Николай Буканев
Последний Иван на престоле. Рождение, жизнь и смерть под властью женщин
«Пленнице». Вот мы и встретились с этим словом. Надо сказать, что в данном контексте это понятие всё же притянуто весьма. Да, не было возможности у Анны сделать что-то без разрешения родни, нельзя вернуться в родные края, но в будущем мы увидим куда более тяжелые условия для высокородных пленников, в судьбе которых отчасти будет виновна и сама Анна.
А пока к заботливой Екатерине, жене своего дяди Петра писала она письма, полные отчаянья, буквально умоляя договориться с императором, чтобы прекратил её мучения, чтобы счел завершенным её столь быстротечный брак, чтобы позволил вернуться и жить новой жизнью. Писала письма и самому Петру с просьбой о помощи, обращалась даже к другим влиятельным политическим особам страны, что уже не вполне достойно для лица монаршей крови. Лишь вызывала раздражение, но в жизни ничего не менялось.
Петр, вместе с тем, всерьез размышлял о возможностях нового брака для Анны, что ей было хорошо известно, но всерьез ни во что эти идеи не воплотились. Наиболее реальным кандидатом в её вторые мужья стал[11] внебрачный сын короля Польши Августа Второго. Его звали Мориц, он был графом Саксонии. Достойная фигура. 1726 год. Ей 33, ему 30. Анна, по всей видимости, даже искренне влюбилась в него. А дворянство Курляндии было готово избрать его своим герцогом, хороший человек, сын правильного человека. А самое главное, уже не было сурового к племяннице Петра. Правила Россией к тому времени добросердечная Екатерина. Но у руля была не она, а Меншиков. В его планы не входило, чтобы неподконтрольный Мориц становился герцогом, не готов он был выпускать из-под влияния и Анну, а именно это произойдет, если она обретет мужа. Против курляндской короны для саксонского герцога выступали и в самой Польше. В итоге ничего из задуманного не случилось. Анна вновь осталась одна. Занимательно, что история страстной любви Анны и Морица из Саксонии будет в нашем повествовании, но это будут уже совершенно другие люди.
А пока с Анной Иоанновной был рядом Бестужев-Рюмин, эти отношения были непростыми. Она, с одной стороны, просила, чтобы его не отзывали в Петербург, боялась остаться одна, а вместе с тем, позже будет утверждать, что он расхищал её имущество и ввергал в долги. В конечном счете, им все же пришлось расстаться.
Просилась Анна разрешить вернуться и во времена Петра II. Но и здесь не находила никакого отклика. Она была никому не нужна в Петербурге, она была никому не нужна и в Миттаве. Следовало просто жить и доживать свой век.
Правда, еще до отъезда пожилого Бестужева-Рюмина, в жизнь Анны постепенно, но уверенно входил другой мужчина – Эрнст Иоганн Бирон, а после отставки первого, так и вовсе стал главным и единственным для неё. Он происходил из балтийских немцев. Его амбиции были серьезно выше тех возможностей, которые ему могло позволить право рождения. Уже несколько лет он состоял на службе у Анны Иоанновны, пройдя путь от секретаря до камергера.
Интересно, что этот человек до того, как приблизился к герцогине, не был женат. Вступил он в брак уже в чине ее камергера, в 1723 году, а ведь ему на тот момент было уже 33. Близость к Анне, кажущаяся поспешной женитьба, породили волну слухов о том, что брак нужен был для легитимизации детей, которые рождались в результате близкой связи с герцогиней. В частности, французский дипломат Жак Иоахим Тротти де ла Шетарди, к примеру, утверждал[12], что сыновья Бирона Петр и Карл «бесспорно дети царицы Анны». А сам брак этот француз сравнивает с другой женитьбой для прикрытия, в которую вступят в будущем граф Линар и Юлиана Менгден – сравним чуть позже и мы.
Но современные исследователи, в частности, Игорь Курукин[13], снижают уровень вероятности материнства Анны по ряду причин. Среди таких обозначено, что сложно было бы в маленькой Курляндии скрывать подобные пикантные детали, но как раз не сохранилось свидетельств современников о том, что в те годы ходили подобные слухи. К тому же, в роду Биронов предания о родстве с императрицей не существовало.
Столь большое значение личной жизни и возможному потомству Анны Иоанновны мы придаем потому, что эти обстоятельства как раз и обнажают дальнейшую проблему престолонаследия, которую ей предстоит решить в будущем, при непосредственном участии теперь уже её постоянного спутника, Бирона.
Но прежде чем выбирать наследника, нужно сначала взойти на престол. Это случилось в 1730-м году. Как мы говорили ранее, после безвременной и скоропостижной кончины юного Петра II Верховный тайный совет решал, кого возвести на престол. Вспомнили тогда, сколь жалобно и как давно просится Анна Иоанновна вернуться в Россию, на протяжении уже трех прошедших правителей. Решили, что взрослая и истосковавшаяся на чужбине женщина будет очень благодарна им за такой невероятный поворот в своей жизни, а оттого согласится на всё, в том числе и на то, чтобы поделиться властными полномочиями – по факту передать всю власть Верховному тайному совету, абсолютное большинство из которого составляли князья из рода Долгоруковых и Голицыных.
Входящей на престол императрице отныне полагалось:
1) Управлять только согласно заключениям Верховного совета
2) Ни заключать по своему решению мира, ни объявлять войн
3) Не налагать новых податей, не раздавать должностей
4) Не казнить дворян без явных улик
5) Не конфисковать никакого имущества
6) Не иметь и не отчуждать казенных земель
7) Не вступать в брак, не избирать преемника без соглашения Верховного совета
Она согласилась. Всё подписала. Фактически в тот момент в России было прекращено самодержавие. Роль монарха стала номинальной, церемониально-выставочной. Эпохальное событие, в духе тенденций, происходящих в Западной Европе. Но в отличие от той же Великобритании, где появилась конституционная парламентская монархия, в России в те моменты форма управления в государстве изменилась на олигархическую, что означает господство правящей аристократической или финансовой верхушки. Ведь у нас нет сведений, что члены Верховного совета собирались проводить выборы или делиться с кем-то своими полномочиями.
Конечно, Бирон приехал с Анной. Она с ним советовалась и в этом вопросе. Всё подписала с его ведома и одобрения. Этот хитрый камергер прекрасно понимал, что ничего не кончилось, а только начинается. Пусть не было у него на тот момент плана, но он умел пользоваться обстоятельствами. Сама же Анна Иоанновна приехала и стала жить обычной жизнью, призвавшие её князья могли быть спокойны.
Но они не могли не заметить, что оказалось много недовольных тем, что государыня оказалась лишенной полномочий. В первую очередь, это происходило не потому, что народ переживал о роли императрицы в политике, а потому, что не хотели отдавать власть Долгоруким, которые и становились в этом положении дел фактическими правителями государства. Были возмущены дворяне, недовольны гвардейцы. Ну и народ у нас традиционно выступал за сильную самодержавную власть.
Стали поступать челобитные с призывом вернуть единоначалие. Всё закончилось тем, что Анна Иоанновна разорвала подписанные ею ранее соглашения с Верховным советом. Заявила, что вступила на престол не по выбору того Совета, а по праву наследства, она ведь дочь царя. Самодержавие было восстановлено. Россия выбрала свой политический путь на будущие 187 лет.
Но при всей своей полноте власти правительница не могла сделать главного – выйти замуж. Известно[14], что её руки всерьез добивался будущий король Португалии Иосиф Эммануил, он даже приезжал с этой целью в Москву. Человек был достойно принят, но как сообщается, Анна (см. рис) не хотела и слышать о новом замужестве. Возможно, дело в том, что в свои 38 лет она могла себе позволить не вступать в вынужденный брак с человеком, который ей не интересен как мужчина.
К тому же, у нее рядом любимый человек был. Не имеет никакого значения, что он был женат на другой, а главное – не ровня по происхождению. Разумеется, Россия совсем недавно уже видела пример, что император может в жены брать простолюдинку. Петр Первый сделал безродную Марту Скавронскую не просто своей женой, но и императрицей. Но всё же имело значение, что в том случае мужчина брал в жены. Такое еще стерпеть могли, но вот, чтобы мужем у императрицы стал выходец из мелкопоместных – такое было за гранью допустимого. Да и зачем ей выходить замуж? Все равно Эрнст Иоганн всегда рядом. А позаботиться и так она сможет о любимом. Бирон становится герцогом Курляндии, то есть обретает тот титул, который был у давно умершего законного мужа Анны. Но ехать туда фаворит не спешит, ведь в его власти теперь не маленькое герцогство, а вся Россия.
К тому же, он и не скрывает, «кто в доме хозяин», напротив, демонстрирует это до неприличия явно. Он говорит только на немецком, открыто заявляет, что русскому языку учиться не хочет. Анна принимает чиновника из коллегии иностранных дел фон Бреверна[15], в этот момент влетает разъяренный Бирон с криками, что более не позволит её (императрицы) слугам себя мучить и беспокоить. Затем убежал, громко захлопнув за собой дверь. Как повести себя Анне Иоанновне в ответ на подобную выходку? Встает, подходит к окну, открывает его, чтобы подышать воздухом. Иной реакции она себе позволить не может. Она императрица, ей нельзя впадать в истерику. Она слишком любит этого мужчину, чтобы как-то его серьезно пресекать, готова терпеть.
Начинается период Бироновщины. Главное теперь для фаворита – свои позиции упрочить, ведь случись что с Анной – все достижения покатятся в пропасть. Иных оснований быть при власти, кроме любви этой женщины у него нет. Следует заранее и правильно определить наследника престола.
Глава 2. Сложная конструкция наследования
Претенденты на престол
Правление Анны Иоанновны пришлось на 1730–1740 годы. Уже в 1730-м, как Бирон в своей Записке объясняет[16], принципы выбора наследника были сформированы и предложены Анне Иоанновне. Сразу же после её отказа португальскому принцу, с позволения императрицы, вице-канцлер Остерман и Обер-Шталмейстер Левенвольд преподнесли видение, что коль уж она не собирается выходить замуж, а наследника полагается иметь в наличии, то уже сейчас необходимо озадачиться его созданием. Они предложили выдать племянницу, принцессу Мекленбургскую за иностранного принца, и уже среди детей от этого брака выбирать не по старшинству, а по предпочтению Анны Иоанновны.
Инициаторы тут же изложили причины, по которым не следует делать наследницей саму двенадцатилетнюю Елизавету Катарину Кристину (как тогда еще звали Анну Леопольдовну). В первую очередь опасались того, «чтоб народ не отдавал более почтения восходящему, нежели заходящему солнцу», чтобы и сама дочь старшей из сестер не решила раньше времени занять трон. Кроме того, боялись, что уже на правах отца наследницы явится отец девочки и начнет свои порядки чинить.
Тогда она не ответила, но слова мудрых мужей запали в сердце, к тому же сконструировать иную схему она сама не могла. Но всё надеялась, что успеет, время есть. Ведь она еще молода.
Благодаря современникам[17] мы можем увидеть облик императрицы. Её описывают излишне полной, но при этом чрезвычайно хорошо сложенную. Что это значит, постарайтесь представить сами. Анна Иоанновна легко и ловко движется. У неё смуглая кожа, черные волосы, но глаза при этом темно-голубые. Особо отмечают её царственный взгляд, строгое соблюдение своего высокого достоинства, которые вовсе не мешают быть приветливой в общении, разговорчивой, улыбчивой. Несмотря на годы, проведенные за границей, говорит императрица со всеми исключительно по-русски. Видимо, со всеми, кроме Бирона.
Нарисовали портрет? Теперь вернемся к вопросу наследника. Определилась она с кандидатурой уже в 1732-м.
Давайте поглядим, кто из её родственников жил в то время и мог претендовать на роль наследника. Как мы знаем, возрастного и гендерного ограничения в то время уже не существовало, с петровских времен монарх был волен выбрать сам себе наследника.
Мы помним, что семья их царская – две ветви потомков Алексея Михайловича: одна ветвь по Петру I, другая по Ивану V. Именно его дочерью и была Анна Иоанновна, поэтому очень логично, что выбор она сделала, скажем так, из своего гнезда. Но прежде чем рассмотрим её решение, поглядим, кто был из потенциально возможных претендентов по петровой ветви.
Между прочим, в начале 1731 года была жива ещё Евдокия Лопухина, это первая жена Петра I. Да, ей за 60, но прав она имела, возможно больше, чем кто-либо другой: законная жена императора, бабушка другого императора, сама благородного происхождения. Правда, более 30 лет она уже находилась в монашеском постриге. Евдокия Федоровна, к слову, была очень символично обласкана Анной Иоанновной на церемонии коронации[18] – императрица пригласила эту царственную монахиню на церемонию, вошла к ней в ложу, просила дружбы. Но Лопухина умерла в августе 1731 г., да и, в любом случае, назначать преемником пожилую монахиню никто и не собирался. Живых потомков у неё не осталось.
Смотрим теперь на потомство Екатерины I Алексеевны, императрицы и второй жены Петра. Здесь тоже не густо. Из детей её живой к тому моменту была лишь Елизавета. Про неё мы уже говорили. Своенравная, живущая развеселой свободной жизнью женщина, привыкшая с ранних лет к самостоятельности, не внушала Бирону уверенности, равно как когда-то Меншикову, в том, что с ней он сохранит свои позиции. С другой стороны, она была для него сдерживающим фактором, запасной фигурой, которую он мог ввести в игру, если возникнут проблемы с будущим правителем. Именно поэтому Бирон отговорил Анну Иоанновну отправлять Елизавету в монастырь, хотя у неё было соответствующее намерение во избежание будущих проблем. Надо признать, очень правильно предвидела ситуацию императрица. Были и другие виды на Елизавету. Но к ним вернемся к ним позднее.
И, конечно же, был тот, кто должен был унаследовать власть по завещанию Екатерины – Карл Петер Ульрих. Сын Анны Петровны, почившей в 1728-м и герцога Гольштейна. Не обратили на него внимания в 1730-м Долгоруковы, не обратит внимания и Анна Иоанновна. Пусть живет себе в Гольштейне, в Петербурге он пока никому не интересен.
Мать императора
Есть версия[19], что герцоги Мекленбургские имеют славянские корни. Ещё в 12 веке князем Мекленбурга стал король западнославянского народа лужичан, а при Карле V его потомки были возведены герцогское достоинство.
Дочь Ивана V Екатерина была волей своего дяди Петра выдана замуж за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда уже не юной девочкой. Невысокой полной женщине было уже 25 лет. Но это обстоятельство в таком случае не имело значение. Жениху шел 39 год, для него этот брак уже был третьим. Причем, виной тому не ранняя смерть благоверных, а разводы. Уж очень непростой характер был у герцога: называли его и невоспитанным, и бессовестным. Чего хотя бы стоит приписываемый ему поджог резиденции родного брата по причине какой-то обиды, который привел к пожару в целом городе[20]. Именно наша царевна подарила первого и единственного ребенка этому сумасброду. Девочку назвали Елизаветой Екатериной Христиной, крестили по протестантскому обряду.
Но рождение дочери счастливому браку это не способствовало. Ещё три года претерпевала нападки и обиды мужа гордая Екатерина, наследница русских царей, а потом, как и предыдущие жены Карла Леопольда, оставила его. Вернулась в Санкт-Петербург с маленькой дочкой.
Елизавета Екатерина Христина достаточно долго прожила в России, не меняя свою вероисповедания. Причин тому было несколько. С одной стороны, организовывать религиозный переход несмышленому ребенку рановато, да и ситуация могла измениться, ведь если бы Анна Иоанновна сформулировала иначе свои династийные планы, то девочку можно и нужно было выгодно выдать замуж в Европу. Когда стало окончательно понятно, что именно по линии племянницы будет оформлено наследование, то и к православному обряду девочку привели.
Выбрали ей имя новое, да не из тех трех, что у неё были от рождения. Назвали Анной, конечно же в честь великой тётушки, но, известно[21] что имя созрело не к крещению, а гораздо раньше, по крайней мере, она так подписывала и до того свои письма, словно это было неким домашним именем. Ну а после таинства крещения бездетная императрица обрела, наконец, пусть и нареченной, но дочь, став крестной матерью девочки. Словно став более не нужной, вскоре умирает родная мать Анны Леопольдовны.
Девушка поселилась во дворце императрицы, со всеми плюсами и минусами этого судьбоносного изменения. Но главное, её наконец-то стали всерьез обучать и воспитывать. Учить премудростям дворцового этикета, да и вообще светской жизни ей была определена вдова французского генерала госпожа Адеркас.
Наставлять в вере православной было поручено архиепископу Феофану Прокоповичу. Это один из образованнейших людей России того времени. Судите сами о его личности: в молодом возрасте оказался в Европе, слушал лекции в крупнейших университетах, учился в Риме в иезуитской коллегии. Он не понаслышке понимал, что такое смена веры. Когда-то он переходил в униаты, затем вернулся в православие. Был соратником еще Петра I, участвовал в организации его реформ. Автор исторических, юридических, богословских и художественных сочинений, в том числе и стихотворных. Но его влияние на Анну, к сожалению, или к счастью, не распространялось далее религиозных вопросов. Да и стать для нее таким влиятельным духовником, которым был, к примеру, Торквемада для Изабеллы Кастильской не получилось. У девушки скоро будет другой серый кардинал.
В вере её Прокопович наставил хорошо, но что касается других наук, то здесь дело обстояло куда хуже. Первое время, воспитывалась она лишь мамой да бабушкой, которые не считали, к примеру, чтение занятием полезным, да и в принципе, проведя жизнь в бытовых радостях мало что могли сообщить о важности саморазвития. Миних прямо говорит[22], что «воспитанная под надзором своей матери… получила с детства дурное направление». Немецкий и французский язык ей поучить удалось, особенно благодаря Адеркас, но это уже когда за ее воспитание взялась тётя. Тогда же и появится интерес к европейской легкой романтической литературе. Вместе с тем, история, география, арифметика были усвоены плохо[23]. И вот таким людям уготовано было в те годы приходить во власть.
Есть описание принцессы Анны, данное[24] ей в том же 1733 году, когда и состоялся переход в православный обряд. Пред нами предстает девушка посредственной наружности, робкая, но не деланно, как полагалось юной особе, а именно от природы. По ней «нельзя сказать, что из нее будет». Здесь же в противовес дается восторженное описание, казалось бы, забытой Елизаветы, родной дочери Петра, которая названа очень милой, даже красавицей, с большими живыми глазами, которая знает несколько языков, прекрасно танцует, со всеми разговаривает вежливо. Большой вопрос, конечно, насколько можно вести сравнение 15-летней девочки с 24-летней женщиной, тем не менее, мы уже на этом этапе видим, насколько разное производили впечатление эти две будущие политические соперницы.
На следующий год, 1734-й, повторяется, что в Анне нет ни красоты, ни грации, и «ум ее не выказал еще ни одного блестящего качества». Она выглядит степенной, молчаливой, никогда не смеется, что по мнению леди Рондо, супруги английского посла, происходит «скорее от тупости, нежели от рассудительности». Суровое суждение, даже жестокое в отношении столь молодой девушки, но у читателей этой книги будет возможность увидеть, что за «птица» вырастет из этого «гадкого утенка».
Кстати, если уж выбрали орнитологические термины, то самое время вспомнить ещё одну «птицу», которая нашла себе у Анны Леопольдовны не только кормушку, но и удобное тихое болотце, которое, как известно, любой кулик хвалит.
Мамина радость
Звали её Юлиана. Она дочь лифляндского барона Магнуса-Густава фон Менгден из весьма древнего рода, который еще в XV веке разделился на две ветви: вестфальскую и лифляндскую[25]. Первая линия быстро пресеклась, а лифляндские Менгдены продолжили свою генеалогию. Юлиана Августа родилась 22 мая 1719 года, стало быть на несколько месяцев младше Анны Леопольдовны.
Когда Юлиане было 17, Анна Иоанновна решила принять несколько девиц из лифляндского дворянства ко двору в гоф-фрейлины. Жена барона фон Менгдена привезла аж трех своих дочерей, и все они были приняты радушно. Некоторое время спустя еще и четвертая их сестра прибыла. Знатность приглашенных особ позволила им рассчитывать на мужей из самого высшего света. Старшая, Анна Доротея, вышла замуж за сына Миниха. Вторая, Мария Аврора, за медика Елизаветы Петровны графа Лестока. Самая младшая, Якобина (Бина), была определена в невесты младшему брату Бирона (её давайте запомним, она нам встретится).
А Юлиану Анна Иоанновна отправила служить своей племяннице. Госпожа Менгден стала не просто фрейлиной для принцессы. Она сумела завоевать ее расположение, превратиться в единственного ближайшего друга. Юлиана умела не только исполнить любую просьбу, но и оказывать большое влияние на мысли, чувства, поступки Анны Леопольдовны.
Что представляла из себя Юлиана Магнусовна, нам можно судить только косвенно: по поступкам да по рассказам её ненавистников, а их она плодить умела куда скорее, чем доброжелателей. Из положительных качеств называют разве что умение вести светские беседы на французском, печь немецкие кексы с тмином, называемые «kümmelkuchen»[26]. Хотя и это уже немало.
Даже всемогущие Бироны не могли миновать[27] этого стража, отделившего принцессу мекленбургскую от остального мира. О плохом самочувствии Анны Иоанновны в последние ее дни фаворит отправлял своего сына рассказать племяннице-принцессе, но та отказалась принимать – а потребовала, чтобы всю информацию изложили именно Менгден. Есть версия[28], что если бы в тот момент Анна Леопольдовна проявила хоть чуточку заботы об умирающей императрице, то та, в свою очередь, укрепилась бы в посещавшей ее мысли оставить престол принцессе Мекленбургской напрямую, а не ее сыну. Судя по всему, тут ситуацию, как по нотам, сыграл Бирон. Анне Иоанновне на вопросы о непосещении племянницей дружно сообщали, что та тоже болеет весьма, потому и не приходит. Неизвестно, нездоровилось ли на самом деле настолько принцессе, что не могла навестить тетушку в предсмертный ее час – или просто-напросто не хотела, или просто окружение пыталось скрыть это нежелание за оправданием о нездоровье, или все же говорили так, наученные Бироном. В один из дней какая-то придворная дама зачем-то сообщила[29] государыне, что Анна Леопольдовна настолько нехороша, что уже и причастилась, что ожидает таинства соборования маслом, не веря в свое выздоровление. А на следующий день племянница вдруг явилась. Вполне живая, свежая, даже в каком-то веселом настроении. Очень тогда разгневалась Анна Иоанновна и на свою несмышленую родственницу, и на всех тех, кто лгал о ее трагическом нездоровье.
Мамина любовь
Но это всё позже. Пока императрица жива, даже почти здорова. Анна Леопольдовна еще свободна, детьми не обзавелась. Ведет обычную девичью жизнь. Некоторое время всё происходило достаточно спокойно, если не считать борьбу за её руку со стороны Биронов, но случилось юной Анне встретить на приеме у императрицы посланника Саксонии графа Морица Карла Линара. Сердце принцессы растаяло при виде этого мужчины, который уже разменял четвертый десяток, был в два раза старше. Вот они, новые Анна и Мориц Саксонский.
Чтобы понять, как мог так сильно вскружить голову юной девочке этот мужчина, мы взглянем на отзыв о нем будущей Екатерины II. Она увидит его лишь через полтора десятилетия после описываемых событий, саксонец будет тогда ещё старше, но все равно «в полном смысле фат». Высокого роста, хорошо сложен, рыжевато-белокурый, с нежным, как у женщины, цветом лица[30]». И это в пятьдесят лет. Что же можно говорить о нем в возрасте, когда был в самом расцвете сил. Не зря же он хвастался, что у него целых восемнадцать детей, значит, далеко не только нашей принцессе он голову вскружил.
Забыв о любых, пусть даже элементарных нормах приличия, которые должны быть присущи даже не племяннице императрицы, а просто молодой незамужней девушке, Анна пишет ему письмо[31]. Да, фактически уподобившись пушкинской Татьяне, только почти за век до неё. В отличии от благородного Онегина, Линар отреагировал очень положительно. Вне зависимости от того, сколь интересна как женщина была Линару поклонница, подобный шанс налаживания близких интересов с особой императорской семьи, открывала большие перспективы для графа, как для представителя интересов другой державы, так и, возможно, для него лично. Он написал ответ.
Разгорелось из искры пламя. В представлении несомненно наивной Анны Леопольдовны, их роман имеет смысл и право на развитие, она хочет стать его женой. Многого ли она просила у своей всесильной тетушки? Но Анне Иоанновне не до подростковых забав. Да она не могла не вспомнить, как когда-то сама просила разрешения устроить свою личную жизнь с другим саксонским Морицем. Сожалела ли императрица в эти дни, что так и не случилось тогда ей стать женой, не важно. Но понимаем, что тогда было вовсе не до лирики – она конструирует наследника, здесь нет места побочным любовным чудачествам. Да и всезнающий Бирон уже донес, как следует, императрице всю ситуацию, обрисовав опаснейшие перспективы столь близкого общения с зарубежным ловеласом. Безусловно, это могло привести не только к позору правящей династии, если отношения зайдут слишком далеко, но также и к прямому каналу утечки самой деликатной информации из Дворца в Европу.
Возмущение самодержицы повлекло за собой отъезд Морица Линара из России, обновление окружения принцессы, а главное – прозвучало прямое указание от Анны Иоанновны племяннице, что мужем её станет Антон Ульрих Брауншвейгский и никто иной, вне зависимости от того, какие соображения на этот счет имеются в юной несмышленой голове, какие кипения происходят в девичьем сердце.
Именно этот момент, когда фактического ребенка лишили любимой игрушки, а вместо нее вручили, ну если не веник, то что-то абсолютно не вызывающее и малейшего интереса, повлияет на будущую систему ценностей Анны Леопольдовны. Эта любовь станет для нее идеей фикс, главным делом всей её жизни, за ней она не будет считать важным ничто иное. А пока до поры останется несбыточной мечтою.
Теперь надзор за племянницей со стороны императрицы усилился. Смотреть за Анной, воспитывать её, императрица назначила проверенную свою гувернантку, госпожу Рек, которая сменила Адеркас. В течение нескольких лет девушка оставалась фактически взаперти[32]. Вне утвержденного времени к ней никто не мог входить. Выходить самой в общество можно только по торжественным дням. Это не могло не повлиять на её мировосприятие и на особенности вести дела, когда она станет уже фактической правительницей государства. Её единственным другом, связывающим с внешним миром, в те годы и была Юлиана Менгден. Оттого и влияние, потому и доверие безграничное. Как для узника становится лучом света надзиратель, который приносит вести о том, что происходит на свободе.
