил я и, шатаясь, направился к двери.
Если бы понятые не поддержали меня под руки и не вывели за дверь, я упал бы.
– Ишь, петербургская неженка, амбры, видно, захотел… – раздалась за мной шутка Вацлава Лаврентьевича.
Выйдя на улицу, я опустился на ступени крыльца и несколько минут не мог прийти в себя, но морозный воздух скоро сделал свое дело – я, что называется, очухался – но разыгравшийся было во время присутствия аппетит совершенно пропал, и я смело мог исполнить данное доктору обещание – подождать его обедать.
Я потихоньку отправился на квартиру, которую занимал по отводу у одного зажиточного крестьянина, почтенного, но еще бодрого старика Ивана Павловича Точилова.
