Николай Гарин-Михайловский
Вариант
– А что мешает у нас их устраивать? – ответил Кольцов. – Ведь вы понимаете, какую экономию дал бы такой радиус в нашей горной местности?
– Громадную.
– На всю линию несколько миллионов, – ответил Кольцов.
Наступило молчание.
– Черт возьми, – заговорил Кольцов, – давайте, знаете, сделаем обход Герасимова на радиус двести и сто пятьдесят, – чем черт не шутит, может быть и разрешат? А?
Татищев и Стражинский успели уже переглянуться, и последний тихо пробурчал:
– Поехал.
– Никогда не кончим, – проговорил Татищев, заливаясь смехом и опрокидываясь на снег.
Кольцов сконфузился и покраснел.
– Странный вы человек, Павел Михайлович, ведь интересно же сделать так дело, чтоб не стыдно было на него посмотреть. Ведь обидно же даром бросать сотни тысяч. Вы представьте себе, куда мы с вами денемся, когда дорога будет выстроена, и кому-либудь из комиссии придет мысль в голову об радиусе сто пятьдесят? Ведь тогда это будет, как на ладони.
– Да я ничего не возражаю против этого, – отвечал Павел Михайлович, – я вполне всему сочувствую, но где же время, ведь вы хотите поспеть к торгам?
– И поспею, – ответил Кольцов. – Тут ведь на день всего работы.
– Здесь на день, там на день, где ж этих дней набрать? – раздраженно ответил Татищев.
– Ну я сам это сделаю, – огорченно сказал Кольцов.
– Да я не к тому, – начал было Татищев, но Стражинский перебил его:
– Положим, мы как-нибудь успеем. Но только, по правде сказать, мало веры, чтоб из всего этого вышел толк. Ведь это значит переменить технические условия, когда они утверждены начальником работ Временного управления, министром. Пропасть работы всем, начиная от нас.
– Но ведь это все пустяки, тут о сотнях тысяч идет речь.
– Ну да, но когда их никто признавать не хочет.
– Но они существуют. Что нам за дело до других, лишь бы мы исполняли то, что должны.
– Ну да, конечно, – согласился Стражинский. – Я только хочу сказать, что можно какое хотите пари держать, что радиус сто пятьдесят не пройдет.
– Надежд, конечно, мало, – согласился Кольцов.
– Вот если б это было возле станции, где поневоле скорость должна быть меньшая.
– А ведь это идея; почему бы нам не расположить станцию вон в той луке? – Кольцов схватил профиль и стал внимательно ее рассматривать. – Станция поместится, – проговорил он. – Поздравляю вас, мсье, ваша идея блестящая.
Стражинский покраснел от удовольствия.
– Но ведь тогда расстояние между станциями не выйдет, близко слишком будет.
– А мы одну уничтожим – еще экономия, – быстро ответил Кольцов. – Нет, положительно сегодня, господа, у вас гениальные мысли.
У Татищева остановилось в горле замечание, что это опять новая работа.
– А обратили вы внимание, Василий Яковлевич, – заговорил Стражинский, – что при радиусе сто пятьдесят линия залезет в реку, – что скажет на это завод?
– Какое мне дело до завода?
– Как какое дело? Они по этой реке спускают баржи, они говорят уже теперь о том, что камни, которые будут падать в воду из выемок, должны быть вынуты, а если вся линия пойдет по реке, я не знаю, что они скажут.
– Ничего они не посмеют сказать, – больше в утешение себе сказал Кольцов и задумался.
– Ох, уж этот мне завод. Наделает он нам беды. Все, кроме воздуха, им принадлежит. Несчастный человек будет подрядчик!
– Они его разорят, – сказал Стражинский.
– А знаете, что мне пришло в голову? – сказал Татищев. – Что, если их самих затянуть в подряд? – И Татищев лукаво-добродушно подмигнул.
Кольцов широко раскрыл глаза.
– Павел Михайлович, голубчик, да вы гениальный человек! – закричал он. – Ведь эта идея такая же блестящая, как и со станцией?!
Татищев добродушно-весело смеялся.
– Ах, черт побери, – заволновался Кольцов. – В воскресенье же иду к управляющему уговаривать.
– Не согласится, – сказал Стражинский.
– Отчего не согласится? – возразил Татищев.
Кольцов по свойству своей натуры весь отдался новой идее затянуть завод в подряд. Вопрос действительно был серьезный, на десятки и сотни верст во все стороны от линии тянулась земля крупного заводчика. Земля, вода, лес, камень, песок – все было монополией владельца. Уже при постройке временной больницы Кольцов видел, как разыгрывается аппетит завода. За лес была назначена цена дороже городской. Только случаем Кольцову удалось дешево отделаться, – он купил готовый дом, а для пристроек запасся за дешевую цену несколькими срубами у местных крестьян. Заводское управление на такой прием Кольцова ответило приказом к местному населению, по которому жителям строго-настрого воспрещалось продавать лес агентам железной дороги под страхом навсегда лишиться права приобретать его по уменьшенным ценам из заводских дач.
Предстоящие работы и в других отношениях ставили строителей в зависимость от заводов. С утверждением нового варианта Кольцова, когда приходилось бы работать в воде, завод, по желанию, мог бы нанести неисчислимые убытки одним тем, что не вовремя стал бы выпускать излишнюю воду из своих прудов. Претензии на захват реки тоже могли легко повлиять на неутверждение нового варианта. Казна ничего так не боится, как возможности дать повод вчинать иски, зная по горькому опыту, чем они кончаются. Наконец, еще одно обстоятельство побуждало Кольцова горячо желать участия заводов в подряде. Администрация заводов состояла по преимуществу из горных инженеров. Все они в большинстве были поляки по происхождению, но, если можно так выразиться, примиренные, не чуждались общения с русскими, отличались гостеприимством и радушием, но по свойству всех людей имели склонность заниматься чужими делами. Кольцова осаждали вопросами о направлении линии, почему там, почему не здесь, почему такая цена, а не такая. Как это всегда бывает, они не так искали положительной стороны дела, как отрицательной. Объяснения Кольцова их мало удовлетворяли, они смотрели на него, как на человека, заинтересованного умышленно утаивать истину и старались сами найти ответ на неясные для них вопросы. Почва, таким образом, была из таких, на которой легче всего вырастают всякие нелепые и несправедливые слухи. Кольцов чувствовал, что, перервись он пополам, ему не поверят и всё объяснят по-своему. Единственная возможность заставить их правильно посмотреть на дело заключалась, таким образом, только в том, чтоб их самих втянуть в это дело, поставить их в такое положение, чтоб у них волей-неволей раскрылись глаза на истину.
«Ах, если б мне удалось этих вольных критиков запречь, заставить их на своей спине убедиться в том, что все гадости, в которых они считают нас, инженеров, повинными, сидят только в их воображении», – думал Кольцов, вылезая из саней перед домом главного управляющего заводами (сам владелец в заводе не жил и никогда в жизни в нем не был), горного инженера Пшемыславя Фаддеевича Бжезовского.
Бжезовский пользовался большим уважением в горном мире, – он организовал рельсовое производство, прекрасно его поставил, пользовался репутацией даровитого и способного инженера, слыл за прекрасного человека, его дом отличался гостеприимством и радушием. Громадный двухэтажный дом, занимаемый Бжезовским, был настоящий дворец. Прекрасная мебель, масса картин, электрическое освещение, громадные комнаты напоминали собою давно-давно забытую роскошь времен крепостных. Несколько прекрасных охотничьих собак приветствовали громким лаем появление Кольцова в обширной передней.
Несмотря на не сошедший еще снег и холод, отовсюду несся нежный запах свежих цветов. Точно какой-то волшебной силой из царства тьмы и неуютной зимы Кольцов был вдруг перенесен в волшебное царство весны.
На него, жителя юга, пахнуло чем-то далеким и милым. Он с наслаждением вдыхал в себя этот аромат весны, пока лакей снимал с него валенки, доху и сибирскую с ушами шапку.
Не успел он оправиться, как в дверях показались Бжезовский и его жена. Бжезовский, высокий, пожилой гооподин с окладистой бородой, худощавый, с безукоризненными манерами, приветливо, но с чувством собственного достоинства, поздоровался с Кольцовым, проговорив радушно:
– Добро пожаловать.
Жена Бжезовского, маленькая полная женщина лет сорока, с добрыми чистыми глазами, как у ребенка, ласково поздоровалась с Кольцовым и сейчас же засыпала его вопросами, не смерз ли он, не устал, не желает ли умыться, не хочет ли есть, чаю, и, когда Кольцов сказал, что чаю хочет, она весело ударила в ладоши и сказала, что они как раз пьют чай.
В большой столовой, за чайным столом, Ольга Андреевна (она была урожденная русская), пока наливала чай, несколько раз еще переспросила, не хочет ли Кольцов есть. Кольцов уверил, наконец, ее, что сыт. Тогда она перешла к подробным расспросам о жене и детях Кольцова.
– Какой вы недобрый, зачем же Анну Валериевну с собой не привезли?
Кольцов извинился, сказав, что приехал по делу.
– Ого, по делу! – рассмеялся Бжезовский.
В это время вошел плотный высокий господин, помощник Бжезовского, горный инженер Малинский.
– Василий Яковлевич к нам по делу, – обратился к нему Бжезовский.
– О! – произнес Малинский и сел возле налитого для него стакана.
Кольцов начал издалека. Он изложил в коротких словах предстоящую картину постройки, наплыв рабочих, возвышение цен на рабочие руки, на перевозочные средства, указал на затруднения, какие испытает завод от этого, коснулся неизбежных столкновений с подрядчиками и рядчиками.
– Ну, с этими-то господами нам не трудно будет справиться, – уверенно перебил его Малинский. – Один хороший паводок сразу приведет их в христианскую веру.
– Вещь обоюдоострая, – ответил сдержанно Кольцов. – Людей, имеющих в своем распоряжении несколько тысяч человек, не так легко запугать. Один неосторожно разведенный костер в ваших сосновых лесах наделает вам больше убытков, чем все ваши паводки. Этого, конечно, не будет, как и с вашей стороны не будет умышленного нарушения интересов подрядчиков.
– Конечно, – поспешил согласиться Бжезовский, видимо недовольный, что его пылкий помощник выболтал видимо обсуждавшиеся уже между ними соображения будущих отношений.
– Опасная сторона здесь та, что подрядчики станут пользоваться вашим населением для своих работ.
– Пусть пользуются, – ответил Малинский, – а мы им откажем в земле, лесе, дровах, – у них ничего ведь нет, они всё получают от нас при условии работать на заводе, а не хотят – мы им ничего не дадим.
– По-моему, этим вы их не испугаете, – ответил Кольцов. – Они отлично знают, что ваши заводы без них ничего не стоят, и что вам ничего не останется делать, как вновь их принять, когда они явятся к вам.
Бжезовский все время молча слушал Кольцова. Малинский открыл было рот, но Кольцов перебил его:
– При таких условиях единственная возможность не отрывать местное население от заводских работ заключается в том, чтобы сам завод взял на себя подряд. Тогда заводу стоит только не принимать местный элемент на железнодорожную работу, и дело в шляпе.
Глаза Бжезовского сверкнули, но опять приняли спокойное, бесстрастное выражение. Он продолжал молчать, как бы приглашая Кольцова говорить дальше.
– В денежном отношении, – продолжал, помолчав, Кольцов, – дело это тоже представляется крайне выгодным. Если подрядчик пришлый зарабатывает на таком деле крупные барыши, то местный контрагент, имеющий весь даровой материал, заработает, конечно, несравненно больше.
– Положим, этот материал мы можем выгодно продать пришлому контрагенту, – первый раз возразил Бжезовский.
– Не всегда, – ответил Кольцов. – В случае слишком дорогих цен дорога ограничится крайне необходимым, а остальное привезет по временному пути из мест более дешевых.
Бжезовского неприятно передернуло, но это было очень быстрое движение, и он молча поспешил кивнуть головой в знак согласия.
– Размеры подряда, – продолжал Кольцов, – настолько велики, что они стоят того, чтоб таким делом заняться. Ваш годовой оборот, если не ошибаюсь, достигает миллиона, двухлетний подряд даст оборот до двух с половиной миллионов. Барыш от него будет крупным подспорьем для завода, дав ему возможность не только легко перенести кризис, но и заработать на нем. Ввиду того, что дорога только раз строится, казалось бы, не следовало упускать такого удобного случая, – закончил Кольцов свою речь.
Наступило молчание.
Ольга Андреевна, Малинский и Кольцов смотрели на Бжезовского. Последний не торопился с ответом.
После долгой паузы он, наконец, спросил:
– А как велик может быть барыш?
– Как повести дело. Принимая во внимание ваши условия, я думаю – не менее двадцати пяти процентов со всей суммы.
– Какой оборотный капитал для этого нужен?
– Десять процентов от всего, то есть двести пятьдесят тысяч рублей, – отвечал Кольцов.
– Беда в том, что с этим делом мы мало знакомы, – заметил Бжезовский.
– Это я имел в виду. Вам необходимо пригласить в руководители опытное в этом деле лицо. Я могу указать вам на такого. Это Яков Петрович Нельтон. Он тоже собирается принять участие в подрядах, но сам имеет слишком мало денег и ищет компаньонов. Он, между прочим, был представителем компании строителей на пятом участке смежной с вами дороги, которая только что закончилась, и дал своим компаньонам до семидесяти процентов на затраченный капитал. Точные сведения вы получите как от его компаньонов, так и от начальника работ.
– Надо подумать, – задумчиво проговорил Бжезовский.
Разговор перешел на текущую жизнь.
Кольцов рассказал о новых своих вариантах, о радиусе сто пятьдесят, о замене мостов тоннелем. Малинский пришел в ужас, что цена погонной сажени тоннели обойдется две тысячи рублей.
– Помилуйте, вся цена такой тоннели шестьсот рублей погонная сажень.
– А вот берите подряд, – улыбнулся Кольцов, – и гребите деньги.
– Но что же вы так дорого цените в тоннели?
– Я вам укажу только на тот факт, что дешевле двух тысяч рублей ни одна тоннель в мире не выстроена, – ответил Кольцов.
– Значит, дело неправильно поставлено, – ответил Малинский.
– Ну вот вам и случай поставить его правильно.
– Как вы работаете тоннель?
– Есть несколько способов, но все они сводятся к тому, что пробивается сперва небольшое отверстие, которое называется направляющей штольней, а затем разрабатывается все отверстие.
– А почему сразу не разрабатывается все отверстие?
– Невыгодно, как работа в цельной среде. Чем меньше направляющая штольня, тем это выгоднее.
– Конечно, так трудно возражать, но я познакомлюсь с вопросом и через месяц буду с вами спорить. Какое лучшее сочинение по тоннелям?
Кольцов не мог ответить.
– По-русски почти ничего нет, а за границей, наверно, есть.
– Я знаю сочинение Ржиха, но вышло, кажется, в Англии, недавно новое сочинение.
– Вы видали Ржиха? – спросил Малинский.
– Не видал, – ответил Кольцов.
– Если хотите, я вам покажу.
И Малинский повел Кольцова в свою комнату.
Малинский был очень начитанный человек. Он обладал способностью применять начитанное к делу. В требнике завода и постановке рельсового дела он ввел массу нововведений, – между прочим, бессемеровский способ литья стали прямо из чугуна, но было и несколько промахов, неизбежных ни в каком деле.
Масса книг и журналов лежала на нескольких столах в комнате Малинского. Были тут и немецкие, и французские, и английские, и американские, меньше всех было русских.
Он снял с этажерки две громадные книги и тяжело бросил их на стол.
– Неужели это все об одних тоннелях? – спросил Кольцов. – У нас в институте о тоннелях читалось ровно две страницы. Только немец может столько написать, – говорил Кольцов, перелистывая книгу.
Малинского неприятно покоробили слова Кольцова.
– Обстоятельно, – нехотя ответил он.
– К сожалению, я не понимаю по-немецки, – сказал Кольцов, закрывая книгу, – а то бы попросил у вас почитать.
