bannerbannerbanner
Дмитрий Донской

Николай Борисов
Дмитрий Донской

Полная версия

Думается, это слишком прямолинейное толкование загадочной фразы. Тихомиров пошел в данном случае за текстом Никоновской летописи (1520-е годы). Там, как и в тексте Московского свода начала XV века, о строительстве крепости сообщается дважды (под 6874-м и 6875 годом), причем второе известие имеет уникальное дополнение. «Того же лета князь велики Дмитрей Иванович заложи град Москву камен, и начаша делати безпрестани. И всех князей русских привожаше под свою волю, а которыа не повиновахуся воле его, а на тех нача посегати, такоже и на князя Михаила Александровича Тверьскаго…» (42, 8).

Слова «и начаша делати беспрестани» выглядят неловкой вставкой. Однако она естественно объясняется как попытка создателя Никоновской летописи передать смысл озадачившей его неловкой вставки в первом известии о постройке крепости – «да еже умыслиша, то и сътвориша» (43, 83).

В этой путанице сбивчивых фраз угадываются фрагменты целостной картины – рассуждения тверского летописца, редактора Московского свода начала XV столетия – об исконном злонравии потомков Калиты. При анализе этих фрагментов следует помнить, что кодом для сокровенного смысла летописных сентенций всегда было Священное Писание. Очевидно, что именно тверской летописец сделал эту неуклюжую вставку – «да еже умыслиша, то и сътвориша» – в монолитный текст московского известия о постройке крепости. Однако мотивом этой вставки (дошедшей до нас в сильно урезанном виде) было отнюдь не восхищение деловитостью москвичей, а иносказательное осуждение этого замысла как части той политики произвола и насилия по отношению к другим князьям, на которую тверской летописец прямо жалуется в следующей погодной статье. Глагол «умыслить» (замыслить) в летописях и Священном Писании использовался редко, причем обычно тогда, когда речь шла о дурном намерении – лжесвидетельстве (Вт. 19, 19), коварных замыслах братьев Иосифа (Быт. 37, 18).

(В поисках данного глагола мы пользовались текстом Острожской Библии 1581 года. В переводе Библии на современный русский язык понравившийся переводчикам глагол «умыслить» встречается гораздо чаще, чем в древнерусском тексте.)

В Лаврентьевской летописи (рукопись 1377 года) глагол «умыслить» также имеет негативную окраску. Он использован в рассказах о том, как княгиня Ольга коварно задумала («умысли») погубить древлян с помощью воробьев и голубей, как Святополк Окаянный задумал («умысли») погубить своих братьев, как некий монах замышлял («умышляше») самовольно уйти из Киево-Печерского монастыря (32, 58; 32, 137; 32, 190). Как исключение из общего правила следует рассматривать использование данного глагола в более положительном контексте в рассказе о том, как русские южнорусские князья собрались в поход на половцев в 1102 году. «Вложи Бог мысль добру в Русьскые князи, умыслиша дерзнути на половце» (32, 276).

ТВЕРСКИЕ ИНВЕКТИВЫ

Исследователи летописания единогласны в том, что Рогожский летописец представляет тверскую редакцию Общерусского летописного свода начала XV века. Это проявляется и в уникальном комментарии летописца по поводу строительства Московского Кремля. «Того же лета на Москве почали ставити город камен, надеяся на свою на великую силу, князи Русьскыи начаша приводити в свою волю, а который почал не повиноватися их воле, на тых почали посягати злобою. Тако же бяшеть посяжение их на князя на великаго на Михаила Александровича, а князь Михайло того ради поехал въ Литву» (43, 84).

В этом известии тверской летописец, воспользовавшись в качестве повода для обличения московского произвола прошлогодним сообщением о постройке московской крепости, дал волю своим политическим пристрастиям. Известие наполнено библейскими аллюзиями, хорошо знакомыми средневековому книжнику. Так, замечание летописца о том, что московские князья стали русских князей «приводити в свою волю», полагаясь «на свою на великую силу», прямо перекликалось с многократно повторенным в Священном Писании положением о том, что «не силою крепок человек», а помощью силы Божьей (1 Цар. 2, 9). «Да не хвалится сильный силою своею, да не хвалится богатый богатством своим» (Иер. 9, 23).

Глагол «надеяться» в древнерусских текстах обычно встречается в виде клише: «надеяться на Господа» (позитивная характеристика) или «надеяться на что-либо иное, кроме Господа» (негатавная характеристика). «Благо есть надеятися на Господа, нежели надеятися на человека» (Пс. 117, 8). Таким образом, надежда московских князей «на свою великую силу» выглядит едва ли не как богоотступничество. Гибельность такого пути была засвидетельствована многими сюжетами Священного Писания.

Бог не будет помогать тем, кто, возгордившись, творит злое дело. В качестве примера московской «злобы» летописец указывает на судьбу тверского князя Михаила Александровича, вероломно схваченного в Москве во время переговоров в 1367 году. (Об этом речь пойдет в следующей главе.)

УДАРНЫЙ ДОЛГОСТРОЙ

Итак, очевидно, что московскую крепость строили всем миром, по возможности быстро и, так сказать, назло врагам. Но при всем том остается открытым вопрос: насколько буквально следует понимать летописное известие о постройке крепости за один строительный сезон 1367 года? Быть может, в действительности за этот год была выполнена только некоторая часть всей строительной программы? Исследователи по-разному отвечают на этот вопрос. Высказывалось мнение, что крепость строили в течение двух строительных сезонов (206, 66). Полагая, что московская крепость была за год выстроена полностью, Н. Н. Воронин при этом осторожно замечал, что белокаменные стены, вероятно, были небольшой толщины и сравнительно низкими (116, 179).

Осада Москвы Тохтамышем.

Лицевой летописный свод. XVI в.


Гораздо более скептическим было мнение М. Н. Тихомирова. «Каменные стены, конечно, строились длительное время и не были еще закончены даже через 15 лет. В дни страшного Тохтамышева нашествия 1382 года стены Кремля оказались низкими. По-видимому, каменные стены так и остались во многих местах до конца не доделанными. Контарини (итальянский дипломат, посетивший Москву в 1474 году. – Н. Б.) даже уверяет, что и сама крепость была деревянной» (318, 60).

Картина «всенародной стройки» впечатляет. Но здравый смысл заставляет согласиться с осторожным скептицизмом ученого…

Глава 9
Тверские искры

Если подуешь на искру, она разгорится,

а если плюнешь на нее, угаснет:

то и другое выходит из уст твоих.

Сирах. 28, 14

Героическая эпоха Куликовской битвы не сводится к одному лишь Дмитрию Донскому, подобно тому как золотой век русской поэзии не сводится к одному Пушкину. В это понятие входит деятельность целой плеяды выдающихся русских людей второй половины XIV столетия. Эти люди по-разному представляли будущее Руси. Они ссорились и враждовали друг с другом. Но их многое и объединяло. Они играли свои роли в одной исторической драме, имя которой – Возвышение Москвы.


Михаил Александрович уезжает в Орду.

Фрагмент иллюстрации из Лицевого летописного свода. XVI в.


В первом ряду этой когорты рядом с Дмитрием мы поместим его вечного соперника – тверского князя Михаила Александровича. Он по праву займет это почетное место. Рассказа о нем требует и хронологический пунктир нашей книги. Мы закончили предыдущую главу постройкой московской крепости зимой 1367/68 года. Примерно в это же время Михаил Александрович Тверской вступает, или, лучше сказать, врывается в большую политику.

Но здесь позволим себе небольшое отступление почти личного характера…

ГОРОД НА ОБОЧИНЕ

Тихая Тверь – падчерица русской истории. В XX веке она почти забыла свое прошлое, растеряв не только архитектурные памятники, но даже свое историческое имя, взамен которого получила колючую фамилию «всероссийского старосты». Ее огромные химические заводы и текстильные фабрики, ее претенциозная застройка сталинских времен довершили дело. Город потерял лицо, превратился в индустриальное нечто на обочине Петербургского тракта.

И все же не будем спешить в Петербург. Заедем в Тверь. Возможно, при более близком знакомстве впечатление изменится.

Дорога от Москвы до Твери не долгая, но и не короткая. Эти полторы сотни верст, эти три часа дорожной созерцательности – словно подарок судьбы для вечно спешащего столичного жителя.

Москва неохотно выпускает из своих тяжких объятий. Но мы упрямо проталкиваемся сквозь ее заторы, обгоняем стада огромных фур и наконец вливаемся в стремительный косяк автомобильной мелюзги. И вот уже неба впереди стало больше, а сизого чада – меньше. Впереди – дорога. Ну как тут не вспомнить Петра Андреевича Вяземского с его бессмертной поэмой «Коляска»: «Томясь житьем однообразным, люблю свой страннический дом…».

Немного путевой информации. Тверь почти ровесница Москвы. Она появляется в анналах отечественной истории в середине XII столетия. В 1208 году здесь останавливалась двигавшаяся на Новгород великокняжеская рать (177, 48). Что же касается имени города, то одни выводят его от слова «твердь» (крепость), а другие – от реки Тверцы. Но как бы там ни было, для привыкшего к переливам гласных московского уха это имя, состоящее почти из одних согласных, звучит как-то тревожно и даже враждебно. В нем будто слышится какое-то сердитое фырканье или сдержанное рычание. Не будем слишком увлекаться прикладной фонетикой. Но напомним мнение Флоренского: «Имя – тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность» (332, 26).

Тверь с ее древней враждой к Москве и неразделенной любовью к Владимиру – один из самых необычных русских городов.

 

Монета Банка России.

525 лет путешествию Афанасия Никитина в Индию.

Серия «Выдающиеся личности России»


Душа любого города – река. Волга не раз спасала Тверь от летаргии и воодушевляла на дерзкие предприятия. Тверской купец Афанасий Никитин – нынешний бренд тверского предпринимательства, – потеряв все свои товары, не стал умолять кредиторов о снисхождении, а отправился вниз по Волге – в неизвестность, куда глаза глядят. Обойдя полсвета, он затосковал по родным местам. Но с этим чувством он немного опоздал. Так и не дойдя до Твери, Афанасий умер в Смоленске, оставив потомкам свои знаменитые записки.

Иван III завоевал Тверь легко и просто, словно сорвал с ветки созревшее яблоко. Он посадил здесь наместником своего старшего сына Ивана – тверича по линии матери. Местная знать, давно утратившая гонор и злость, не удостоилась гонений и всем составом перешла на службу к своему историческому врагу – Москве. Там к концу XV века уже существовало своего рода «тверское землячество», объединявшее перебежчиков из Твери. Из его рядов вышел знаменитый полководец Даниил Дмитриевич Холмский, чей меч принес Ивану III самые славные из его побед.

В XVI столетии Тверь уходит в историческую тень. Нет, жизнь тут, разумеется, течет, как и везде. Волга качает свои корабли, бесчисленные монастыри и церкви возносят к небесам воздушные голоса своих колоколен, люди в поте лица зарабатывают хлеб насущный… Но все это, увы, как-то однообразно и бесперспективно. История России делается совсем в других местах.

Тем, кто любит воспринимать историю через зримые образы, мы советуем взглянуть на самый старый храм в городе – церковь Белой Троицы. Построенная в 1563–1584 годах на окраине тогдашней Твери, она не слишком изящна по пропорциям, но дышит какой-то подлинной средневековой мощью.

Черным крылом скользнула над Тверью опричнина, оставив могилу задушенного Малютой митрополита Филиппа в Отроче монастыре. Затаился в кушалинской сельской глуши чудом избежавший удавки потешный царь Симеон Бекбулатович… Вот, пожалуй, и вся общерусская составляющая история Твери в XVI столетии.

Смута не обошла Тверь стороной. Безвластие, резня, грабежи… Но минули лихие времена. Настало время благочестивых Романовых. Тихо шелестели над Волгой года и десятилетия. И только Петр Великий грохотом своих пушек разбудил сонную Тверь. В переплетениях новых российских дорог она вдруг оказалась на очень удачном месте: на полпути между старой и новой столицей. Открытая в 1709 году Вышневолоцкая гидротехническая система превратила тихую речку Тверцу (левый приток Волги) в едва ли не главную водную артерию страны. Верховья Тверцы возле Вышнего Волочка связали каналами и шлюзами с верховьями реки Мсты, текущей на север, в озеро Ильмень. По Вышневолоцкой системе из глубины России в державный Петербург пошли бесконечные караваны дощатых барок – этих далеких предшественниц современных «фур».

В эпоху великой Екатерины опустошенный небывалым пожаром старый город возродился уже в ином, «регулярном» обличье. Его выпрямившиеся улицы и переулки напоминают о геометрии Петербурга. Дома приобретают единообразные фасады и выстраиваются строго вдоль красной линии улицы. Исторические эпохи встречаются лицом к лицу. Рядом с огромным Спасо-Преображенским собором времен царя Алексея Михайловича Никитин и Казаков строят роскошный путевой дворец в духе Версаля.

Но вскоре вся эта строительная лихорадка затихает, и Тверь на целый век уходит в свое обычное состояние – сонный покой. Корабли легкокрылыми стаями уплывают из Твери в Рыбинск – столицу новой, Мариинской гидротехнической системы. Воцаряется тихое, размеренное бытие одного из полусотни губернских городов необъятной матушки-России…

Столица нищего Нечерноземья, Тверь всегда была переполнена ищущими заработка крестьянами. С отменой крепостного права цены на их труд упали до смешного. Предприимчивые купцы устраивают в Твери текстильные фабрики, химические заводы, мастерские, элеваторы. Работники толпами ждут найма у ворот предприятий.

Советская эпоха встряхнула Тверь грохотом своих литавр. Первые пятилетки отметились здесь мощным полиграфическим комбинатом, вагоностроительным заводом, заводом искусственной кожи, а также – разрушением едва ли не всех церквей. Старую добрую Тверь словно вывернули наизнанку, переименовав в город Калинин. Поводом послужило то обстоятельство, что «всероссийский староста» родился в деревне Верхняя Троица Тверской губернии. Говорят, добрейший Михаил Иванович не очень-то и хотел такого бессмертия. Однако по обыкновению предпочел не спорить с начальством и держать свое мнение при себе.

Осенью 1941 года немцы ненадолго взяли Тверь, но быстро были выбиты из города. Особых разрушений Тверь в эти дни не испытала.


Вид на Тверь в 1783 году. Гравюра


Послевоенные годы ознаменовались – мы говорим лишь о примечательных чертах архитектурного облика Твери – возведением дюжины помпезных гигантов в стиле сталинского ампира. Особенно замечателен в этом отношении речной вокзал, некогда кипевший пассажирами, а ныне заброшенный и тихо догнивающий на стрелке близ устья Тверцы.

Потом – эпоха пятиэтажек, торжество серых тонов, силикатный кирпич…

Однако за этими разговорами мы уже въехали в Тверскую губернию. Справа то и дело сверкает зеркало Волги. За дамбой широко раскинулся Шошинский плес. Вот и большое село Городня – древний городок Вертязин (201, 177). Во времена удельной Руси он служил «часовым» у переправы через Волгу. Здесь сохранилась красиво стоящая над Волгой Рождественская церковь.

Эта церковь – «единственная сохранившаяся постройка самостоятельной тверской архитектурной школы» (120, 23). Ее нижний ярус (подклет) был построен во второй половине XIV столетия. Эти камни помнят заказчика храма – тверского князя Михаила Александровича. Возможно, в этих стенах летом 1375 года молился и Дмитрий Донской, прося у Всевышнего победы над непокорной Тверью. И где как не здесь вспомнить строителя храма – князя Михаила Александровича Тверского…

ГЕРОЙ БЕЗ ПОДВИГА

В то время как в Московском княжестве после гибельного «дуновения чумы» к 60-м годам XIV века уцелело всего лишь три князя-отрока: Дмитрий Московский, его младший брат Иван (умерший в 1364 году) и Владимир Серпуховской, – в Твери, напротив, было слишком много претендентов на власть. Тверское княжество длинной полосой тянулось вдоль Волги, по форме напоминая лодку, нос которой был устремлен на северо-восток, а корма – на юго-запад. В этой в общем-то небольшой «лодке» теснились более десятка князей. Среди них наибольшую известность получил князь Михаил Александрович – яркий и даровитый правитель, пытавшийся объединить тверские земли и отстоять их от московской экспансии. Для исторической славы ему не хватило лишь одного – победы в каком-нибудь великом сражении. Но жизнь – не стол заказов, где каждый может получить все, что пожелает. Так и остался Михаил Тверской в русской истории довольно странной фигурой – героем без подвига…

Михаил родился в 1333 году и был назван в честь архангела Михаила – предводителя небесного воинства. Со времен святого князя Михаила Ярославича Тверского этот образ стал сакральным знаком города на Волге.

Отец Михаила Александровича – князь-изгнанник Александр Михайлович Тверской. Орда считала его виновником восстания в Твери 15 августа 1327 года, в ходе которого тверичи уничтожили стоявший в городе татарский отряд. Александр долго скрывался от ханского гнева во Пскове, потом в Литве и опять во Пскове. В 1336 году Узбек сменил гнев на милость и разрешил Александру вернуться в Тверь. Однако старые подозрения тлели под пеплом примирения. Вероятно, москвичи не давали ханскому гневу окончательно погаснуть. В итоге 38-летний Александр Тверской был казнен в Орде в 1339 году.

Семья опального князя долгое время жила во Пскове. Супругу Александра Тверского звали Анастасией. Помимо Михаила она родила Александру еще семь детей – пять сыновей и двух дочерей. Никаких других подробностей ее биографии источники не сообщают.

В год гибели отца Михаилу было шесть лет. В сущности, он рос такой же «безотцовщиной», как и Дмитрий Донской. Но на этом сходство биографий двух героев не заканчивается. Дмитрия Донского воспитывал митрополит Алексей. Михаил Тверской воспитывался в Новгороде, при дворе умного и образованного архиепископа Василия Калики. Такого рода воспитание предрасполагает к размышлениям о своем призвании, о Божьей правде как высшей цели правителя.

Со временем Михаил Александрович вернулся в тверские земли, где получил из владений отца собственный удел – городок Микулин в среднем течении Шоши. Этот городок под именем Микулино Городище существует и ныне. Красивый старинный собор времен Ивана Грозного окружают высокие земляные валы, помнящие удельные войны и набеги татар. Вокруг крепости вьется речка Шоша – левый приток Волги. Кругом мирные сельские пейзажи. До Москвы – почти две сотни верст…

Здесь, в сельской глуши, Михаил провел свои отроческие годы.

В 1352 году Михаил Александрович женился на Евдокии – дочери князя Константина Васильевича Суздальско-Нижегородского. В этом семействе не любили Москву и не скрывали своих чувств. Брат Евдокии, осторожный Дмитрий Константинович, в начале 1360-х годов имел спор за великое княжение Владимирское с малолетним Дмитрием Московским. Другой брат, Борис Городецкий, долго и упрямо ненавидел Москву и был, в конце концов, раздавлен ее жерновами…

Сходство биографий Дмитрия Московского и Михаила Тверского порой вызывает удивление. Оба они по рождению принадлежали ко вторым или третьим рядам княжеского корпуса. Но словно неведомая сила выталкивала их вперед, убирая все препятствия и всех соперников. Их владения быстро расширялись за счет выморочных уделов. Оба они отличались неистовой энергией и верой в свое особое предназначение.

Скромное положение Михаила Александровича на родословном древе тверских князей не сулило ему блестящего будущего. На троне великого князя Тверского сидели младшие братья его отца – Константин Михайлович (1339–1347) и Василий Михайлович (1349–1368). Да и среди своих родных братьев (сыновей Александра Тверского) Михаил занимал лишь четвертое место – после Федора, Леонтия и Всеволода. К тому же он имел за спиной двух младших братьев – Владимира и Андрея. В таких случаях ордынские ханы устраивали поголовную резню своих младших братьев и племянников. Но русские Рюриковичи (за очень редким исключением) таких вещей себе не позволяли. Они предпочитали молиться и терпеливо следовать таинственными путями Божьего промысла.

Однако сама судьба расчищала путь Михаилу. Его старшие братья Федор и Леонтий умерли рано, не оставив потомства. Впереди Михаила по семейному счету остался один лишь брат Всеволод.

Всеволод Александрович владел небольшим уделом, вырезанным из состава владений его отца – Александра Михайловича Тверского. Столицей этого удела было село Красный Холм на границе тверских и московских земель. Место было бедное, глухое. Честолюбивый Всеволод, разумеется, мечтал о большем и с нетерпением ждал кончины своего дяди – великого князя Тверского Василия Михайловича Кашинского. Тогда Всеволод, как старший в следующем поколении потомков Михаила Ярославича, мог на законном основании претендовать на тверской трон.

Однако Василий Михайлович не спешил умирать. Он твердой рукой осаживал не в меру ретивого племянника. А на случай войны у него имелись помимо собственных войск и весьма серьезные союзники.

КАШИНСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Дружба с Москвой была традиционной политикой младшей, кашинской линии тверского дома. В Москве по отношению к тверским князьям еще в 50-е годы XIV века выстроили ту же схему «разделяй и властвуй», какую в 60-е годы москвичи будут выстраивать по отношению к суздальско-нижегородским князьям.

В спорных вопросах Василий Кашинский рассчитывал на поддержку могущественного соседа и свата – великого князя Московского. В 1351 году он женил сына Михаила на дочери московского князя Семена Гордого. Сам же он с 1329 года был женат на брянской княжне Елене Ивановне. Примечательно, что и московский великий князь Иван Красный (отец Дмитрия Московского) в 1341 году женился первым браком на Феодосии, дочери Дмитрия Брянского. И хотя молодая княжна в Москве вскоре умерла, какие-то связи через брянское семейство у Дмитрия Московского с Василием Кашинским, вероятно, остались.

В то время как Василий Михайлович возлагал надежды на союз с Москвой, Всеволод обратился к другим сильным покровителям – хану Бердибеку и литовскому князю Ольгерду. Орда по старой дружбе с Москвой не стала помогать Всеволоду и выдала его сопернику – князю Василию Михайловичу. Только ценой большого выкупа ему удалось вернуть себе и своим людям свободу. Совершенно иначе отнесся к жалобам Всеволода князь Ольгерд.

 
РУКА ЛИТВЫ

Между Литвой и Тверью существовали пограничные споры, в частности – за важную в стратегическом отношении крепость Ржев. В 1360 году Ольгерд демонстративно подошел с войском к самой тверской границе и остановился возле Ржева, захваченного тверичами при помощи москвичей незадолго перед тем.

Ослабевшая после кончины великого князя Ивана Ивановича, Москва не могла в это время помочь Твери. Не надеясь на собственные силы, тверской князь Василий Михайлович вынужден был пойти на переговоры с Ольгердом. В роли посредника выступал князь Всеволод Холмский. Он к этому времени успел уже дважды побывать в Литве у Ольгерда и завязать с ним личные отношения.

В сложившейся обстановке князь Василий Михайлович пошел на уступки как Ольгерду, так и его подручнику Всеволоду Холмскому. Он принял в Твери в качестве посредника на переговорах ставленника Ольгерда литовского митрополита Романа – злейшего врага московского митрополита Алексея. Одновременно великий князь уступил Всеволоду с братьями некоторые спорные владения в Тверской земле (177, 173).

Кажется, Всеволод был удовлетворен достигнутым. В последующие годы (до самой своей кончины от чумы в 1365 году) он мирно правил в своем Холмском уделе, не проявляя особой политической активности. Роль «возмутителя спокойствия» перешла к его младшему брату – Михаилу Александровичу.

ТВЕРСКАЯ УСОБИЦА: ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

В 1362 году состоялось первое самостоятельное появление Михаила Александровича на политической сцене. В начале этого года литовцы разграбили некоторые тверские волости. Вероятно, это была обычная пограничная стычка. Никто не хотел разрастания конфликта. Михаил поехал на переговоры с Ольгердом и заключил мир. Из этого эпизода дальновидные наблюдатели сделали вывод, что Михаил пошел по стопам старшего брата Всеволода и сделал дружбу с Литвой краеугольным камнем своей политики.

Тверской великий князь Василий Михайлович был возмущен самостоятельностью и литовскими связями своего микулинского племянника. Его беспокоили растущая популярность и властолюбие Михаила Александровича, который готов был заявить претензии на тверской трон. А между тем у великого князя Василия имелся свой сын – тоже Михаил, которому он мечтал оставить великое княжение Тверское.

В 1363/64 году Василий Михайлович ходил на Михаила Александровича войной. Однако дело было вскоре улажено миром.

Длинный список князей тверского дома сильно сократила чума, прокатившаяся тогда по всем русским землям. «Черная смерть» свирепствовала в Тверской земле с ноября 1365-го по февраль 1366 года. Как и в Московском княжестве, она собрала здесь обильную жатву. Жертвой эпидемии стали все родные братья Михаила Александровича (старший – Всеволод и младшие – Владимир и Андрей), а также двоюродный брат Семен Константинович. Умершие князья либо не имели наследников, либо имели малолетних детей. Это неожиданно открывало Михаилу Александровичу далекие перспективы. Впрочем, до полного истребления всех «лишних» персонажей было еще далеко…


Воображаемый портрет Ольгерда.

Гравюра из «Описания Европейской Сарматии». 1578


«После смерти Всеволода Михаил Александрович был теперь не только “de facto”, но и “de jure” главным конкурентом своего двоюродного брата Михаила Васильевича в борьбе за тверское княжение» (177, 177). В его руках помимо собственных владений оказались и обширные массивы выморочных уделов. Старый великий князь Василий Михайлович все более терял авторитет и даже опасался жить в Твери, предпочитая свое родовое гнездо – Кашинский удел. Тверичи явно предпочитали видеть своим князем молодого и удачливого Михаила – прямого потомка двух самых выдающихся тверских князей и явного врага Москвы. Ненависть к Москве и ее подручным была, по-видимому, общей чертой всех слоев населения Твери.

Однако Михаил не спешил явным образом отнимать власть у дяди. Вероятно, он не хотел окончательно портить отношения с Москвой и не был уверен в поддержке Ольгерда. Михаил был горяч, но при этом умен. Он умел терпеливо ждать удобного момента для нанесения удара противнику.

ТВЕРСКАЯ УСОБИЦА: ЗАВЕЩАНИЕ ДЯДЮШКИ СЕМЕНА

В этой обстановке началась история с выморочным уделом князя Семена Константиновича. Этот умерший от чумы князь завещал свое небольшое, но очень важное в стратегическом отношении владение (Семенов Городок на Волге, располагавшийся севернее Нового Городка – современной Старицы) князю Михаилу Александровичу. Причиной такого решения могли быть и личные симпатии, и уверенность в том, что именно Михаил является фактическим великим князем Тверским. Как бы подтверждая это мнение, Михаил, не спрашивая ни у кого разрешения, в 1366/67 году выстроил на Волге собственную крепость – Новый Городок (Старицу). Расположенный на полпути между Тверью и Ржевом на высоком мысу между Волгой и речкой Старицей, Новый Городок имел большое стратегическое значение.

Предсмертное распоряжение князя Семена создавало конфликтную ситуацию. История Руси знала примеры такого рода. В самом начале XIV века последний удельный князь Переяславля Залесского Иван Дмитриевич завещал удел своему дяде Даниилу Московскому. По традиции выморочные уделы возвращались в состав великого княжества Владимирского. Возмущенный таким решением, великий князь Владимирский Андрей Александрович начал тяжбу с Даниилом. Спор продолжали сыновья и преемники обоих князей.

На сей раз возмущенными оказались великий князь Василий Михайлович Тверской и младший брат завещателя князь Еремей Константинович Дорогобужский. Они обратились с жалобой в Москву к митрополиту Алексею, который, в свою очередь, отдал это дело на суд тверскому владыке Василию. Решение владычного суда оказалось неожиданным для жалобщиков и их московских доброхотов. Епископ Василий «оправил», то есть признал правым князя Михаила Александровича.

Недовольные этим решением, князья обратились к митрополиту Алексею с жалобой на неправый суд тверского владыки. Митрополит вызвал епископа в Москву и подверг какому-то суровому наказанию – «бышеть» ему «истома и протор велик» (43, 84).

Заручившись решением московского суда и получив для его исполнения московскую рать, Василий Кашинский отправился сводить счеты со своими домашними недругами. Опустошению подверглись даже церковные земли тверского владыки (43, 84).

Этот поход Василия Кашинского сильно напоминал карательные рейды ордынцев. Не сумев с ходу взять Городок, союзники учинили повсюду на своем пути погром и насилие. Особенно свирепствовали москвичи и «волочане» – воины из Волока Ламского, новгородского анклава между московскими и тверскими землями. Для тех и других Тверская земля представляла собой вражескую территорию, где не грех разграбить и церковные волости. Отпустив нагруженных добычей союзников (главной добычей княжеских войн были пленные), Василий Кашинский вернулся в покоренную Тверь. Однако торжество его продолжалось недолго. Слишком велик был градус ненависти, который накопили по отношению к нему жители Твери.

В Москве смотрели на тверскую усобицу со своей колокольни. Юный князь Дмитрий и его советники пришли к выводу, что настал благоприятный момент для фактического овладения Тверским княжеством. На смену ослабевшему и состарившемуся князю Василию Михайловичу должен был прийти его сын Михаил. Как представитель кашинского дома, женатый на дочери Семена Гордого и обязанный своим троном москвичам, он мог стать послушным исполнителем московских предначертаний.

Этот план открывал заманчивую перспективу. Прочный союз Москвы и Твери мог бы стать большим шагом вперед в деле «собирания Руси».

Совершенно другие виды открывала для Москвы победа Михаила Александровича. Это был наследственный враг Москвы. Он имел широкие связи в Литве. В случае его победы над кашинским семейством литовская экспансия на восток обретала тверской плацдарм, позволявший Ольгерду успешно наступать на Новгород и Смоленск. Москва оказывалась окруженной владениями союзников и родственников Ольгерда. Ослабленная внутренними распрями, Орда не могла остановить литовское наступление на Северо-Восточную Русь. К тому же горький опыт совместных действий с татарами научил москвичей простой истине: татарская «помощь» приносит больше вреда, чем пользы.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41 
Рейтинг@Mail.ru